Колыбель волн

Дин и Кастиэль лежали на подоконнике в комнате последнего, наблюдая, как розовое небо медленно темнеет под натиском ночи, и над самым океаном вспыхивают первые робкие звезды. Шум волн доносился до них, но Дин практически не слышал этого умиротворяющего шепота — его голова покоилась на груди Кастиэля, и мерный стук сердца парня был самым любимым его звуком. Пальцы Дина машинально поглаживали обнаженный живот Каса, обводя мышцы пресса. Они встречались уже пять дней, и почти все это время Дин провел с Кастиэлем. Днем они бродили по отдаленной территории поместья или валялись на берегу, а ночи проводили в комнате Кастиэля. Дин выскальзывал из нее рано утром, когда все вещи казались серыми в утреннем полумраке. Сэм поначалу пытался подкалывать его, но, поняв, что Дин совершенно равнодушен к шуточкам, смирился. Дин с некоторым злорадством думал, что брат завидует — Дин может спать с Кастиэлем в одной постели, чувствуя тепло его обнаженного тела, в то время как Сэм проводит время с Джессикой только днем, прощаясь на ночь. В жизни Дина было немало счастливых моментов, но время с Кастиэлем занимало для него сейчас самое первое место в этом списке. В его груди крепко обосновалось щемящее сердце чувство — смесь восторга, гордости и нежности. Ему достаточно было просто без отрыва смотреть на Каса, чтобы губы растягивала улыбка, которую он не способен был сдерживать. Дин был влюблен, и эта любовь была самой сильной и глубокой в его жизни — хотя теперь Дин уже сомневался, что вообще кого-то любил до этого. Он оторвал взгляд от океана, когда Кастиэль беспокойно шевельнулся, убирая руку с его спины. — Что такое, Кас? — шепнул Дин, заглядывая ему в лицо. — Спина затекла, — с неловкой улыбкой так же шепотом ответил Кастиэль. — Может, на кровать перейдем? — предложил Дин, приподнимаясь, чтобы убрать свой вес с тела Кастиэля. Кастиэль кивнул, и Дин встал с широкого подоконника, утягивая его за руку в сторону кровати. Она была самым излюбленным местом Дина во всей комнате Кастиэля, и Дин не мог смотреть на нее без дрожи, вспоминая каждую ночь — жаркую или полную нежных поцелуев — на ней. Он любил и просто лежать на ней, пока Кас уходит за едой или отлучается еще куда-то, и просто вдыхать запах Кастиэля, который не исчез, несмотря даже на присутствие Дина. Подушки и простыни пахли резковатым запахом океана — соль, водоросли и солнце, но чувствовался также и легкий аромат лосьона для бритья Кастиэля — свежий, как после дождя. Этот же запах Дин чувствовал в волосах Кастиэля и на его коже, и он пьянил его, как стакан крепкого виски, заставляя дышать глубоко, пока голова не начинала кружиться, а в глазах — плясать яркие круги от переизбытка кислорода. — А ты не хочешь?.. — спросил Кастиэль, когда они легли. Дин понял, что тот подразумевает, даже не переспрашивая. — Как твоя... спина? — ответил он вопросом на вопрос. Прошлая ночь была страстной, и Дин понимал, что ощущения у Кастиэля сейчас, должно быть, были не из лучших. В любом случае, будь на его месте сам Дин, он бы согласился на секс, но без должного удовольствия. Кастиэль долго смотрел на него и не отвел взгляда, когда честно ответил: — Немного побаливает. Дин ободряюще провел по его спине и улыбнулся. — Тогда нет, Кас, — сказал он ласково, хотя каждая клеточка его тела кричала обратное. Дин хотел Кастиэля всегда; он любил его лицо во время своих толчков — полное наслаждения, с полуприкрытыми глазами и стонами, срывающимися с губ, любил, как Кастиэль кричит во время оргазма, сжимая его внутри себя. Но Кастиэля он любил больше, и поэтому ради него готов был научиться усмирять свои желания. Он сделает все, чтобы Кас чувствовал себя с ним спокойно не только морально. Кастиэль лежал в кольце рук Дина и наблюдал за огнем, который сотворил Дин над ними. Языки пламени принимали разные формы: кругов, квадратов, летящих птиц или бегущих животных, но все чаще выходило сердце, и из-за пляски веселых язычков казалось будто оно бьется. Дин был скептиком, а не романтиком, и обычно презрительно относился к сердечкам, которые так любят развешивать везде на День святого Валентина, но для Каса он мог делать сотни таких. Дин не заметил, как провалился в сон, но когда он снова открыл глаза, огонек над ними потух, а Кастиэль мирно спал недалеко от него, свернувшись калачиком. Дин накинул на него белую простыню и снова лег, положив руку на его талию поверх покрывала. Крик — вот что разбудило его в следующий раз. Дин проснулся внезапно и резко сел в кровати с колотящимся в груди сердцем. Кастиэль бил по постели запутавшимися в простыне руками и кричал. Глаза его были закрыты, и от этого сердце Дина замерло в груди, а живот окатила ледяная волна страха. — Кас! — он схватил Кастиэля за плечи и потряс его, пытаясь разбудить, но он не реагировал. Его крики на секунду прекратились, и Дин почувствовал облегчение, мгновенно сменившееся холодом, когда вместо криков с губ Кастиэля начали срываться стоны — хриплые, низкие, но полные такого отчаяния и боли, что Дин не на шутку испугался. — Кас, проснись, пожалуйста! Он продолжал трясти Кастиэля, но тот только сильнее отбивался и не открывал глаз. Тогда Дин прикусил до крови руку, пытаясь болью вытеснить из себя все прочие, мешавшие сосредоточиться чувства, и зажмурился от нового стона Кастиэля. Дин схватил с полки телефон — время на нем показывало начало седьмого утра — и выбрал из списка контактов хорошо знакомый номер. — Ну же, возьми трубку... — бормотал он, пока в трубке раздавались гудки. — Сэм! — крикнул он, когда брат сонно произнес «Алло». — Давай сюда, живее! — Дин? — спросил Сэм, сопя в трубку. — Ты чего в такую рань звонишь? — Сэм, быстро иди... — Дин усилием воли заставил себя замолчать и глубоко выдохнул, подбирая слова. Паникой Касу не поможешь. — С Касом что-то случилось. Какой-то припадок, не знаю... он не просыпается, брыкается и стонет, — в этот самый момент Кастиэль дернулся и вскрикнул. Его рука, высвободившаяся из-под простыни, чуть не выбила у Дина телефон, но тот перехватил ее и крепко сжал. — Найди Бальтазара или Габриэля — их комнаты на верхнем этаже в западном крыле, крайние справа, если стоять спиной к лестнице. Приведи одного из них сюда. И... Сэм, прошу тебя, быстрее, — голос Дина звучал умоляюще, и он сморгнул слезы, цепляясь за ладонь Кастиэля, когда по его телу прошла волна крупной дрожи. Сэм отключился, ничего не ответив. Они пришли сюда через пять минут, не больше, но Дину показалось, что их не было вечность. Он прижимал к себе дрожащего и стонущего Кастиэля, баюкая его и шепотом умоляя проснуться, когда дверь открылась — хорошо, что они забыли запереть ее — и в комнату влетел бледный Бальтазар в полотняных штанах и футболке. Его волосы были в беспорядке, но на лице не было ни следа сна. Сэм, вошедший за ним, выглядел обеспокоенно. Именно в этот момент Кастиэль открыл глаза и перестал стонать. Его лоб покрывала липкая испарина, как и грудь, и под пальцами Дин чувствовал его быстрый пульс. — Кас... — прошептал он с облегчением, обнимая парня. — Мама, — сказал Кастиэль так громко, что Дин вздрогнул. — Касси? — Бальтазар опередил Дина с этим вопросом, усаживаясь на кровать рядом с ними. — Мне нужно увидеть маму, — ответил Кастиэль. Его синие глаза лихорадочно блестели, но были полны решимости. — Срочно. Пожалуйста, Бальтазар, приведи ее. — Кас, сейчас шесть утра, они с отцом спят, — нахмурился Бальтазар. — Сделай это, — резко бросил Дин. Он не хотел грубить, но волнение все еще не отпускало его. Бальтазар бесстрастно посмотрел на него, но вышел. — Дин, что случилось? — Сэм неуверенно подошел к изножью кровати. — Ничего, Сэм, — ответил Кастиэль, когда Дин уже открыл рот. — Просто кошмар приснился. Прости, что разбудил... — Кошмар?! — перебил Дин. — Кас, да ты кричал и стонал, и дергался еще! Я не мог тебя разбудить, Кас, как бы ни тряс! Это было больше похоже на припадок, чем на кошмар! — Дин, — Кастиэль посмотрел на него, и Дин внезапно осознал, что весь дрожит. Кастиэль обнял его, и Дин спрятал лицо на теплом сгибе его шеи. — Все уже закончилось. Я не хотел тебя пугать. Ладонь Кастиэля успокаивающе гладила его по спине, но когда Сэм окликнул его, Дин выскользнул из его объятий и быстро встал с кровати. Кастиэль успел кинуть на него сожалеющий взгляд, когда в комнату вошел Бальтазар, а за ним — Габриэль, Маргарет Новак и, к удивлению и ужасу Дина, Кристофер Новак, хмурый и мрачный. Дин порадовался, что не снял с себя шорт и футболки, и понадеялся, что чета Новаков не спросит его, что он, босой, делал в такую рань у комнаты Кастиэля. Но старший Новак только скользнул по нему и Сэму хмурым взглядом, не сказав ни слова. — Сынок! — Маргарет Новак бросилась к сыну, падая на колени у его кровати. Она коротко обняла Кастиэля, и тот ответил матери, скорее вынужденно, судя по его лицу, чем из желания. — Мама, мне надо кое-что спросить у тебя, — сказал он, когда мать отодвинулась, таким холодным тоном, что Дин прикусил губу, совсем не слыша ноток своего Кастиэля — теплых и заботливых. — Что случилось? — спросила Маргарет, встревоженно глядя на сына. — Это касается моего рождения, — пояснил Кастиэль. — Вернее того, что произошло незадолго до него. Дин встрепенулся. Почему Кас задает такие вопросы матери в столь ранний час после кошмара? — Сынок... — прошептала Маргарет, побледнев. — Бальтазар сказал, что тебе приснился кошмар и ты зовешь меня, почему ты... — Что тебе приснилось, Кастиэль? — перебил ее Кристофер Новак, бесстрастно глядя на сына своими холодными голубыми глазами. Понятно, в кого у Майкла и Люка этот взгляд. Кастиэль посмотрел на отца таким же взглядом, но когда он сглотнул, чтобы начать рассказ, его глаза метнулись к Дину, и тот увидел в них страх. Дин пожалел, что не может ободряюще сжать ладонь Кастиэля. Вместо этого он кивнул Касу, показывая, что он здесь, с ним. — Во сне я заходил в море. Но когда вода дошла мне до пояса, меня начала засасывать вязкая пучина тьмы. Я пытался выплыть, чтобы вздохнуть, но не мог шевельнуть ногами и руками. Когда я почувствовал, что начинаю терять сознание, передо мной, прямо посреди черноты, возникла женщина. «Спроси свою мать о ее беременности тобой», — сказала она, беззвучно шевеля губами, но ее голос раздавался у меня прямо в голове. Ее лица я не разглядел — его как будто окутывала вуаль, но она произнесла еще одну фразу, прежде чем исчезла, а пучина поглотила меня. «Пусть она назовет тебе цену». Кастиэль замолчал, а Дин недоуменно моргнул. Он не понял значения последней фразы. О какой цене идет речь? Почему Маргарет Новак должна называть ее Касу? Но сама Маргарет, похоже, поняла, что имелось в виду. Она всхлипнула и закрыла лицо руками. Крупная дрожь била ее, и из ее груди вырывались отчаянные рыдания — те, которые не останавливаются, пока не выплачешь все, до последней слезинки. Все в комнате выглядели изумленными, даже Кристофер Новак, когда Дин кинул на него взгляд исподтишка, но Кастиэль оставался спокоен. Он смотрел на мать и ждал, когда пройдет ее истерика — чтобы она могла ответить на вопрос черной женщины из пучины. Кристофер Новак первым пришел в себя. Он бросился к жене и приобнял ее за плечи, поднимая с постели. И Дин впервые в жизни понял, что отец Кастиэля любит Маргарет — на самом деле любит, всем сердцем, как Джон любит Мэри, — пусть и не выказывает этого на людях. Он подвел жену к бесформенному креслу-подушке и усадил в него, становясь на колени перед ней. Он шептал что-то — Дин не мог разобрать, что — и сжимал ее ладонь. Габриэль кинулся к столу и дрожащими руками налил стакан воды из графина на кофейном столике. Кристофер принял его и поднес стакан к губам жены. Маргарет перехватила стакан сама и сделала судорожный глоток. Она смогла заговорить только через пару минут. Дин оторвал глаза от Каса, который взглядом говорил ему, что все в порядке, и посмотрел на нее. Женщина сидела ровно, сложив руки на коленях. Она больше не плакала, но ее лицо было несчастным и полно такой боли, что Дин почувствовал острую жалость к ней. Кристофер Новак стоял рядом с женой, ободряюще сжимая ее плечо. — Об этом не знает никто, кроме меня, — начала она. — И еще одной... женщины. Это случилось, когда я была на середине восьмого месяца и через пару недель должна была родить тебя, Кастиэль, — она ласково посмотрела на сына, и тот кивнул ей продолжать. — Однажды ночью мне приснился сон — кошмар, как и тебе сегодня. В тот день тебя, Кристофер, — сказала она, опережая открывшего рот мужа, — не было в поместье — помнишь, ты уезжал и едва поспел к рождению Кастиэля? Мне приснился океан под звездным небом. Вода была спокойна, и я слышала зов Колыбели. Я вошла в воду, и чем глубже я заходила, тем сильнее становились волны. Я закрывала свой живот — тебя, Кастиэль, — как могла, но волны не попадали мне по животу — вода будто обнимала тебя. Когда мои ноги уже с трудом доставали до дна, я увидела перед собой прекрасную женщину. Она будто парила над водой, и волны лишь слегка задевали ее босые ступни. Когда она заговорила, ее голос был тих и спокоен, почти сливаясь с шумом волн, бьющихся о берег. «Маргарет», — позвала она меня. — «Скоро ты родишь дитя, своего пятого сына. Но я знаю...», — Маргарет замолкла на секунду, подавляя всхлип. — «Я знаю, что сердце твое всегда хотело дочери». Маргарет надолго замолчала, и Дин обеспокоенно шевельнулся. У него было плохое предчувствие, и он втайне желал, чтобы Маргарет Новак не продолжала свой рассказ. Но быстрый взгляд в сторону Кастиэля показал, что тот терпеливо ожидает продолжения, чуть склонив голову набок. Его мать, не отрывая от него взгляда, продолжила, и ее голос срывался, так что Дину приходилось напрягать слух, чтобы расслышать ее. — Я была спокойна, несмотря на волны вокруг меня. Женщина не казалась мне опасной, и я знала, что она не причинит ни мне, ни моему ребенку вреда. Но когда она продолжила говорить... я поняла, что опасность, исходящая от нее, была другого рода — не физическая, — женщина горько усмехнулась, — вовсе нет. От ее слов я чувствовала все больший ужас, и дальнейшие ее слова до сих пор будто выжжены у меня в голове. «Ты получишь дочь, но для этого ты должна заплатить мне определенную цену», — Дин вздрогнул — вот о какой цене шла речь. — «Ты отдашь мне своего младшего сына. Ты не сможешь больше родить сыновей, но когда мальчику исполнится три с половиной года, ты забеременеешь снова и родишь девочку — здоровую, но обладающую слабым даром. Вся ее сила перейдет твоему пятому сыну. Он будет сильнее всех ныне живущих, и его дар будет велик. Он научится управлять им и передаст его другим, когда придет время. Но это дитя не будет больше твоим — он станет моим и братом моих детей». Я слушала ее и не могла понять ни слова. Она предлагала мне отдать моего ребенка, и это пугало меня. Я крепче обхватила руками дитя у себя в животе, но женщина только рассмеялась — легко и почти неслышно. «Я вижу твое сердце, Маргарет», — сказала она мне. — «И оно жаждет дочери». И это было правдой, — Маргарет стыдливо опустила взгляд. — Я любила всех своих сыновей, но когда я узнала, что и ты, Кастиэль, мальчик, я отчаялась. Годы шли, а я не молодела. Я не знала, как пройдут роды, но понимала, что могу больше никогда не родить в случае возникновения осложнений. И поэтому я... — женщина протяжно всхлипнула, и слезы брызнули из ее глаз. — Никто не винит тебя, Марджи, — Кристофер сжал ее плечо. Маргарет еще громче всхлипнула. — И очень зря... я продала нашего сына ради Анны... я была ослеплена своим эгоизмом... я не должна была делать так... Отчасти Дин был с ней согласен, но он молчал. У него все еще оставались вопросы. — Когда я сказала «да», женщина наклонилась ко мне и обняла меня. Мы поднимались над водой, и когда мои ступни, как и ее, перестали касаться воды, она обнажила мой живот и положила на него ладонь — ее кожа была холодной, как лед. Она что-то говорила нараспев, но я не могла понять ее. Это был не язык воды, это было нечто древнее... Когда она закончила, то посмотрела на меня и произнесла: «Кастиэль — так его зовут». Когда я спросила у нее, кто она, женщина улыбнулась мне и ответила: «Я Мать», — в комнате воцарилась тяжелая тишина. — И в следующий же момент я проснулась, — тихо сказала Маргарет, прерывая молчание. — А через две недели родился ты, Кастиэль... ты был таким крохотным, но сильным... в тот момент, когда у меня начались схватки, и до самого твоего появления в океане бушевал шторм. Но когда ты впервые закричал, океан успокоился — Мать услышала тебя, Кастиэль. С его именем все взгляды в комнате обратились к нему. Но Кастиэль не смотрел ни на кого — его глаза были прикованы к Маргарет, и та ждала его следующих слов, как подсудимый ждет вердикта судьи. — Спасибо за то, что рассказала мне правду, ничего не утаивая, мама, — сказал Кастиэль ровным голосом. Плечи Маргарет поникли, словно тон сына придавил ее к земле. — А теперь, пожалуйста, уйдите все. Мне нужно побыть одному. Габриэль первым вышел в коридор, выглядя таким ошарашенным, будто его огрели чем-то тяжелым по голове. Хмурящийся Бальтазар последовал за ним, дальше Кристофер Новак вывел дрожащую жену, и Сэм, посмотрев на Дина, вышел из комнаты вслед за всеми. Дин задержался у кровати. — Кас?.. — позвал он хрипло. — Дин, пожалуйста... — пробормотал Кастиэль, закрывая лицо ладонями. Дин коротко кивнул и вышел. Когда он закрыл за собой дверь, замок на ней мягко щелкнул, запирая ее и оставляя Кастиэля наедине со своими мыслями. — Дин? — Сэм встревоженно положил руку ему на плечо. — Я в порядке, — хрипло пробормотал он. Мысль о чем-то столь мистическом с трудом укладывалась у него в голове. Возможно, им с Касом обоим нужно было немного времени, чтобы принять ее. — Так что, получается, Кас не наш брат? — растерянно спросил Габриэль. Они с Бальтазаром все еще стояли в коридоре, Кристофер Новак уже ушел с женой. — Кастиэль — дитя воды, — ответил ему Бальтазар хмуро. — А вот брат ли он нам... полагаю, это зависит только от него. Габриэль тупо кивнул, невидяще глядя на брата. Бальтазар взял его за локоть и повел по коридору, бросив напоследок взгляд на Дина. Взгляд, который он не сумел прочитать. — Я не понимаю, — сказал Сэм, когда и они двинулись в обратную сторону, к своей спальне. Босые ноги Дина ощущали жесткий ворс ковра, но он едва замечал это, поглощенный раздумьем. — Кто такая Мать? — Это... — голос сорвался, и Дин откашлялся. — Древняя богиня воды. — Богиня? — повторил Сэм. — Но... я думал, что это океан... — Как и все мы, Сэмми, — Дин горько усмехнулся. — Я так же сказал, когда узнал. — И давно ты знаешь? — спросил Сэм неуверенно. — Кас рассказал мне на второй день здесь, — Дин поймал возмущенный взгляд Сэма. — Слушай, это был секрет, ладно? Я не должен был узнать его и пообещал сохранить его. Я не мог рассказать. — Ладно, — протянул Сэм. — Я рад, что ты не нарушил обещания. Но мог бы хотя бы намекнуть. Дин промолчал, и Сэм тоже затих. Они дошли до своей комнаты в тишине, и Сэм заговорил снова, лишь когда они зашли внутрь. — Так что теперь будет с Касом и... тобой? — Я не знаю, — Дину не хотелось говорить, что все, возможно, кончится уже на днях. Он не хотел расставаться с Кастиэлем, а слова могли обрести жизнь. — Думаю, ему нужно время, чтобы... переварить. Сэм кивнул. — Ну еще бы. Не каждый день узнаешь, что твоя мать продала тебя древней богине. — Давай поспим, Сэмми? — неожиданно попросил Дин. Он не хотел разговаривать с братом — он вообще не хотел сейчас ни с кем разговаривать. Кроме Кастиэля, пожалуй, но тот отверг его. — Хорошо, — слава богу, что его брат был таким понимающим. Или, может, стоит говорить богам? Дин не знал, чему верить. Все было слишком запутанно. До этого дня он считал, что богиня Мать — лишь сказки, красивый миф водных. Маргарет Новак разубедила его. Дин лег под одеяло, накрывшись им с головой. Через полчаса Сэм захрапел, но Дин так и не смог заснуть. Слезы жгли его глаза, и тысячи мыслей роились в голове.

* * *

Бальтазар сказал ему, что не видел Кастиэля с самого утра, и Дин направился к океану, абсолютно уверенный в том, что найдет Каса там. Каково же было его разочарование, когда он понял, что пляж пуст — он прошел его от начала до конца дважды, но Кастиэля не было ни на берегу, ни в воде. И тогда, стоя у самой кромки воды, Дин, задрав голову, смотрел на солнце, медленно, но уверенно склоняющееся к горизонту, и думал, куда мог пойти Кастиэль, чтобы скрыться от всего мира. В его голове вспыли парящие огоньки и собственные слова: «Это место станет особенным для нас». Конечно же. Озеро было местом их первой близости, но в то же время оно было результатом силы Кастиэля. Силы, подаренной ему Матерью. Силы, часть которой должна была стать даром Анны. Дин шел через палаточный городок, слыша голоса, смех, крики, чувствуя жар огня и свежие порывы ветра, прохладу воды и трясение земли под ногами. На самом краю лагеря группа юношей и девушек тренировалась — то и дело мелькали вспышки пламени, и под ногами змеились ручейки. Дин смотрел на них, как никогда чувствуя себя чужаком среди таких же, как он. Он заметил огненный блеск волос Чарли и золотистые локоны Джо — девушки тренировали прием, соединив руки — вверх вздымалось жадное пламя. Он заметил и Сэма с Джессикой — брат держал свою девушку за руку, и они с улыбками наблюдали за Чарли и Джо. Дин развернулся к ним спиной и пошел вглубь рощи, виляя по почти заросшим тропинкам. Постепенно голоса и смех за спиной замолкли, и Дина окружили звуки рощи: пение птиц, клацанье когтей белок по коре деревьев, стук дятла и негромкий стрекот насекомых в траве. Перед ним блеснула гладь озера, и Дин, обходя его далеко от берега, прошел прямо к беседке за ветвями старой ивы. Кастиэль сидел на земле, привалившись спиной к стволу, одна его нога была вытянута, а другая согнута в колене, и ее обнимали сцепленные в замок ладони. — Кас? — Дин подошел к нему, и он вздрогнул, отрывая взгляд от поверхности озера. На нем были джинсы и футболка, та самая, что была на нем в день после спасения. — Здравствуй, Дин, — хрипло от долгого молчания поздоровался с ним в своей обычной манере Кастиэль. — Как ты? — Дин осторожно присел на землю рядом с ним, до боли желая прижать его к себе. Но он заставил свои руки остаться на месте и лишь смотрел на Кастиэля. Кастиэль молчал. — То, что рассказала твоя мать... это... это неважно, слышишь? — дрожащим голосом сказал Дин, кладя руку ему на плечо. Кастиэль сбросил его ладонь недовольным жестом, и сердце Дина пронзило копьем боли — не в первый раз за сегодня, но сильнее, чем за всю его жизнь. Кастиэль развернулся лицом к нему, натягиваясь, как струна. Свои ноги он подогнул под себя, ладони сложил на бедрах и смотрел на Дина, не отрываясь, с абсолютно прямой спиной. — Неважно, Дин? — тихо переспросил он. — По-твоему, предательство матери — это неважно? — Она лишь хотела дочь, она не предавала тебя... — начал Дин. — Она променяла меня на Анну! — резко закричал Кастиэль, вскакивая на ноги, и Дин вздрогнул. — Она продала меня богине, чтобы родить дочь! Она убила всех моих братьев, которые могли родиться после меня! — Она любит тебя, Кас, — сказал Дин, медленно вставая на ноги. Он был выше Кастиэля, но тот так пылал гневом, что Дин чувствовал себя маленьким. — И всегда любила. — У меня должен был быть еще один старший брат, — сказал Кастиэль внезапно спокойно. — На год младше Бальтазара. Ему уже выбрали имя — Самандриэль. Но мальчик родился мертвым. Как думаешь, его она тоже пыталась продать ради дочери? — последние слова он прошипел ядовито, почти с ненавистью. — Кас... — Дин попытался взять его за руку, но Кастиэль вырвался. — Ты не понимаешь, Дин! — он снова кричал. — Никто меня не понимает! И никто не сможет понять! — Я... — Убирайся, — велел ему Кастиэль. — Что? — Дин беспомощно моргал. — Оставь меня одного, Дин. Все вы. Оставьте меня в покое, — раздраженно сказал он. — И ты тоже! — крикнул он воде. — Зачем ты потребовала, чтобы мама рассказала мне? Ты все испортила! Кастиэль упал на колени, зарываясь пальцами в траву. Дин поборол порыв обнять его и утешить — Кастиэль прогнал его, он не хотел видеть его. Дин отвернулся и побрел обратно в лагерь, слыша всхлипы Кастиэля за спиной. Каждый отщипывал от его сердца кусочек, оставляя после себя кровоточащую рану. Когда Дин перестал слышать Кастиэля, его сердце представляло собой дрожащий, залитый кровью жалкий комок в груди. Дин бесцельно плутал по роще, не желая возвращаться к смеху лагеря. На улице уже начало темнеть, и среди деревьев повис густой полумрак. Его ноги цеплялись за спутанную траву, он пару раз споткнулся, не упав лишь потому, что успевал схватиться за стволы деревьев, но ему было все равно. Ему вообще было плевать на все сейчас: на природу, на других людей стихий, на своих родителей и брата, на себя, но больше всего ему было плевать на Кастиэля. Расставаться было больно — так и должно быть, но скоро эта боль пройдет. Он забудет синие глаза, смех, его растрепанные волосы и его лицо во время оргазма, вычеркнет из головы и никогда больше не вспомнит... Дин замер посреди рощи, внезапно понимая одну вещь. Он никогда не сможет вычеркнуть Кастиэля из своей жизни. Никогда не забудет его, и рана в его сердце с годами станет лишь больше, зарубцуется и будет пульсировать от боли каждый раз, когда он будет видеть мужчину с синими глазами и черными волосами. Потому что это будет не Кастиэль, и потому что он никогда больше не увидит Кастиэля, если не сделает что-то сейчас. Дин развернулся в сторону, из которой пришел, и побежал. Он бежал долго, его легкие горели, но Дин не останавливался, чтобы перевести дыхание. Найти Кастиэля, упасть на колени, вымаливать прощения, даже если ничего не сделал, успокоить его, вернуться к нему, вернуться и не отпускать... На рощу опустился полный мрак, и каждый новый шаг казался еще бессмысленнее предыдущего. Отчаяние захватило его, от него защипало глаза, как от едкого дыма. Бесполезно. Он заблудился. Он заблудился уже давно и, бегая среди деревьев, не помогал себе. На щеке жгло царапину — его хлестнула ветка, когда он прорывался через густые заросли. Роща давным-давно перестала быть рощей, превратившись в самый настоящий лес, но Дин осознал это слишком поздно — лишь сейчас, а не когда сошел с тропинки. Внезапно деревья вокруг показались ему пугающими, и Дин прошептал на языке огня, призывая к себе на ладонь маленький огонек. Тепло, разлившееся по телу, приносило успокоение, и Дин медленно пошел, глядя себе под ноги и пытаясь найти тропинки при пляшущем свете пламени у себя на руке. Когда он нашел тропинку, уже совсем стемнело, но Дин знал, что он недалеко — между редеющими деревьями мелькали электрические огни палаточного городка. Дин вышел там, где лагерь примыкал к холму, на котором было поместье Сифорт. Он успел только подняться, когда в него с разбегу врезался брат. — Дин! — крикнул Сэм. — Его лицо было белым, как полотно, а глаза широкими. — Я тебя везде ищу! — Сэмми? — Дин встревожился. Что-то было не так. Люди вокруг не смеялись, а тревожно переглядывались, несколько маленьких детей плакало, а вокруг порога поместья стояла большая толпа людей. Оттуда доносились крики. — Они вернулись, Дин, — сказал Сэм. — Руби Розен и другая репортерша, и их операторы. Дин! Они сняли нас. Они сняли нас, когда мы управляли стихиями. Чарли и ее огонь, еще одного парня, который в этот момент управлял землей, водную девушку, призвавшую воду посреди поляны... Они раскрыли нас, Дин. Простые люди узнают о нас! Но Дин понял все еще до того, как брат начал объяснять. Несколько человек отошло от порога, и он увидел. Руби Розен подносила микрофон к Кристоферу Новаку, который раздраженно что-то говорил, Майкл за его спиной выглядел пришибленным и не шевелился, и на камере Аластора, оператора Руби, подмигивал пугающий красный глаз. А к ним самим спешила другая девушка, тоже репортерша. Ее черные волосы терзал ветер, а за ней верно следовал ее оператор — высокий мужчина с золотыми глазами. Или это просто казалось в свете ламп... важно было другое. Огонек на его камере мелькал красным, и ее объектив был направлен прям на них с Сэмом. — Мистер Винчестер! — крикнула репортерша еще издалека. — Позвольте задать вам несколько вопросов! Мир Дина только что был разоблачен, а все его надежды были лишь о том, что Кастиэль останется у озера как можно дольше.