Колыбель волн

— Наконец, тайна поместья Новаков была разгадана, — вещала молоденькая симпатичная девушка-диктор с экрана телевизора. Дин исподлобья смотрел на нее, ковыряя ложкой хлопья в молоке. — Каждое лето в доме мистера Кристофера Новака собирается некоторое количество людей, но в этом году их количество было почти вдвое больше. В чем цель их сборов? С подробностями — репортаж Руби Розен. Было следующее утро, но новость о людях, умеющих управлять стихиями, медленно, но верно расползалась. Пока что о ней говорили только по местным каналам, но Дин знал, что рано или поздно весть просочится в центральные каналы страны, а оттуда — и дальше по всему миру. Более того, Сэм сегодня рано утром, когда они были еще в комнате, собираясь на завтрак, с побелевшим лицом показал Дину новостные сводки в интернете — они пестрели заголовками типа «Повелители стихий — правда или вымысел?», «Насколько опасны люди, умеющие управлять стихиями?», «Катастрофа или спасение? Загадочные люди стихий». А интернет, насколько он знал, работает побыстрее новостей. И вот сейчас Дин смотрел на экран телевизора, где были он с Сэмом — надпись внизу гласила: «Дин и Сэм Винчестеры, сыновья Джона Винчестера, совладельца сети магазинов автозапчастей “Винчестер и Сингер”». Голос Мэг Мастерс — Дин позже узнал ее имя — именно она пыталась флиртовать с Касом — за кадром просил их объяснить характер их дара. Дин на экране молчал, лицо его было напуганным и растерянным, и Дину в столовой было это почти ненавистно. — Эта стерва Руби и вправду ни перед чем не остановилась, — пробормотал недовольно Джон, отворачиваясь от экрана. — Видать, мальчишка Новак ее оскорбил сильнее, чем предполагал. А теперь о нас узнает весь мир. — Пап, что мы будем делать? — осторожно спросил Дин отца. Мэри не отводила встревоженного взгляда от экрана, где снова показывали, как тренировавшиеся вчера парни и девушки управляют своими стихиями. Съемка велась в потемках, издалека, но частые вспышки огня облегчали дело. — Кристофер говорит ждать пока что. Он не хочет, чтобы кто-то уезжал, но люди напуганы. Такого не было никогда в истории нашего народа, — Джон выглядел уставшим — вчера все взрослые, собравшись в кабинете Кристофера Новака, допоздна обсуждали событие. Была уже глубокая ночь, когда Дин услышал стук двери комнаты родителей. Сам он не мог спать, беспокоясь о Кастиэле. Он еще не видел его с утра. — Жаль, что Бобби уехал, — Мэри утешающе сжала ладонь мужа. Бобби — Дину он был как родной дядя, и в детстве учил играть в бейсбол его и Сэма — уехал на несколько дней раньше, когда его жене Карен стало хуже. Дин надеялся, что она выздоровеет. — Он бы не выдержал всего этого, — Джон нахмурился. Они с Мэри переглянулись, и Джон посмотрел на Дина. — Вчера Кристофер сказал нам с мамой кое-что, Дин. Он упомянул, что его младшему сыну, как бишь его? — «Кастиэль», — чуть не ляпнул Дин, но вовремя прикусил язык. Слова отца напрягли его. Он знал, что последует дальше, и судорожно пытался придумать ответ. — Кастиэль, — мягко подсказала Мэри. — Вчера этому Кастиэлю приснился какой-то кошмар — что не удивительно — мальчишка целыми днями торчит в воде, вот и отхватил удар. Но удивительнее было вот что, Дин, — Джон нахмурился. Краем глаза Дин видел встревоженный взгляд Сэма, направленный на него, но взмолился про себя, чтобы брат молчал и позволил ему разобраться самому. — Ты тоже там был, помимо Новаков. И ты, Сэм. Что вы делали там? — Это я позвал Сэма, — ответил Дин, взвешивая каждое свое слово. — Чтобы тот позвал Бальтазара, когда Кас... тиэлю приснился кошмар. — Ладно, — Джон сложил руки на столе, сцепляя ладони в замок. — Тогда, в таком случае, что делал там ты, Дин? Дин молчал. Его затылок покрылся потом, и капля сбежала по задней стороне его шеи. Он сложил ладони в таком же жесте, как и отец, только под столом, и смотрел в столешницу. Когда он поднял глаза, он почти сразу наткнулся на взгляд матери — Мэри смотрела на него понимающе, немного сочувствующе. «Она знает», — понял Дин, холодея. Но потом осознал и еще кое-что — конечно же его мать знает. Мэри всегда читала его, как открытую книгу. Она понимала его без слов даже тогда, когда Сэм был бессилен. И Дин решился, крепче стиснув вспотевшие ладони под столом. — Я спал с ним, — сказал он ровно, глядя прямо в глаза Джона — карие, почти черные, в обрамлении густых и длинных ресниц. Отец задохнулся — непонятно, то ли от шока, то ли от отвращения. — Ты... что? Сэм вопросительно толкнул его рукой в колено, но Дин проигнорировал. Он знал, на что идет, но старался не смотреть на брата или мать, сверля глазами только радужку Джона. Отец учил его, что взгляд глаза в глаза — это вызов, а сейчас он хотел показать, что не боится. Он надеялся только, что Джон поймет эту эмоцию — хотя бы интуитивно. — Я не в том смысле спал с ним, — ладно, это была почти правда. В конце концов, отцу не обязательно знать все, что они делали в комнате Кастиэля все эти пять дней. — Я спал в его кровати, когда у него начался кошмар. Меня разбудил его крик, и я позвонил Сэму, прося его помощи. Тот нашел Бальтазара и привел его. Но Кас в этот же момент проснулся и потребовал свою мать. В комнату зашли все они — Бальтазар, Габриэль, третий по старшинству брат, Кристофер Новак и Маргарет. Мы с Сэмом уже были там. — Так, — протянул Джон, помолчав — видимо, пытался осознать все это. — Но, Дин... что ты делал в постели мальчишки Новака? Дин едва сдержал нервную усмешку. Его отец явно нарочно отказывался понимать этот очевидный факт — как будто верил, что его упрямство изменит что-нибудь. Но Дин знал, что Джон уже догадался обо всем. Принял ли он это или нет, и сможет ли когда-нибудь вообще принять, Дин не знал, но, кажется, настало время выложить на стол все карты. — Я люблю Кастиэля, отец, — тихо ответил он, и глаза его невольно метнулись к матери. Та не выглядела ошеломленной, но и радостной тоже не выглядела — скорее... понимающей. Да, Мэри поймет его, простит и сможет принять. Если только отец сделает то же. Джон выглядел скорее шокированным, чем злым, и Дин выдохнул про себя — отец легко заводился и тяжело успокаивался. Может, на этот раз обойдется?.. — Дин, ты чертов гей, — сказал Джон, наконец. Дин вздрогнул и поморщился. — Я не гей, — раздраженно ответил он, понимая, как глупо — Сэм уже втолковывал ему это однажды — эти слова звучат. Он встречался с парнем, целовался с парнем — да он даже спал с ним, и не один раз! — он любил парня всей душой, но все равно отрицал факт своей гомосексуальности. Дин знал, что никогда не посмотрит ни на одного мужчину так, как смотрел на Кастиэля. «Личный гей Кастиэля», — так он думал иногда про себя с усмешкой. Каким бы диким не казалось это со стороны, но Дина устраивало такое положение вещей. В конце концов, главное в Касе — это не тело. — Дин, ты... — со злостью начал Джон — похоже, его вспыльчивости надоело стоять в сторонке. — Я люблю только Каса, — перебил Дин, не давая отцу закончить. Он тоже был зол — зол и раздражен; в нем проснулся инстинкт защищать себя и свое — Кастиэля. — Я никогда не смотрел на других парней, я никогда не встречался с ними, отец, клянусь. — Как такое может быть? — спросил Джон резко. — Ты любишь парня, но тут же уверяешь, что ты никогда не смотрел на других мужчин, а значит — ты не гей. Дин, ты хоть понимаешь, как глупо это звучит со стороны? — У нас с Дином глубокая связь, — знакомый низкий голос заставил Дина вздрогнуть и обернуться. Кастиэль подкрался почти незаметно и теперь стоял за его спиной. Дину хотелось откинуться назад, чтобы прильнуть к нему и почувствовать его тепло, но воспоминания о вчерашней ссоре были еще свежи. — Здравствуй, Кастиэль, — поздоровалась Мэри, первой нарушая затянувшуюся тишину. Отец выглядел смущенным и одновременно раздраженным, Сэм — растерянным, и только мама была почти весела — казалось, реакция мужа ее забавляет. — Миссис Винчестер, — Кастиэль галантно поклонился и кивнул, как умел делать только он один. Дин надеялся, что на его лице не сильно заметно восхищение. — Привет, Дин, — Кастиэль наклонился к нему и поцеловал в щеку, и Дин замер, опасливо поглядывая на отца. — Прости меня, — услышал он тихий шепот, когда губы Кастиэля задели его ухо. — Я простил тебя еще вчера, — сказал Дин, разворачиваясь к нему и впиваясь в его губы настоящим поцелуем — голодным и жадным, словно призванным показать, как Дин истосковался. Ему стало плевать, что все на них смотрят, стало плевать на родителей, на Сэма, на всех братьев Кастиэля и даже на Кристофера и Маргарет Новак, которые завтракали сегодня здесь. Единственное, о чем он мог думать сейчас — Кастиэль и то, как приятно снова целовать его. Чувство безнаказанности — они целуются в переполненной столовой, и никто не посмеет им помешать сейчас! — захлестнуло Дина, щекоча живот. Они оторвались, только когда Мэри звонко хохотнула, а Джон неловко откашлялся. Дин посмотрел на родителей, облизывая губы и чувствуя на них вкус Кастиэля, и повел плечами. Вот теперь можно и смущаться. — Надеюсь, ты понимаешь, что делаешь, Дин, — пробормотал Джон под одобрительный кивок Мэри. И Дин понял, что отец не против. Он поборол порыв вскочить и обнять отца так крепко, как он не обнимал уже очень давно. Вместо этого он плавно встал, чуть задев руку Кастиэля своей рукой, и вышел след за ним из столовой. Они отправились в комнату Кастиэля, и Дин запер за ними дверь, когда они вошли. — Прости меня, Дин, — снова пробормотал Кастиэль. Дин шагнул к нему и приобнял — робко, словно спрашивая позволения. — Я сказал тебе, что уже простил тебя, — прошептал он, поглаживая Кастиэля по волосам. Его взгляд прошелся по комнате, подмечая, что в ней чего-то не хватает. А потом его взгляд наткнулся на сумки на полу. Дин отстранился. — Кас?.. — позвал он, не отрывая взгляда от сумок. — Ты куда-то собираешься? — Дин, — Кастиэль коснулся его руки. — Я попросил у отца лодку на пару дней. Для небольшого плавания. — Я поплыву с тобой? — спросил Дин, уже зная ответ. Теперь он понимал, что за выражение в глазах Кастиэля тревожило его, когда они шли в комнату. — Боюсь, что мне нужно сделать это одному, — напряженно ответил Кастиэль. — Заодно дадим нашим отцам время принять... всю ситуацию. Он не сказал «нас». Эта мысль холодом пронзила Дина. Так вот что это было — прощание. Но только ли на время поездки?.. — Как... как он воспринял? — спросил он хрипло, делая вид, что не заметил оговорки. Кастиэль невесело усмехнулся. — Сказал, что когда у тебя пять сыновей, вероятность того, что один из них окажется геем равна восьмидесяти процентам. Видимо, я как раз попадаю в это число. Он не такой... вспыльчивый, как твой отец. В конце концов, по его венам течет вода, а не огонь. — Когда ты уплываешь? — Дин не сдержал себя. Он не находил себе места от мыслей в голове. — Сейчас, — тихо ответил Кастиэль, глядя ему прямо в глаза. — Надеюсь, Мать услышит меня и явится мне. Интересно будет взглянуть на богиню, которая одарила меня такой силой. — Тогда... — Дин нервно хмыкнул — раньше он не спрашивал разрешения. — Можно мне?.. Кастиэль кивнул, и Дин подошел к нему почти вплотную, беря его за руку. Его пальцы легко пробежали вниз по запястью Кастиэля и остановились на ладони. Кастиэль переплел их пальцы — жест, ставший почти привычным, но такой... чужой сейчас. Дин целовал Кастиэля медленно, наслаждаясь соленым вкусом его губ. Он знал, что это, возможно, их последний поцелуй. Дин знал это, но все равно не мог удержать слезы — она скатилась между их щеками, и Кастиэль хотел отстраниться, но Дин обвил руками его шею, с отчаянным стоном надавливая на затылок. Его язык свободно ворвался в рот Кастиэля, и Дин целовал его глубже — такого покорного и тихого. Возбуждение тяжелым грузом тянуло низ живота, но Дин понимал, что сейчас нельзя давать волю телу. Дин отстранился, тяжело дыша. Его язык ощущал вкус рта Кастиэля, и Дин смаковал это чувство, возможно, в последний раз. Он, не скрываясь, утер слезу и услышал тяжелый вздох Кастиэля, больше похожий на стон. Но когда он поднял взгляд, Кастиэль отвернулся от него к своим сумкам. — Кас, давай я провожу тебя? — спросил Дин неуверенно. — Не стоит, — голос Кастиэля звучал глухо. — Бальтазар поможет мне донести сумки. — Ладно, — тихо произнес Дин. Знакомая тупая боль уже колола сердце. — Тогда... до встречи? Я буду ждать тебя. — Спасибо, Дин, — ответил Кастиэль так, будто не до конца верил ему. Дин вышел за ним следом из комнаты и пошел в другую сторону, противоположную той, куда направился Кастиэль. С каждым новым шагом он осознавал все яснее — он не знал как, когда и почему, но Кастиэль разлюбил его. Жаль только, что Дин так и не сумел подавить свои чувства, которые сейчас резали его сердце на части.

* * *

Бальтазар стоял на краю пристани, передавая Кастиэлю сумку на небольшую яхту их отца. Он видел по лицу брата, что тот испытывает боль — душевную, но сродни физической по ощущениям. — Может, не стоит уезжать, Касси? — спросил он, передавая последнюю сумку. — Стоит, — коротко бросил Кастиэль, и сердце Бальтазара сжалось от его тона — это был тон старого Кастиэля, того, который закрылся от всего остального мира. — Я же вижу, как ты любишь его, — предпринял он попытку подойти с другого края. Кастиэль проигнорировал его слова. — Я должен найти Мать. Раньше она всегда отзывалась мне, но сейчас молчит. — Касси... — начал Бальтазар устало. Брат был сам не свой уже почти сутки — после рассказа их матери. Бальтазар тоже, конечно, был немного шокирован, но он ожидал какого-то подвоха. Кастиэль всегда был белой вороной — более сильной, к тому же отличающейся от них внешне. Он все еще оставался их братом, но в равной же степени он был и ребенком богини воды. — Хватит, Бальтазар! — резкий крик Кастиэля вырвал его из его мыслей. Сумка валялась на палубе, а Кастиэль смотрел на него свысока, с палубы покачивающейся яхты. — Ты знаешь, что я не найду покоя здесь. Вода, — он махнул рукой в сторону океана. — Вот мой дом! И моя мать должна ждать меня. Но она молчит! Бальтазар следил за полосой, убегающей в море все дальше от единственного мановения руки Кастиэля. От нее уже начали разбегаться волны, и лодка закачалась сильнее; вода билась о сваи пирса, и он почувствовал несколько холодных капель на своих лодыжках в сланцах. — Как скажешь, Касси, — тихо произнес он. — Но, я прошу — я умоляю тебя — не забывай, что и мы твоя семья. Мы будем ждать тебя. Мама будет скучать. Он смотрел прямо в синие глаза Кастиэля, не отводя взгляда. Они всегда напоминали ему глубь океана, и теперь он понимал, почему. — Пожалуйста, Касси. Помни это, — снова повторил он, и черты Кастиэля на секунду исказила боль. Но затем он отвернулся, и Бальтазар больше не видел его лица — только слышал голос. — Хорошо. До встречи, Бальтазар. Пожелай мне удачи и не переставай молиться о том, чтобы я нашел Мать. Кому угодно — лишь бы этот кто-то услышал мои молитвы. Бальтазар смотрел, как брат исчезает в каюте яхты. Взревел мотор, и лодка отплыла от пирса, рассекая волны и унося его брата навстречу неизвестности. Начинался шторм, и мелкий дождик накрапывал сверху, противно осаждаясь на лице Бальтазара. — Я всегда молюсь за тебя, Касси, — сказал он удаляющейся яхте и отвернулся, уходя с пирса.

* * *

Дин медленно и бесцельно бродил по поместью, натыкаясь на тумбочки и стены. Один раз он чуть не сбил на пол вазу — тонкую и изящную, из китайского фарфора или чего-то вроде этого, но машинально поймал ее на лету. Все его связные мысли исчезли из головы еще пару часов назад — когда, по его расчетам, лодка Кастиэля отплыла, — и сейчас Дин не знал, чем себя занять. Он пытался вспомнить, что обычно делал в это время, но все воспоминания были связаны с Кастиэлем — раньше они плавали, а затем — целовались и гуляли — и тупой болью эхом отзывались в груди. Вся его жизнь внезапно стала казаться бессмысленной, и Дин спрашивал бога — или богов, кого угодно — почему Кастиэль так внезапно и резко утратил свои чувства к нему. После этого кошмара и страшной правды о себе он был сам не свой, так может, это Мать шепнула ему чего во сне? Например, что у нее на примете есть какая-нибудь морская девушка, с которой Кастиэль родит ей сильных внуков. Или что Дин для него — не пара, потому что вода и огонь — это две несовместимые вещи. Странно, раньше эта несовместимость казалась ему такой... правильной. Противоположности притягиваются. А народные мудрости лгут. — Дин! — окликнули его, когда он врезался в очередную тумбочку. Дин поднял взгляд и увидел Бальтазара. Глаза застилала противная пелена, и Дин только сейчас осознал, что плакал, возможно, уже давно. Плевать. Если слезы помогут облегчить боль, то он готов на такой немужской поступок. Бальтазар опирался о косяк открытой двери, и Дин понял, что нашел его комнату, даже не прикладывая усилий. Он криво усмехнулся, хваля себя за находчивость, и приблизился к Бальтазару. — Он уехал? — хрипло спросил Дин. Бальтазар кивнул. — Зайдешь? Что ж, почему бы и нет? Возможно, общество одного брата сможет вытеснить из его сердца и мыслей другого. Комната Бальтазара была отделана строго, темным деревом, и показалась Дину слишком мрачной после синевы комнаты Кастиэля. Большую часть пространства занимали кресла у камина, рядом с которым с обеих сторон стояли книжные заполненные полки. На стене висел большой плазменный телевизор, на столике под ним светил экраном включенный тонкий ноутбук, кровать была в самом углу у стены — из темного же дерева, заправленная черным покрывалом, шелковым, судя по всему. — Обиталище холостяка, — подвел итог Дин, плюхаясь в кресло. Кастиэль как-то сказал ему, флиртуя, что Дин эксперт по части комнат. В груди кольнуло от боли. Не стоило ему вспоминать. — Могу предложить виски, — Бальтазар сел в кресло рядом с ним и вытянул ноги к камину. На улице было противно — серые тучи заволокли небо, в окно стучал дождь. — Меняю виски на пламя, — сказал Дин, сосредотачиваясь на поленьях в камине. Огонь вспыхнул робко, но Дин беззвучно шепнул, и язычки увереннее принялись глодать дерево. — Неплохо, — Бальтазар хмыкнул, ставя на столик между ними два стакана. Виски, льющийся в них, казался красным в отсвете пламени, и Дин подумал о своем кровоточащем сердце. — Итак, — он отхлебнул из стакана, и алкоголь обжег горло и слизистую. — Чем будешь меня утешать? — Своей компанией, если она тебе по нраву, — Бальтазар усмехнулся, и Дин фыркнул. — Волосы у тебя, конечно, не черные, а глаза голубые, а не синие, но на один раз сойдет, — сказал он в привычной для себя манере. Тепло от вызванного им пламени расползалось по коже вверх, от ног, а тепло алкоголя и его силы заполняло его внутри, прогоняя могильный холод одиночества. — Ублюдок, — лениво протянул Бальтазар, еще ниже съезжая по креслу. Дин усмехнулся — так похоже на их обычную перепалку с Сэмом. Он почувствовал себя уютнее с Бальтазаром. Они молчали долгое время, но с каждым новым обжигающим глотком Дин чувствовал себя увереннее и как будто целее. — А он ведь любит тебя, — сказал вдруг Бальтазар. Уже нет. — Я никогда не видел его таким счастливым, каким он был с тобой. Мы с Кастиэлем всегда были близки — возможно, он говорил тебе — но он никогда не открывался мне так, как открылся тебе. Ты делал его другим, — Бальтазар помолчал. — Влюбленным и счастливым Кастиэлем. Дин ничего не ответил. — Он уехал к Матери, — снова заговорил Бальтазар. — Я знаю, — ответил Дин. — Он сказал мне перед тем, как... ушел, — слова давались тяжело. — Он не найдет ее, — Бальтазар обратил на него свои голубые глаза — по-своему пронзительные, светящиеся острым умом. — Он сказал, что она не отвечает. Она дает ему время принять ее и себя заодно. Возможно, когда-нибудь позже... через пару месяцев или через пару лет... она ответит ему. Но не сейчас. — Ты так думаешь? — Дин снова отхлебнул виски. — Я уверен, — тон Бальтазара на самом деле звучал уверенно. — Я чувствую это. Кастиэль тоже иногда чувствовал разные вещи. Они обязательно сбывались потом. Дин в два больших глотка осушил свой виски и громко поставил стакан на стол. Стекло неприятно звякнуло, и Дин проверил, не осталось ли трещины. — Спасибо тебе, — он встал с кресла, спиной к огню, но лицом к Бальтазару. Мужчина смотрел на него внимательно снизу вверх, но Дин чувствовал странное спокойствие. — За виски и... слова утешения. Они помогли. Сказав это, он направился к выходу из комнаты. — А тебе спасибо за огонь, — услышал он в ответ, прежде чем закрыть за собой дверь. Через некоторое время плутания по бесконечным коридорам он вышел к их с Сэмом комнате. Брат был внутри — сидел в наушниках, быстро стуча пальцами по гладкому яркому экрану планшета, но как только заметил его, отложил планшет и вытащил наушники из ушей. — Дин? — произнес он, одним его именем задавая сразу несколько вопросов. — Он уехал. Искать свою Мать. Вернется через пару дней, — коротко ответил Дин. — А ты?.. — В порядке, — «Разбит, Сэмми. Он меня больше не любит, потому что я все порчу. Наши отношения — лучшая вещь в моей жизни — уже не будут прежними. Их вообще больше не будет». — Мы можем лечь спать, если ты хочешь, — было еще рано, но Сэм говорил так обеспокоенно, что Дин улыбнулся. Его заботливый младший братишка. — Я был бы не против, — ответил он мягко. Сэм кивнул. Приготовления ко сну не заняли много времени, и когда Дин лег головой на подушку, он просто закрыл глаза и уснул. Ему ничего не снилось — только глухая темнота вокруг и пугающее умиротворение.

* * *

Кастиэль стоял на носу яхты и пытался усмирить шторм. Вода яростно хлестала о борт лодки, почти переваливаясь на палубу, дождь бил его по лицу, плечам и груди, закрывая обзор. Вода не слушалась его. Она впервые не подчинялась его приказам, и даже когда он шептал угрозы на ее языке, она продолжала по-прежнему бурно пениться вокруг лодки. Кастиэль знал, что проблема не в нем самом — просто Мать не желает его видеть. Он плавал уже два дня, но за это время не встретил никого, похожего на водную богиню. Он вообще не встретил ни одной живой души — только несколько дельфинов, когда солнце ненадолго выглянуло из-за туч, блеснули своими мокрыми серыми спинами, да рыбы бесконечно пугались мотора яхты и целыми стайками улепетывали в стороны. — Ответь мне! — закричал Кастиэль. Вода забивалась в рот, мокрые волосы липли ко лбу и лезли в глаза, но он не откидывал их. — Ты слышишь меня, я знаю! — слова тонули в бесстрастности холодного океана вокруг — на многие, многие мили. — Пожалуйста... Он опустился на колени на скользкую палубу, позволяя горячим слезами бежать из глаз наравне с холодными пальцами дождя, гладящими его по щекам. Рыдания душили его, и Кастиэль не стеснялся плакать. Его сердце — его предательское сердце — билось в груди, и каждый его удар отзывался болью в солнечном сплетении. — Дин... — простонал он сквозь голос ветра. Но Дина не было рядом. Дин не мог быть рядом всегда, он знал это еще с того вечера на пляже. Для него это все было лишь кратковременным увлечением, курортным романом, не больше. Дин уедет и заберет с собой свет, оставив после себя лишь серые, вечно хмурые тучи в душе Кастиэля. Их кислотный дождь будет разъедать его изнутри, и боль будет медленно сжигать Кастиэля, так похожая на огонь его любви, который разжег Дин. Он любил его, он так любил его... Но Дин не любил его, а лишь развлекался. Зачем Мать была так жестока, посылая его в ту ночь на своих волнах к утопающему юноше? Она знала, что он влюбится так быстро и так безнадежно сильно, но все равно позволила ему окунуться в эти чувства — только чтобы резко вытащить его потом, холодного, дрожащего и задыхающегося, и оставить на суше умирать без любви Дина, как оставляет рыб умирать без воздуха. Он был всего лишь игрушкой Матери. И древняя богиня хорошо выбрала того, кто сломает его. Кастиэлю казалось, что он видит перед собой зеленые глаза Дина — радужку цвета ведьминого огня, — когда он направлял яхту прочь из глубины. Навстречу своему самому большому счастью — и самой великой боли.

* * *

— Мы уезжаем, — заявил Джон три дня спустя после отъезда Кастиэля. Дин замер с вилкой у рта. Он знал, что рано или поздно это случится, но надежда увидеть Кастиэля — хотя бы в последний раз — перед отъездом не покидала Дина. Но Кастиэль еще не вернулся, а Джон был непреклонен. — Пожалуйста, папа, — попросил он, наверное, в сотый раз по дороге к их комнатам. Мэри и Сэм шли сзади, и Дин спиной чувствовал их сочувствующие взгляды. — Дин, — раздраженно сказал Джон. — Мы не можем больше оставаться тут — почти все уже разъехались. Все больше людей в мире узнают о нас — и не все они настроены дружелюбно, поверь мне. Некоторые уже заявляют во всеуслышание, что мы опасны. Джон замолк, чтобы продолжить спустя полминуты. — К тому же я думал, что ты уже попрощался с Кастиэлем. Он и попрощался. Незаживающие раны напоминали ему об этом каждую минуту его бодрствования, и даже во сне они находили его. Но соблазн еще раз увидеть Кастиэля был велик. — Всего пара часов, пап, — он надеялся, что этого хватит Кастиэлю, чтобы добраться сюда — если он, конечно же, вообще собирается вернуться сегодня. Дин мысленно кричал Кастиэлю, с которым его разделяли сотни морских миль, и хотел больше всего на свете, чтобы тот услышал его и откликнулся на зов. — Не больше. — Хорошо, Дин, — сдался Джон. — Но вечером мы уезжаем — и возражения не принимаются. Нам предстоит еще объясняться перед всеми соседями и знакомыми. Наши лица по всем каналам чертовых теликов. Дин благодарно кивнул отцу — сдержанно, насколько мог — и вошел в свою комнату. Сэм скользнул следом за ним. Они молча собирали свои сумки, и Дин жалел, что не может взять с собой никакую вещь Кастиэля. Когда одна его сумка стояла готовой у двери, а рюкзак с мелкими личными принадлежностями был наполовину собран, дверь в комнату резко распахнулась. — Дин! — Габриэль пытался отдышаться. — Он вернулся! Дин выронил бритву на пол и помчался следом за Габриэлем. Тот вел его в малую гостиную, а не в комнату Кастиэля, как он ожидал. — Он ждет тебя там, — кивнул на закрытую дверь Габриэль. — Только что вышел из душа. Очень уставший, но не кажется злым. — Спасибо, Габриэль, — Дин потянулся к ручке, но Габриэль перехватил его запястье. — Дин... Дин не успел ответить, потому что Габриэль сжал его в таких крепких объятиях за талию — выше он не доставал, — что воздух Дина от неожиданности вышел с жалким писком. Он неловко похлопал Габриэля по спине, надеясь, что тот поймет намек. — Спасибо тебе, — пробормотал Габриэль, глядя на него своими странными золотыми глазами. — За то, что вернул нам Каса и вообще за все. Я буду скучать. Дин не ожидал таких слов от Габриэля. Третий по старшинству Новак казался ему простым шутником, но никак не таким... чувствительным. Глаза Габриэля были серьезны, как никогда. — Я тоже, Гейб, — и он действительно будет. Габриэль кивнул ему, и он повернул ручку двери, входя в малую гостиную. Это была просто, но со вкусом обставленная комната, и Дину она всегда казалась уютнее большой гостиной. В самом центре стоял Кастиэль. Дин пытался себя подготовить заранее, но его дыхание все равно перехватило, когда он поймал взгляд таких знакомых и любимых синих глаз. Его черные волосы были еще влажные после душа, на нем была чистая футболка и джинсы. Дин представил себе его запах — резкий, морской, и досадливо прикусил губу. Он не должен. — Кас... — вышло хрипло, и он откашлялся. — Рад тебя видеть. — Как и я, Дин, — Кастиэль чуть склонил голову набок, когда он подошел и остановился в двух шагах от него. Всего два шага отделяли его от любимого тела, но он не мог себе позволить их. «Он тебя не любит», — напомнил он себе. — Бальтазар сказал, что вы уезжаете сегодня. — На закате, — кивнул Дин. Он не стал говорить, как много времени потратил, чтобы уговорить Джона на эти несколько часов, но его надежда оправдалась — Кастиэль действительно услышал его мольбу. — Тогда, полагаю, это прощание, — сказал Кастиэль ровно. Дину было неуютно от такого его тона. — В этот раз — надолго, — проговорил Дин. Возможно, навсегда. — Я буду скучать, Дин, — фраза Кастиэля ранила хуже меча. — Я... — слова не шли из горла. Он не должен произносить этого, все кончено. — Я тоже, Кас. — Прощай, Дин, — Кастиэль протянул ладонь. — Прощай, Кас, — Дин пожал ее, отчаянно желая притянуть к себе Кастиэля и поцеловать его — в последний раз. Но это все только испортит. Он вышел из комнаты, чувствуя на себе взгляд Кастиэля, но ни разу не обернулся. Они с Сэмом погрузили все сумки в багажник машины, и отъезжая от поместья Сифорт, Дин кинул последний печальный взгляд на его стены.

* * *

Кастиэль наблюдал, как большая черная машина исчезает за поворотом в последних лучах солнца, и чувствовал дрожание слез на ресницах. Он продержался во время прощания с Дином — хотя желание прижаться к нему и не отпускать от себя было почти невыносимо. Кастиэль прошел в свою комнату, распаковывая свои сумки после тщетной попытки найти отклика Матери. Богиня, назвавшая его своим сыном, молчала. Жизнь потекла своим чередом. Все больше людей стихий уезжало, все тише становилось в поместье. Он отвык от тишины и скучал по шуму голосов в долине под порогом его родного дома. Он ходил на озеро пару раз, но воспоминания были слишком свежими, а потому глубоко ранили. К тому же почти все время шел дождь. Бальтазар рассказывал ему о штормах и ураганах на всем западном побережье, но Кастиэля волновала только его маленькая бухта. Он ходил туда и проводил почти все дни там, наблюдая за беснующимся черным океаном и тяжелыми стальными облаками на горизонте. Кастиэль знал, что погода в океане портится из-за него, но ничего не предпринимал, чтобы усмирить ее — для этого нужно было сначала усмирить свою боль, а сделать этого он не мог. Так прошла целая неделя со дня отъезда Винчестеров. Неделя без Дина, полная холодных ночей в пустой постели и еще более холодных дней в полном одиночестве. А еще через неделю за ним приехали. Кастиэль не сопротивлялся, когда его вели в машину. Он хотел, чтобы его забрали отсюда. Быть здесь было невыносимо.