Пленник

В лицо хлестал соленый морской ветер. Шум волн, рассекаемых носом корабля, все еще казался непривычным, а пронзительные крики чаек неимоверно раздражали. — Будь проклято это сраное суденышко, — буркнул Скуало, бросая в воду скомканные кусочки хлеба. Аппетита не было. Он стоял, перевесившись через борт, и смотрел на белую пену, выпрыскивающую из-под корабля. Его место было не здесь. Он должен был драться на арене, должен был победить... Он должен был помочь тем, кого хотел защитить. Дино. Оливьеро. Хибари. Прошло уже больше недели, а ему до сих пор кажется по ночам, что его вот-вот пнут, пробуждая ото сна, напичкают не утоляющей голод едой и погонят на тренировку. В зале шумно: повсюду раздаются смех, ругательства и бахвальства, а еще нос щекочет ставший почти привычным запах пота и гниющих ран — свежей кровью пахнет только на арене. Оливьеро сидит на столе среди груды оружия и качает скрещенными в лодыжках ногами, беззлобно подразнивая какого-нибудь присосавшегося к ней мужчину. Хибари, как обычно, прячется в тени углов, избегая людей, а рядом с ним стоит Дино, украдкой сплетая его пальцы со своими и параллельно поддерживая разговор с другими бойцами. Скуало думает, что сейчас с него снимут цепь, он прогонит надоедливого ухажера Оливьеро, отобьется от ее приставаний и снова пойдет убеждать Хибари хотя бы не всерьез с ним подраться. Но он открывал глаза, перед ними оказывался дощатый потолок; пол под ногами шатался вместе с плывущим по волнам кораблем, а в ушах все стояли безумные крики чаек. В такие минуты, по утрам, Скуало искренне ненавидел Занзаса и так сильно скучал по Казематам, что готов был прыгнуть в воду и отправиться назад вплавь. А потом понимал, что это все бесполезно. Прошло много времени, и что бы ни случилось, было уже поздно. Или, может быть, он просто убеждал себя в этом, потому что не знал, как отреагирует на то, если вдруг вернется, а Хибари, Дино и Оливьеро уже не будет. — Капитан сказал, что вечером мы уже будем в Сидонии, так что можешь порадоваться, — подошел к нему Занзас и заглянул за борт, приваливаясь к нему боком. — Сейчас обосрусь от счастья, — огрызнулся Скуало и провел ладонью по непривычно коротким волосам. Занзас пнул его по ноге. — Хватит рожи корчить, придурок, я твою жопу спас! — Ага, я уже валяюсь у твоих ног в знак благодарности. Только ты забыл упомянуть, что жопу мою спас, чтобы ее периодически потрахивать, так что иди на хрен. Занзас сжал кулак, словно собирался его ударить, но почему-то передумал и стукнул перекладину, тяжело выдыхая через стиснутые зубы. — Думаешь, ты один беспокоишься? Я тоже переживаю за своих друзей, так что могу тебя понять. Скуало расхохотался и похлопал его по спине. — Дааа, вот так сравнение! Ну-ка, расскажи мне, какие опасности поджидают лордов? Эм, затрудняюсь ответить сам: неудачный выбор наряда? Или, может, недомогание из-за переедания? Куда там мне со своими дурацкими переживаниями, когда я даже не знаю, выжил ли хоть кто-то из моих друзей на долбанной сраной арене! — Да пошел ты! Думаешь, мы только и делаем, что наедаемся до отвала да пляски отплясываем на балах? Это, черт побери, такое же сраное выживание, только если вы просто сдохнете, то мы сдохнем, и нам перемоют при этом косточки при каждом чаепитии, да вдобавок проедутся нехило по нашим потомкам, если еще и предков не заденут. Одно неправильно подобранное слово или косой взгляд — и тебя могут заказать наемникам; приходится лебезить перед королем и герцогом, чтобы им вдруг не вздумалось лишить тебя титула и принадлежащих тебе земель и пустить по миру едва ли не голышом. А что насчет повстанцев? Как не подлизывай им, все равно найдутся недовольные, которые разбомбят часть города: чтобы ее отстроить потом, придется поднимать налоги, а это означает, что появится еще кучка лоботрясов, думающих, что, вооружившись вилами, они выбьют для себя лучшие условия. — Занзас перевел дух и уставился в воду. — Я могу продолжать хоть до вечера, если ты все еще сомневаешься. Так что беспокойств хватает и у меня, еще и на рожу твою унылую целыми днями пялиться. Он замолчали, думая каждый о своем. Вокруг них начал понемногу собираться народ: торговцы, везущие в другие земли товар, путешественники, ученые; мимо шмыгали и юркие матросы, а с верхней палубы доносился громкий и довольный голос капитана судна: попутный ветер помогал им всю дорогу, да и они сумели избежать шторма, который намечался ночью — поводов для радости уже предостаточно. — Мукуро должен был уже получить титул маркиза, — отстраненно заметил Занзас, основательно раскиснув. — Вряд ли он уже вернулся домой, сейчас наверняка принимает поздравления и притирается с герцогами и другими маркизами — теперь они должны обращаться с ним на равных... — Он покачал головой и вздохнул. — Бьякуран определенно напивается с горя в одиночку, и никто ему не отвесит поднимающих настроение пинков. — Как ты мог их бросить тогда, раз так трясешься за них? — Потому что им пришлось бы хуже со мной. Я ведь послал к херам короля и все его окружение, а мои засранцы такие, что ввязались бы из-за меня во всю опасную жуть, что только существует. Я не хотел этого допустить. Но я не мог потерять и тебя тоже. — Я... я знаю. — Скуало с силой провел рукой по лицу и попытался выкинуть из головы дурные мысли. Не получилось. — Если бы я остался тогда на арене, если бы дал Каваллоне себя убить... его план сработал бы. Хибари был бы спасен, Каваллоне был бы спасен. Они бы вытащили Оливьеро. Не говоря уже о том, что повстанцы могли бы захватить Колизей вместе со всеми этими важными шишками. — Ты знал Хибари и ту женщину всего пару месяцев, а Каваллоне и того меньше. Ты же сам мечтал о том, чтобы убить Хибари, да я сам мечтал об этом, так какого черта ты сам так убиваешься? Скуало усмехнулся. — Мечтал я убить другого Хибари, но опоздал. Твой дружок Мукуро меня опередил. — Он вспомнил тот, кажущийся теперь таким далеким, образ, который увидел в лесу. Чувство восхищения немного притупилось; ему был гораздо ближе тот, что был в Казематах. — Но я нашел другого, и с ним подружиться смог. Жаль, что получилось так недолго. Я надеюсь... я надеюсь, что Оливьеро... хотя бы она выжила. Если бои продолжились, то у нее был шанс. — Скуало пожал плечо Занзаса и отвернулся. — Извини. У меня нет должного настроя, чтобы говорить с тобой. Не хочу портить все своим унылым лицом, а другое состроить не получается. Занзас проводил его взглядом и облокотился на бортик, бездумно глядя на пенистые волны. Почему-то свобода его совсем не радовала. *** На улице было уже совсем темно. В пустом зале, задрав хвост, между скамьями и стульями бродила сытая толстая кошка; громко тикали настенные часы. Скрипнула дверь; колокольчик звонко зазвенел, оповещая о новом посетителе. — О, нет, мы уже закрыты, — раздраженно произнес хозяин таверны, откладывая в сторону тряпку, которой протирал прилавок. — Эй, оглох? Мы не работаем! Гость швырнул на один из столов старую потертую сумку и стащил с головы капюшон. — Будь я проклят... Хибари, — присвистнул мужчина и, обойдя прилавок, выглянул на улицу. Удостоверившись, что снаружи никого нет, он надежно закрыл дверь и вернулся. — Зря ты явился. Ты можешь навести на гильдию солдат. — Я пришел за своими вещами, плевать я хотел на гильдию, — устало бросил Хибари и протянул руку. — Ключ от комнаты. Мужчина взглянул на его ладонь и, отвернувшись, направился к лестнице. Хибари двинулся за ним. — Забирай все, тебя исключили из гильдии. Ты больше не имеешь с нами никаких дел. — Какая досада, — безразлично пожал плечами Кея, нетерпеливо тарабаня пальцами по стене, пока тот перебирал связку с ключами. Когда дверь открылась, он оттолкнул мужчину в сторону и вошел внутрь, оглядываясь. — Здесь никого не было с тех пор, как ты... попался, так что все вещи на своих местах. Забирай и уходи поскорее, пока по твоим следам не нагрянули солдаты. Хибари сел на корточки у стены и оторвал от нее дощечку. Мужчина с любопытством за ним наблюдал. — Я думал, что ты в столице. Скрываешься там. — Правильно думал. Все должны так думать. — Хибари выудил из тайника тонфа и, затаив дыхание, погладил их рукой. — Наконец-то... — Он стремительно поднялся и, поморщившись, обратился к хозяину: — Не можешь сказать ничего о местонахождении Рокудо Мукуро? — Рокудо... Мукуро? — удивился мужчина и почесал затылок. — Заказ на него отозвали после того, как ты провалился, так что нам он уже не интересен. — Его не заказал никто из аристократов после того, как он сбежал? — Я и так сказал тебе достаточно, так что не спрашивай больше ни о чем. Дела гильдии держатся в секрете, ты знаешь. — Тобин. — Называешь меня по имени? Как странно, — усмехнулся тот и внимательно на него посмотрел. — Оставь это. После твоего провала заказ отозвали, да и ты больше не наемник, так что беспокоиться за свою репутацию... — «За репутацию»? — перебил его Хибари, скрипнув зубами. Пришлось ненадолго перевести дух, чтобы успокоиться. — Просто скажи, ты знаешь, где он? Где сейчас или где был вчера? Где будет завтра? — Говорю же: заказа нет на него! Так что нет, не знаю. А теперь, если ты все забрал, то уходи уже. Хибари смерил его раздраженным взглядом и вышел, но был пойманным за руку. Тобин, схватив его за локоть, пристально всмотрелся в его лицо. — Ты, черт возьми, дерьмово выглядишь. — Я был в плену. Думал, что вернусь розовощеким младенцем? — И болтать много стал. Ты ранен? — Он оттянул воротник, увидев торчащую из-под нее повязку, и вскинул брови. — Пойдем, я обработаю. Хибари, подумав, согласился. Они спустились вниз, и он стянул через голову кофту. Когда Тобин коснулся его плеча, чтобы снять повязку, он вздрогнул и передернул плечами. — Не слишком резко, — буркнул он, скосив на него глаза. — Ты сейчас только что... испугался, что ли? — недоверчиво спросил Тобин, разворачивая тряпки, служившие бинтами. Они затвердели от запекшейся на ней крови и слиплись, став похожими на пласты дерева. — Просто не люблю, когда меня трогают. — Это больше похоже на правду. Хибари пытался расслабиться, но безрезультатно. Он чувствовал себя спокойно лишь когда его касался Дино. Или Шамал... — Матерь божья... — совершенно несвойственно своему характеру выпалил Тобин, и Хибари оглянулся на него, чтобы спросить, что случилось. Но этого не пришлось делать. Он и забыл об унизительном клейме, что оставил на нем Мукуро, и теперь, когда его спина освободилась от плотно повязанного тряпья, разглядеть тщательно вырезанные инициалы можно было без особо труда. Хибари хотел подняться и позорно сбежать, но Тобин молча принялся протирать его воспалившуюся рану, видимо, поняв, что говорить об этом вовсе не стоило. За это Хибари был ему благодарен. — Мукуро движется к своему графству, — вдруг произнес Тобин, перестав придерживаться легенды. — Вчера его видели неподалеку от деревни Рейв, а это как раз в той стороне. Больше ему некуда идти. Больше я ничего не знаю, потому что мы за ним не следим. Подхватываем слухи на случай того, что нам все-таки дадут заказ. — Ясно. Спасибо. Тобин тщательно промыл рану, обработал ее спиртом и наложил несколько швов, прежде чем плотно обвязать спину бинтом. — Я не врач, но тебя серьезно подстрелили. — Я в курсе, — не удержался от ехидства Хибари и тут же пожалел об этом. — Извини. И... спасибо за помощь. — Не за что, — все еще удивляясь его вежливости, ответил Тобин. — Все-таки мы долго работали вместе. Хибари невесело улыбнулся и оделся, собираясь уходить. — Мои деньги еще сохранились? — спросил он, накинув на голову капюшон. На улице вовсю гремел гром, хотя воздух стоял очень сухой и теплый. — Я думал, ты уже и не спросишь. — Тобин полез за стойку. — Ты вовремя пришел, Джой уже хотел пустить золотишко в дело. Хибари забрал свой мешочек с заманчиво звенящими в нем монетами и, кивнув на прощание, ушел, плотно прикрыв за собой дверь. Выйдя на улицу, он прижался к стене и, запрокинув голову, дотронулся пальцами плеча. Не затянувшиеся шрамы болели едва не больше самой раны, обжигая спину. «Рокудо Мукуро». «Рокудо Мукуро». На спине, на груди, на руке. В голове. Чем быстрее он избавится от этой ноши, тем скорее ему станет легче. Проигрыш или победа — в любом раскладе он своего добьется. Хибари неспешно отвязал лошадь и побрел пешком, намеренно сойдя с дороги. Шансы нарваться на патруль были хоть и невысоки, но они все-таки были, так что осторожность не помешает. Мукуро в своих планах упоминал родовое поместье где-то на границе его графства. Судя о том, что его видели недалеко от деревни Рейв, направляется он на север. Если бы его целью был замок, то логичнее было бы идти восточнее — намного дальше от Рейва. Он успел пройти довольно большое расстояние, а значит, он нашел средство передвижения: либо украл лошадь, либо облапошил какого-нибудь путника, навязавшись попутчиком. Вариант с запугиванием он отмел сразу — это был бы очень глупый поступок, учитывая то, в каком положении они находились. И он был без Джессо. Значит, все же Бьякуран предпочел защищать свое графство, нежели помогать приятелю? Удивительно. Хибари встрепенулся, услышав лязг доспехов, намотал поводья на ладонь и укрылся за огромными валунами, сваленными кучей у чахлых из-за зноя кустов. Лошадь фырчала, лениво работая челюстями, и Кея успокаивающе похлопал ее по морде, держа поближе к себе, чтобы, не дай бог, ее не заметил проходящий мимо отряд. Он сел на землю, прислоняясь спиной ко все еще теплой поверхности камня, и устало вздохнул, закрывая глаза. Шаги постепенно удалялись, но вставать очень не хотелось; ноги словно свинцом налились — даже подтянувшись на поводьях, подняться он так и не смог. Лошадь нетерпеливо переминалась рядом с ним, мотая мордой и пытаясь отойти, и Хибари слегка ослабил хватку, давая ей немного воли. Она тут же склонилась к земле и принялась щипать траву. Спокойствие не пошло на пользу. Вернулись невеселые мысли, и Хибари, вновь приподняв рубашку, вжался пальцами в рану. Из головы мгновенно вышибло все, что только можно было, но вместе с этим сознание вдруг закружилось и потемнело. Кея протянул руку, чтобы схватиться за выпущенные из рук поводья, но потерял сознание. *** Даже снаружи было слышно, как шумно в трактире. Доносился громкий хохот, ругательства и звон бьющихся друг о друга кружек. Мукуро отряхнул свою шляпу прежде чем накинуть ее на голову, и поправил повязку на глазу. Это заставило его усмехнуться — сразу вспомнилось детство, когда он скрывал так свою принадлежность к семье Рокудо, и вот теперь ему приходилось проворачивать то же самое. Он толкнул дверь и вошел в дурно пахнущее помещение, битком набитое пьяницами и усталыми путешественниками, особо не выказывающими радости от нахождения в этом месте. Но близилась гроза, а другого ночлега поблизости не находилось, поэтому выбирать было не из чего. В деревне, напугавшись известий об активировавшейся королевской армии, не пускали постояльцев даже за неплохие деньги. Пользуясь случаем, хитрые хозяева постоялых дворов вздернули цены за койку до заоблачных высот. Мукуро подошел к стойке, где вовсю вертелся хозяин, подгонявший подавальщиц, едва ли не валящихся с ног. — Добро пожаловать! — преувеличенно радостно поприветствовал он нового гостя, глядя на него смертельно усталым взглядом. Это очень контрастировало с его доброжелательной улыбкой. — Все места заняты, так что я могу предложить лишь выпить и идти пытать счастья дальше... — Мне бы просто уголок, необязательно кровать. Я прекрасно высплюсь и на стуле, — улыбнулся Мукуро и, встретив скептичный взгляд в ответ, подкинул на пальце серебряную монету. — Заплачу как за полноценную постель. — Найдем местечко, — повеселел хозяин, пряча деньги в увесистый кошель под стойкой. — Выпить желаете? Мукуро едва сдержал смех. — Нет, благодарю. Только перекусить. — Рисовая каша закончилась, если хотите, можем подать овсяную. Только она остыла. — Обойдусь, — открестился Мукуро, пытаясь вспомнить, когда он в последний раз ел кашу. Кажется, в прошлой жизни. — Покажете мне место для сна? Хозяин отвел его в уголок за старым потрескавшимся камином, насквозь пропахшим курятиной и покрытым толстым слоем сажи как внутри, так и снаружи. Мукуро сел на дощатый пол, подтянув к груди колени, и надвинул на глаза полы шляпы. Шум не дал бы ему уснуть, даже если бы он очень захотел, но ему нужно было просто отдохнуть в относительном спокойствии, без страха быть застигнутым погоней. Он выиграл как минимум несколько часов, сумев незаметно сбежать из столицы. Если Виллани занят подготовкой к осаде Фиора, то вполне возможно, что солдаты все еще пытаются найти Мукуро в городе. Хотя слишком надеяться на это все же не стоило: среди многочисленной стражи наверняка должно быть хоть немного здравомыслящих людей. Мукуро вздохнул, невольно сжимая кулак. Рискуя нарваться на солдат, он полдня потратил на то, чтобы найти Бьякурана. Джессо, конечно, вряд ли ждал бы его — все же возможность побега была совсем крохотной, но на всякий случай Мукуро прошелся по окрестностям, прячась в кустах и за заборами чужих домов. Если бы они были вместе, было бы намного легче. Раньше он в полной мере этого не осознавал, принимая его отношение как должное, но сейчас... ему не хватало, действительно не хватало. Непринужденного общения, беззлобных насмешек, бесконечного оптимизма. Поддержки. Просто дружеского присутствия рядом. Но Бьякурану поддержка в данный момент понадобилась бы куда больше. Очевидно, что Бельфегор или Виллани, или они оба, опасаются, что тот начнет против них игру, а карты в его руках были козырные. Если, владея такой опасной и серьезной информацией, переманить на свою сторону хоть один завалященький орден сопротивления — игра выиграна наполовину сразу. Конечно, Бьякурану не поверили бы, будь он идиотом, пытающимся собственноручно развязать бунт — аристократу, даже бывшему, ни за что не поверят, а вот повстанцам... повстанцам поверят даже самые скептично настроенные люди. Первым порывом Мукуро, когда он узнал о надвигающемся на Фиор войске, было сразу желание помчаться туда и помочь всеми силами, но, с трудом успокоив себя, понял, что Бьякуран сунется туда в последнюю очередь. Действия новоиспеченного короля и его верного вассала настораживали и сбивали с толку: Бьякуран был объявлен изменником королевства, Фиора в любом случае он бы лишился, какой смысл отправлять для захвата целую армию? Да и какой болван вернется в место, которое во всеуслышание объявили засадой? Бьякуран не был дураком и он не любил свое графство, но искренне любил свой замок и своих людей. Точнее, своих стражников. Стража тоже души в нем не чаяла, и это несмотря на то, что прислуга Джессо ненавидела всем сердцем, да и он платил им той же монетой. Если он и мог вернуться в место, готовящееся стать его могилой, то лишь ради них. Вдруг раздался громкий хлопок, и рядом с Мукуро, прямо к его ногам, упал грузный старик с намечавшейся на макушке лысиной. Он предпринял слабую попытку подняться, оперся на руки, кряхтя, упал и засопел, ткнувшись носом в пол. — Куда лучше моего замка, — отметил Мукуро, брезгливо отодвигая носком обуви храпящее тело, которое источало невероятное благоухание. —...Кея! — услышал он совершенно неожиданно и вскинул голову, оглядываясь. Кто? Кто-то позвал Хибари? Он, что, здесь? Мукуро поднялся на ноги и с замиранием сердца выглянул в зал, битком набитый разномастными людьми. Среди всего этого столпотворения выделить одного-единственного человека было просто невозможно. Если бы Хибари находился здесь, то мгновенно собрал бы вокруг себя кучу народу: внешность у него была запоминающаяся, да и известность его шла впереди планеты всей, так что Мукуро разглядывал лишь тех, кто прятал лицо: за капюшонами, платками, повязками и шляпами, но не находил его. -...и потом он врезал ему по горлу — вот так, — с ажиотажем рассказывал один из неплохо одетых мужчин, занявших целый стол. Он рубанул себя ребром ладони по шее и скривил лицо, изображая мертвеца. — Я говорю: этот Хибари Кея просто зверь! Мне казалось, что он раздерет его одними зубами! Мукуро захотелось самому вцепиться ему в горло и не отпускать его, пока он не захлебнется кровью. Разочарование, накатившее после осознания того, что Хибари в этом месте даже близко не пахнет, подействовало настолько ошеломляюще, что наступила неожиданная, но долгожданная апатия. Он сел в свой угол и, прислонившись боком к стенке холодного камина, закрыл глаза, желая просто провалиться в сон. *** Бьякуран с детства был окружен роскошью. Он не знал недостатка в деньгах, в обществе, во влиянии, но почему-то все равно чувствовал... неудовлетворение. Он искренне веселился на балах, с удовольствием флиртовал с юными и не очень леди, поддерживал политические разговоры в мужском обществе, но порой, когда не мог уснуть ночью или на мгновение оставался в одиночестве посреди разряженных лордов, испытывал некое... неудовлетворение. Такое странное ощущение, словно ты устал, но не физически, а скорее морально. Тебе нравится то, чем ты занимаешься, но изо дня в день повторять одно и то же жутко утомительно. Когда родилась дочь — это непредсказуемый маленький комочек оборок — стало намного легче, жизнь заиграла яркими красками. Если для жены Юни была маленькой куклой, которую наряжали, причесывали и брали на ручки, чтобы показать свету, то он тогда действительно растворился без остатка. Он никогда особо не любил родителей и очень малочисленных родственников, терпеть не мог навязанную ими же жену, и только с рождением дочери понял, что такое любить по-настоящему, а не только делать вид. Поэтому... когда ее не стало, жизнь будто ушла вместе с ней. И даже яростный порыв, заставивший его придушить женушку собственными руками, не смог смягчить горе. Сколько времени он провел в добровольном затворничестве? Два, три месяца, полгода? Он помнил лишь момент, когда Кике — управляющий замка — уговорил его посетить хотя бы один прием Сезона, и он согласился лишь для того, чтобы тот от него отстал. Так совпало, что этот самый прием проходил в Лэндинге, где графом был весьма неприятный тип. Но эта поездка вдохнула в него жизнь заново: там он встретил Занзаса, Кэтрин, ММ и Мукуро — правда тогда его звали просто Лео. И спустя несколько месяцев он закрыл дверь в детскую — впервые. Но это не означало, что он забыл. Поэтому он не мог не вернуться. Фиор был его домом. Был местом, где появилась его дочь, где он сам родился. Здесь они с Занзасом и Мукуро, переодевшись в тряпье, шарахались по улицам, подслушивая сплетни народа и влезая в драки на рынках с мошенниками и ворами. Может быть, он не был замечательным графом, но он любил Фиор. — Господин! — встретил его радостным приветствием капитан стражи. Дома в деревнях стояли заброшенными, улицы города пустовали, на дорогах блуждали волки, прежде не подбирающиеся так близко к поселениям, и лишь запертый наглухо замок гудел, словно улей. На сторожевых вышках стояло с десяток патрульных, а из-за тяжелых ворот, прикрытых решеткой, доносились громкие голоса и причитания. — Откройте ворота, Его Светлость вернулся! — крикнул дневальный, и за стеной заскрипели наматываемые на катушку цепи. Значит, для стражников он все еще «Его Светлость». Это приободряло. — Я даже не знаю, оскорбляться мне или похвалить тебя, что ты меня узнал в таком плачевном виде, — улыбнулся он, когда решетка немного приподнялась, и за ней он увидел свою стражу, выстроившуюся в шеренгу. А за ними выглядывали напуганные горожане — те немногочисленные, которые не бежали из графства, опасаясь атаки королевской армии. Прислуга, вероятно, бежала в первую очередь, потому как они ненавидели Бьякурана, и он с охотой изображал ответную неприязнь, на самом деле искренне забавляясь над ними. Что ж, это даже не удивляло и не обижало. Разве что... если сбежал Кике, то это было бы очень досадно. Бьякуран расправил плечи, тихо зашипев от боли в раненном плече, и прошел во двор, бросая поводья одному из стражников. Лошадь ему пришлось украсть в одной из деревушек около столицы, иначе бы ему до родных земель не удалось вернуться раньше прибытия армии. — Ваша Светлость, скажите, что случилось? — Это правда, что нас хотят убить? — Что... нам теперь делать? Тоже уезжать? — Думаю, что глядя на меня, можно сказать, что слухи не врали. И я не буду вам врать: дела очень плохи. Вряд ли стены замка послужат вам хорошим убежищем, так что я советую вам покинуть графство, желательно сегодня же. По толпе пробежался легкий шепот изумления. — Разумеется, я выделю вам помощь. Мне казна не особо пригодится, а отдавать ее в чужие руки я считаю дурным тоном, так что лучше я отдам ее тем, благодаря которым это самое графство процветало. И из замка вы можете забрать все, что захотите. — Ваша Светлость!.. — попытался образумить его лейтенант, когда все еще не отошедшая от шока толпа неспешно направилась в замок, нерешительно переговариваясь между собой и робко оглядываясь на стражу. — Я больше не лорд, Родд, так что... формальности излишни. — Для меня... для нас все еще лорд. Так что, если это не приказ, то, Ваша Светлость, я придержусь прежней манеры обращения. — Не скрою, что мне это приятно, — улыбнулся Джессо и накрыл ладонью плечо. — Я надеюсь, что у нас есть хотя бы тюремный доктор, потому что неплохо было бы меня осмотреть. — Тюремного убили во время бунта, — отрапортовал лейтенант. — Но замковый врач остался, он занимается ранеными солдатами. — Был бунт? Много сбежало заключенных? — нахмурился Бьякуран. — Не хотелось бы, чтобы на свободе носилась прорва преступников — и так проблем предостаточно у людей. — Мы их... устранили. Трупы оставили внизу, чтобы не пугать гостей. — Хорошо поработали. А где Генкиши? — Капитан отправился в окрестности, появилось много разбойников, нападающих на беженцев. Он посчитал, что там он будет полезнее. — Родд немного помялся, но все же сказал: — У них с управляющим произошел конфликт на этой почве. Кике сказал, что на время вашего отсутствия он за главного, но капитан возразил, потому что в уставе это не прописано, и управляющий отвечает лишь за прислугу. — Их ссоры меня не удивляют. В любом случае, Генкиши поступил верно, впрочем, Кике тоже можно понять. — Бьякуран проводил взглядом двух мужиков, тащащих к воротам большую картину. — И что они будут с ней делать? Я за нее любимую лошадь отдал. — Он вздохнул и повернулся к лейтенанту. — Когда вернется Генкиши, передай ему, чтобы он собрал во внутреннем дворе всю стражу. — Будет сделано, — склонил голову солдат и отстал от него. Бьякуран продолжил путь в одиночестве, безо всякого интереса наблюдая за людьми, разбирающими его замок по кусочкам. Он поднялся на третий этаж и осторожно заглянул в свой кабинет. Кике рассматривал ставшие ненужными бумаги: прошения, расходы, налоги. По идее, нужно было оставить это все для нового лорда, но этого делать очень не хотелось. — Брось их в камин. Я бы так и сделал, — усмехнулся Джессо, и Кике, вздрогнув, поспешно поклонился. — Вы вернулись, господин Бьякуран, — с облегчением выдохнул он и улыбнулся, беря в руки пачку бумаг. — Я как раз собирался разжечь огонь. — Ни о чем спросить не хочешь? — Нет. Мне все равно. Что бы ни случилось, я на вашей стороне. Бьякуран проводил его задумчивым взглядом. Кике подошел к камину и, просунув бумагу между сложенных в нем бревен, поджог их. — Я ценю твою преданность, но сейчас тебе лучше забыть об этом. Кике собрался что-то сказать, но, вскинув брови, перевел взгляд на дверь. — Ваша Светлость... — растерянно произнес появившийся на пороге Родд. — У ворот стоит Ирие, говорит, что хочет вас видеть. Бьякуран обомлел. Вот уж о ком в ближайшее время он никак не ожидал услышать. — Отошли его, можно даже погрубее, — отрезал он после недолгих раздумий. Кике удивленно хмыкнул, но промолчал, видимо, довольный сложившейся ситуацией. Они с Ирие взаимно друг друга невзлюбили с первого взгляда. — Я скажу, чтобы вам приготовили ванну и принесли чистую одежду. Доктор подойдет к вам через пару минут. — А разве осталась прислуга в замке, чтобы этим заниматься? — Заберу несколько стражников — они все равно болтаются без дела, — усмехнулся Кике и, склонив голову на прощание, удалился. Рабочие руки он действительно нашел, так что вскоре Бьякуран уже с наслаждением отмокал в ароматной горячей ванне, смывая с себя кровь, пот и грязь, накопившиеся за целую неделю его злосчастного побега. Он ведь ждал. Целый день бродил у стен столицы, надеясь, что Мукуро сможет выбраться. Он слышал оглушительный грохот доспехов, свист стрел и лай собак, и почти готов был упасть в ноги самому Господу Богу — если бы знал хотя бы одну из молитв. Он ждал до самой темноты, но все было тщетно. Звуки погони и крики солдат давно стихли, и Бьякуран решил было вернуться в город, но открылись ворота и целый отряд солдат в легких доспехах промаршировал с холма вниз. Королевский герб на их нагрудниках сразу дал понять, что назревало что-то серьезное. Вряд ли они шли за орденом сопротивления — Каваллоне не успел бы вывести всех своих людей за такой короткий срок, поэтому оставалось лишь два варианта: Мукуро все-таки вырвался, и они отправились за ним в погоню, или же Бельфегор сменил приоритет и теперь его главная цель сам Джессо. Он проследил за отрядом, и ему не понадобилось много времени, чтобы узнать о пункте их назначения. И вот теперь он здесь, в месте, которое должно стать его могилой. Бьякуран сел, схватившись за бортики ванной, и выпрыгнул из нее. Накинув халат, он вылетел из купальни, чуть не упал, поскользнувшись на мокром полу, и выбежал на балкон. — Догоните Ирие и приведите его сюда! — приказал он удивленным его внешним видом дневальным. — Догонять не придется. Он сказал, что будет ждать вас, и сидит у ворот. Джессо не смог сдержать улыбки. Когда надо, Ирие мог быть очень упертым. — Тогда впустите его, я готов с ним поговорить. *** Корабль приближался к берегам Сидонии. К утру можно было уже разглядеть башни города, увитые плющом, высокие здания с ослепительно сияющими куполами... и военные суда, заполонившие порт. — Что-то не так, — нахмурился Занзас и пригнулся, проходя под веревками паруса к стоявшему у мачты капитану. Скуало перемахнул через перила и поспешил к ним. — Нам не разрешают причалить, — свернув подзорную трубу, беспокойно произнес капитан и задумчиво погладил бородку. — Они чем-то встревожены, подали сигнал, что вышлют на наш борт посыльного. — Весьма гостеприимно, — хмыкнул Скуало, щуря глаза и пытаясь разглядеть мельтешащих на берегу людей. — В Сидонии всегда так встречают гостей? — Нет, у нас с ними приятельские отношения. Такое... впервые происходит. — Надеюсь, посыльный прояснит ситуацию, — недовольно бросил Занзас. Капитан отвлекся на расспросы купцов, подошедших узнать, в чем проблема, и Скуало, схватив Занзаса за локоть, отвел его в сторону. — Если ты думаешь, что я смирюсь с тем, что ты меня привез в какую-то сраную непонятную страну, то у тебя проблемы с головой. — Если ты не заметил, нас на берег даже не пускают, так что радуйся: видимо, нас отправят обратно. — Великолепно! — обрадовался Скуало. — Ты не понимаешь? Скорее всего, нас не пускают из-за того, что ищут нас. Мы вернемся, но вернемся прямиком в лапы короля, — фыркнул Занзас и, отдернув свою руку, двинулся к капитану, встречавшему посыльного. — Доброе утро, — весьма неприветливо поприветствовал их посыльный, ступая на борт и неприязненно оглядываясь. Занзас переглянулся со Скуало: такое поведение было нетипично для представителя власти, пусть даже он и ищет беглых преступников. — Я бы сказал «добро пожаловать», но, как видите, это не совсем так. — Мы торговое судно, везем на обмен и продажу товары, — объяснил капитан и, приняв из рук помощника пачку бумаг. — Вот все договора и разрешения... — Они не имеют никакой силы в данное время, — отрезал мужчина, даже не взглянув на предоставленные бумаги. — Ваше королевство объявило войну нашему сюзерену, поэтому дальнейшее сотрудничество между нашими странами невозможно. Молчание, наступившее после этих слов, ошеломляло. Казалось, даже шум прибоя стих на это время. — Разворачивайте корабль и возвращайтесь. Если приблизитесь к берегу, то мы будем вынуждены атаковать. — Отпускаете нас? — не веря своим ушам, выдавил из себя капитан. — В отличие от ВАС, мы в курсе о таком понятии как «благородство», и не тронем вас на нашей земле. — Но... можно нам хотя бы купить припасы? Мы не рассчитывали на такой скорый отплыв, так что... — Никто причалить вам не позволит и торговать с вами тоже никто не будет. Если вам удастся договориться с королевством Висштех, то пополните припасы именно там. — Но их цены просто варварские! Если позволите, мы бы отправили всего пару человек в город, чтобы... — Нет. В противном случае, мы потопим вас. Удачного пути. Капитан сокрушенно опустил голову, поворачиваясь к изумленным купцам. — Будет война? — Что случилось, пока мы плыли? — А что теперь делать с товаром? Он пропадет после стольких дней в море. Скуало спустился в каюту, в которой скрылся Занзас, и сел рядом с ним на постель. — Ты думаешь о том же, о чем и я? — спросил он, разглядывая свои ладони. — Что нам нужно вернуться? Разумеется. У нас и выбора другого нет. — Ты мог бы высадиться на Висштехе. Думаю, у нас все же будет остановка. — Мог бы. Если бы был полным ублюдком, мог бы. — Занзас вздохнул и улегся, закидывая за голову руки. — Я почти уверен, что Бьякуран и Мукуро ввязались в это, и даже если бы нам разрешили остаться здесь, я бы все равно вернулся. У меня плохое предчувствие. — У меня тоже. — Скуало посмотрел на Занзаса и после непродолжительного молчания добавил: — Ты так беспокоишься о своих приятелях, хотя смеешься надо мной, когда я переживаю о моих. Я... мне нравится быть с тобой, но если я вернусь, а из моих друзей никто не выжил, я никогда тебе этого не прощу и никогда об этом не забуду, даже если очень захочу. — Мне твое прощение и не понадобится. Ты от меня все равно не уйдешь. Скуало насмешливо хмыкнул и даже рассмеялся, поднимаясь. — Тогда мне очень жаль. Потому что наши отношения ничем отличаться не будут от тех, что у Хибари и Рокудо. — Он повернул дверную ручку. — Я буду на капитанском мостике. — Ты говорил, что любишь меня, — окликнул его Занзас, заставляя замереть на пороге. — Я помню. — Я отрицать этого и не буду. Но свою жизнь я люблю не меньше, и посвящать ее одному тебе тоже не собираюсь. Если из-за тебя часть моей жизни исчезнет... тебе лучше не знать, что будет после. И я надеюсь, что твои друзья живы, потому что я понимаю, как больно и неприятно их терять. Скуало закрыл за собой дверь и прижался к ней, тяжело выдыхая всей грудью. Он не хотел расставаться с Занзасом, но также он прекрасно понимал, что никогда не перестанет винить его, если кто-то из ребят действительно умрет. Оставалось лишь надеяться, что со всеми будет в порядке. Потому что столько потерь сразу он вряд ли выдержать сможет.