Дин шел по знакомым прохладным коридорам, стараясь оставаться ближе к стене, подальше от шепотков. Был сентябрь, и он с нежеланием вернулся в свой колледж. Первая часть дня прошла, как и всегда — ему даже показалось, что не было этого месяца в поместье Сифорт. Он сидел на своем высоком месте в аудитории и пропускал через уши нудный голос профессора, не вслушиваясь в слова. Их жужжание почти усыпляло, но Дин был напряжен. Повсюду его сопровождали взгляды — одни недоверчивые, другие — презрительные, а некоторые испуганные. Все видели его в новостях, и все знали, кто он такой. И от известности подобного рода было в разы тяжелее.
Остаток августа он провел дома, стараясь показываться на улице только вечером, закрывая лицо, чтобы избежать неприятных расспросов незнакомых людей. Отцу и матери было сложнее — их коллеги по работе хоть и не говорили ничего вслух, но относились к ним с опасением.
После разоблачения людям стихий жилось несладко.
Он несколько раз созванивался с Чарли, а Джо приезжала к нему на машине. От этого было легче — в конце концов, они всегда были частью его мира и едва ли стали бы вести себя, как другие люди, простые. Дин чувствовал себя почти спокойно, разговаривая с ними.
Иногда — всего пару раз за остаток августа — он звонил Бальтазару и, как ни странно, Габриэлю. Первый был вежлив, но второй болтал дружелюбно, сидя в прохладном офисе своего кондитерского магазина. Они всегда тактично избегали разговоров о Кастиэле: Дин — потому что ему все еще было больно от их расставания, а Бальтазар и Габриэль — просто потому что не говорили.
По ночам Дин ворочался без сна, а когда засыпал, ему снились отрывистые, беспокойные сны, полные холода, темноты и синего. Днем он старался скрываться за своей маской беспечности, но покупался на нее — или, может, делал вид, что покупается — только Джон. Мэри и Сэм часто смотрели на него с жалостью, и Дину претили эти взгляды — будто он какой-то беспомощный калека.
Хотя, может, он и есть калека. Калека без сердца, живущий на автомате, как робот, только потому, что его тело не могло умереть, как бы он не хотел. Кастиэль забрал с собой все, что делало его живым. Унес за собой в пучину океана, своего брата.
Пару раз, совсем отчаявшись, Дин набирал посреди ночи Кастиэля, чувствуя, как ночной воздух остуживает слезы у него на щеках. Но телефон Кастиэля был выключен, и после третьей попытки, столь же безуспешной, как и две предыдущие, Дин удалил его номер из списка контактов.
Теперь у него остались только воспоминания и рубцы на сердце. Он даже не догадался сделать фотографию Кастиэля — в те дни, когда они еще были счастливы. Теперь поздно было сожалеть.
Дин с опаской, медленно вошел в столовую, опасаясь встречать своих друзей — Эша и Чака. Когда двери за ним закрылись, на миг гул голосов смолк, и все взгляды устремились в его сторону. Дин натянул на лицо беспечную усмешку и, взяв поднос, направился к шведскому столу.
— Лили, ты прекрасно выглядишь, — женщина, накладывавшая ему еду по его выбору, всегда прежде улыбалась ему и краснела, когда он флиртовал. Но сейчас она выглядела мрачной и — Дина пронзил холод разочарования, но его усмешка не дрогнула — напуганной.
Дин попросил ее передать ему тост, взял пакет сока и яблоко и прошел вглубь столовой.
К несчастью, он не успел далеко отойти — наткнулся на невысокую светловолосую девушку с холодными зелеными глазами и недоброй усмешкой.
— Белла! — он ослепительно улыбнулся. С Беллой Талбот его связывали особые отношения — пару раз они переспали. Дин не отрицал, что это случилось по пьяни, но сейчас мысль об этом сексе внушала ему отвращение, как и мысль о любом другом сексе. Обычно между ними царил легкий, непринужденный флирт, не заходящий никуда дальше, не считая двух ночей вместе. Дин надеялся, что Белла отреагирует достойно — хотя бы из благодарности.
— Винчестер, — протянула она, цокнув языком. Дину показалось, что он услышал, как осыпаются его надежды градом осколков. — Огонь, вот значит как? Очень жаль, что по ночам это твое пламя совсем не горит.
В столовой раздались смешки, и Дин сжал пальцами поднос, пытаясь удержать руки от злой дрожи. Это была первая открытая неприязнь, почти вражда, и она резала хуже, чем он предполагал.
— С тобой чей угодно огонь потухнет, — бросил он, скорее из нужды ответить, чем из желания, и отправился в сторону. Он заметил лица Эша и Чака и понадеялся, что хотя бы друзья не будут настроены столь недружелюбно. Хотя, как показал опыт, его надежды жили недолго.
Дин поставил поднос на почти пустой стол в переполненной столовой и неуверенно спросил разрешения присесть, изучая свой пакет сока и не решаясь взглянуть на друзей.
— Чувак, — раздался, наконец, голос Эша. Он был странным парнем, но добрым малым, и нравился Дину, хоть и непонятно, за что. — Я надеюсь, ты покажешь нам какой-нибудь свой огненный трюк? Это же охренеть как круто!
Дин посмотрел на него и улыбнулся с облегчением — это была его первая искренняя улыбка за этот день.
А через пару дней Дин встретил того, кого совсем не ожидал увидеть здесь.
Он шел на улице от одного корпуса к другому, уткнувшись в книгу, и натолкнулся на него случайно.
— Прости... — он поднял глаза и почувствовал, как остаток слова застревает в горле. — Энди?!
Энди Галлахер ничуть не изменился с прошлого раза, когда Дин видел его, но теперь на нем была ветровка вместо футболки — на улице накрапывал дождь.
— Привет, Дин, — Энди печально улыбнулся и махнул рукой в сторону крыши над входом в корпус. — Отойдем?
Дин кивнул, и они прошли к корпусу, прячась от дождя.
— И давно... ты учишься здесь? — спросил Дин осторожно, переминаясь с ноги на ногу. Энди хмыкнул.
— С самого первого курса. Я сразу узнал тебя там, у костра, но ты нет. Наверное, ты даже не замечал меня никогда.
Дин неловко повел плечами. Он действительно не мог предположить, что учится в одном колледже с Энди. Он всегда смотрел на обычных студентов, своих сокурсников, с высоты своей популярности. Но теперь он упал с нее, и упал довольно болезненно, превратившись из звезды в изгоя, всеми презираемого. Дин даже думал иногда, что это Белла, злая на него за то, что ничего ей не рассказал, настраивает людей против него. Ладно, он как-нибудь переживет.
— Прости меня, Энди, — пробормотал он.
— Тебе не за что извиняться, Дин, — Энди хлопнул его по плечу. — Как ты? Держишься?
Дин пожал плечами.
— Более-менее сносно. А ты?
Энди вздохнул и неловко посмотрел на него.
— Обо мне никто не знает. Меня не было на поляне в тот день, и я не попал в объективы камер. Мы с родителями уехали на следующий день, и нас это... обошло стороной. В любом случае, я остаюсь тем же обычным парнем, что и был. Но тебе, наверное, приходится нелегко — твое лицо было повсюду, будто ты преступник какой-то.
Как и лицо Сэма. Дин задумался на секунду, как там брат. Он учился в старшей школе последний год, и всегда умел принять что-то достойнее его самого. Дин надеялся только, что у брата все лучше, чем у него.
— Удачное сравнение, — он усмехнулся. Энди долго смотрел на него.
— Знаешь, Дин... — медленно начал он. — У меня был брат. Мы были двойняшками, родились в один день, но были не похожи внешне.
Дин замер. Похоже, Энди сейчас расскажет ему что-то, чем ни с кем никогда не делился.
— Он всегда был... храбрее меня. Увереннее в себе. Вы чем-то похожи. Ему была ненавистна идея скрывать свой дар — он хотел показать его всему миру. Говорил, что сможет помогать простым людям. И он действительно был силен... но однажды за ним приехали какие-то люди. Они переговорили с родителями, и его увезли. С тех пор я его больше не видел.
Взгляд Энди был пронзительным.
— Я хочу дать тебе совет... не высовывайся. Постарайся вести себя так, чтобы всем стало плевать на тебя. И тогда они очень скоро забудут. Кому интересен замухрышка-парень, пусть он и умеет управлять огнем? Зато всех интересует знаменитый Дин Винчестер, вечно флиртующий и одаривающий своим вниманием каждого, кто его интересует. Они злятся на тебя, Дин. Им казалось, что они хорошо тебя знают — каждый из них считал себя знатоком тебя. Но теперь, когда раскрылся самый главный твой секрет, неизвестный никому из них... Они просто в ярости, Дин. Советую тебе прислушаться к моему совету. Мне он помог в старшей школе, после того, как брата забрали. Может, поможет и тебе.
С этими словами Энди повернулся к нему спиной и, запихнув руки в карманы ветровки, ушел.
Дин действительно последовал его совету.
Раньше он никогда особо не заморачивался учебой. Вместо этого он предпочитал ходить по вечеринкам, проводить ночи в чужой постели и просто получать от жизни все, не отдавая взамен ничего. Сейчас он впервые понял, что учиться — это на самом деле интересно. Сэм бы гордился им.
Теперь, когда двери вечеринок перестали быть открыты для него, Дин спал по ночам, а по вечерам учился или работал — он устроился на работу на полставки, чтобы постоянно иметь при себе деньги. Обычно он так уставал за день лекций и вечер над учебниками, что с удовольствием вытягивался на кровати его съемной однокомнатной квартиры с крохотной кухней и ванной.
Ему почти перестали сниться сны, и это тоже было к лучшему. Постепенно, год за годом, рана, оставленная Кастиэлем, зарубцуется. Дин старался не вспоминать его и не называть по имени — даже про себя.
Весь сентябрь и половину октября он чувствовал на себе взгляды, а разговоры о нем ходили по всему колледжу. Но последние недели октября и ноябрь прошли благополучно — о нем стали забывать. У самого Дина начало портиться зрение, и он вынужден был купить себе пару очков. Теперь он еще больше походил на ботана — тихий, прилежный студент, ничем не примечательный для кого-то еще, кроме преподавателей.
Что ж, если такова была цена за спокойствие, Дина она устраивала. Он ожидал большего.
Конец семестра подкрался быстро, почти незаметно для него, и он удивился, когда однажды ему позвонила мать с предложением приехать к ним на Рождество и Новый Год. Дин согласился — он скучал по дому, к тому же к Сэму должна была приехать Джессика, а это была неплохая компания. Дин уже представлял, как вытянется лицо Сэма, когда он попросит его не целоваться при нем.
Дом встретил его теплом, объятиями матери и суровым рукопожатием отца. Почти как всегда. Джон выглядел уставшим, Мэри немного похудела, а волосы Сэма отросли еще длиннее, закрывая его щеки. Дин взлохматил его шевелюру и сказал, что Джесс скоро будет заплетать ему косички. Сэм шутливо пихнул его в плечо и отпустил шуточку про его очки.
Рождество прошло спокойно, в уюте. Среди груды подарков Дина оказалось два лишних — от Бальтазара и Габриэля. Первый присылал ему бутылку виски — той же марки, что они пили тогда в его комнате, а второй — пачку карамели и рецепт пирога с пожеланием удачи при его приготовлении. «Надеюсь, ты не спалишь его своим огнем!», — писал Габриэль, и Дин улыбнулся этому.
Кастиэль ничего не прислал.
Дин начал всерьез задумываться о том, чтобы распить в новогоднюю ночь бутылку виски в одиночестве в своей комнате.
Вечером тридцать первого декабря они собрались в гостиной. На столике стояли легкие закуски и бокал вина Мэри, бутылка пива Джона и Дина, а содовая Сэма с Джессикой. Мать и отец ушли на кухню, чтобы принести еще еды, а Дин немного позже вызвался отнести грязные тарелки, желая оставить брата с его девушкой наедине.
Он шел по коридору к кухне, и стопка тарелок опасно балансировала в его руках. Вилка на самой ее вершине раскачивалась, готовая упасть, и Дин надеялся на свое проворство, когда она, в конце концов, это сделает.
Он замер у самого входа на кухню почти машинально, услышав знакомое имя.
— ...Кастиэля, — закончила Мэри предложение, начала которого он не слышал. Руки Дина невольно задрожали. Они не говорили о Касе с тех самых пор, как вернулись из поместья Сифорт, а вот теперь родители обсуждали его парня — пусть и бывшего, у него за спиной, словно... словно какую-то тайну. Именно эта мысль побудила Дина подслушать, хоть ему было и противно от этого.
— Бедный мальчик, — Джон вздохнул, и Дин, не видя его, представлял себе, как он неловко пожимает плечами.
— Они держат его там все это время, — от слов Мэри Дин похолодел, но усилием воли заставил себя остаться на месте, понимая, что еще слишком мало знает. — Маргарет звонит мне. Почти каждый раз она плачет и сокрушается — думает, что это ее вина. Она рассказала мне ту историю о богине воды и еще не рождённом Кастиэле... Бедняжка, горе совсем помутило ее разум.
«Нет, — подумал Дин про себя. — Нет, мама, это не горе. Это правда».
— А как Кристофер? — спросил Джон грубовато из отцовской солидарности.
— Он постоянно в разъездах, — Мэри вздохнула. — Беспокойства продолжаются — то на одном конце страны, то на другом. Недавно нашли тела еще двух... огненные на этот раз. Полиция отказывалась расследовать убийства, но Кристофер настоял. Он пытается объяснить всем, что мы такие же люди, как и они, но никто его не слушает. Он... он направил прошение в правительство. Надеюсь, хоть там соизволят его выслушать.
Убийства. Волосы на голове и руках Дина зашевелились. Он знал, что многие люди относятся к ним неприязненно спустя столь долгое время, но чтобы дело доходило до убийства...
Но Дин снова прислушался — родители возобновили разговор.
— А еще и произошедшее с Кастиэлем свалилось ему на голову, — звякнула тарелка — Джон прервался, чтобы протереть ее. — Я не знаю, что было бы со мной, если бы они забрали Дина...
— Хорошо, что он не знает, — мягко заметила Мэри. — Дин сошел бы с ума от волнения.
— Ты думаешь, он все еще любит Кастиэля? — в голосе Джона слышалось сомнение.
«Да, люблю». Несмотря ни на что, Дин никогда не переставал любить Кастиэля. Он тосковал по нему, по каждой его части. И сейчас с Кастиэлем что-то произошло. Произошло уже давно, а он до сих пор не имел понятия об этом. Родители скрывали от него, как и все они. Бальтазар и Габриэль тоже ничего не говорили. Теперь ясна подавленность в их голосах и молчание.
Дин услышал уже достаточно, чтобы принять решение. Он найдет Кастиэля — во что бы то ни стало. И спасет его — если придется.
— Я все еще люблю Каса, — он ступил в кухню как раз в тот момент, когда Мэри открыла рот, чтобы ответить. Оба родителя посмотрели на него одинаково — с испугом и тревогой. — Что с ним случилось?
— Дин, милый, выслушай меня... — начала Мэри, но злость Дина взорвалась внутри него обжигающей волной.
— Что с ним случилось?! Почему вы молчали все это время? — закричал он. Вилка упала-таки с вершины стопки, и от ее звона о пол все вздрогнули — и Дин в том числе. Он поставил тарелки на стол, понимая, что если не сделает этого, то разобьет их. Его руки дрожали — от тревоги за Кастиэля или от злости — он не мог разобрать.
— Дин, — голос отца звучал твердо, и Дин перевел взгляд на него. — Кастиэля забрали в больницу еще в августе.
— В августе... — повторил Дин тупо, неверующе смотря перед собой. Его Каса забрали пять месяцев назад, а Дин даже не поинтересовался этим. Понятно теперь, почему он не отвечал. — В какую больницу? — уточнил он, не уверенный, что хочет услышать ответ.
— В больницу для душевнобольных, — тихо ответила ему Мэри.
— В психушку?! — Дин едва замечал, что снова кричит. Нет, не может быть... — Но Кас не псих!
— Это не обычная психушка, Дин, — Джон нахмурился. — Там держат людей, представляющих собой опасность для общества.
Психушка все равно остается психушкой, как ее не назови.
— Кас не опасен, — пробормотал Дин. — Он не причинит никому вреда.
— Дин, — Мэри взяла его за руку. — Когда мы уехали, по всему западному побережью разразился шторм. Дождь заливал дома на берегу, люди были в отчаянии. Это сделал Кастиэль. Он вызвал бурю.
— Зачем ему это делать? — спросил Дин. Он не понимал. — Ведь он... — Дин запнулся. — Он разлюбил меня, — закончил он деревянным голосом.
Мэри печально посмотрела на него и погладила его пальцами по щеке.
— Он никогда не переставал любить тебя, — прошептала она. — Наш отъезд причинил ему огромную боль. Маргарет говорила мне, будто он называл ваше время вместе — курортным романом. Дин, он почему-то подумал, что нужен тебе лишь на эти два месяца.
Так вот почему он привел его прощаться тогда. Думал, что если порвет первым, то будет легче.
Дин отвел глаза, смаргивая слезы. Какие же они оба придурки.
— Я идиот... — пробормотал он вслух. — Я-то думал, что это
он не любит меня... а он считал наоборот.
— Как видишь, Дин, — неловко сказал Джон. — Из-за вашего недопонимания и случилось все это.
Дин смотрел на каждого родителя по очереди. Теперь он знал все. И прекрасно понимал, что должен делать.
— Мам, в какую больницу забрали Каса? — спросил он.
Мэри сразу же ответила ему.
Поднявшись наверх, Дин взял у Сэма ноутбук — ему давно пора приобрести свой — и вбил туда название. И почувствовал отчаяние.
Больница для душевнобольных доктора Кроули Маклауда находилась на восточном побережье — через всю страну от него.
На следующее утро — первого января — Дин собрал сумку и, взяв всю наличку, что была у него, сел в свою Шеви Импалу 67 года, которую подарил ему отец на шестнадцатилетие, и отправился в путь.
Родители и Сэм с Джессикой смотрели ему в след, но он гнал только вперед, не глядя в зеркало заднего вида. Так легче было покидать теплый уют дома.
С неба начали срываться снежинки. Они таяли на его лобовом стекле и слезами сбегали вниз. Будто облака плакали.
В конце концов, почти три тысячи миль — не преграда, когда речь идет о любви.
* * *
Его палата выходила окнами на океан. Он был не знаком Кастиэлю и казался холодным и неприветливым. Каждое утро солнце появлялось из-за его глади, и Кастиэль сидел у окна, наблюдая за робкими лучами и скучая по закатам, видным из окна его комнаты дома.
Но он не мог вернуться — Кастиэль понимал это. Доктор Маклауд рассказал ему, что во время бури, вызванной им, погибли десятки людей. Их смерть тяжким грузом лежала на душе Кастиэля, и он ничего не мог с этим поделать. Поначалу он пытался ограничить свой дар — к огорчению доктора Маклауда, которого все звали просто Кроули, но тот все равно вырывался у него временами — к счастью того же Кроули. Но позже Кастиэль почувствовал, что его способность управлять водой начинает утихать сама собой, и это приносило своеобразное облегчение. Он старался игнорировать свой страх от затихающего дара — ради безопасности других простых людей.
Кастиэль не понимал, почему главный врач больницы, где он лежал, так интересовался им. Хотя иногда он задумывался о той выгоде, которую можно извлечь из его способностей, и причина становилась ему ясна. Медсестры поговаривали, что Кроули готов на все ради денег.
Кастиэлю было все равно — пускай пытается использовать его, если это принесет ему долгожданные деньги. Ему теперь вообще на все было все равно. Мир казался пустым и неприветливым — как и океан за его окном. Каждый день он просыпался, принимал пищу и делал все, что от него требовали, скорее механически, напоминая самому себе безвольную куклу.
Весь смысл его существования в один короткий миг сосредоточился на зелени — ведьмовском огне глаз. Когда зелени не стало, он потерял волю к жизни. Без Дина... нет, нельзя. Нельзя думать о нем, вспоминать его имя — боль после этого была почти невыносимой.
Кастиэль почти привык к ней. Она тупо ныла в груди иногда по вечерам или утрам, но в остальное время не беспокоила его. У них была глубокая связь, и Кастиэль подозревал, что именно так чувствуешь себя, когда вырывают то, что является неотделимой частью тебя. Как будто ему вырезали сердце, а вместо него забили зияющую дыру мраком и холодом и так и отправили на дорогу жизни.
Один раз в три дня его отводили к океану, и он оставался наедине с Кроули на каменистом пляже. Доктор пытался убедить его сделать что-то, но Кастиэль не слышал его. Он силился различить в волнах шепот Матери — и каждый раз испытывал горькое разочарование, когда шорох воды оставался просто шорохом воды.
Даже она покинула его. Хотя это было ожидаемо — после того, как игрушка сломается, ее выбрасывают.
Вот кем он был сейчас. Просто сломанной игрушкой, безвольным роботом в плену человека, жаждущего выжать из него последние полезные капли.
— Кастиэль! — в палату вошел Кроули, и Кастиэль послушно встал с кровати. — Как ты чувствуешь себя сегодня?
— Хорошо, — хрипло ответил Кастиэль. Он так давно лгал об этом, что теперь ложь почти привычно лежала на языке.
— Готов к сегодняшней терапии? — он отвел взгляд от лица Кроули. У врача была необычайно неприятная улыбка.
— Конечно, доктор Маклауд, — как заведенный, пробубнил он. Как будто, если он скажет, что не готов, его не поведут никуда.
— Хороший мальчик, — Кроули вышел из палаты, и Кастиэля вывели два медбрата — слишком грозных и слишком мускулистых для тех, кто должен помогать больным людям.
Поначалу больница пугала Кастиэля. Она была слишком стерильной, слишком светлой и явно скрывала какой-то подвох. Потом он понял, в чем была ее ложь. Психушка — он потратил много дней, пытаясь научиться произносить это слово без дрожи — без психов. Он не видел здесь ни одного настоящего душевнобольного. Скорее... это были простые люди — мужчины и женщины, молодые и старые, совсем еще юные девушки и парни. Все они выглядели такими же сломленными, как и он сам. Он видел их пару раз в день — когда ел в столовой, но никогда не говорил ни с одним из них. Но, несмотря на это, он знал, что каждый, находящийся здесь — особенный.
Личная коллекция людей стихий доктора Маклауда.
Кроули потратил ни один год, разъезжая по стране и находя их. Сначала он делал это сам, но потом начал посылать вместо себя мужчин — таких же, как и эти медбратья, что вели его сейчас. Что может быть проще, чем объявив какого-то особо сильного человека стихий общественно опасным, забрать его в заведение, скрывающиеся под названием психиатрической лечебницы?
Каждый из них приносил Кроули пользу, и Кастиэль знал это. Медсестры любят поболтать рядом с ним, считая, что раз он не подает никаких признаков заинтересованности, то не слушает. Как же они ошибались.
Кастиэль слушал, смотрел и собирал информацию. Он надеялся, что когда-нибудь сможет вырваться отсюда, и тогда уж он найдет, как использовать свои знания. Иногда он оживлялся, рисуя себе, как сдает Кроули и его шайку властям, как все благодарят его за это и перестают считать опасным. Может быть, он даже сможет прижиться среди простых людей где-нибудь в глубине страны — подальше от океана, чтобы не давать своему дару повода оживать.
Но до тех пор ему только и оставалось, что делать то, что говорит Кроули.
К его удивлению, медбратья вели его не к выходу из больницы, а оттуда — на берег океана, а куда-то вглубь здания. Он никогда не был там прежде.
Бассейн был отделан в синих и голубых тонах, и от воды на стенах плясали блики. Кроули стоял у одной из стен, скрестив руки на груди. Медбратья закрыли за ним дверь, втолкнув его внутрь. Кастиэль знал, что они сторожат снаружи.
Он потер запястья, с подозрением оглядывая комнату.
— Кастиэль, — к нему, укоризненно качая головой, приблизился Кроули. — Мне не нравится то, что твой дар не проснулся. Обычно после пяти месяцев все проживающие здесь любезно позволяют мне пользоваться их способностями. Но только не ты. Ты держишься невероятно долго и с невероятным упрямством. Я решил, что пора мне усмирить твое упрямство.
Кастиэль молчал, глядя прямо в черные глаза Кроули. Он не мог ничего прочитать по лицу врача, но у него было дурное предчувствие.
— Как вы намерены сделать это? — хрипло спросил он наконец.
— Аморально, — холодно ответил Кроули, отступая в сторону.
Перед Кастиэлем показался бассейн и медбрат, которого он не замечал прежде, на другом его конце. Он сжимал в руках маленькую девочку лет пяти. Глаза ее были красными и заплаканными, рыжеватые волосы заплетены в два хвостика, а платьице едва прикрывало коленки.
Кастиэль не сдержал крика, когда медбрат толкнул девочку прямо в воду, и его голос слился с ее, но лишь ненадолго — раздался всплеск, и девочка пошла ко дну, беспомощно бултыхая руками и ногами.
— Что вы делаете?! — Кастиэль бросился к бассейну, беспомощно цепляясь за бортики. — Спасите ее, она же утонет!
—
Ты спасешь ее, — обронил Кроули, поглядывая на него сбоку.
— Я не могу! — слезы душили его. — Мой дар исчез! Я не могу больше управлять водой.
— Ты можешь! — прошипел Кроули, хватая его за плечо и встряхивая. — Ты сделаешь это, иначе она утонет!
— Нет... — Кастиэль всхлипнул и наклонился ниже к воде, как будто собираясь окунуть лицо в воду. Его слеза, сорвавшись с ресницы, с негромким плеском упала в воду.
Отсюда волосы девочки казались огненно-рыжими. Ее платьице надулось вокруг нее, а движения стали вялыми. Она так похожа на Анну...
Давняя боль захлестнула его с головой, принося с собой то, чего он не ощущал уже три месяца — прохладную силу, струящуюся по венам. Кастиэль оторвал дрожащие руки от края бортика и посмотрел на свои пальцы. Он может. Он должен. В этот раз он сделает все правильно.
Слова воды срывались с губ привычно и исчезали с тихим плеском в воде бассейна. Кастиэль выпрямился на коленях и вытянул вперед руки. Он закрыл глаза, но его губы продолжали шептать, уговаривая, приказывая воде. И та послушалась его.
Кроули охнул, когда вода из бассейна поднялась двумя волнами по бокам, освобождая дно.
— Господи Иисусе... — пробормотал он, отступая от грозной стены воды.
Кастиэль спрыгнул на дно бассейна; лодыжку пронзила боль, но он подбежал к девочке. Она была бледной, и он внезапно вспомнил, как вытащил из океана Дина — такого же бледного и бездыханного.
Он поднес пальцы к губам девочки и сосредоточился на воде в ее легких.
Когда она закашлялась, он с облегчением прижал ее к себе, мокрую, дрожащую, непонимающе моргающую. Ее пальчики вцепились в белую ткань его больничной рубашки, и Кастиэль баюкал малютку на руках, делясь с ней теплом своего тела.
— Как тебя зовут? — спросил он, поглаживая ее мокрые волосы.
— Джина, — ответила она. У нее были светло-зеленые глаза — не такие, как у
него, но даже от их вида грудь пронзила боль.
— Ты молодец, Джина, — он поцеловал ее в мокрый, холодный лоб.
— Спасибо вам, — сказала девочка шепотом, все еще дрожа. Кастиэль еще крепче прижал ее к себе.
Вода над ними опасно покачивалась, но Кастиэль знал, что она не причинит им вреда. В этот раз он не позволит.
Уже когда он сидел в своей палате в сухой одежде, он понял кое-что.
Кроули Маклауд — монстр. И он должен избавить мир от этого монстра.
* * *
Главным врачом больницы оказался невысокий плотный мужчина с приятными чертами лица и чарующим голосом с легким шотландским акцентом. Но, несмотря на внешнюю привлекательность, Дину он не понравился с первого взгляда.
— Так вы, мистер Винчестер, желаете увидеть Кастиэля Новака? — спросил Кроули Маклауд. Дин раздраженно кивнул. Ему казалось, они обсудили это еще полчаса назад. — За все то время, что мистер Новак здесь, его никто не навещал, — продолжил врач.
— Тогда я стану первым, верно? — Дину было плевать, что его тон звучит грубо — будь его воля, он свернул бы шею этому елейному подонку прямо сейчас. Или сжег бы его — это было бы еще приятнее.
— Не думаю, что это будет возможно, — Кроули обворожительно улыбнулся, и Дин сжал ладонь в кулак, думая, что с ним сделают, если он даст врачу в морду.
— Слушай сюда... — прорычал он, вскакивая. Стул, скрипнув ножками, отъехал назад.
— Ну-ну, мистер Винчестер, дослушайте, — Кроули примиряюще вскинул ладони, усмехаясь. — Вы слишком вспыльчивый. Как огонь.
Он знал, но Дину было плевать. Он проделал такой путь, чтобы увидеть Кастиэля, и не желал тратить время на какого-то докторишку.
— Я слушаю вас, доктор Маклауд, — холодно процедил он.
— Не думаю, что вы сможете увидеть мистера Новака
сегодня, — сказал Кроули, впиваясь в него своими черными глазами.
— А когда? — Дин постарался, чтобы в голосе не проскользнуло нетерпения.
— Завтра, — Кроули снова улыбнулся. — Приходите завтра, мистер Винчестер.
Он ждал так долго — что для него еще один день?
Дин кивнул и вышел, направляясь к стоянке, где оставил свою машину. Надо подыскать какой-нибудь недорогой мотель. И место, где можно перекусить — Дин был жутко голоден.
В голове билась лишь одна мысль. Завтра. Завтра он увидит Кастиэля.
