Пленник

Раскатистый звук горна ударил по ушам, в разы перекрывая прочие шумы: свист стрел, громкие мерные удары по воротам, лязг металла. Они вскинули головы одновременно, прислушиваясь к затихающему и вновь нарастающему гулу, и Мукуро, наконец, выпустил из рук нож, почти тут же оседая на землю. Реальность воспринималась с трудом. Повстанцы. Это был звук боевого рога повстанцев. Мукуро слышал его столько раз, что каждую ноту запомнил наизусть. В самый последний момент... Он поднял руки, рассеяно разглядывая свои трясущиеся ладони, еще совсем недавно мертвой хваткой сжимающие нож, и только сейчас осознал, что только что пытался сделать. Он испуганно вскинул голову: Хибари стоял все в той же окаменевшей позе, глядя вверх и по-прежнему стискивая в пальцах лезвие, которое едва не лишило его жизни. Кровь стекала по массивной рукоятке, тяжелыми каплями разбиваясь о черную, закоптившуюся землю, тонкими ручейками струилась по испачканной сажей коже, и пахло кровью — пахло неимоверно сильно, и от нее уже не кружилась приятно голова, и не стегал в венах бешено зашкаливающий адреналин. Тошнило. Он пришел. Наконец-то пришел вовремя, в первый раз. — Дино... — с недоумением выдохнул Хибари, вскидывая брови, и опустил взгляд. Словно вынырнув из оцепенения, он отбросил от себя нож и ошеломленно уставился на Мукуро. — Не забыл. Пришел, — попытался улыбнуться Мукуро и с трудом поднялся на ноги. — Рыцарь... спас наконец-то. Хибари выглядел растерянным. Попытка его убийства практически не оставила следа в его мыслях и чувствах, но осознание того, что Дино пришел, опять пришел, вернулся, просто выбило его из колеи. Он же забыл. Он же сказал, что ненавидит его. Он отпустил. Тогда, у стен Гредзо, они прояснили все. Почему?.. Это что, какая-то крайняя степень мазохизма? — Иди, — бросил Мукуро, кивнув в сторону ворот, за которыми отчетливо слышались звуки ожесточенного боя. — Как-то... странно признавать сейчас, но я сдаюсь... Иди. Хибари неуверенно посмотрел в сторону ворот, оглянулся на него снова. Он цеплялся за Мукуро в страхе остаться в одиночестве, без цели, сломленным и раздавленным, но если Дино все еще... если он... Тихая речка, лай собаки и ржание лошадей, запах скошенной травы... Он видел сейчас это настолько отчетливо, что в груди все стянуло и заныло, как и от понимания того, что все это навсегда так и останется мечтой. Тогда... они оба — он и Дино — были совсем другими. Тогда у них была возможность, небольшой шанс, что все это останется у них навсегда, тогда действительно хватало только этой... привязанности, любви, быть может... Сейчас же... сейчас большая часть мыслей в его голове принадлежала Мукуро. Пусть совсем в ином свете, но это мешало всему остальному. — Я не могу уйти, пока ты жив, — произнес Хибари, и Мукуро устало рассмеялся. Надо же... а он ведь упрямый как баран, если не больше. — Но убить тебя... — Он замолк, но понятно было обоим. Хибари слишком привык его ненавидеть, слишком долго мечтал о его смерти, а все дурные привычки навязчивы, и избавиться от них сложно. Они оба понимали, что не было и речи о любви или хотя бы какой-то симпатии, но отрицать связь между ними было не менее глупо. Хибари помнил, ни на мгновение не забывал о том, что с ним случилось за этот долгий, мучительный год, полный непривычных и чуждых ему эмоций — не только страданий. Этот самый первый, самый ужасный день: запах сырости, стоны умирающих от пневмонии заключенных, холодный земляной пол, сдирающий кожу с колен, и унижение — самое сокрушительное за всю его жизнь — он не забудет никогда, как бы не повернулась его судьба, как и не сможет вытравить из памяти людей, которых он искренне полюбил. Но Мукуро... он стоял особняком, он был причиной всего, и Хибари запутался. Из-за него он повстречал на своем пути Скуало, Оливьеро, Закуро, Шамала... Дино. Стоили ли эти встречи — важные, дорогие его сердцу, — всего остального? Стоили ли бесконечных мучительных ночей, безвозвратно потерянного здоровья, сломленной гордости? Он не говорил про развязанную войну, пролитую кровь, — откровенно, его не особо волновали эти глобальные проблемы, хотя, по сути, он сыграл в этом огромную, если не главную, роль. И он только сейчас понял, что да — стоило. Эгоистично — пусть, но он не представлял, как вернется к прежней затворнической жизни, не после того, как повстречал столько важных для него людей. Поэтому... наверное поэтому он не мог признаться, что ненавидит Мукуро. Ведь это значило то, что он обесценит светлые события, что произошли с ним за этот год. Поэтому не мог убить его. Или, может, он просто сошел с ума, и его воспаленное сознание несет какую-то околесицу. — Ты меня отпускаешь? — дрогнувшим голосом спросил Хибари, с трудом проглотив комок в горле. Мукуро дернул уголками губ, кривя лицо. Потому что — нет, не хотел он. Никогда не хотел, на самом деле, и даже убедить себя в правильности этого поступка ему не удавалась ни разу, разве что только на время. Он не отпускал — нет, он просто мирился с поражением. Да, у него есть связь с Хибари, но она не равна любви, которой он не добьется от него и через десяток лет. Бороться за то, что ему никогда не достанется... скажем так, уже выше его сил. И к тому же... он уже не мог его защитить. Более того, он сам его едва не убил. — Разве вопрос задавать должен не я? — неискренне улыбнулся Мукуро, стараясь взять себя в руки. Он был в опасности: орден наверняка захочет вздернуть его на ближайшем дереве, но, честно говоря, это волновало его куда в меньшей степени, чем сам Хибари. — Ты меня отпускаешь? Хибари смотрел на него потерянно и грустно, словно ему и впрямь не хотелось расставаться. Скорее всего, Мукуро так себя утешал, потому что... потому что расставаться не хотелось. Он любил, любил сильно и, можно сказать, самоотверженно, поэтому не мог найти в себе силы отпустить добровольно. Поговорка «если любишь — отпусти» явно была не для него. Хибари снова вскинул голову. Звуки боя затихли, слышались победоносные возгласы и топот копыт. Кто бежал — непонятно. За кем победа? — Тебе нужно спрятаться, — медленно, будто еще раздумывая, сказал Кея, напряженно глядя в сторону ворот. Сердце билось так же медленно и очень гулко. — Я уведу их, а ты сможешь бежать. — Он перевел на него взгляд. — Я тебя отпускаю. Три слова... но почему-то, совсем неожиданно, стало легче. Нет, больно было, но... все равно, немного отпустило. Он перестанет за ним гнаться, не будет пытаться его убить. Он сказал: «Я отпускаю тебя», но освободил обоих. Мукуро расправил плечи, навесил на лицо свою привычную высокомерную улыбочку и притянул к себе Хибари, поймав его за запястье. Кея удивленно распахнул глаза, но отбиваться не стал. — Не хочу, чтобы ты запомнил меня тряпкой, валяющейся у твоих ног, — прошептал Мукуро ему на ухо, оглаживая ладонью его щеку. — Я люблю тебя, Кея, — рукой вниз, по шее, по обожженному оголенному плечу, — ты и сам это понимаешь, но нет нужды переживать за меня, — переплетая пальцы, невесомо касаясь губами виска, — я смогу жить без тебя, хотя не буду отрицать, что мне будет очень тяжело. — Он отстранился на мгновение, но только чтобы поцеловать, трогая губами его губы, чувствуя металлический привкус крови во рту, обнимая за талию — крепко, сильно, и Хибари ответил ему, осторожно взявшись за его локоть, закрыв глаза, и сердце в его груди билось уже совсем не медленно и гулко. В голове, как перед смертью, мелькали события прошедшего года. Наемник, внезапно появившийся в его спальне глубокой ночью, опьяняющая страсть, будоражащие кровь драки, ослепляющая ревность, война, бои, побег... Так много всего, а кажется, что слишком мало. Еще минута, две, час, день, год — ему было бы мало и вечности рядом с Кеей, но принуждением он больше заниматься не хотел. А его, увы, по-другому не заполучить. Только треклятому, чтоб его, Дино это удалось, за непонятно какие заслуги. По воротам ударили. Мукуро отстранился вновь, но уже в последний раз. Хибари тяжело дышал, смотря на него расплывающимся взглядом из-под полуприкрытых век. — Еще немного, и уйти не смогу, — усмехнулся Мукуро не без сожаления. Жестоко с его стороны так идти навстречу, зная, что они разойдутся. Что ж, Кея никогда не отличался добрым нравом и жалостью. Впрочем, последнее было и не нужно. — Будь счастлив, Кея. Для меня это... важнее всего. — Буду, — кивнул Хибари, и Мукуро поковылял к сгоревшему остову замка, чтобы укрыться там на время. Спину ему прожигал тоскливый взгляд. Это придавало силы. Заставляло держаться ровно, расправив плечи, выпрямив спину, вскинув голову... Быть жалким в его глазах... это зрелище он уже ему показывал. Он скрылся за углом и хотел упасть на землю и предаться унынию: он устал, был разбит и ранен. Ему хотелось лечь и умереть, но это был бы не он, поступи он так. На страдания он отведет время, но непременно придет в себя. Всегда приходил... Когда он уже пригнулся, чтобы тяжело осесть на землю, со спины к нему подошел Хибари и обхватил руками, уткнувшись лицом ему в плечо. — Что ты... К звукам удара по воротам присоединился треск. — Спасибо... — тихо сказал Хибари, стискивая руки. — Не знаю, за что. Может, за то, что пытался спасти. За то, что спас. За то, что отказался от всего... Что верил в меня — только ты. Каждый бой на арене, и только в глазах Мукуро уверенность в его победе и восторг. Обжигающий жар на коже, и только Мукуро рядом, бросает свою прежнюю жизнь, свой громкий титул, свое будущее, чтобы вытащить его. Мукуро всегда делал то, что от него требовалось, у него была определенная цель в жизни, к которой он долго и упорно шел. Он мог бы даже назвать себя удовлетворенным человеком в ту пору, когда наглухо закупоренный мирок чванливых аристократов открылся перед ним, покорился. Он делал это ради родителей, ради мести, не особо задумываясь о себе. Ему нравилась качественная дорогая одежда, его замок, владения, нравилась власть, нравилось не отказывать себе в удовольствиях, но он не хотел принадлежать высшему свету – ни разу. Ему нравились преимущества, которые ему давал титул, но он бы с радостью отказался от них, чтобы просто жить так, как он хотел сам. Его единственным, собственным желанием за всю осознанную жизнь был Хибари. Единственный, ради кого он был готов поступиться своими планами на расписанную по мелочам жизнь, единственный, кто заставил его хотя бы на краткие мгновения чувствовать себя по-настоящему счастливым, единственный – во всем. — Тебе пора, — глухо отозвался Мукуро, даже не шелохнувшись. Хибари отпустил его и отошел в сторону. — Иди уже. Ворота с грохотом упали, обрушившись на землю с облаком пыли и осколками дерева. Хибари оперся рукой о стену, щуря глаза от летевшей в лицо грязи, и даже затаил дыхание, увидев Дино. Он осторожно шел по заваленному трупами и мусором двору, оглядываясь и сжимая в руках окровавленный меч. Мукуро обернулся, всмотрелся в завороженное лицо Хибари и улыбнулся сам себе: не вытравить ничем... Всегда Дино. Всегда он. Кея растерянно взглянул на него, и Мукуро кивнул ему, мол, вперед. Это словно его подтолкнуло: он торопливо шагнул вперед — Мукуро заметил, что его губы тронула легкая улыбка, будто бы даже счастливая — и поспешил навстречу повстанцам, сжимая рукой раненный бок. Дино наткнулся на него взглядом, замер и с явственным облегчением выдохнул, тяжело опираясь руками о свои колени. Было видно, как он обескуражен и рад. — Боже, спасибо, — едва не воскликнул он, взволнованно убирая со лба взмокшую прядь волос, и побежал к Хибари, уже протягивающего к нему руки. — Я так боялся, так боялся... — Он стиснул его в объятиях, и люди за спиной недоуменно переглянулись. — Кея... живой. Мукуро поймал взгляд Хибари, когда в порыве чувств его чуть не закружили по двору. Он улыбался той, своей редкой расслабленной улыбкой, и закрыл глаза, крепче обнимая Дино за шею. Дино тоже его заметил, и улыбка сползла с его лица. Мукуро не испугался того, что он его заметил, смотрел на него в ответ, и между ними разве что только не искрило от напряжения. Пусть Мукуро и сам позволил Кее уйти к нему, увиденное его все равно серьезно задело. Смирение не означало, что он перестал быть ревнивым собственником. Дино отпустил Хибари и, настороженно помолчав, повернулся к своим. — Ну... — он прокашлялся. — Поговорим об этой ситуацией в лагере, а сейчас уходим. Виллани в любой момент может вернуться: мне слабо верится, что он протрубил отход, потому что намочил штаны. А Мукуро... — Дино посмотрел на Хибари, и тот покачал в ответ головой. Похоже, его не особо порадовала такая доброта. — Вряд ли мы найдем его живым, — скрепя сердце, солгал он, и вновь взглянул туда, где только что стоял, скрывшись в тени, Мукуро, но уже не увидел его. Кея смотрел туда же. — У меня к тебе много вопросов, — шепнул Дино, склонившись к нему, и в его глазах прыгали желтые огоньки, хоть он и пытался придать голосу строгости. В груди потеплело: перед Хибари будто вновь стоял прежний добрый Конь. — У нас будет достаточно для этого времени, — пообещал Кея и с недовольством отказался от помощи, когда медик-разведчик подскочил к нему, чтобы подставить свое плечо. Его тело было ранено, но внутри... он чувствовал себя свободным. Прутья его клетки не были сломаны, пусть он и пытался прорваться через них столько времени, но ему отперли дверцу и даже указали путь к выходу. В сердце места для ненависти уже не было. Но Мукуро... его он будет помнить, даже несмотря на это. Непонятно, какой именно будет эта память, но, определенно, чисто черной окраски эти воспоминания уже не будут. Хибари остановил лошадь, когда они отъехали уже на достаточное расстояние и повернулся назад, глядя на место, которое долгое время было его тюрьмой. — Что-то не так? — тревожно спросил Дино, и Кея покачал головой. Уже нет.