5.
9 ноября 2014 г. в 15:44
Закончив свой рассказ, Фрэнк заявил, что хочет спать. Я расправил ему постель, пожелал спокойной ночи и, прихватив с собой две банки кофе, сахар и чайник, направился к себе. Сегодня я не собирался ложиться спать рано. Надо было разложить все сказанное по полочкам.
Грэйзер. Это тот самый парень – сомнений нет. У того тоже было странное имя. Он всегда казался таким жизнерадостным… светился… хотя… может, я путаю его с кем-то…
Не помню…
Он умер. Вот почему я его больше не видел там.
Крыша… на ней столько всего произошло… это место стало центром переплетения наших проблем – моих и Фрэнка. Только я там нашел их решение, а он… он потерял все.
Фрэ… я не знаю, как надо относиться к людям, потерявшим всё. Он потерял нормальность, потом, из-за этого, тело стало выходить из-под контроля, потом он потерял родных, а потом самого любимого человека. Возможно, меня тоже можно отнести к людям, которые потеряли всё. Я не знаю, как можно расценивать мои потери. Ведь, в общем-то я потерял всего лишь людей. Навыки как были, так и остались…
Ох…
Как вообще получилось, что мы все завязаны вокруг этой крыши? Фрэнк… Грэйзер… как я вообще умудрился не знать Фрэнка, ведь мы вроде достаточно тесно общались с Грэйзером. Достаточно тесно, чтобы я знал его парня. Хотя… может быть и не так уж и тесно…
Не помню…
За этими мыслями, я не заметил как уснул уже через час после возвращения в комнату.
***
— Джи, – кто-то легонько потряс меня за плечо. – Джи, вставай, засоня ты этакая.
— Ммм… кем бы ты, тварь, ни был, никогда не смей делать две вещи – будить меня рано и называть так, – я приоткрыл глаз, уставившись на Фрэ, который стоял в фартуке и с лопаточкой в руках надо мной.
— Ну… вообще-то уже полвторого дня. И ты сам просил тебя будить. А еще… ГДЕ ЧЕРТОВ ЧАЙНИК? – Фрэнк заорал на меня так, что я решил, что меня сдует куда-нибудь в Калифорнию.
— Ну. Зачем. Так. Орать, – прошептал я, пытаясь унять танцующую от пересыпа голову, а затем махнул рукой туда, где вроде был стол. – Где-то там твой чертов чайник.
— Вставай уже.
Я, с кряхтением восьмидесятилетней бабули-рокерши, которая отскакала все ноги на концертах, спустил свою несчастную тушку с кровати и заставил принять вертикальное положение. В глазах резко потемнело и я, охнув, свалился на тумбочку.
— Джи, все хорошо? Ты в порядке? – новоиспечённая мамашка.
— Да, мам. Все нормально.
— Эй! Я тебе не «мам»! Быстро одевайся и вниз. И где все-таки чайник?
— На столе. Около розетки.
— Зачем ты его вообще брал сюда? – не прекращал строить из себя мою маму Фрэнки, подходя к столу, пробираясь сквозь горы хлама и находя-таки чайник.
— Мне надо было подумать.
— С чайником.
— С чайником.
— И с двумя банками кофе?
— И с ними.
— И о чем же вы с ними думали?
— Ревность? Я слышал в твоем голосе ревность, или у меня звуковые галлюцинации?
— Джи, прекращай, – наивный Фрэнки. Чтобы я и так быстро закончил мутить всякую херню с утра? Правда, наивный.
— Представляете, наш новый сосед еще даже пары дней с нами не пожил, а уже ревнует. Да что он вообще знает о наших чувствах! – все это время я шептался с выхваченным у Фрэнка чайником и банками с кофе. – У нас вообще-то настоящая любовь! – последнюю фразу я буквально прокричал (тоном заплаканной блондинки, куда ж без него?) в лицо Фрэнку. Он посмотрел на меня как на больного.
— С. Кем. Я. Связался, – медленно, разделяя каждое слово, проговорил он, пятясь к выходу из моей комнаты.
— С сумасшедшим фотографом-фетишистом, который неплохо рисует! – прокричал я ему вслед, не прекращая обниматься с чайником.
Мне все же пришлось расстаться с «горячо любимой» техникой, чтобы одеться. Зато спускался вниз я со своим возлюбленным «под ручку».
Когда я вплыл в кухню у меня возник вопрос, который иногда меня мучил. Как из ничего можно приготовить что-то вкусное? Я застыл, с удивлением глядя на полную тарелку блинов, стоящую рядом с ней тарелку с омлетом и кружку, наполнить которую не удалось по понятным причинам.
— Тебе надо лучше прятать деньги, – ответил на мой немой вопрос Фрэнк. – А еще жить подальше от круглосуточного супермаркета, если ты не хочешь, чтобы я тратил все твои деньги на еду.
Он отобрал у меня чайник, возвращая его на законное место и садясь передо мной.
— А фы фто футешь ефть? – я скорее мычал, чем говорил, набивая рот омлетом.
— Кофе. Не люблю плотно завтракать.
— Не понимаю такофо нафтфоя.
— Ешь уже. Нам еще в банк надо.
И на этом моменте я попробовал блины. Черт. Можно я выйду замуж за этого человека? Как же это вкусно!
— Фрэнки, будь моим мужем, отдайся мне прямо на кухонном столе, дабы скрепить наш союз!
— Пошел ты, – у меня галлюцинации, или Фрэнки залился краской? Правда, он хорошо владеет собой и справился с нахлынувшим смущением за пару секунд. – Нормальной реакции мне вообще не ждать?
— Детка. Не будь наивным. Со вчерашнего вечера ты живешь с Джерардом Артуром Уэем. Какая к черту нормальность? Ты о чем?
Фрэнк вздохнул, видимо осознав, что продолжать разговор бессысленно. Как и отвечать на все мои выходки. Поэтому завтракали мы в тишине. Кофе, кстати, оказался также невероятно вкусным. Об этом я также не преминул спросить.
— Там просто нет сахара, придурок.
К такому я был не готов. Я поперхнулся, извинился перед сахарницей, ударил себя кулаком в грудь, восклицая, что, мол, да, я предатель, но в этот раз меня подставили, и указал на Фрэнка. И снова этот взгляд а-ля «совсем уже *рукалицо*». Бесит. Надоело! Да, я эксцентричен, неординарен, порой не совсем нормален. Но вот не надо такими взглядами меня раздражать. И еще я волосы малиновые хочу. О последнем я сообщил Фрэнку. Он уже хотел сделать ненавистный мне взгляд. Но я его опередил. Под «прожигающим взглядом Уэя» никто еще не устоял. Поэтому Фрэнк предпочел стушеваться, чем быть ударенным ложкой по лбу.
— Около банка есть салон. Зайдешь туда, пока я буду решать вопрос с картой, – сказал он, и это стало как бы официальным разрешением.
Я взвизгнул, подскочил к Фрэнку, шепнул ему, что посуда за ним, кинул все тарелки и приборы в раковину и убежал к себе, чтобы переодеться. С чем красное смотрится лучше всего? Правильно, с черным. А этого добра у меня навалом.
Спустился я вниз «при полном параде» – черная рубашка, черные джинсы, черное пальто-френч, черный шарф, черные перчатки, черная подводка. Увидев меня, Фрэнк сказал, что с моей комплекцией, цветом кожи, цветом волос и цветом одежды, я больше похож на гота из старшей школы. О том, что в старшей школе я был совсем не таким, я предпочел умолчать и лишь усмехнулся на такое замечание.
Фрэнки натянул на себя толстовку и мы вышли на улицу. Примерно на половине пути, я заметил, как сильно дрожит Фрэнк. Ему, должно быть, дико холодно в тоненькой толстовке – на улице не плюс двадцать, все же. Надо будет купить ему теплых вещей.
Около дверей банка я развернулся и, пожелав Фрэнку удачи, побежал в салон. Не терпится увидеть нового себя.
***
С. Кем. Я. Связался?
Этот вопрос стал мантрой этого утра.
С самого пробуждения Джи нес какую-то бурду, то намекая на теплые чувства к чайнику, то извиняясь перед сахарницей. Апогеем стало его заявление о красных волосах. Этот человек вообще бывает адекватным? Наверное, нет. За это утро взгляд типа «Господи, с кем я связался *рукалицо*» стал мне привычным. Когда Джи заявил, что ему «срочно необходим новый цвет волос. Зеленый. Нет. Слушай, малиновый ведь лучше, да, Фрэнки?», я, естественно, хотел посмотреть на него коронным взглядом, но он сделал такое лицо, что мне показалось, что он собирается как минимум меня накачать адреналином и стимуляторами, а потом медленно расчленять заживо, не давая мне умереть. Пришлось умерить свои желания. Джи взвизгнул, видимо дождавшись моего «разрешения» и убежал наверх, одеваться. Убежал-то Уэй, а вот вернулся гот-переросток из старшей школы, о чем я не преминул сказать ему. Джерард на это лишь слабо улыбнулся и вышел на улицу.
Как же все-таки холодно! Со вчерашнего дня похолодало градусов на пять, что не совсем привычно для конца октября. И теплой одежды у меня нет. Кошмар в общем. Джерард странно смотрел на меня, замерзающего в легкой толстовке, всю дорогу, но, когда мы подошли к банку, весь этот тяжелый оценивающий взгляд исподлобья прошел, появился уже даже привычный детский огонек в глазах, и Джи, шлепнув меня по заднице, буквально упорхнул в салон.
М-да. Все-таки с кем вы связались, мистер Айеро?..
***
В банке я просидел вместо ожидаемых тридцати минут около двух часов. Выяснилось, что надо оформлять кучу разных документов, да и карту оформят не сразу, а только к завтрашнему дню.
— Бюрократы… – выдохнул я, выходя из банка на морозный воздух. Мои слова тут же превратились в пар, растворившийся в городском смоге.
И вот тут… на меня упало что-то. Что-то тяжелое, завесившее мне все глаза ярко-«малиновой» челкой. Джерард. Кто же еще настолько психопат? Но все же. Это было мягко говоря… неожиданно.
— Йоптвоюмать! – Я стараюсь ругаться как можно реже, переходя на Королевский лишь в самых редких случаях. Ключевое слово «стараюсь». Ибо с этим красноволосым придурком, что висит у меня за спиной, это кажется нереальным.
— Фууу! Фрэнки, теперь мне придется мыть твой рот с мылом. И еще. Мы идем тебе за одеждой, – Джи улыбнулся так, будто это ему купят новых шмоток. А ему идет красный цвет волос. Ах да, он же называет это «малиновый». Наверное, все же не стоит его расстраивать, говоря что его «малиновый» – это просто ядерно-красный. Стоп. А на какие шиши он собрался покупать мне вещи?
— Эм. Ну… мне карту восстановят к завтрашнему дню только…
— Неважно. Я заплачу. Я не могу смотреть на то, как ты мерзнешь. Так что сейчас мы идем домой, берем деньги и… ИДЕМ ТЕБЕ ЗА ТЕПЛЫМИ ВЕЩАМИ-И-И-И-И!!!! – последние слова Джи заверещал девчачьим голосом на всю улицу, снова вешаясь мне на шею. Я кое-как поборол желание сделать жест под кодовым названием «*рукалицо*», сделал каменное выражение лица, отлепил от себя Джера и, не спеша, направился в сторону дома. Иногда меня пугает свое спокойствие.
***
— Майки! Что твоя белобрысая голова делает в моем доме без предупреждения?! – Я вздрогнул от неожиданности, когда, войдя в дом, Джи, который все это время все-таки висел у меня на шее, нашептывая пошлую хрень мне на ухо и поигрывая бровями, заорал, как будто его режут.
— Эм… ну… я зашел проверить все ли у тебя хорошо, не началась ли вселенская истерика, не приходится ли бедному Фрэнки тебя терпеть…. А у тебя все так, как и должно быть у нормальных людей. Я даже удивлен. Кстати, красный тебе идет. Тебе поэтому удалось соблазнить Фрэ? Или вы переспали еще до этого? – У них семейная черта – играть бровями, произнося что-то непонятное? Или это так… совпало? – Я вам не помешал? Нет?
— Майки, ты, конечно, извини, но никто из нас никого не соблазнял. Тем более, Джи просто повис на моей шее и меня…
— Погоди. Как ты его назвал?
— … вымораживает. Не мог бы ты… А? Что?
— Как ты назвал моего брата?
— Ну… Джи… а что не так?
— А теперь, братик, объясни мне почему милый Фрэнки не размазан по во-он той стенке? - Майки указал на далнюю стену комнаты.
— Эээ… – Джи заговорил впервые за наш разговор, не считая первого возгласа. – Ну… Фрэнк это заслужил. Не смей краснеть, мелочь! – обратился он ко мне. – Он приготовил отпадный завтрак, поднял меня с кровати, приревновал к чайнику, заступился перед сахарницей, рассказал мне свою… и-историю… – Джи помялся, но тут же как будто очнулся, и почти прокричал, хватая меня за щеки, свесившись на мою многострадальную шею. – И еще он хозяяяюшка!
— Ах да… он же Особенный. Как я мог забыть…
Какой? Особенный? Что за хрень несет Майк?
— Особенный? Что за хрень ты несешь, Майк?
Майкл поморщился, а Джи вздохнул, испепелил брата взглядом и свалил на кухню.
— Я не Майк. И уж точно не Майкл. Не люблю, когда меня так зовут. Майки. Зови меня Майки. Он тебе не рассказал? Нет? Тогда я промолчу. Прости. Это слишком личное для Джи, поэтому я доверю это лишь одному человеку, имеющему право знать об этом. И это не ты. Прости, Фрэнк. Когда братец поймет, что тебе надо это знать, он тебе расскажет. Я не могу.
Вот Майки и превратился в того самого «хорошего друга, когда не болтает». Что ж. Переживу. Надеюсь, Джи когда-нибудь мне это расскажет. В гостиной появился Джерард.
— Фрэнки, поднимай свою попку, пойдем покупать ей что-нибудь, чтоб она не мерзла, Майки пшолвон, – последнее слово я нигде никогда не слышал. Может, это их изобретение? Мы с друзьями часто придумывали всякие новые слова, а порой даже языки, когда были маленькими.
— Фи, Джи, как грубо.
— Это мой дом, как хочу так и говорю, поэтому поднимай свой зад и пшёл вон! – Фрэнк тебе надо лечить слух. Определенно.
— Ладно. Ладно. Не кипятись. Пока, Фрэнки.
— Пока, Майки.
— Джи, не забывай, у Эл день рождения на следующей неделе. Купи подарок. И, да. У меня есть для тебя сюрприз. Не знаю, понравится тебе или нет, но... в общем жди. Через пару дней ты узнаешь. Обещай сильно эмоционально не реагировать.
— Вон, я сказал. Я куплю подарок Алисии от нас. Обещаю. А теперь вон.
Майки ушел, хлопнув дверью. Джи взял куртку и ушел вслед за ним. А у меня возник вопрос...
Я когда-нибудь пойму, что в голове у Уэев?
Мы вышли на улицу, и на меня пахнуло пирогом из соседского окна. Живот предательски заурчал, напоминая, что как бы я ничего не ел с прошлого вечера.
— Оу... Фрэнки, ты голоден? Давай зайдем куда-нибудь в кафе. Итальянская кухня или японская? Может вока поедим? В принципе я даже могу...
— Джи, все хорошо. Я просто учуял пирог. Пойдем. Чем быстрее мы с тобой закупимся, тем быстрее вернемся домой и поедим. Кстати, кто такая эта Эл, о которой Майки иногда говорит?
— А... это Алисия – девушка Майкса. Хорошая девушка, но не в моем вкусе. Слишком она женственная. А вот с мелким они – идеальная пара. Отлично смотрятся вместе, понимают друг друга с полуслова. Я всегда мечтал найти такого человека, наверное. Но... не суть. Я не хочу об этом говорить, – Джи поплотнее укутался в пальто. – Не судьба мне, видимо.
***
*Michael Price and Rael Jones - In Pursuit of Immortality
Hans Zimmer – 528491*
Домой мы пошли уже почти ночью.
Когда мы вышли из магазина, на улице уже стемнело, похолодало, звуки дня потускнели, оставляя на виду лишь гудки такси где-то на дальних улицах Атлантик Сити. Город. Я любил ночной город. Суета уходила, оставляя прохладу.
Джи вывел меня из раздумий, схватив за руку. Он бросился куда-то, увлекая меня за собой. Я сам не заметил, как мы пришли на вершину города. Наша крыша. Да... наша... теперь она уже наша. Не моя, не его. Хах... как быстро я привык считаться с чьим-то мнением, привык к чьему-то присутствию в своей жизни...
Мы поднялись наверх, и я вдохнул относительно свежий воздух, поняв, что никто меня не держит, а Джи бросил пакеты и уже с минуту сидит на краю крыши. Я подошел к нему. Уэй просто похлопал рядом с собой, приглашая сесть. Он сидел по-турецки в полоборота, повернувшись лицом к городу. Я сел, свесив одну ногу, повернувшись так, чтобы видеть его лицо, такое сосредоточенное в свете городских огней. Когда я уселся, он вздохнул и заговорил.
— Знаешь, когда ты вчера говорил, ты просил не перебивать тебя. Я не ставлю таких условий. Можешь перебивать меня, если что-то не поймешь, – он взъерошил свои алые волосы, снова вздохнул и продолжил. – Ты должен помнить тот момент, буквально пару лет назад, когда стало модно быть психом. Я тогда учился в колледже. Знаешь, я плохой рассказчик, поэтому начал не с того. В возрасте лет пяти, я играл в библиотеке мамы. Я искал какую-то книгу, чтобы почитать ее Майксу, даже по слогам – он тогда долго плакал, любые средства успокоения были хороши. Нужной книги я так и не нашел. Зато я наткнулся тогда на другую книгу. В ней все было написано странным языком, говорилось о чем-то непонятном. Я не помню названия, автора, да и содержания тоже... была одна глава, которую я мог читать почти не залезая во все словари в доме. В ней говорилось о "чертогах разума". Есть какой-то сериал, который обожает молодежь, в том числе и Эл, где говорилось об этом. Я не помню названия. Я перенял эту идею. Начал создавать их. Это было странно – пятилетний ребенок, создающий свою память. В итоге, к 10 годам, я имел полную модель "чертог" – Комнаты. Это была библиотека, если хочешь – Вики – пользовательский словарь, обновлявшийся ежедневно и содержавший все мои знания о мире, без резервных копий. Была еще вторая часть – Белый Зал, как я назвал его. Безграничное белое пространство, непонятных размеров комната, то сужающаяся до размеров коробки, то увеличивающаяся до футбольного поля, где плавали мои материализованные мысли, воспоминания. Все, что я хотел изучить из библиотеки, направлялось в Белый Зал. Там я хранил, сортировал, удалял информацию. Никогда, в течение почти двенадцати лет, я не создавал резервных копий знаний. Существовали лишь аксиомы – те блоки, на которых работали Комнаты, и, собственно сами Библиотека и Зал. Может, было что-то еще, но этим чем-то я почти не пользовался, ведь я не помню этого. Двенадцать лет моя память работала в таком режиме бесперебойно, поэтому я не думал о том, что могу забыть что-либо, что у моей памяти может быть лимит, при пересечении границы которого, мой мозг будет удалять информацию. Вроде об этом все. Так вот. В отличие от всех этих болванов в колледже, обнаруживавших у себя чуть ли не Альтцгеймера и синдром саванта*, я всегда боялся быть сумасшедшим. Нет. Не так. Быть психом. Сумасшедшие люди гениальны, а психи мертвы. Я боялся умереть. Я боялся потерять себя... проснуться в белой круглой комнате с мягкими стенами и мебелью, почувствовать себя зерном, или еще хуже - единственным нормальным человеком на этой планете. Ты боялся этого?
— Я... я и сейчас боюсь... я не знаю, что со мной будет завтра...
— Да... я тоже. Я боюсь проснуться в мире своих галлюцинаций. Но... знаешь, о том, что со мной случилось, я даже не думал. Ты знаешь что-нибудь о провалах в памяти?
— Ну... я слышал об этом...
— У меня провалы. Это, знаешь, как быть уверенным в том, что ты уверенно неуверен. Это... странно. Ты вроде бы помнишь, но как только пытаешься докопаться до нужного тебе воспоминания, знания, чего бы то ни было, ты понимаешь, что не помнишь. Я не думал, что моя память имеет лимит, как я уже говорил, поэтому не представлял, что могу что-то забыть. Это, знаешь, как папка в компьютере. Когда она занимает много места, она может отформатироваться вместе со всем содержимым. Моей папкой были Комнаты. И они форматнулись от недостатка места на диске. Я проснулся и понял, что забыл. Почти все. Я побежал к Майку – он был единственным, кроме родителей, кого я помнил. Он помогал мне. Через неделю, я восстановил уже почти половину всего, что было в Комнатах. Я рисовал, посещал колледж, но... у меня была одна проблема. Я совершенно не помнил людей. Абсолютно. Я забыл девушку. Я забыл лучшего друга, я забыл друзей вообще. Я ежедневно знакомился с десятками новых людей, но по-настоящему хорошего друга так и не нашел. Прикинь, мне 21 год, а друзей нет... Я просто тогда на стены лез. Потом смирился. С инцидента с потерей Комнат к тому моменту прошел год. И все бы ничего, но Вселенная меня не любит. Она считает своим долгом делать мою жизнь не такой сахарной каждый раз, как у меня все налаживается. У меня началась еще одна проблема. О том что это проблема, я понял уже потом. Знаешь, что такое вещий сон? Ну... когда тебе снится, а потом это происходит в реальности. Это не настолько весело, насколько может тебе показаться. Раз в год, в один и тот же день, мне снились такие сны. Обычные сны, ничего необычного. Люди без лиц, ситуации из жизни... Лишь одно настораживало – буквально через день-два все эти ситуации с точностью повторялись, а люди, которых я встречал, становились одними из важнейших в моей жизни. Три года назад, мне приснился Грэйзер, – я вздрогнул. – Он научил меня моему заработку, два года назад – Ла... ладно, не суть. Он научил меня не верить людям и не доверять им. Год назад – Энди – мой психолог и первый настоящий друг, после потери Комнат. Он почти полностью восстановил мою память, но ему пришлось уехать. В этом году я уже был готов к встрече с кем-то, но... мне снились розовые овечки на лиловом лугу в этот день. Я мягко говоря, охерел. Прибежал к Майку, набросился на него с обнимашками. Мы думали, что я здоров, что я полностью вылечился. Это было три с половиной месяца назад. Два дня назад...
— Случилось стандартное в таких историях "НО"?
— Ну... можно и так сказать. Вот сейчас лучше не перебивать. Мне снился сон. Обычный сон. Такой же, как череда других. Я бы больше удивился овечкам, чем такому сну. Крыша. Утро. Похмелье. Работа. Не выполнена. Я убираю все, подхожу к выходу с крыши... Парень. В капюшоне. На краю. Поет. Мою любимую песню. Допевает. Прыгает. Прямо у меня на глазах. Знаешь, я ведь это даже зарисовал – темный силуэт на фоне рассветного Атлантик Сити. А теперь еще кое-что. Я никогда не менял сюжет снов. Все происходило в точности. До малейшей деталюшечки. А тут нет. Ты не прыгнул, я спас тебя. Я не знаю, во что это выльется, но... ты мне снился. Ты сыграешь важную роль в моей жизни. Поэтому Майкос сказал, что ты – Особенный.
Джи замолчал. Мы сидели, а я пытался понять, что вообще происходит в последнюю неделю с миром. Джерард смотрел на город. По его щеке катилась слеза, в которой плавали частички подводки. Мне захотелось обнять его. Успокаивающе, по-дружески. Мне хотелось, чтобы он чувствовал себя не одиноким. Я ведь всегда теперь рядом – мы даже живем в одном доме. Никогда не сдерживал желания – пусть лучше считают фриком, чем буду потом жалеть о несодеянном. Джи вздрогнул, но вырываться не стал. Он лишь тяжело вздохнул и почти прошептал:
— Фрэнки, ты сильно замерз. Пойдем домой.
— Ну неет! – я отлип от Джера. – Смотри, как тут красиво! Смотри, какой город! Он сегодня особенный, Джи, посмотри, разве ты не видишь? Вот смотри. Там мой дом... был... вчера. Вон там, – усмехнувшись при упоминании сгоревшего жилища, я перевел взгляд и указал на огромное темное пятно посреди моря огней. – Парк. Мой любимый парк. Рядом с колледжем. Вон там мы сегодня побывали и вон там тоже. А вон там у меня работодатель и по совместительству хороший знакомый живет и работает. Покажи мне что-нибудь, пожа-а-а-алуйста, – я состроил самый щенячий взгляд, на какой был способен. Джи усмехнулся.
— Вон там колледж, где я учился, вон там живет Майкс, вон в том небоскребе на 27 этаже мое любимое кафе. Вроде все.
— Больше ты ничего не помнишь?
— Нет. Пойдем домой. Ты замерз, да и я устал. Заболеешь еще, кто тебя будет лечить? Это ты моя мамочка, а не я твоя, – Джи обворожительно улыбнулся, подбирая пакеты и шагая к выходу.
— Ну и фу на тебя! Зануда! – прокричал я ему вслед, поворачиваясь к городу лицом. Как же красиво. Я бы остался здесь на ночь. Но уже пора идти. Я вдохнул свежий воздух, ещё остававшийся на такой высоте над Атлантик Сити, развернулся и, в последний раз за этот вечер бросив взгляд на панораму, убежал за Джером с крыши.
Домой мы завалились поздно. Я не стал даже раздеваться. Просто завалился на диван и уснул. Не знаю, как Джи, а мне и так нормально.
***
Я проснулся. И...
— Херасе я вчера устал!
... охерел. Ибо я спал на ЗАПРАВЛЕННОЙ КРОВАТИ И В ОДЕЖДЕ! Так я еще никогда не делал. Вечерний душ и теплая постелька были для меня чем-то вроде ритуала еще с детства. Спасибо бабушке.
Я встал и охерел еще раз.
— Блять! – матерюсь я вообще-то... почти никогда. Но... МОЯ ЧЕРТОВА ЛОДЫЖКА! Причем она не болела. Было дико неприятно - нога отнималась от холода. Я упал на пол. Проклиная все, на чем свет стоит, я поднялся и нашел в себе силы даже на то, чтобы переодеться, умыться и спуститься вниз.
Фрэнки еще спал. Я умилился, задвинул дверь в гостиную и ушел на кухню.
— Мдя... – именно с таким звуком я открыл холодильник. Пустота... хорошо, что перекати-поля нет. Вместо него были три яйца и молоко. Окей... уже что-то. Так-с. Блины?.. А к кофе же Фрэнку надо молоко? А... пох. Обойдется. Блинчики... нас ждут блинчики!
Спустя полчаса, когда я уже дожаривал последнюю партию блинов, дверь в гостиную отъехала с характерным шумом. Через секунду в кухню вошел Фрэнк.
— Доброе утро! – пропел я, ставя перед упавшим на стул Фрэ тарелку с блинчиками и кофеек. О том, что там все-таки есть сахар, пусть и всего лишь ложечка, я решил умолчать.
— Угу, – промычал Фрэнки, отхлебывая кофе. Я замер. Он позеленел, вскочил, подбежал к раковине и выплюнул туда все содержимое, как из кружки, так и изо рта. – Джи-и-и? – протянул он.
— Что такое, Фрошенька? – я хлопнул глазками, чтобы сделать еще более невинный вид.
— Ты знаешь... МНЕ НЕ НАДО В КОФЕ СЫПАТЬ САХАР, ТВАРИНА ТЫ КРАСНОВОЛОСАЯ!!!
— Во-первых, там всего лишь ложечка, а во-вторых, ты мне вчера не насыпал сахару в кофе. Считай это местью, - с видом матери-настоятельницы пролепетал я.
— Беги, тварь. Уноси свои кривые ножки, пока я не надавал тебе и твоему чайнику заодно! – Фрэнк начал подходить ко мне, но я не двигался. – Ну и что ты стоишь?
— Я хочу посмотреть, как ты будешь бить эту тварь. Ради этого я даже готов стерпеть всю боль, что ты обрушишь и на мои "кривые" прямые ножки.
— Кого бить?
— Этого предателя! – я вскрикнул это, указывая на чайник. – Он предал меня! Он изменяет мне с микроволновкой! Посмотри, что он вечно около нее трется, как думаешь? Они от меня что-то скрывают! Я бы выкинул его, а ее разобрал на запчасти, но ты сделаешь это и быстрее, и эффектнее. Давай.
Фрэнк впервые после такой выходки не посмотрел на меня, как на больного. Он просто уже валялся на полу, сгибаясь пополам...
— Господи, Фрэнки! Фрэнк! Фрошенька, с тобой все хорошо?...
— Аааахахахахахахахахххххххахахххахах...ххиххххихх... – сдерживавшийся до этого Фрэ взорвался громким смехом. Таким громким, детским, счастливым и заразительным, что я, сперва умилившись, тоже опустился на пол и начал смеяться.
Мы валялись на полу и ржали. Два взрослых мужика. Утро. Среда. А мы ржем как кони.
Отсмеявшись, Фрэнки повернулся ко мне. Он смотрел на меня своими огромными глазами, цвета одуванчиково-гречичного меда, а в них читалась странная смесь благодарности, счастья и... жалости. Только этого мне не хватало. Зря я ему все рассказал. Не хочу, чтобы он меня жалел, чтобы он видел меня слабым. Хочу быть защитником, а не жертвой!
— Джи, а пойдем гулять! – я аж вздрогнул. Фрэнк уже встал и отряхивался.
— Нет. Давай еще полежим...
— Поднимай свою задницу.
— Нет! Лежим... давайййй! Падай! – я похлопал рядом с собой.
— Застудишься, подхватишь простуду, но я заботиться о тебе не буду. Даже если я твоя "мамочка".
— Зану-у-у-у-уда-а-а-а-а-а-а-а-а!!! – Я хмыкнул и поднялся вслед за Фрэ.
— А что у тебя с работой?
— А... мне надо купить ноут, чтобы работать. Я программист. Пишу сайты и прочую Интернет-фигню: программы для засекречивания кода сервера...
— Не продолжай! Не надо. Я понял. Мы идем за ноутом. Но сначала ложись!
Фрэнк вздохнул.
— Нам надо в продуктовый ещё... Знаешь, Джи, у меня иногда такое ощущение, что ты хочешь затащить меня в постель, – Фрэнк покраснел и отвернулся. Пришла моя очередь ржать.
— Боже, Фрэнки... Аххахахах... – я икнул. – Фрэнки, ты что, правда думаешь, что... аххах... я такой из-извращ-щенец?
— Вставай. Я в банк, – отрезал Фрэ и ушел из кухни. Когда я поднялся, хлопнула входная дверь.
Я вздохнул. Не надо было так с ним. Это человек, впервые за долгое время заставивший меня смеяться от переполняющего счастья...
***
Я вернулся из супермаркета спустя полтора часа. Разложил продукты. Сделал кофе. Попил. Посидел на диване и понял, что что-то долго Фрэнка нет. Я схватил куртку и вскочил. Выйдя из дома, я побежал к дому Фрэнка. Я примерно помнил, где он находился, еще с того раза на крыше. Это было ближе, чем любое из мест, куда он мог пойти. Я решил начать осмотр оттуда.
Прибежав на нужную улицу, я сразу понял, куда мне надо идти. Огромное пожарище, обгорелый остов дома. Он же просто огромный! За него, должно быть, выплатят много страховки. Фрэнк сможет даже купить себе квартиру. Две. Или даже три. Или дом. От этих мыслей где-то глубоко в легких странно загудело, лишая меня кислорода.
Фрэнк купит дом.
Он оставит тебя, как и все до этого.
Он разбавит твое одиночество, подсадит на ощущение постоянного счастья, а потом уйдет.
Он заберет счастье, ведь оно не твое – оно его, а ты...
Ты никому не нужен, Джерард.
Смирись.
Я задохнулся. Прямо посреди улицы, стоя перед этим огромным обгорелым домом. Просто упал на колени и начал задыхаться. Задыхаться от осознания того, что и Фрэнк, как и все, кто мне снился, научит меня чему-то, а потом исчезнет. Так же, как и все. Грэйзер был забыт и умер до того, как я нашел его снова, Лайам уехал, предав меня, Энди уехал, а вероятность его возвращения ничтожно мала. И Фрэнк уедет. Купит квартиру или дом... съедет от меня, оставляя чувство ненужности. Он заживет нормальной жизнью, а я буду гнить в своем доме, рисуя его портреты и картину первой встречи...
Такое странное чувство...
Я никогда раньше не впускал людей в свою жизнь настолько, что не хотел отпускать. Разве что Майкс. Я не забыл его, а это значит, что я только его не мог забыть.
Фрэнка же я пустил куда дальше своих знакомых. Я позволил ему жить со мной под одной крышей. Я открыл ему свой мир. Свои радости. Свои чувства и переживания. Свои страхи. Позволил ему не давать мне загнать себя в депрессию своим лишь присутствием. И ведь он... он вошел в мой мир, аккуратно переложив часть вещей, но при этом ничего не сломав. Он стал его частью, такой неотъемлемой, что без этой части будет уже что-то не то. Я знаю его всего четыре дня, но он уже стал мне родным. На такое у других бы ушли годы.
Я встал. Ну... как встал. Вскочил и понесся в сторону дома, едва сдерживая слезы.
Фрэнк был дома. Я пробежал в свою комнату, с ощутимым хлопком закрыв дверь.
Послышался стук в мою дверь, запертую изнутри.
— Джи, с тобой все нормально? – "Джи..." я вздрогнул. Так меня имеет право называть разве что Майки.Но... он особенный, как и говорил Майкс.
— Да... все... ок.
— Что ты там делаешь, Джи?
— Тебе-то какая разница? Иди вниз, Фрэнк. Мне надо побыть одному.
— Ну... ладно... Зови если что.
Послышались удаляющиеся шаги по лестнице. Я вздохнул. Как же я устал от всего этого.
***
Мне показалось, прошло полчаса. На тумбочке часы показывали, что прошло три, как минимум. Что в это время делал Фрэнк, я не знаю. Шаги. Я слышу их сквозь плотную, затекающую в уши тишину моей комнаты.
— Джи. Прошло уже три часа. Выйди, поешь, я тебя прошу. Что произошло? – я позволил ему так себя называть на утро третьего дня знакомства. "Он же... Особенный".
— Ничего.
— Джи, если дело во мне, я могу уйти.
— Да! Давайте! Киньте меня все! Это же Джи! Он стерпит! – взорвался я. – Майк скоро женится, заведет соплежуев и ему станет насрать на меня, ты купишь квартиру или дом и съедешь, родителям уже давно похер на меня... Давайте! – я кричал в пустоту комнаты, выплескивая все, что хотел сказать уже так давно. Последние слова мне все же хватило ума не говорить вслух, а прошептать. – Я ведь так боюсь потерять всех...
— Джи... открой мне. Я хочу тебя видеть. Хочу знать, что с тобой все в порядке. Хочу, чтоб ты сам мне это сказал.
Я усмехнулся, сглатывая слезы.
— Я никогда не скажу тебе этого.
— Почему?
— Я ненормальный. Псих. Со мной не может быть все нормально.
— Джерард, ты самый нормальный и необыкновенный человек из всех, кого я встречал. Ты самый счастливый из них. И я не уйду.
Я воспринял это, как обещание.
— Заходи.
— Господи, Джи... обещай, что не будешь больше так делать! Я так испугался за тебя! – Фрэнк бросился мне на шею, не рассчитав силы. Как же хорошо у меня стоит кровать. Мы плюхнулись на нее не прекращая обниматься. Не хочу его отпускать. Привяжу его к батарее и буду кормить с ложечки... хотя... нет. С ним надо по-другому. Он же... необыкновенный. Самый нормальный, необыкновенный и счастливый из потерявших. Он сказал это обо мне. Я могу сказать это о нем.
— Пообещай, – прошептал я ему на ухо.
— Что пообещать?
— Что никогда не уйдешь.
— Все мы когда-то уходим, Джи. Но я постараюсь.
Я выдохнул. Почему-то мне хотелось верить Фрэнку.
Он не уйдет.
Он же обещал тебе, Джи.
Успокойся.
— Джи, ты хотел купить мне ноут. И внизу еда стоит для тебя. Спустись и поешь, – Фрэнк слез с кровати, изображая из себя мамочку. Ну вот. Уверенности в том, что он не уйдет как не бывало.
— Давай еще полежим.
Он вздохнул, но все же плюхнулся рядом со мной, уставившись в потолок. Я рассматривал его черты лица. Новая картина. Мне нужна новая картина. Я это буквально почувствовал сейчас.
— А покажи мне ту картину, – внезапно попросил Фрэ.
— Какую?
— Ту, со... со мной...
— Нет. Потом. Когда-нибудь... – когда-нибудь я найду в себе силы показать ее тебе, Фрэнк.
Я спустился вниз, прошел мимо еды и Фрэнка и вышел на улицу. Что же со мной происходит? Насколько я уже подсел на гадость под названием "внимание"? Все слишком... быстро? Именно так.
— Джи, ты должен поесть, – я подпрыгнул от неожиданности. Фрэнк стоял прямо у меня за спиной.
— Не должен. Я сам решу, когда мне есть.
— Ты должен.
— Нет. Пойдем. Ты восстановил карту?
— Да. Со всеми деньгами. Все нормально.
— Идем.
— Ладно, пойдем...
***
Ноутбук для татуированного парня всегда был крайне важной вещью. Это было не средство общения и развелечения. Это был рабочий кабинет и офисный костюм одновременно, поэтому техника всегда выбиралась по огромному количеству критериев. На самом деле, у парня была любимая марка, которая продавалась, как ему раньше казалось в любом магазине техники. В этом магазине, татуированный почему-то не нашел таковой. Поэтому он уже четвертый час метался между тремя компьютерами, сравнивая их характеристики.
— Фрэнки, если бы я знал, что ты будешь выбирать себе ноутбук четыре часа подряд, я бы никогда не пошел с тобой, - вздохнул красноволосый художник, сидящий на диванчике, закрывая скетчбук и потирая глаза.
— А что ты думаешь насчет этого? Вроде ничего, да и производительность нормальная, но, в отличие от этого у него слабая видеокарта, а значит некоторую графику может не грузить, соотношение цена-качество у него среднее, а вот у этого цена очень даже-хороша-для-такого-мощногоноутаномнежененадочтобыонбылсиль... – брюнет тараторил скорее для себя, а у красноволосого в голове все его слова смешивались в одно целое.
— Ты меня вообще слушаешь?
— А вот этот ничего-я-бы-даже-взялегонояхочувсетакисвоейлюбимоймарки, – парень внезапно остановился. – Джи?
— Что?
— Пойдем в другой магазин.
— Ну уж нет! Чтобы ты еще три часа тараторил о преимуществах ноутбуков? Меня не хватит на столько. Бери уже этот и пошли, – парень схватил первый попавшийся ноутбук, брюнета и сумку и помчался к кассам.
Брюнет надул губы.
— Если мы купим какую-нибудь фигню, я заставлю тебя поку... ОГОСПОДИДЖИСПАСИБО! – все это время парни расплачивались за покупку и татуированный парень разворачивал пакет. Увидев, что купил ему друг, он чуть не умер от счастья. И как он не заметил его? – Где ты его нашел?
— Внизу у твоей правой руки. Я еще долго думал, почему ты не берешь его, ведь он лучше всех тех, вместе взятых.
— Я не заметил его, так бы мы провели здесь не больше чем полчаса. Спасибо, Джи. Я тебя обожаю! – на это красноволосый улыбнулся, но получилось как-то грустно, что татуированный сразу же заметил. – Джер! Ну почему ты такой грустный? Улыбнись! Тебе больше идет, когда ты улыбаешься. Хочешь, пойдем на крышу! Хочешь?
— Пойдем домой, Фрэнк. Просто домой.
Брюнет не стал ничего говорить и возражать другу. Его мозг уже придумывал план поднятия настроения художника.
***
"Я тебя обожаю!"
То, с какой интонацией и блеском в глазах были сказаны эти слова, засело в моей голове. Фрэнк счастлив. Это было видно.
Стоп.
Счастлив?
Из-за меня?
Господи, да я готов танцевать румбу прямо посреди торгового центра!
Он уже неделю заствалял меня становиться чуточку счастливей, забывать о моих неприятностях. И я тоже сделал его счастливым!
И я счастлив от этого.
Он делает меня счастливым, лишь находясь рядом со мной.
А не влюбился ли я?
Нет... ты не мог влюбиться в ПАРНЯ, с которым знаком всего неделю.
Он просто хороший друг.
Просто друг.
***
— Падай на диван, я сейчас.
Я со скоростью света поднялся наверх. Мой гениальный план в действии. Мне когда-то говорили, что я делаю очешуенный массаж. Хихих. Да я же злобный гений. Разве нет? Джи валяется внизу со странными предчувствиями, а я мечусь по ванной, вспоминая, куда я положил купленное позвачера масло для массажа. "На всякий случай". Такова была моя мотивация. Как знал, как знал. Вот оно!
Стараясь двигаться бесшумно, что у меня, кстати, всегда неплохо получалось, особенно по такому ковру, я подошел к Джи, прыгнув на него через спинку, и уложив, таким образом, животом на диван. Он дернулся.
— Спокойно, Джи. Тебе понравится, расслабься, – шептал я, снимая с него футболку.
— Кто из нас кого хочет затащить в постель? – усмехнулся он.
— Это не домогательство, а массаж, расслабься.
— Это не домогательство, а жаль, – вздохнул он. – И, знаешь ли, для массажа не обязательно расслабляться, а вот для...
И тут я с силой вдавил лицо Джера в подушку, заставляя заткнуться. Он вымученно простонал и пробормотал что-то невнятное. Я не обратил на это внимания. Только масло коснулось спины Джи, он дернулся, вцепившись мне в голени. Больно.
— Блин, Джерард, это всего лишь масло для массажа. Отпусти мои ноги.
Пришлось ему повиноваться, а уже через 5 минут он постанывал, повторяя, что я "царьибог...аах" массажика. Это было так пошло, что мне аж страшно стало. Я уже не думал, что я делаю, ибо определенной последовательности никогда не придумывал. И вот оно. Я вспомнил об одной вещи, которую очень часто делал, чтобы посмотреть на изменения в настроении людей. Я надавил на болевую точку под правой лопаткой. Меня побили ногами, визжа приэтом что-то вроде:
— Ааай! Фрэнк. Это. Вообще-то. Больно. Мать. Твою. Не. Делай. Так. Больше!
— Окей, – улыбнулся я. И, сам не понимая, что сейчас творю, поцеловал больное место. Знаете, у меня такое чувство, что у Джерарда вся спина - одна большая эрогенная зона. Так никто еще не реагировал на массаж. А в ответ на этот жест он застонал, закусив подушку.
— Еще... раз... так... сде...фух... еще раз так сделай... пожалуйста, Фрэнки...
Я улыбнулся и поцеловал это место еще раз. А потом лопатку укусил и поцеловал. И еще одну. Снова такая же реакция. Ох, Джи... Ты не понимаешь, что ты сейчас сделал...
Я решил "пересчитать позвонки" Джера. Но только вот все обычные люди делают это руками. Мда. Меня можно причислять к ряду извращенцев-экспериментаторов. Я повел дорожку языком, начав с шеи Джерарда, слегка прикусывая каждый позвонок. Джи с каждым позвонком дрожал все сильнее, сжимая подушку до побелевших костяшек и постанывая.
Я добрался до поясницы, поцеловал каждую ямочку и приступил к последней части массажа. Она у меня всегда одна. Сильный хлопок по спине ладонями. Джи вскрикнул от такого действия, а я слез с него, кидая в него футболку.
— Все. Сеанс окончен. Прошу покинуть кабинет, переодеться и последовать за мной на крышу, – я подошел к шкафу, злобно посмеиваясь.
— Я... – запнулся Джи. – Я еще полежу.
Что ж... Сам так решил. Я не виноват.
Я включил музыку, повернулся к шкафу и стал подпевать, стягивая футболку, покачивая бедрами в такт барабанной партии и подпевая вокалисту.
Джи заскулил. Хехехе. Я усмехнулся и расстегнул ремень на джинсах. Он вскочил, снося на ходу что-то с тумбочки около дивана, и унесся наверх.
Господи, Фрэнк, тебе должно быть стыдно! Ты совратил парнишку! Должно-то должно, но не стыдно ведь. Только смешно немного. Поэтому я спокойненько могу тихо посмеиваться и пить кофе, дожидаясь Джи, решавшего в ванной свою проблему.
Через 8 минут и 20 секунд (да-да, я смотрел на время) Уэюшка решил порадовать меня своим появлением, вплыв в кухню, где я мирно попивал кофеёк, с таким видом, будто десять минут назад не пускал слюни на мое тело, изнывая от возбуждения. От таких мыслей вкупе с таким появлением, я поперхнулся горьким напитком.
Что ж. Мы еще посмотрим, кто кого, Уэй. Пришла моя очередь издеваться над тобой и твоим терпением. Хихих...
Ох, Фрэ, ты сам же сейчас его провоцируешь на то, чтобы он тебя...
— Блять! – да, я опять сматерился. Я это делаю за эту неделю чаще, чем когда-либо. В этот раз горячий кофе вылился на меня, пачкая любимую футболку.
Джи гаденько хихикнул. Я снял с себя грязную одежду, поежившись, что сразу же заметил Джерард.
— Что такое, Фрошенька? Тебе холодно? – ненавижу, когда меня так называют.
— Конечно, Джерардушко, я ж без одежды перед тобой сижу, – парировал я. – Пойдем на крышу, поможешь мне сфотографировать ночной город.
— Конечно, Фрошенька, идем.
И месть его будет страшна. Я чувствую. Не пережить мне этой ночи. Эээх...
***
Минут через десять мы уже стояли около края крыши. Фрэнк стоял позади. Боится за свою сохранность мальчик. Хих. В моей голове рождался план мести. Спит он крепко, это я проверил еще утром. Как знал, как знал. Все что мне нужно – очень мятная зубная паста. Можете кричать, что моя месть – детский сад, но зато она действует безотказно. Проверено на Майке. Да и самим мелким засранцем на мне.
Я установил всю технику, гаденько похихикивая в предвкушении веселой ночки, а Фрэнк нашел нужное ему место.
— Вот здесь. Посмотри, какой вид, Джи! – да. Я знаю. Я этот вид устал снимать во всех мыслимых и немыслимых ракурсах. Я закатил глаза. – Ты злишься на меня?
— Отмечаешь? – ответил я вопросом на вопрос.
— Что отмечаю?
— День тупых вопросов.
— Шутник.
— Ага, мистер Бин нервно курит за углом.
— Да вообще.
Постояли. Помолчали. Я достал сигарету.
— Куришь?
— Бросаю, но не могу удержаться, когда ситуация стрессовая. Или когда настроение катится к чертям.
— Ясно.
Постояли. Помолчали. Я докурил сигарету, вдохнул относительно свежего воздуха над Атлантик Сити, понимая, что настроение поползло вверх, а мстить Фрэ уже не хочется. Лишь хочется, чтобы он снова говорил без остановки. Я всегда боялся молчания. Когда люди рядом с тобой молчат достаточно долго, ты перестаешь ощущать их присутствие. А это уже одиночество. Мой чертов главный страх. Люди кажутся проекциями подсознания. Вам не кажется так? А вот мне кажется. Кажется, что если я сейчас прикоснусь к Фрэнки, он рассыпется на тысячи пикселей, а все окружающее окажется лишь сном. Тогда мне надо прыгнуть с крыши. Убить себя... ненавижу суицидников. Фрэнк, не молчи, не молчи...
— Джи... если и ты прыгнешь у меня на глазах, я не выдержу, – я отшатнулся от края.
— Ладно-ладно, не буду. Фрэнки, а вдруг ты – сон? Мне же надо знать, куда умирать.
— Эээ... Джи, ты где там летаешь? Я молчал последние минут пять.
У меня звуковые галлюцинации? Господи... Только этого не хватало в ворохе моих диагнозов.
— Прости, мне послышалось.
— Проехали. Давай фоткать.
Я подошел к Фрэнку. Он стоял, уставившись в видоискатель.
— Найди то, что ты хочешь сделать четким на фотографии. Наведи на это место фокус. Вот этим кольцом, – я указал на самое тонкое кольцо на объективе. Фрэнк кивнул и начал крутить кольцо.
— Все.
— Теперь экспозиция. Посмотри, тебе нравится освещенность?
— Не очень. Хочу сделать светлее.
— Вот это кольцо. Влево.
— Угу, – Фрэнк крутил регулятор, закусив губу.
— Дальше. Выдержка. Она нужна, чтобы...
— Я знаю, что такое выдержка, Джи. Какой регулятор?
— Он на самой камере. Вот тут. Видишь плюс и минус? Они прибавляют и уменьшают время. На экране отобразится время в секундах. 30, я думаю, хватит. Больше 60 не делай. Здесь этого не надо.
Фрэнк сделал все, как ему хотелось.
— Все?
— Да. Нажимай на сьемку. Не трогай фотоаппарат. Он на штативе. Ничего ему не будет. Ждем.
— Ладно.
После небольшой паузы и еще одной сигареты я заговорил. Неожиданно даже для себя.
— Ты тоже это заметил, ведь так?
— Что именно?
— Что эта крыша – место пересечения наших потерь, – я не мог держать это в себе.
Фрэнк усмехнулся.
— А что ты здесь потерял? Насколько я знаю, ты ничего не потерял вообще.
— Не говори так.
— А я не прав? Подумай, что ты потерял?
— Я потерял людей. Если ты помнишь мой вчерашний рассказ, то должен помнить что я забыл друзей и девушку, потерял всех важных людей в моей жизни. Я потерял того же Грэйзера, хотя я и был уже на стадии вспоминания, когда познакомился с ним. Я могу забыть тебя, Энди, Лайама, Майкса... я приобрел многое на этой крыше. Тебя, кстати, здесь я впервые увидел человека, пересекающего наши судьбы. Я могу забыть все, но эту крышу я запомню. Если я однажды не вспомню тебя, потеряю с тобой контакт или еще чего, просто приди сюда. Я ее не забуду. И буду приходить сюда всегда. Равно, как и ты.
Наверное, не стоило поднимать эту тему. Фрэнк молчал. Он вытянул руку в просящем жесте.
— Что?
— Сигарету дай, пожалуйста.
— Тоже куришь?
— Редко. Почти никогда. Но с тобой начну почти каждый день.
Я вздохнул и вытащил еще одну сигарету. Фрэ закурил. Я просто смотрел на него и восхищался его силе.
Помните, я говорил, что не знаю, как общаться с людьми, потерявшими все? Я понял, что надо делать. Их надо любить. Им надо давать все, чтобы они не вспоминали о прошлом и о том, что они потерявшие. Их надо вытаскивать из ямы, в которой они оказались. И если человек выбрался, продолжая жить, продолжая ходить по краю, его надо держать и восхищаться им. Это очень сильный человек.
А еще таким людям надо прощать их маленькие недочеты и оплошности. Надо прощать все их срывы и ошибки. Им гораздо сложнее, чем обычным людям. Фрэнки сильнее всех, кого я когда-либо видел. И за это я готов прощать ему все его недостатки. Хах... было бы, что прощать...