--you can't be stronger in the dark--

Я проснулся от того, что воздуха катастрофически не хватало. Сначала я не смог открыть глаза. Потом – шевельнуть губами. Открыть глаза оказалось непосильной задачей. Сквозь мутную пелену я видел нечеткое пятно. Фрэнки. Я болезненно промычал, и хватка на моей шее резко ослабла. Я сморгнул то, что мешало видеть. Фрэнк, мой Фрэнк, сидел на кровати, уткнувшись в ладони. Болезненно бледный, дрожащий и плачущий. — Фр... – я откашлялся и начал снова. Голос был хриплым и слабым. – Фрэнки... что случилось? — Прости, Джи... прости, пожалуйста, я... Джи... пожалуйста... не... я... хотел... Я мотнул головой. Встал с кровати. Подошел к зеркалу. И тихо выдохнул. Фрэнк всхлипнул где-то за моей спиной. Я смотрел на свою шею сквозь идеально ровную гладь отражения. Отпечатки пальцев. Десять лиловых следов. Идеальное совпадение с родными пальцами Фрэ. Он душил меня. Он душил меня, пока я спал. Я судорожно вздохнул. Из горла вырывались хрипы. Фрэнк вздрогнул от прикосновения моей руки, снова заливаясь слезами. — П-прости... не... пожалуйста... хотел... не... я... — Фрэнк. — Прости... Джи... — Фрэнк, мы должны сходить к Энди. — Прости... Что? Нет! Нет-нет-нет! О-он отправит м-меня к п-психиатру! — Фрэнк. Это ненормально. — Да... прости, – голова парня медленно опустилась. Всхлипы прекратились так же резко, как и заикания. – Ладно. Давай сходим к Бирсаку. Он поднял на меня красные от слез глаза. Я смотрел на него. И видел полное безразличие к происходящему. Судорожный вздох. — Я в душ, – медленно проговорил я, все-таки опуская глаза и поднимаясь с постели. — Да. Давай. — Позвони Ди. — Хорошо. Я тяжело вздохнул, чувствуя, как теплые струи воды стекают по телу. За их шумом я не слышал, как открывается дверь, как заходит Фрэнк, как его одежда тихо падает на пол. Я очнулся, пожалуй, лишь тогда, когда холодные пальцы Фрэнка коснулись моих плеч, а перед глазами возникло его лицо. Он смотрел на меня взглядом, который я не должен был видеть. Взгляд сломавшихся. Я почти уверен, что он чувствовал отчаянье в тот момент. Мне достаточно было лишь спасти его – протянуть руку и выдернуть из плена мыслей и собственного сумасшествия. Но я просто стоял, опустив глаза в пол. *** Майки был счастлив как никогда. Солнце пробивалось сквозь витражи, окрашивая стены церкви в пастельные тона. Алисия, его Алисия, стояла напротив него вся в белом, со светящимися от счастья глазами. Кажется, в них застыли слезы радости. За спиной Алисии стояли лишь ее отец и мать. Ребята решили не приглашать толпы народа на свадьбу, устроив посиделки с самыми близкими. "Это частная вечеринка", – захохотав, сказал тогда Майки. Миссис Симмонс с трудом сдерживала слезы – ее нижняя губы тряслась, а в тонких пальцах прокручивался платок. Отец Алисии слегка подмигнул Майки, когда тот посмотрел на него, ободряюще улыбнулся и обнял сотрясающуюся от слез жену. По левую руку от Майка, за его спиной сидели самые дорогие ему люди. Родители, сильно отдалившиеся от них после потери памяти Джера, приехали на праздник. Майк не видел их очень давно. Они даже не поздравили сыновей с Рождеством. Но сейчас, они сидели, так искренне радуясь за Майка и Алисию, что у блондина не оставалось сомнений, что они до сих пор любят их с братом. Джерард стоял по левую руку матери, с другой стороны от него стоял Фрэнк. Они едва касались друг друга пальцами – если не присматриваться, было бы и не заметно. Джерард решил рассказать обо всем матери чуть позже. За ребятами, на пару рядов дальше, сидели Эшли и Энди. Они держались за руки. Родители Уэев отреагировали на отношения Бирсака и Пёрди очень спокойно, пожелав парням счастья и любви. "Это личное дело каждого – кого любить. Но никому не интересно с кем ты спишь. Запомни это, Майки. – прозвучал в голове блондина мамин голос. Тогда он спросил, что бы было, если бы он стал геем. Кажется, в тот день один из его друзей познакомил Уэя со своим парнем. – Мы с отцом не будем против твоей любви. До тех пор, пока ты не начнешь гордиться этим. Настоящей любовью не гордятся. Она слишком чиста для этого. Спокойной ночи, Майки..." И Майки улыбнулся, зная, что все так, как и говорила мама. Он ни за что не захотел бы делить Алисию с кем-то еще. Во время клятвы он смотрел в глаза Алисии. С каждым произнесенным Майклом словом, девушка улыбалась все сильнее, продолжая беззвучно произносить все то, что говорил ее жених. Блондин никогда не был силен в речах, поэтому писали они ее вместе с Алисией, смеясь над каждым словом одним из темных вечеров. Сейчас все эти, смешные до невозможности, слова, звучали так пафосно, так к месту, что Майки сам удивлялся, насколько место и время меняют смысл сказанного... *** Энди потеребил ручку в руках. Последний посетитель только что ушел. И сейчас ему предстояло сложнейшее дело. Дверь в кабинет медленно открылась и в просторную уютную комнату зашли двое парней – одни из самых важных людей в жизни Бирсака. Они были совсем непростыми людьми. И то, что сейчас с ними происходило обещало стать одной из самых больших проблем, с которыми психолог когда-либо сталкивался. Фрэнк подошел к столу, садясь в кресло и утопая в нем. Джерард прилег на кушетку в дальнем углу, тяжело вздыхая. — Ну, ребят. Рассказывайте. Джерард еще раз вздохнул и закрыл глаза руками. — Джи, можно ты выйдешь? Я не хочу говорить все это при тебе. Тебе и так непросто, – Фрэнк потупил взгляд. Уэй медленно встал и, слегка кивнув, вышел в коридор, закрывая дверь. — Фрэнк, что не так? — Помнишь, вы тогда пришли с Эшем. После Рождества. — Да. Я как раз выпросил себе постоянную работу здесь. — Да. Так вот. Помнишь, мы тогда хотели тебе рассказать про то, что случилось, когда ты ушел? — Да. — Я изнасиловал его. Пальцы психолога от этих слов сжались на столе до побелевших костяшек, а под бледной из-за авитаминоза кожей задвигались желваки. — Что? — Ну... не совсем я. Лайн тогда запер меня в кубе, заставив смотреть на то, что он делает с Джи при помощи моего тела. — Кто такой Лайн? И тут Фрэнк не выдержал. Он рассказал Энди все, начиная со смутного появления Альтер-Эго и заканчивая Этим Местом, где Лайн так часто пытал Джерарда. Психолог слушал. Слушал, и с каждым словом убеждался, что пути назад может и не быть. — Фрэнк, с Альтер-Эго можно справиться, главное верить в это. У меня бы... есть знакомый, у которого была такая проблема. И он верил. И все сейчас нормально, – голос Энди дрогнул. Он врал не краснея. Айеро поднял голову и внезапно улыбнулся. — Хорошо, Ди. Ты не отправишь меня к психиатру? — Нет. Постараюсь сам справиться с твоей проблемой – мы все же не чужие друг другу люди, – улыбнулся Бирсак ему в ответ. И только когда Фрэнк вышел из кабинета, тут же обнимая Джерарда, Энди вздохнул, роняя голову на руки. Его друг, у которого случайно появилось раздвоение личности, умер пару месяцев спустя, так и не узнав о своей проблеме. У Фрэнка не было шансов хотя бы потому, что его Альтер-Эго сильнее. И Энди не знал, что может помочь парню. Фрэнк умрет через месяц-два. И это уже приговор. Обжалованию не подлежит. Финиш. Но попытаться поднять дух брюнета все-же стоило. *** *My Chemical Romance - The Light Behind Your Eyes* Я выдохнул дым в холодный воздух, внезапно начиная напевать песню. Странно, я так давно не вспоминал о ней. Нажав на кнопку съемки, я еще раз посмотрел в объектив. Идеально. Я стоял на причале. Практически на самом его краю. Объектив с особой светосилой, пара фильтров и экспозиция сделали свое дело – как по просьбе заказчика, зарево ночного города отражалось в облаках над океаном. Бесконечный горизонт, черная гладь моря и темно-кирпичное небо, прорезанное белыми всполохами прожекторов. Ничего лишнего. Все так, как и должно быть. Холодные пальцы легли на мои плечи. Я улыбнулся. So long to all my friends... — Фрэнки, отойди. Мешаешь, – наклонившись к фотоаппарату, пробурчал я, настраивая выдержку. — Сфотографируй меня. — У меня заказ. — Я знаю. Но от работы надо получать удовольствие. Разве не так? — Так. — Сфотографируй меня. Я думаю, одна фотография с человеком им ничем не помешает. — Ладно. Иди. И Фрэ сейчас, впервые за все разы, когда я фотографировал его, не напомнил мне ребенка. Он медленно подошел к самому краю пирса, опуская голову вниз и засовывая наверняка обветренные руки в карманы. Я сделал снимок, а он постоял еще с минуту, а потом внезапно сел на самый край, свешивая ноги. — Простынешь, Фрэнк. — Нет, – я еле услышал сухой хриплый ответ. – Сфотографируй меня на крыше. Пожалуйста. Я хочу, чтобы у тебя была такая фотография. — Зачем? — "Never let them take the light behind your eyes", – запел он внезапно, не отвечая на мой вопрос. — Фрэнк. Зачем? Парень повернул свою голову ко мне, уходя с пирса. — Просто... – шепнул он, проходя мимо меня. И всю эту ночь мы ходили по всему городу. Фрэнк вел себя так, будто фотографировался в последний раз. Он пел. Все время пел только припев сочиненной им песни. Как будто не мог ей насытиться. Как будто готовился к смерти. Близился конец марта. Я знал, что грядет. Я знал, что снова забуду что-то. Как бы я не хотел забыть Фрэнка. Но, если это случится, значит, так суждено. *** Джерард сразу узнал фотографию на потолке конференц-зала "Бренто Инкорпорейтед". Это была одна из фотографий, что сделали они с Грэйзером. Еще тогда, когда Джер впервые красился в рыжий. Удивительно, как по прошествии времени после потери памяти некоторые детали самовосстанавливаются, самовоссоздаются до мельчайших подробностей. Рыжеволосый улыбнулся, заходя в зал. Карл шел сзади него, переговариваясь с Фрэнком, ставшим таким тихим за последние пару дней. Парень поднял глаза, рассматривая фотографию. Когда-то, он видел этот город именно таким – серым, безликим, стремящимся к цветастому океану пятном грязи, пыли и людей-муравьев. Когда-то, когда только начинал фотографировать. Усевшись за стол переговоров, Джерард устало выдохнул, окунаясь в пучину собственных мыслей и ностальгии. Карл все так же разъяснял Фрэнку детали своего плана, который Джерард так усердно придумывал, пока брюнет разговаривал с Энди. Холодная расчетливость, изобретательность творческого ума, шантаж... он каким-то нелепым образом смог объединить это все в один план. "Как мы превратим бизнес-стратегию в эмоцию?" – Промелькнула в голове фотографа фраза из фильма. Ему предстояло превратить эмоцию в бизнес-стратегию. Кажется, это было сложнее. Хотя, кому знать. Уэй с трудом оторвал взгляд от пола, когда двери из матового стекла бесшумно открылись, впуская в конференц-зал группу людей. И впереди шел человек, которого рыжеволосый меньше всего хотел бы сейчас видеть. Лайам зашел в зал, будто исподтишка оглядывая его. Такой же, практически ничем не отличающийся от остальных конференц-зал. Кажется, других и не бывает. Взгляд приковала серая фотография – бескрайний Атлантик Сити уходил в темно-синий океан, кажущийся слишком цветастым, чтобы быть реальным. Стеклянный стол, окно во всю стену, другая стена светится, на третьей оборудовано место для письма маркером и экран для прожектора. Люди. Множество людей. Лайам прекрасно знал, кто идет за его спиной, слегка перешептываясь и, наверняка, держась за руки. Никл любил сводить людей и мальчишка Кел стал следующим, кого Никл посоветовал своей молодой секретарше – Мэри Бэнкер. Удивительно, но девушка, раньше безжалостно отшивавшая всех, кого подсылал ей начальник в попытке наладить хоть чью-то личную жизнь, кажется, заинтересовалась этим парнем. Лайам был искренне рад за них. Наверное, эти чувства были сродни отцовским. Взгляд шатена медленно пробежался по всем присутствующим. "Ну и компашка!" – Подумал он, оглядывая спутников Карла, сидящего в середине длинного стеклянного стола. Рядом с ним сидел татуированный парень, усердно прятавший огромные глаза за челкой, пара секретарей и парень с ярко-рыжими, наверняка крашеными волосами. И этот парень, медленно повернув голову, заставил Никла вздрогнуть. "Нет. Только не он. Почему он? Атлантик Сити огромен. Почему именно он?.." – пронеслось в его голове, пока он садился напротив Карла, продолжая смотреть на Джерарда Артура Уэя. Фрэнк вздохнул, в очередной раз кивая Карлу, при этом решительно не понимая и четверти из того, что пытался втолковать ему одногруппник. — А, ладно. Молчи и иногда кивай. Все остальное я беру на себя, – выпалил Бренто, запуская руки в русые волосы, переливавшиеся в свете белых ламп всеми оттенками синего, и вздыхая. В зал зашли четверо – высокий худой и статный шатен, зашуганный паренек, рыжеволосая девушка, выглядящая вполне уверенно и держащая парнишку за руку, и парень в больших очках с зачесанными назад волосами. Вся эта разномастная компания медленно прошествовала по залу, располагаясь в креслах напротив. И тут Фрэнк почувствовал, как сильно сжал его руку Джерард. Повернувшись к парню, Айеро слегка ужаснулся. Уэй был бледным. Очень бледным. Настолько бледным, что синяки недосыпа под его глазами стали еще отчетливей, а рыжие волосы, и без того выглядевшие слишком яркими в этом полном искусственного света помещении, приобрели нездоровый, почти кукольный вид. Он смотрел ошарашенными глазами на шатена, и, переведя взгляд, брюнет заметил, что шатен так же смотрит на Уэя. "Что, мать вашу, происходит между этими двумя?" – Это было последним, что успел подумать Фрэнк до того, как Карл начал говорить. *** Ты открываешь глаза, прислушиваясь к песне, за последние пару месяцев ставшую твоим ежедневным будильником. Оглядываешь круг света, в попытке увидеть что-то. И ты видишь. Лайн стоит напротив тебя в метрах пяти. За его спиной стена. Плотная, слегка колышущаяся от движений его пальцев стена. Ткань. Черная и беспросветная. Она снова слегка колышется, но на этот раз от худой руки, сдергивающей ее. — Хотите знать, что там, Мастер? — На самом деле, мне уже насрать, – грубо выплевываешь ты, зевая. — Ну... как грубо... – Лайн морщит лицо, поправляет маску свободной рукой и снимает ткань. За ней тот, кого ты вполне ожидал там увидеть. Джерард стал излюбленным предметом пыток Лайна. Как только он его не мучал за последние два месяца! Но каждый раз, даже понимая, что это лишь проекция, почти картонная версия Джера, ты чувствуешь, как сердце бешено колотится в ребрах. Потому что эта копия слишком похожа на оригинал. Лайн достает маленький ножик из кармана. Ну, это уже становится каноном. Он знает, что Джи ужасно боится лезвий и иголок. И ты видишь, как рыжеволосый начинает дрожать, когда чувствует приставленный к коже клинок. Он закусывает губу, когда первые капельки крови выступают на коже. Глаза парня завязаны чем-то черным, кажется, льняной тканью. Лайн с восхищением проводит по одной руке поперек вен, а по второй вдоль. С губ Уэя срывается болезненное мычание. И Альтер-Эго срывается, залепляя ему затрещину и начиная безжалостно резать руки парня. Он кричит, но в этот раз Лайн даже не пытается заткнуть его. Шея. Он режет шею, даже не глядя на то, что нож начинает стремительно ржаветь и уже не режет, а рвет кожу, оставляя гигантские рубцы. На пол, в небольшую лужицу крови, падают огромные куски окровавленного мяса. Крик Джи рвет барабанные перепонки. Ты зажмуриваешься, не в силах на это смотреть, но глаза не подчиняются тебе, и ты все равно продолжаешь на это смотреть. Живот. Спина. Ноги. Мясо падает на пол. Вокруг размазана кровь. Везде пахнет железом и чем-то тухлым – время здесь замедляется, а все процессы – будь то окисление железа или разложение – ускоряются. Ты кричишь вместе с Джерардом, твой голос срывается, связки болят, в горле першит, но ты кричишь, выпуская всю боль, которую чувствует он и, как ни странно, ты. Нож медленно падает из рук Лайна. Кажется, гулкий звон от его удара о бетонный пол парит в воздухе, как аэрозоль еще минуту-две. В изящных окровавленных руках красноволосого появляется полупрозрачная банка с жидкостью. И ты не понимаешь, что это до тех пор, пока эта жидкость не касается ран Джера. Перекись водорода. Она пенится на огромных рубцах, те темнеют, мгновенно засыхают, покрываются коркой корост. Но рыжеволосый не умирает и продолжает кричать от безвредной жидкости, разъедающей тело. Самые банальные и повседневные вещи в руках Лайна становятся оружием. А потом, когда пузырек с перекисью исчезает, ты замечаешь канистру у самого края освещенного круга. Ты напрягаешь зрение, чтобы разглядеть, что написано на ней. Лайн в это время подходит и берет ее в руки, поднося к опустившему голову фотографу. Напрягая зрение, ты все же видишь надпись. НSO... Ты вспоминаешь химию, подставляя индексы к буквам. И получаешь серную кислоту. H2SO4... И ты даже не успеваешь моргнуть, когда Лайн выплескивает на Джерарда половину канистры. Ты слышишь только шипение и нечеловеческий крик. А потом наступает тишина. Ты до сих пор видишь, как кожа Джи покрывается волдырями, лопается, пузырится, открывая голое мясо, кости, сжигая и уродуя прекрасный силуэт, который уже расплывается из-за слез на твоих глазах. Это конец. Свет погасает. — А мы ведь уже сдались и проиграли, Мастер. Что дальше? Темнота. *** Как же все-таки приятно жить. Чувствовать себя живым. Не ощущать смерти за спиной. Я открыл глаза. Джерард спал прямо перед моим лицом. Рыжие волосы закрывали половину лица, грудь мерно вздымалась. На губах растянулась улыбка. Я просто смотрел на него, зная, что через пару дней все закончится. Что я не доживу до апреля. Он не дожил. Все закончится послезавтра. И я это чувствовал. Перед смертью не надышишься. Как это верно сейчас. Вся наша жизнь циклична, помнишь? Я протянул руку, убирая волосы с лица Джи и поправляя одеяло на его плече. Потом тихо встал, оделся и спустился вниз. Нашел сигареты. Одел кеды, куртку и вышел на улицу. Это был первый солнечный день весны – двадцать второе марта. Я закурил, пытаясь справиться с подступающими слезами и дрожью в руках. У меня оставалось два дня до окончания всего. И я не мог просто выбросить их на ветер. Была тысяча мест, куда я мог съездить в своей жизни. Был миллиард дел, которые я мог сделать. Была целая Вселенная, был весь мир. Но время заканчивается, а мне всего лишь двадцать пять, и я всего лишь стою на крыльце дома и курю, встречая первое солнце последней весны в моей жизни. Сигарета дотлела до фильтра, я поджег еще одну, вдыхая дым. А ведь когда-то я хотел стать музыкантом. Писать песни и спасать ими людей, увязших не так глубоко, как я. Мотаться по стране, странам, континентам, миру... Но все, что у меня есть – ноутбук, сигареты, литры кофе и плед. И Джерард. И за это я уже был готов благодарить Вселенную. Она подарила мне двух лучших людей в мире. И обоих я убил. Грэйзера – физически, Джи – морально. Я – урод. Я разрушаю все, чего касаюсь. О, да. Тонкая и извилистая тропка самобичевания, я по тебе скучал. Я затушил сигарету об стекло пепельницы, засунул руку в карман, пытаясь нащупать еще одну в пачке, но обнаружил лишь пустоту. Как обычно. Дверь слегка скрипнула, закрываясь за мной. Кровать прогнулась, когда я сел на нее, гладя Джерарда по голове. "...— Пообещай. — Что пообещать? — Что никогда не уйдешь. — Все мы когда-то уходим, Джи. Но я постараюсь..." Я же говорил, Джерард. Ты не сможешь мне помочь. Никто не смог. За окном пели птицы. Это был первый солнечный день весны. *** Я проснулся от яркого солнца, светящего мне в глаза. Фрэнки стоял у окна, засунув руки в карманы джинсов. Кажется, сегодня был первый солнечный день за эту весну. Я попытался вспомнить остальные дни этого марта. Первое, что я понял – это то, что я снова что-то не помню. А дальше произошло то, чего я никак не ожидал. Фрэнк развернулся ко мне, одаривая широкой улыбкой. — А поехали в Чикаго? – спросил он, не переставая улыбаться. — Зачем? — Просто, – он улыбнулся еще шире, подходя ко мне. – Ну Джи, поехали! — Эм... поехали, – выдавил я, глядя на то, как Айеро опускается ко мне и чмокает меня в щеку. — Спасибо... – выдохнул он. — Не... за что... — Одевайся, я за сумками. Через полтора часа мы стояли на регистрации в аэропорту. У меня был лишь маленький рюкзак, в который еле влезла смена одежды и фотоаппарат, а Фрэнк вообще был почти налегке – он держал в руках маленький пакетик. О том, что было внутри он решил умолчать. "Сюрприз!" – Воскликнул он, выходя из дома, когда я спросил его об этом. Я силился вспомнить хоть что-то за последние несколько месяцев. Пустота. Последним, что я помнил, был приезд Энди в Рождество. Не знаю почему, но мне казалось, что это – самая беспоследственная потеря памяти за все время. И подсознание кричало, что здесь что-то не так. Но я проигнорировал это, скинув все на понемногу проходящие последствия Комнат. — Фрэнк? – Самолет взмыл в небо, и я все же решил узнать, что же случилось за те... три месяца, которые благополучно забылись. — Что? – брюнет повернул ко мне голову, улыбаясь. — Что было? — Когда? – парень поднял бровь. — ...Три месяца. Фрэнк поперхнулся водой, которую он отхлебнул, пока я молчал. — Сколько? — Три. Месяца. — Ты потерял память? — Да. Что было? — Много чего... – Фрэнк задумался, глядя на меня. – У Энди появился парень, Эшли, эм... Майки женился на Алисии, ты познакомил меня со своими родителями, кстати, они очень классные люди, – я медленно переваривал поток информации. Стоп. Майки женился? Майки? Женился? Что? — Майки женился? Это же несовместимые понятия! — Но у них с Алисией скоро будет ребенок! — Что-о? — Ты будешь дядей. — О, Господи... Стоп. Я познакомил тебя с родителями? Когда? — На свадьбе Майкса. — Да что происходило в эти два месяца?! — Ну... ничего необычного. Просто мы безостановочно трахались, пока они жили в гостиной и они решили спросить, что за шум каждую ночь и где сплю я... — ЧТО? Фрэнк звонко рассмеялся, хлопая меня по плечу и смахивая воображаемые слезы. — Ты что, поверил? Я нахмурился, а парень заржал еще громче, откидываясь на спинку кресла. На нас стали оглядываться люди. — Фрэнк? — Ты и правда поверил? — Да. Ты говорил это с таким видом... — Джи, если бы твои родители ночевали у нас дома, не зная, что я – твой парень, я бы никогда не позволил себе выебать тебя... Я поднял бровь. — И тебе я бы не позволил выебать себя, – поспешно добавил он, глядя мне в глаза, и снова рассмеялся. Самолет приземлился в Чикаго, когда солнце задело нижними лучами самые высокие здания. Фрэнки выскочил из здания аэропорта, запрыгивая в автобус, дожидавшийся пассажиров. — Мы поедем на автобусе? — Ага. А почему мы, думаешь, взяли так мало вещей? Вся прелесть спонтанных поездок куда-то – в общественном транспорте. Мы пробрались на задние сиденья, Фрэнк достал из кармана плеер, включил его и отдал мне один наушник. Там играло что-то массивное и оркестровое. Парень вздохнул, переключая песню. Green Day. — Так-то лучше, – пробормотал он, убирая плеер в карман, ложась мне на плечо и закрывая глаза. Через полчаса мы были в центре Чикаго. Солнце, краснея, падало за небоскребы. Небо было прозрачным, бежевым и прекрасным. Несмотря на всю грязь, город на закате был прекрасен. Фрэнк достал телефон, открыл карты, пробормотал что-то, схватил меня за руку и потащил в одну из соседних улиц. Через пять минут я стоял на крыше. И это была не та крыша, которую я привык видеть. Вокруг был огромный, грязный город. С одной стороны было огромное озеро, с другой – поля. Бескрайние и желтые. Именно туда и падало оранжевое светило. Фрэнк вдохнул воздух, перепрыгнул через провод, подошел к парапету и обернулся на меня. — Сфотографируй закат. Пожалуйста, Джи. Для меня. И я достал фотоаппарат, снимая все, что мог увидеть. И это было красиво. Безумно красиво. Дико красиво. Завораживающе. — Я хотел бы умереть на этой крыше, – это вырвалось из моего рта совершенно случайно, но с губ Фрэнка, повернувшегося ко мне, моментально сошла улыбка. — Желания имеют свойство сбываться. Аккуратней выбирай их, Джер. И я готов подтвердить под присягой, что в этот момент в его глазах плескалась такая грусть, что я не мог шевельнуться. — Пойдем, Джерард. — Да... пойдем...