Пленник

Гнетущую тишину обрывал протяжный вой брошенных в пустых дворах собак. Немногочисленные люди, не успевшие или не желавшие покидать свои дома, испуганно поглядывали из-за задернутых занавесок и бежали запирать все двери на замки, как будто в случае худшего то смогло бы им помочь. — Им следовало бы бежать, тогда и у них, и у нас было бы меньше поводов для беспокойств, — заметил Кике. Бьякуран посмеялся. — Может быть, они такие же, как и мы — отчаянные безумцы, которые слишком любят свой дом, чтобы бежать из него даже в такой ситуации. Кике оглянулся на Ирие, который ехал на своей лошади чуть поодаль и говорил с лейтенантом, в миллионный раз обсуждая планы боя. — Это не его дом. — Перестань. Очень даже его. — Бьякуран надменно усмехнулся. — Знаешь, может, он думает, что его дом везде, где есть я. — Ну разумеется, — скептично хмыкнул Кике и посерьезнел, подъезжая к выстроившимся на площади солдатам. Из стражи ушли всего несколько человек, поэтому гарнизон был практически в полном составе на предполагаемом месте сражения. Джессо не ожидал такой преданности и был очень доволен и польщен. Будь у него больше времени, он непременно бы начал хвастаться этим направо и налево. — Патрули вернутся с минуты на минуту, господин, — отчеканил один из солдат, преклонив колено. Бьякуран соскочил с лошади и похлопал его по плечу, разрешая подняться. — И вернулся отряд, сопровождавший капитана к границе. Он благополучно покинул графство. — Превосходно. — Есть шанс, что орден сможет прийти нам на помощь, если Генкиши доставит письмо вовремя? — тихо спросил Кике, когда Ирие, запыхавшись от долгой скачки, выпрыгнул из седла. — Вряд ли они смогут так быстро среагировать. Если они не сдвинули маршрут, то место их лагеря находится дальше на север, а это далековато от Фиора. Бьякуран мог бы стать для них полезным из-за его связей с высшим светом, но они только недавно вступали в бой, в котором потеряли достаточное количество людей для того, чтобы опрометчиво не бросать оставшихся бойцов на амбразуру. В любом случае, даже если мы... после этого сражения, они смогут правильно распорядиться полученной информацией. Каваллоне, пусть и... нездоров сейчас, вряд ли просто выкинет ее на ветер и не примет к сведению. Кике кивнул и отошел от него, увидев детей, глазевших на них у забора одного из домов. — У каждого дома, где остались люди, будет закреплен отряд из трех человек, который будет защищать жителей, — раздавал последние указания Бьякуран. Солдаты сосредоточено внимали его словам, на ходу разделяя обязанности. Лейтенант уже расставлял лучников на крышах домов и деревьях. — Пропустим их как можно дальше, затем вступает в бой первая группа. Здесь наша территория, так что у нас есть небольшое преимущество. Первая группа отходит в сторону юго-восточной части реки, там будет ждать вторая группа. Лучники будут прикрывать оба отряда. И, наконец, когда королевские солдаты окажутся в самом центре города, в бой вступит третья группа, которая затаится у самых ворот и зайдет сзади — тем самым мы возьмем их в кольцо. — У нас небольшой шанс на победу, будем честными, но каждый должен постараться так, чтобы этот шанс стоил тысячи, — звенящим от напряжения голосом произнес Ирие. — Я... я рад, что буду полезен и... что буду сражаться с вами всеми бок о бок. — Ага, только обещай не мешаться под ногами, — беззлобно хохотнул один из солдат, и все дружно подхватили. Лейтенант нахмурился, собираясь пресечь столь грубое нарушение дисциплины, но Джессо его остановил: — Я дал им вольную, забыл? Они не обязаны соблюдать правила приличия, достаточно того, что они добровольно остались. Странно, но волнения не было, как и страха. Не было и азарта, обычно будоражащего кровь еще задолго до начала боя. Просто... было спокойно. И, глядя на лица солдат, становилось понятно, что они испытывали схожие чувства. Первая волна беспокойства и ужаса прошла, уступая место ледяному безразличию. Они все смирились с неизбежностью печального для них исхода, и это было вовсе не так плохо, как казалось на первый взгляд. — Они в хорошем расположении духа, — улыбнулся Ирие, когда Бьякуран подошел к нему. Он стоял в стороне, наблюдая за тем, как солдаты разбиваются на группы и занимают позиции. — Можно и так сказать. Хотя... я бы не назвал это прямо-таки хорошим расположением. Но я рад, что они остались, и рад, что они находят время для того, чтобы посмеяться над тобой. Они рассмеялись и неловко замолчали, глядя в разные стороны. — Если у нас был еще хотя бы день, — вздохнул Джессо, вскидывая голову кверху и жмуря глаза от бьющих в лицо лучей солнца, — я бы, наверное, придумал план получше. Если бы рядом не было тебя — еще лучше. Но время не на моей стороне, и ты, увы, работу мне не облегчаешь. И знаешь что? Я об этом ни капли не сожалею. Было неожиданно — видеть тебя снова; я думал, ты уже вовсю рассекаешь с орденом по полям и лесам, а ты... вернулся ко мне. Ты тешишь мое самолюбие и возвышаешь мою гордыню. Хотя, казалось бы, выше и некуда. — Такая вот у меня привычка — портить вам жизнь. — О нет, ты вовсе не портишь мне жизнь. Портишь только планы. На скучную, опостылевшую жизнь, например. То есть... у меня были друзья, и с ними было веселье, понимаешь. Но Занзас предпочел компанию его голосистого дружка, а Мукуро все никак не может перестать гоняться за Хибари... а ты был весь в мечтах об ордене. И я думал, что никому не нужен, кроме жалкого мирка аристократов, который я терпеть не могу. Оказалось, что я нужен, как минимум, кучке солдат, парочке людей из народа и... некоторым другим. Прямо груз с души. — Мне тоже, — сказал Ирие. — Нужен. И я постараюсь, чтобы этот день не стал для тебя последним. И для меня тоже. Я не хочу, чтобы все закончилось так дерьмово. — Какие словечки... — Я слишком долго думал, и расплачиваться за это мне не хочется. Ты выживешь, чего бы это мне ни стоило. И я тоже, конечно же. — Ты что-то задумал, верно? — прищурился Бьякуран, чувствуя, как азарт все-таки медленно просыпается в нем. Ирие усмехнулся и двинулся в сторону их укрытия. — Ну, ты ведь любишь интриги, догадайся сам, — заговорщицки оглянулся он через плечо, и Джессо покачал головой, направляясь за ним следом. Где-то невдалеке играл горн, оповещающий о скором прибытии королевской армии. *** Утро в кои-то веки не взорвалось в голове вспышками боли и дрожащим маревом перед глазами. Хибари не нашел в себе силы подняться и медленно разлепил глаза, кутаясь в уютное пушистое одеяло, вчера казавшееся огромным куском камня. Непогода, бушующая полночи, прекратилась, и сейчас комнату ярко освещало солнце, а на подоконнике приоткрытого окна скакали мелкие птички, топорща свои мокрые перышки и забавно чирикая. Сон как рукой смахнуло. Хибари поднялся, стянул с постели легкое покрывало, завернулся в него и осторожно присел в кресло у окна. Одна из птиц будто бы с любопытством посмотрела на него, склонив маленькую головку набок, и Кея даже рассмеялся, наблюдая за ней. Он даже не помнил, как давно просто останавливался и любовался чем-то... или кем-то. Торопился: убить, выжить, узнать, жить. Он облокотился на подоконник, спугнув несколько птиц, но эта — одна — осталась. Бесстрашная, смотрела на него глазками-бусинками, прыгая совсем рядом, пока не набралась наглости и не забралась прямо на раскрытую ладонь. Хибари глубоко вдохнул: медленно набрал полной грудью воздух и с наслаждением выдохнул. Запах хвои и дождя приятно кружил голову, и на мгновение создалось впечатление, что все мирно и спокойно в его жизни, как и прежде. Так давно, что казалось просто далеким сном. Просидев в абсолютной прострации с полчаса, он встрепенулся и вскочил, спугнув и последнюю птичку. Он перевернул весь гардероб Мукуро, нашел охотничий костюм и, с трудом справившись с бесконечными ремнями, пуговицами и прочими застежками, вылетел из комнаты, на ходу поправляя воротник. Комната, в которой должен был ночевать Мукуро, была девственно чиста — он даже не ночевал в ней. В столовой его тоже не было: на столе одиноко пустовала бутылка из-под виски и ощипанная веточка винограда. — Вот ублюдок, — процедил Хибари, нахлобучивая на голову берет и выбегая из особняка. На ступеньках он едва не навернулся, перенеся вес на больную ногу, но выправился и направился к воротам. Он должен был догадаться, что Мукуро снова не сдержит обещание и сбежит, как самый последний трус. Нужно было приковать его к себе и держать рядом, а не верить на слово. Когда он уже собрался покинуть двор, его что-то остановило. Мукуро бы не сбежал. Он выглядел и говорил так, что по нему было видно: он решился. Он бы не сбежал. Он обещал, и в этот раз обещание не было похоже на ложь. Хибари закрыл ворота и вернулся. В саду, заросшем сорной травой, он набрел на маленькую часовню — обшарпанную, слегка покосившуюся, с заляпанными грязью окошками. Мукуро был внутри. Сидел на одной из немногочисленных скамей и смотрел на дрожащий огонек свечи, которую держал в руках. — Думал, что я сбежал? — не оборачиваясь, спросил он, легко улыбнувшись. Хибари сел рядом. — Да... вроде того. Пахло сыростью и пылью. И... еще печалью, как это ни странно. Хибари чувствовал ее едва ли не на физическом уровне, и не мог понять, его это чувства или же Мукуро. — Ты не спал? — задал самый глупый вопрос в мире Хибари. — Высплюсь на том свете. Сейчас... мне было, о чем подумать. — Я должен был чувствовать облегчение. Точнее, надеялся на это... Вместо этого... просто хочется покончить со всем поскорее. — Чтобы почувствовать облегчение хотя бы потом? Знакомо. Мукуро аккуратно положил догоревшую почти дотла свечу на пол и, с силой проведя ладонями по лицу, уперся руками в свои колени. — Ты же знаешь, как сильно я не хочу тебя убивать? — Да, знаю. — Хибари напрягся, раздраженно передернул плечами и отвернулся в сторону. — Я... я думаю, что мне тоже... уже не хочется. Но мне это нужно. Действительно. Ты ведь тоже устал? От всего этого. От... — Такой жизни? — Да... именно. Это странно, и раньше мне было даже противно, но... я не знаю, как ты это делаешь, но, кажется, ты... меня понимаешь. Сейчас, когда я уже устал ненавидеть и могу более-менее хладнокровно мыслить, я думаю, что... будь обстоятельства другие или если бы когда-нибудь кто-то из нас сделал что-то по-другому... — Могло бы все пойти иначе? — Мукуро невесело усмехнулся. — Если бы ты смог пойти навстречу или хотя бы поверить мне... если бы я был хотя бы немного меньше таким уродом... если бы... так много «если бы», а на деле, когда это действительно нужно и важно, на ум приходят лишь глупые и идиотские мысли, которые двигают на не менее глупые и идиотские действия. — Я ненавижу тебя, — сказал Хибари и накрыл ладонью лицо, содрогаясь от беззвучного смеха. — Звучит... не совсем так, да? В последнее время я постоянно твержу себе об этом, но... я этого больше не чувствую. Это... как.. не знаю, как огонь, как пожар, который я и ты сам всегда подпитывали: дровами, маслом, керосином... а сейчас — ничего. Остались лишь угли — и те остыли. — Тогда... Кея, может быть не стоит? — Мукуро положил руку на его плечо, но тут же отдернул, когда тот едва заметно вздрогнул. — Давай просто разойдемся. Мне остается только сесть на корабль и покинуть королевство, а ты... я не знаю... вернешься домой. Но я буду знать, что ты жив, и я буду спокоен. Хибари долго молчал, но в итоге покачал головой. — Не могу. И ты тоже не сможешь. Вчера я это видел, когда мы встретились на площади. Ты смотрел так... и говорил... как, по-твоему, ты выдержишь всю жизнь, если мы не виделись неделю, а ты... — Не находил себе места? Да, я все эти дни упорно гнал мысли о тебе. Я думал, что ты умер. Или что вы с Каваллоне уже бежите к границе, счастливые и довольные. И я даже не знаю, что из этого было бы для меня более убийственно. Да, ты прав. Это нужно обоим. — Чтобы освободиться. — Чтобы освободиться. Они молча смотрели друг на друга, а потом одновременно поднялись и направились к выходу. Кея был прав: все выгорело уже. Просто хотелось со всем покончить. Не сговариваясь, они решили выйти во двор — единственное удобное место для сражения. Для последнего сражения. Мукуро выдернул из земли заготовленный заранее трезубец — с древковым оружием он управлялся лучше всего. Хибари сжал рукоятки тонфа. Напряжение сквозило в воздухе, словно невидимые цепи молний. Каждый вздох-выдох давался тяжело, и нетерпеливо дрожали кончики пальцев на руках. Сердце билось медленно и гулко, отдаваясь в опустевшей голове ритмичными ударами; каждый звук — шелест травы, шаги, хруст гальки под ногами казался необычайно громким. Они оба так долго этого ждали: Хибари — с предвкушением и нетерпением, Мукуро — с горечью и обречением. Мукуро пытался ухватиться за него, не желая отпускать, но бежал от их неизбежного боя как проклятый, а Хибари упирался любому их возможному примирению, но мчался за ним, чтобы сразиться. Это напоминало игру в салки, в которую они играли только вдвоем, бесконечно бегая друг за другом по кругу, безуспешно стараясь догнать, и при этом не дать поймать себя. В конечном итоге, они оба оказались на крючке. — Я не проиграю, — сказал внезапно Кея. — Ты меня пытаешься запугать или себя убеждаешь? Хибари не ответил, но они оба понимали, что второй вариант куда ближе к правде. Мукуро был здоров — пусть его и потрепало, по сравнению с его противником, он был абсолютно цел и невредим, лишь слегка кружилась голова из-за выпитого накануне виски. — Это не слишком честно по отношению к тебе, не так ли? — спросил он, прокручивая в пальцах древко. Хибари пренебрежительно хмыкнул. — Побеспокойся лучше о себе, «граф». — Последнее слово он произнес уже на ходу. Мукуро скользнул в сторону, тут же разворачиваясь для ответного удара, но Хибари успел среагировать, и раздался лишь треск с силой ударившегося друг о друга оружия. — Если будешь поддаваться — пожалеешь, — процедил Кея, глядя на него снизу вверх. Раздался тихий щелчок; Мукуро вздрогнул и отскочил назад, оттолкнув от себя Хибари. Грянул громкий выстрел, и сквозь пороховой дымок он увидел золоченные доспехи с гербом королевской семьи. — Извините, что помешали, — вежливо произнес солдат, переводя дуло короткоствольного ружья на Рокудо. — Я бы хотел обойтись без кровопролития, поэтому предлагаю просто сдаться. — А если откажусь? Солдат метнул быстрый взгляд на Хибари и перевел прицел на него. — Вижу, инструктировал вас Донован, — вне себя от злости, процедил Мукуро. Кея выглядел больше раздосадованным, чем рассерженным, но это было делом времени. — Кто еще мог знать о поместье и рассказать о нем. — Боюсь, что с вами о приказах капитанов я говорить не буду, — уклончиво ответил солдат, но этого и не нужно было: кроме Чейза никто выдать не мог расположение этого места. Чертов предатель. Мукуро быстро огляделся. Вряд ли этот солдат сунулся сюда в одиночку. На нем были латы, а тяжелые отряды никогда не ходят по одному, передвигаясь исключительно группами по шесть-десять человек. Иногда их сопровождала более подвижная группа, например разведчики, и их не могло быть больше трех. Раз уж у них была четкая цель, то наверняка они прибыли полным составом. Если они, конечно, не полные идиоты. — Нас достаточно, — заметил его внимание солдат — судя по всему, командир отряда. — Я не скажу, сколько, но достаточно, чтобы вас захватить. И достаточно, чтобы не дать вам сбежать. Значит, разведчики точно были. В тяжелых доспехах не побегаешь. А еще они явно не на лошадях, иначе их приближение Мукуро услышал бы задолго до их прибытия. Прячутся в тени? Ждут, когда можно напасть? Но ведь они все равно не убьют его — не имеют права, приказ был взять живым. Или... они ждут, когда Хибари выйдет из себя — его-то они могут убить. — Даже не думай, — бросил он Кее. Тот взглянул на него так, словно это он позвал всех этих нежданных гостей. — За дурака меня держишь? Солдат кивнул в сторону, и с близстоящих деревьев спрыгнули два разведчика. Один из них бросил ему веревку и двинулся к Хибари. — Вытяни руки, — потребовал он. — И я попрошу не совершать ошибок, которые могут тебе навредить. По возможности, тебя тоже нужно сохранить в живых. — При возможности, — повторил командир, крепко связав Мукуро. — Прошу, проходите вперед, — протянул он руку, указывая дорогу. — Королевские солдаты отличаются вежливостью. Как неожиданно. — Дабы не запятнать честь Его Величества. Думаю, вы имели удовольствие говорить с капитаном Виллани. — Удовольствие? — развеселился Мукуро. — Если это можно так назвать. Хибари молча прошел мимо, мрачно глядя прямо перед собой. Его безумно раздражало, что ему всегда что-то мешало, когда дело доходило до сражения с Мукуро. Его тело все еще сотрясала волнительная дрожь, он едва мог думать, и не мог смириться с тем, что все сорвалось в очередной раз. Он был раздосадован и зол: на себя, что не настоял на том, чтобы сразиться еще накануне; на Мукуро, который тянул до последнего; на солдат, пришедших не вовремя. — Я знаю, о чем ты думаешь. Ты ошибаешься, — тихо произнес Мукуро, поравнявшись с ним. — Я действительно хотел закончить наш бой. Хибари промолчал, и он не стал его дергать снова. Им обоим нужно было успокоиться. Ведь они оба хотели освободиться, и были всего в миллиметре от желаемого. При выходе из леса их ожидали еще солдаты. Как Мукуро и предполагал, в общей сложности, конвоиров было одиннадцать, трое из которых — разведчики. Они стояли у большой крытой повозки для перевозки заключенных, на которой словно огромными буквами было написано слово «позор». Определенно, народ поймет, кого в ней везут и куда. — Вы быстро, командир, — склонили головы конвоиры, и один из них придирчиво оглядел заключенных. — Обошлось без боя. Это не мы их ранили, — бросил разведчик, заметив его взгляд. — Сопротивление не было оказано. — Хорошая новость. Мы уже планировали отправиться на подмогу. — Даже если бы дело дошло до боя, не думаю, что помощь нам понадобилась бы, — снисходительно ответил командир. Мукуро хмыкнул. Если бы он не был занят своими проблемами с Хибари, то наверняка смог бы сбежать или придумать что-нибудь, что помогло бы ему не попасть в цепкие лапы королевских псов. Но... на нем висел внушительный балласт, который он не в силах был с себя сбросить. В повозке пахло потом, кровью и чем-то затхлым и непонятным. Было темно, и маленькое зарешеченное окошко совсем не помогало рассеять царящий внутри полумрак. Мукуро хотел было покорно войти внутрь, но командир остановил его: — Лорд, пусть и бывший, не может сидеть на голых досках. Перед приговором ему должны оказать должное почтение. — Он кивнул одному из своих, и на пол немедленно опустилась заранее приготовленная для этого подушка. — Надо же, — улыбнулся Мукуро, удобнее устраиваясь на предложенном ему «ложе», — если бы знал о такой удивительной учтивости, может быть, даже и не пытался бы бежать от королевских солдат. — Стоит прописать об этой нашей особенности в листовках, чтобы преступники голубых кровей приходили сдаваться сразу. С Хибари обошлись без церемоний. Грубо затолкав внутрь, его швырнули прямо на доски, а потом, заковав их обоих в прикрепленные к полу кандалы, закрыли дверь. Спустя несколько минут, после нескольких коротких указаний командира насчет расстановки конвоя, кучер хлестнул лошадей, и повозка тронулась с места. Хибари дернул руками раз, другой, с силой потянул и приглушенно застонал, когда от напряжения остро кольнуло в спине. — Помнится, ты вырвал цепи из стены в моей темнице, — усмехнулся Мукуро, откидывая голову назад. Интересно, эта давящая на плечи усталость когда-нибудь исчезнет? — Хибари косо на него взглянул и упрямо дернул руками снова. — Много времени утекло с того дня. Я... смотрел, как ты дерешься со стражей, как ты бросил живого человека под опускающиеся ворота, чтобы оставить для себя лазейку, как ты с грудой железа на руках переплываешь ров... это было... я был восхищен. Заинтригован. Удивлен. Хибари болезненно поморщился. — Зачем ты мне это говоришь? Хочешь показать разницу между тем мной и теперешним? Чего ты добиваешься? Думаешь, я сам этого не понимаю? — Он скрипнул зубами и, уперевшись ногами в пол, дернул руками со всей силы. Когда-то ему не приходилось задумываться о своей силе, когда-то он даже в полной мере не старался ее оценивать, рассчитывать, хватит ли ее или нет. — Перестань, ты покалечишься. — Закрой рот, — выдавил Хибари и, резко потянув в очередной раз, вскрикнул и согнулся пополам. Мукуро вскочил, но натянувшая цепь опрокинула его обратно, и ему пришлось лишь напрячь зрение, пытаясь разглядеть в темноте сгорбившийся силуэт. — Когда окажемся подальше от города, сбежим, — неожиданно сказал Хибари, так просто, словно это было необычайно легко. — Ладно, допустим, мы каким-то чудом освободимся. И сбежим, когда окажемся в полях? Там пристрелить нас проще простого. — Тебя не убьют. — Какой ты умный! Жаль, что не могу поаплодировать твоей сообразительности — руки скованы. Если ты не заметил, с тех пор, как нас поймали, моя единственная забота — чтобы не подстрелили тебя. — Я о себе позабочусь. — Если бы заботился ты о себе сам, Кея, умер бы уже очень давно. — Мукуро вздохнул. — Да как я вообще до своих лет дожил без твоей поддержки, — язвительно процедил Хибари. — Сам удивляюсь. В любом случае, этот разговор бессмысленен, потому что нам не снять оковы. Наверняка, Хибари это понимал. Просто сидеть сложа руки не мог. Это было в его характере, и Мукуро это даже нравилось. Кея предпринял еще пару попыток освободиться, но, в конце концов, бросил это бесполезное занятие и, устало подтянув к груди колени, уткнулся в них взмокшим лбом, с трудом переводя сбившееся дыхание. Ему было душно и жарко; чудовищно хотелось пить, и он все еще не мог смириться с тем, что долгожданный бой сорвался, даже и не начавшись. Тишина давила на уши. Солдаты снаружи словно дали негласный обет молчания, а стук колес и негромкое фырчанье лошадей не сглаживали неприятную и тягостную атмосферу. — Может быть, это судьба? — сказал Мукуро в пустоту и, задрав голову, принялся разглядывать дощатый потолок, сквозь щели которого пробивался тусклый свет. Кея принял его фразу за обращение и непонимающе нахмурился. — О чем ты? — О нас с тобой. Каждый раз, когда мы хотим сразиться на смерть, что-то нам мешает. Твое или мое недомогание, посторонние люди, нелепые или внезапные ситуации... Каждый раз, когда я пытаюсь тебя убить, тебя вытаскивают с того света. Каждый раз, когда мы расходимся в разные стороны, то позже наши пути все равно сходятся. — Звучит довольно мерзко. — Но ты не можешь этого отрицать. — Не могу, — помолчав, согласился Хибари и скривился. — Хотел бы, но... даже вчера, я и не думал встретить тебя в городе. Столько путей вело в место, куда мы оба направлялись, начиная с того ориентира, где тебя видели в последний раз, и мы оба выбрали один и тот же путь. Слишком много совпадений, если вспомнить весь прошедший год, и это меня раздражает. Если даже это и судьба, я ее посылаю к чертям. Мне больше ничто и никто не помешает тебя убить. Вот только от них избавимся. — Он кивнул в сторону двери. — И от них было бы неплохо, — позвенел цепями Мукуро. — Пожалуй, даже в первую очередь. Но даже освободившись, вряд ли мы справимся с вооруженным отрядом королевских солдат. Даже ты должен это понимать. Хибари угрюмо отвернулся и уставился на солнечный «зайчик», скачущий по щербатой стене повозки. В темноте ему было неуютно: сразу вспоминалась темница в замке, глухое монотонное капанье воды с отсыревшего потолка и землистый холодный пол, поросший по углам плесенью. Несмотря на жару, он буквально чувствовал этот пробирающий до костей озноб. Мукуро пытался завести с ним разговор, но Хибари не был настроен на общение. Он был разочарован, рассержен и обессилен. Ему надо было настоять накануне — сейчас бы все уже было кончено. Внезапно повозка качнулась и остановилась. Мукуро настороженно вскинул голову: прошло всего с полчаса, и вряд ли за это время солдаты выдохлись и решили устроить привал. — Может быть, нас решили убить и закопать в лесу? — невесело предположил Хибари, даже не шелохнувшись. Мукуро повернулся лицом к стене и сощурил глаза, пытаясь заглянуть в щель между досками на происходящие снаружи события. Солдаты стояли у потускневшей низенькой ограды и разглядывали заваленный цветами двор какого-то дома. Приглядевшись, Мукуро едва сдержал крепкое ругательство. — Это ферма лидера сопротивления, — бросил командир, отворачиваясь. — Некогда любоваться, посмотрели и хватит. — Люди на голову пришибленные, раз преклоняются подобным преступникам, — поддел носком сапога пожухлый цветок один из разведчиков. — Даже в такую даль умудрились натаскать цветов. — Люди падают ниц перед силой, независимо от того, кто ею владеет. Неудивительно, что простолюдины воспевают сомнительные подвиги Каваллоне, упуская из внимания то, скольких людей он угробил просто впустую. Мукуро взглянул на Хибари. Тот, затаив дыхание, прислушивался, напряженно глядя в стену, словно пытался посмотреть сквозь нее. Как бы Мукуро не ненавидел Каваллоне, согласиться с тем, что тот все делал «впустую», он не мог. Они оба жертвовали многим и оба пожертвовали бы даже еще большим, если потребовалось бы. Хибари перевел на него лихорадочно сверкающие в темноте глаза и отвернулся, еще больше помрачнев. По возможности, он никогда не хотел бы возвращаться на эту ферму. Не потому что не хотелось — совсем наоборот. И именно по этой причине было больно даже находиться рядом — не видеть, а просто знать о том, что он где-то поблизости от места, где прошли самые спокойные и счастливые дни всей его взрослой сознательной жизни. Боялся вспоминать, боялся сожалеть. «Ты вся моя жизнь», — шептал ему Дино тогда, когда Хибари решил освободить его. Он держал его руку, ощущал его тепло, видел его счастливый взгляд, преображавший изможденное болезнью лицо. Если бы он не дал ему то лекарство, если бы согласился уйти с ним, если бы забыл о своей ненависти... так много если, которые привели его к тому итогу, который он переживал сейчас. Смог бы он жить хотя бы спокойно? Смог бы притворяться обычным парнем, устроиться на работу, работать на ферме, косить траву, купаться в реке и засыпать каждую ночь рядом с человеком, которого действительно любил? Хибари смотрел на Мукуро и явственно понимал, что нет. Он бы терзал себя сомнениями, как и сейчас, рвался бы отомстить и портил бы и себе, и Дино жизнь. Он правильно поступил, но на душе все равно было так горько, что хоть волком вой. «Мне жаль, что я нашел тебя». «Мне жаль, что я привел тебя в свой дом». «Мне жаль, что тебя встретил». — Что он сказал? — спросил вдруг Мукуро, выдергивая его из омута болезненных воспоминаний. — Каваллоне. Ты отдал ему подарок Шамала — как он вел себя после этого? — Какая тебе разница? — процедил Хибари. — Любопытно. Ручаюсь, что он все-таки не повелся на тот бред, что ему наплела женушка и кто там еще мог быть. Что он сказал тебе, уже не испытывая к тебе ту всепоглощающую страсть, что потянула его на великие подвиги? — Это тебя не касается. — Но он же забыл, верно? — хмыкнул Мукуро. — Забыл о том, как пошел против меня? Как бегал в мой замок, как к себе домой, как решил затеять войнушку, наплевав на жизнь своих якобы товарищей... забыл то, какими словами сыпал, обещая тебе безоблачное будущее на свободе. Хибари фыркнул. — Твоя ревность просто смешна. — А пусть и так. Имею право. — Он оперся спиной на стену и отвел в сторону взгляд. — Я бы не забыл. Хотел бы, но вряд ли смог. — Какое самомнение. — И это говоришь мне ты? — Он забыл не по своей воле. Любой человек бы забыл. И ты не исключение. — Ты забыл о том, что этот чудо-эликсир стирает память, но не чувства. Мне хватило бы одного взгляда, чтобы понять, что ты мне не безразличен. — Какая чушь. — Когда он узнал о том, что между вами было, что он сказал тебе? — повторил Мукуро, повысив голос. Хибари долго смотрел на него со жгучей ненавистью в глазах, прежде чем ответить: — Тебе доставляет удовольствие причинять мне боль? Ты вдоволь издевался надо мной физически, а теперь решил добить еще и морально? Ты кем себя мнишь? Не много ли берешь на себя? — Я люблю подчинение, Кея. И люблю власть. И да, мне нравится наблюдать за чужими муками, я не отрицаю. Не буду скрывать, что и с тобой я этим наслаждался, но сейчас только слепой дурак, вроде тебя, не сможет разглядеть изменения в моем к тебе отношении. — Мне все равно. Или ты думаешь, что я забуду обо всем, что было? Кто из нас дурак после этого? — Я не пытаюсь изменить твои чувства ко мне... — Ненависть. — Ладно, я не пытаюсь изменить твою ненависть ко мне, я просто хочу, чтобы ты понял, насколько большая разница между тем, что испытываю и делаю я, и Каваллоне. Хибари едва не расхохотался. — Ну так давай послушаем, Мукуро. Развесели меня. — Позволь, я угадаю, какие слова произнес Каваллоне тебе на прощание, — терпеливо продолжил Рокудо, подаваясь к нему. Хибари яростно смотрел на него, играя желваками. — Он наверняка удивлялся тому, как он мог изменять своей жене, сокрушался, злился и на тебя, и на себя... а потом, потом он, скорее всего, извинился и сказал, что ему жаль. Ему жаль, что ты был в его жизни, не так ли? — Хибари молчал, и Мукуро удовлетворенно хмыкнул. — Что и требовалось доказать. Он увидел тебя, он говорил с тобой. И неужели внутри него ничего не дрогнуло? Он забыл тебя, но, по его словам, он так любил тебя. Что, Шамал умел стирать еще и чувства? — Хибари молчал. — Я не забыл бы. Я хотел бы, но не смог бы. Это не проверить, но я уверен в том, что не смог бы. Может, потому я и отказался от такого чудесного подарка? Может быть... может, Каваллоне в глубине души всегда жалел о том, что встретил тебя? И поэтому все прошло так гладко. — Будто бы ты не жалеешь, — глухо отозвался Хибари. Мукуро покачал головой, не сдержав улыбки. — Не жалею. Всегда твердил себе, что жалею, но на самом деле — нет. Все это: потеря титула, потеря друзей, позор и бесчестие, преследование, заключение, предстоящие мне издевательства и пытки... Это того стоило. Ты этого стоишь. Мои чувства этого стоят. — Он прикрыл глаза, прислушиваясь к внутренним ощущениям. Сердце билось на удивление спокойно, и в целом царило какое-то... приятное умиротворение. Он просто говорил то, что думал, то, что чувствовал, без утайки и любимой им двусмысленности. — На самом деле, я действительно счастлив, что встретил тебя. — Я не знаю, какого ты ждешь от меня ответа, — дрогнувшим голосом произнес Хибари. — Я... уже ничего не понимаю. Почему ты говоришь мне об этом сейчас... после всего, что было. Так много времени, столько всего прошло, почему сейчас? — А как мне можно было понять, когда настала точка невозврата? Я не хотел признаваться даже себе, не то чтобы тебе. Это... мне казалось, что это делает меня слабым. Уязвимым. А потом... а потом я видел, что происходит с теми, кто позволяет себе такую слабость к тебе. Каваллоне — обычный фермер, стал лидером сопротивления, полностью переломал свой характер, свои привычки, стал тем, кем не является, а кем ему нужно было стать... А Шамал? Годами сбегать от королевских ищеек, щелкая их по лбу, а потом просто выйти к ним навстречу с распростертыми объятиями лишь для того, чтобы спасти тебя. И Скуало, который вообще мечтал тебя убить, но вместо этого решил умереть ради твоей свободы. Я не хотел быть как они, но понял, что уже поздно что-либо менять. Каждый раз, когда я говорил тебе, что люблю тебя, я действительно любил. — В первый раз ты сказал мне об этом еще задолго до боев... а после этого столько раз... столько... — Хибари щелкнул языком, выходя из себя. — Ты думаешь, я поверю? — Ты думаешь, что любовь — это телячьи нежности и томные взгляды, но у каждого человека она проявляется по-разному. — Мм, мне повезло: у тебя она проявляется в избиении и издевательствах, — с сарказмом ответил Кея, буквально выплевывая каждое слово. — Ты видишь только это, — покачал головой Мукуро, — мне нечего тебе больше сказать. — А что тебе еще говорить? Ты прикрываешь свое вожделение и садизм красивыми словами, но на деле... — Да, у меня много грешков за спиной; за одного тебя я уже достоин вариться в адском котле, но я, по крайней мере, честен. Сейчас, с тобой, я говорю правду. Мне незачем скрывать, потому что тебя я больше не получу. Игра окончена, Кея. Мы под стражей. Нет смысла кривить душой. — Тогда выслушай мою правду, — процедил Хибари. — Мне плевать на твои сладкие речи, и мне плевать на твои чувства. Единственное, что я испытываю к тебе — это ненависть. Знаешь, почему я рад, что встретил тебя? Потому что, благодаря этому, я познакомился с множеством других людей: с Дино, со Скуало, с Ямамото и Оливьеро, с Закуро... с Шамалом. Это того стоило. Стоило каждой ночи, проведенной с тобой. Каждой сломанной кости, каждой капли крови, каждого вскрика — всего. И в этом списке нет твоего имени. — Он перевел дыхание и отвернулся, чувствуя, как намокают, слипаясь, ресницы. — Но я... словно в клетке. Какая ирония: изо всех людей, что окружали меня, рядом сейчас только ты. И поэтому у меня только одна цель — твоя смерть. Твои слова ничего не могут изменить. Может быть, когда-то давно... хотя нет, даже тогда — вряд ли. — Да уж, я уже наверняка ничего не исправлю — не успею, но если бы у меня было время, хотя бы немного, я бы смог изменить твое отношение ко мне, и ты можешь от... — Мукуро резко замолчал и беспокойно нахмурил брови, неестественно замерев. — Что-то не так. Мы ведь проехали мимо фермы Каваллоне? — Да... мы же только что говорили об этом, — непонимающе ответил Хибари и тоже застыл, додумавшись. — Но ведь эта дорога не ведет к границе. — Зато ведет... — ...к твоему замку. Хибари откинул голову назад, гулко стукнувшись затылком о стену. Меньше всего на свете ему хотелось возвращаться в место своего заточения, сосредоточение всего его маленького личного ада. Он был готов к очень многому, но только не к такому. — Это значит, что графство уже точно не мое, — вздохнул Мукуро, медленно разжимая стиснутые кулаки. — Что ж, неудивительно. Наверняка моя стража сдала замок без малейшего сопротивления. — Они считают тебя предателем. — Ну, фактически я и есть предатель. Я нарушил закон, пошел против короны... неудивительно, как я и сказал. Моя стража никогда меня не любила, я выставлял их в дурном свете, заставляя наказывать людей за малейшую провинность. Даже потом, когда они к этому привыкли и сами наслаждались своей властью, все равно по привычке продолжали меня тихо ненавидеть. — Им было за что. Скольких я убил, а ты даже не соизволил пальцем шевельнуть, чтобы помочь им. — О, Кея, характер твоих наказаний им вовсе не стоило знать, — усмехнулся Мукуро, но, наткнувшись на ледяной взгляд, деликатно кашлянул, отворачиваясь в сторону. — Меня устраивало, что они просто выполняли приказы, их дружба мне даром не сдалась. — Он немного помолчал и вдруг улыбнулся. — Зато прислуга во мне души не чаяла. Вот уж кто точно скорбел по моей участи. — Особенно Анжелика, — фыркнул Кея, вернувшись к тщетным попыткам вырваться из оков. Мукуро тихо рассмеялся. Он не питал иллюзий насчет возможной ревности с его стороны, но то, что Хибари заметил даже такую мелочь, как безобидную интрижку со служанкой... давало надежду на то, что его, по крайней мере, это как-то задевало. Колеса повозки застучали о деревянные балки — они уже проезжали мост, ведущий к замку. Было слышно, как кричат караульные, приказывая поднять ворота, и грохочет наматываемая на катушку цепь, открывая проход. Хибари поежился, чувствуя, как загоняется в груди сердце и спирает дыхание. Он не думал, что еще вернется сюда, хотел покончить со всем, не дожидаясь этого момента, но все равно оказался здесь. Свет, ворвавшийся в проем резко распахнувшейся дверцы, ослепил его, и он зажмурился, отворачиваясь в сторону. Замок на кандалах громко щелкнул, освобождая руки, а потом его вытянули наружу буквально за шкирку. Он не успел даже прийти в себя; командир схватился за его запястья, которые он стер в кровь, когда пытался вырваться из оков, и сейчас прожигал его уничтожающим взглядом. — Я бы предпочел, чтобы наш путь прошел спокойно, — сдержанно произнес он, кивая подчиненному, чтобы он перевязал заключенному раны. — Постарайся не создавать проблемы. Не забывай, что приказ доставить живым касается только Рокудо Мукуро, и если я сочту твое поведение хотя бы просто мешающим работе... Думаю, мне не нужно договаривать, чтобы ты понял меня. — Я это учту, — спокойно ответил Хибари, возвращая ему тот же свирепый взгляд, что был адресован ему. Про то, что он учтет это, ломая ему шею, он предусмотрительно промолчал. Нет уж, это графство вместе с Мукуро он не покинет: только кто-то из них. Он оглянулся на него; тот тоже смотрел в его сторону. И без слов было понятно, что он испытывает те же чувства, пусть их источник и был совершенно разным. — О, — раздался вдруг насмешливый голос, — добро пожаловать домой, Ваша Светлость. К ним навстречу направлялся Чейз, а немного позади него стройным рядом вышагивали солдаты его маленького отряда. Командир нахмурился, явно недовольный его появлением, да и Мукуро с Кеей не воодушевились новой встречей со старым знакомым. — Капитан Донован, удивлен, что вы здесь. Разве вы не должны были направляться в Фиор для подавления сопротивления? — Да, так точно. Я направлялся туда, но на полпути получил ворона с посланием, что все военные действия прекращены. — Как все прошло? — влез Мукуро, едва ли не отталкивая от себя конвоира. — Джессо был там? Чейз и командир посмотрели на него одинаково снисходительно. — Подробности военных действий более не касаются вашей персоны. — Мне не нужны подробности! — не сдержался Мукуро, но усилием воли заставил себя успокоиться. — Я просто хочу знать, был там Джессо или нет. — Боюсь, вы не вправе задавать подобные вопросы, — продолжал гнуть свое командир, но Чейз за его спиной украдкой провел ребром ладони по своей шее. В голове сразу помутнело. Мукуро шагнул к повозке, чувствуя, как подкашиваются ноги, и попытался вдохнуть, но никак не получалось. Командир оглянулся на Чейза, который, как ни в чем не бывало, стоял смирно позади него, и вздохнул, кивая своим: — Ведите их в темницу и выставите караул. Мукуро закрыл глаза и несколько раз глубоко вдохнул, заталкивая выплескивающиеся через край эмоции глубоко внутрь. Сейчас он увидит тех, кто остался в замке. Увидит своих людей, королевских солдат и их помощников из других наделов; пусть он уже и не лорд, но показываться им на глаза подавленным и пораженным он был не намерен. — Жив, что ли? — несказанно удивился Чейз при виде Хибари. — Сколько у тебя жизней? — Достаточно, — хмуро ответил тот, проходя мимо него, подгоняемый сменившимся в очередной раз конвоиром. За их спинами с грохотом опустились ворота, а следом за ними и решетка, отрезая все пути к бегству. Где-то чуть поодаль загремела лебедка, поднимающая мост через ров, и шум от нее в полнейшей тишине стоял просто оглушительный. Мукуро мельком огляделся. Двор был непривычно пуст. Не было лакеев, снующих туда-сюда, вальяжных конюхов, не слышалось ржание лошадей в загонах и криков дворецкого и экономки, подгоняющих прислугу. Повсюду валялись осколки деревянных щитов и стекла выбитых окон, земля была пропитана потемневшей кровью, ею же вымазана смятая трава и лестница. У конюшни, в которой теперь спокойно отдыхали чужие лошади, стояли королевские солдаты, настороженно провожающие заключенных пристальными взглядами, а в стороне, рядом с колодцем, были навалены трупы, над которыми роились насекомые. Здесь словно все стало другим, изменилось, стало чужим и холодным. Все было хуже, чем в те времена, когда в этом месте заправлял предатель-захватчик. Тогда он ощущал связь со своей семьей через эти стены, думал, что обретет счастье и успокоится, вернув себе титул отца, пойдя по его стопам... может быть, поэтому, сейчас, поняв, чего хочет на самом деле, его больше так не трогает родня земля? Ему не хотелось возвращаться, не хотелось видеть эти набившие оскомину за долгие несколько лет правления расписные потолки, гигантские портреты в золоченных рамах, знамена с символикой его семьи... Так почему же вернулся Бьякуран в свое графство? Разве он должен был испытывать те же самые чувства? Разве он не мечтал о другой жизни? Почему он вернулся, зачем ринулся в явную западню, какого черта просто не сбежал, куда подальше? С его умом, с его обаянием и красноречием он бы сделал себе имя в любом другом королевстве. Мукуро стиснул челюсть. Ему нужно держать себя в руках. — Я поведу этого сам, — сказал Чейз, деликатно отодвигая одного из солдат в сторону. Хибари мрачно покосился на него, пока тот занимал место отошедшего конвоира. — Вдруг ты помрешь в пути, а я пропущу такое зрелище. Он похлопал Кею по спине, как бы невзначай касаясь именно того места, куда попала пуля, и довольно хмыкнул. — А тебя хорошо подлатали. Нашел замену Шамалу? Хибари вздрогнул и, стиснув зубы, дернулся в его сторону, чтобы ударить, но тот без особо труда скрутил его и подтолкнул к лестнице. — Ты не в том положении, чтобы дергаться, приятель. — Ты пожалеешь. Не смей говорить о Шамале, ублюдок, — прошипел Кея сквозь зубы. Чейз пожал плечами, поймал на себе бесстрастный взгляд Мукуро и, улыбнувшись ему, кивнул в темноту подземелья, где находились тюремные камеры. — Как тебе королевские доспехи? — спросил Мукуро, даже не глядя в его сторону. Солдат, что вел его, покосился на Донована, явно заинтересовавшийся намечающейся темой для разговора. — Как и прежде — очень неплохо, — лаконично ответил Чейз, поддерживая Хибари за локоть. Из-за проблемы с ногой ему приходилось трудно спускаться по высоким ступеням, но такая забота все равно казалась весьма и весьма странной. — Ни к чему пытаться вызвать во мне чувство вины, единственный предатель здесь — вы. — Иди быстрей, — толкнул Кею в плечо солдат, и Чейз сразу остановился, схватив его за руку. — Я сказал, что веду его я. Или мои слова можно было истолковать как-то иначе? — резко спросил он, гневно щуря глаза. — Или, по-твоему, я тоже иду медленно? Может, меня тоже подтолкнешь? Или ты такой смелый только с раненными заключенными? — Прошу прощения, капитан, больше такого не повторится. Чейз раздраженно отвернулся от него и продолжил идти. Он ускорил шаг, обгоняя Мукуро с его конвоиром, и спустился первым, таща за собой Хибари. Оказавшись в кромешной темноте, Кея невольно запаниковал: отступил к лестнице и судорожно задышал, пытаясь отогнать от себя воспоминания о проведенном в этом месте времени. Но он сумел взять себя в руки и, глубоко вдохнув, шагнул за Донованом. Когда они прошли в коридор, который освещал зыбкий свет развешанных на стенах масляных ламп, стало немного легче. — Его Светлость... — ахнул кто-то из-за двери, сумевший разглядеть в полумраке силуэт заключенных. За запертыми дверьми множества камер поднялся переполох. — И Хибари! — видимо, любопытных привлек лязг доспехов. — Мария? — узнал голос экономки Мукуро и взглянул на своего конвоира, невозмутимо шедшего рядом. — Вы заперли прислугу в темницах? — В целях безопасности. Нашей и их, разумеется. В противном случае, пришлось бы их убить, а так обошлись малой кровью. — Они бунтовали? — Ооо, это слабо сказано! — развеселился Чейз, оборачиваясь. — Когда я прибыл в замок, тут был такой бардак, что пришлось разгребать. — Разумеется, без вашей помощи все могло свернуть в неправильное русло, — почтительно сказал солдат, вызвав у него скептичный смешок. Мукуро улыбнулся. — Помнится, ты побеждал на состязаниях в стрельбе, Чейз? — спросил он, когда Хибари вошел в темницу, и настала его очередь. — Да, много раз, — усмехнулся тот, самодовольно прищурив глаза. — А что? — Да нет. Просто так, заметка. Чейз нахмурил брови, насторожившись. Мукуро бы не стал внезапно задавать подобные вопросы безо всякой на то подоплеки. Он закрыл дверь и набросил тяжелый засов. Солдаты покинули его, решив утихомирить разбушевавшихся узников. — Ты выстрелил в Хибари с близкого расстояния, — продолжил Мукуро, глядя на него через зарешеченное окошко. — Тем не менее, он отделался весьма легко. Для человека, поражавшего движущуюся мишень с нескольких метров, это довольно странно. Чейз недолго молчал, а потом рассмеялся. — Вы думаете, что я не хотел его убивать? Не слишком ли хорошо вы думаете обо мне? Я и так отпустил вас тогда, дарить шанс еще и Хибари... это не в моем духе, знаете ли. Откуда мне было знать, что вы найдете ему помощь? — Ниоткуда. Может быть, ты и хотел убить его, но в последний момент дрогнула рука. Ты ведь и меня отпускать не хотел, и лишь потом придумал довольно вялую отговорку, чтобы этого не делать. — Вы ищете благородство там, где его нет. Я промахнулся — моя ошибка, но она не была намеренной. Причину того, что я отпустил вас, вы уже знаете. Вы не воспользовались возможностью — вы оба, и сейчас я исполню свой долг. Просто ждите. На вашей казни я буду стоять в первых рядах, чтобы увидеть в ваших глазах понимание того, как вы ошибались в своих суждениях. — Он издевательски склонил голову и развернулся, удаляясь. Мукуро вздохнул, стирая со своего лица наигранную ухмылку, и устало сел на пол, прислоняясь плечом к холодному железу двери. Хибари молча сидел в самом углу; слышалось лишь его учащенное дыхание. Ничего не хотелось делать. Смысла больше не было. Занзас пропал без вести, Бьякуран, быть может, мертв, а Кея... Они оба уже не жильцы. Выбраться отсюда просто не представлялось возможным, да и смысл? Что их ждало на свободе? Сражение, которого Хибари так жаждал? Мукуро этого не хотел. Как не хотел и бегать от него всю оставшуюся жизнь, чтобы избежать этого. Не легче было бы просто сдаться? Что такого ужасного мог сделать с ним Бельфегор? Точнее, насколько ужаснее, чем сейчас? И насколько ужаснее мог сделать он Кее, который и так прошел через все круги ада? Все самое ужасное уже произошло. — Нам надо выбираться, — вдруг отозвался Хибари, поднимаясь. — Вставай. — Он подошел к двери и выглянул в окошко. Мукуро чувствовал, как бьет его дрожь. Должно быть, он заново переживал их первый раз. И второй. И третий. И, может быть, все последующие. — Ты помнишь, как мы с тобой первый раз занялись сексом? Хибари посмотрел на него с неприкрытым презрением. — Ты называешь это «занялись сексом»? Пошел ты к черту со своей ностальгией. Поднимайся немедленно и начинай думать, как нам выбраться отсюда. — Зачем? Что меня там, — он неопределенно махнул рукой, — ждет? А тебя? — Свобода, — твердо ответил Кея. — Мы сразимся с тобой, и я буду свободен. — Ну так ты этим и занимайся. Я не хочу тебя освобождать. Никогда не хотел. Да и, к тому же, мне надоело тебе помогать. Если так хочешь выбраться — вперед. Хибари некоторое время смотрел на него, а потом отвернулся, отодвигаясь. — Ты не только ублюдок, но еще и размазня. Поверить не могу, что проиграл тебе. Узнал, что один из дружков преставился, так сразу нюни распустил. — Ты, следи за языком, — процедил Мукуро, подбираясь. — Всего лишь один из множества отвратительных аристократов, которые думают, что весь мир вертится вокруг них. Мукуро подорвался с места и с яростным рыком накинулся на него, сбивая с ног. Они с грохотом упали на пол и принялись бороться, пытаясь достать до горла противника. — Да что ты можешь знать о моих друзьях, отрепье? — Да то, что они твои друзья, уже говорит о многом! Мукуро ударил его по лицу и сам откинулся назад, получив нехилый удар кулаком. Хибари подтянулся на руках и, не давая ему передышки, врезал снова. И снова. И снова. Пока не понял, что тот перестал сопротивляться. Это было непохоже на него. Мукуро всегда держался очень оптимистично, находил время для шуток и препирательств, бывало, погружался в явно невеселые мысли, но он никогда... не был так пассивен. Это сбивало с толку. Будто бы не он был перед ним, а какой-то совсем другой человек. — Ну? — криво усмехнулся Мукуро, глядя на него тоскливо и бесцветно. — Чего ты ждешь? Вот оно — твое сражение. Ты победил, разве нет? — Не такая мне победа нужна, — отпустил его Хибари и, отстранившись, грузно сел на пол рядом с ним. — Ты сам не знаешь, чего хочешь. Свобода, бла-бла-бла... но ты все время сам оттягиваешь то, что считаешь неизбежным. А знаешь, почему так? Тебя пугает неизвестность. Что ты будешь делать после моей смерти? Что я буду делать после твоей? Меня тоже это пугает. Жить как прежде, до нашей встречи, вряд ли получится. — Какая чушь. — Мы оба все время придумывали предлоги, чтобы не сражаться, так? Скажи, когда нагрянули солдаты в наше поместье, вместе с раздражением и злостью из-за сорванной драки ты не почувствовал... облегчение? «Нет», — просилось с языка, но Хибари так и не смог выдавить из себя ни звука. — Наверное... — вместо этого ответил он и невесело посмеялся. — Это какой-то тупик. Меня не пугает неизвестность. Но я правда не знаю, что буду делать. Мукуро сел и, морщась от боли, коснулся рассеченной скулы. Хибари смотрел на него с сомнением и растерянностью. Кажется, он и впрямь только сейчас понял безвыходность их положения. — У меня остался только ты, — без тени улыбки произнес Мукуро и, осторожно протянув руку, притянул его к себе за шею. Кея продолжал хмуро смотреть на него. — И поэтому я не смогу убить тебя, даже несмотря на то, как сильно этого хочу. Хибари закрыл глаза. В голове пролетали воспоминания: поражение, темница, Дино, Шамал, бои, Скуало, Оливьеро... Все то, что его изменило, все, что сделало его слабым, все, что давало чувствовать себя счастливым. У него тоже ничего не было, ничего не осталось. Остался только Мукуро. Не это ли насмешка судьбы? — Прости... — прошептал Мукуро, склоняясь к его уху. Хибари чувствовал его прерывистое дыхание, его руку на своей руке. — Прости, что видишь меня таким... — его щека, прислонившаяся к виску, была влажной, и Кея сомневался, что это был пот. — Но это честно, не так ли? Ты тоже увидел меня слабым. Он отстранился на мгновение и снова приблизился — на этот раз чтобы поцеловать. Внутри все горело огнем, но не от ставшей привычной страсти и не из-за причиняющей боль любви, а от осознания того, насколько все зашло далеко, переплелось, запутываясь все больше и больше, пока они не потеряли нить, которая должна была закончиться. Было больно, было страшно и одиноко. Кея скользнул по его руке вверх, сжимая плечо. Он не знал, что ему делать, стены его личной тюрьмы возвышались над ним неприступной крепостью, и дышать было так же трудно, как и думать. Он хотел оттолкнуть, но почему-то прижался. Ему казалось, что отпусти он руки, и Мукуро просто исчезнет, оставляя его наедине с этими стенами, одного и беспомощного. Мукуро отпустил его и попытался улыбнуться, но смог выдавить всего лишь нелепую гримасу. Он тоже был один и беспомощен. Если бы у него был хоть кто-то... если хотя бы Джессо... Он уткнулся лицом Кее в плечо, закрывая глаза. Просто побыть в тишине и спокойствии. Побыть слабым еще несколько минут. А потом найти в себе силы, чтобы подняться, стать самим собой и найти выход из ситуации.