Пленник

Лагерь повстанцев встретил тишиной и усталостью, витающей в воздухе. Мужчины тихо переговаривались между собой, многие точили видавшие виды клинки и щиты, частично погнутые и ржавые, некоторые ругались друг с другом, но как-то лениво, без явной агрессии. Женщины, изможденные и растрепанные стирали в больших дырявых тазах грязную одежду, чистили доспехи, такие же печальные, как и оружие, варили что-то не очень аппетитное в закоптившихся котлах. Покошенные, прохудившиеся палатки на первый взгляд совсем не спасали от осеннего промозглого ветра, снующие туда-сюда дети тоже были по большей части одеты не по погоде. Ближе к поляне были расставлены наспех сколоченные лежаки, заботливо покрытые штопанными одеялками. На них, так же заботливо укутанные, лежали раненные, не вместившиеся в палатки, предоставленные для их лечения. Чуть поодаль на пожухлой траве лежали штабелями погибшие, которых после сворачивания лагеря готовились предать огню. Атмосфера заражала унынием и безысходностью. Скуало хмуро оглядывался по сторонам, шагая вслед за бывшим товарищем по оружию, который в данный момент являлся его конвоиром, и ни одной светлой мысли у себя не замечал. В его прежнем повстанческом отряде всегда было шумно: они пили, пели песни, дрались и устраивали соревнования в метании ножей. Было… по-своему весело. Не то, чтобы они постоянно занимались ерундой, были и потери, были и тяжелые моменты, но такие, чтобы грузом оседали на плечи всего отряда — такого не было. Здесь же был не отряд, была почти целая армия, но даже просто идя по лагерю, чувствовался упадок духа во всем. — Мик, — позвал Скуало негромко, обращаясь к конвоиру, — Дино жив? Микаэль, потерев щетинистый подбородок, просто оглянулся на него, но не ответил. Такая реакция заставила напрячься: если бы с Каваллоне все было в порядке, то ответ вряд ли заставил себя ждать, а вот в случае его… гибели направо и налево сообщать о том, что повстанцы остались без своего сильного и знаменитого лидера, было бы опрометчиво. — Сдох он, что тут думать, — пожал плечами Занзас, который почти всю дорогу просто молча сверлил его мрачным взглядом. Скуало скрипнул зубами и стиснул кулаки; веревка, плотно обхватывающая запястья, больно врезалась в кожу. В груди неуютно заныло и сердце забилось чаще. Только бы… даже если он серьезно ранен, хоть бы был просто жив. Волнение за Дино не мешало ему смотреть по сторонам: он все надеялся увидеть Хибари, ведь они наверняка остались вместе, даже в Колизее были неразлучны друг с другом. У них было столько планов!.. Он вдруг остановился. Занзас, шедший за ним, от неожиданности врезался в него, а конвоиры недовольно пихнули их вперед. Вспыхнувшая надежда расплылась по телу светлым теплом. Необязательно повстанцам скрывать смерить Дино — им так же не с руки сообщать о его побеге! Точно. Скуало едва не рассмеялся, почувствовав облегчение. У Дино и Хибари были планы на их будущее: они говорили о поле, лошадях, реке и прочей сопливой романтике. Они просто могли быть далеко отсюда. На пути к своему светлому будущему. Занзас тоже оглядывался. Смотря на грязных, копошащихся вокруг бывших крестьян, он испытывал брезгливость, хотя по внешнему виду, скорее всего, не уступал им. Он был также зол из-за Скуало, с момента побега охладевшего к нему: он все время думал о своих внезапно ставших близкими товарищах по боевой арене, а если и говорил с ним, то нехотя и сквозь зубы. Было трудно признать, что спустя полтора года каких-никаких отношений этот дрыщавый придурок предпочел ему каких-то сторонних ребяток, с которыми знаком был от силу пару месяцев. Одного из которых он вообще мечтал убить. Но признать пришлось: Скуало ясно дал понять, что та выходка на арене не пройдет ему даром, если кто-то из его друзей погибнет. Как будто сам Занзас сделал это по велению левой пятки, а не для спасения его жизни. Будто сам не потерял при этом возможность видеть своих друзей. Будто у него не было причин волноваться за них, учитывая болезненную одержимость Бельфегора Мукуро. — Ха, так ты тут! — услышал он веселый рык Скуало, который так давно не слышал, и, повернувшись в его сторону, заметил Каваллоне. Он шел им навстречу, легко улыбаясь; его левая рука все еще была плотно перевязана и поддерживалась перекинутым через шею шнурком. — Мик, его отпускай, — кивнул Дино и обнял Скуало, похлопывая его по спине. Его добродушный, приветливый взгляд остановился на Занзасе и медленно похолодел. — А его — к Рокудо. Занзас удивленно вскинул брови — Мукуро здесь? Попался? Это казалось нелепым настолько, что даже обрадоваться он не смог. Скуало потер затекшие запястья и с ухмылкой посмотрел на Дино, отдававшего приказы подчиненным. Встретившись взглядом с Занзасом, он подмигнул ему, показывая то, что все в порядке у них, раз уж они встретили Каваллоне в таком радостном состоянии: значит, Кея жив, значит, расставаться им уже не нужно. Вот так сразу? Занзас хмыкнул, играя желваками. Хоть от сердца ощутимо отлегло, но осадок остался. Вернуться к прежним отношениям будет непросто, несмотря на воодушевляющий вид Скуало. Ну да ладно, главное, что шанс еще есть. Они смотрели друг на друга, пока Занзаса не увели. Скуало впервые с момента побега чувствовал себя почти счастливым, легким. — Оливьеро в Анистии, по последним сведениям, — еще больше обрадовал Дино друга, когда они вместе побрели вдоль палаток. Его улыбающееся лицо и сияющие глаза ярким пятном выделялись среди серой, тусклой толпы. — Черт, далеко махнула. Наверняка окрутила какого-то бедолагу, чтобы он ее довез, сама бы не потащилась в такую даль. — Это было бы в ее стиле, да. Такими подробностями я не обладаю, но уверен, что ты близок к правде. Они немного поговорили о том, каков путь был у Скуало с Занзасом, Дино рассказал о том, как они выбрались из Колизея после того, как их план рухнул, а потом Скуало, сгорая от любопытства, задал, наконец, наиболее интересовавший его вопрос: — А Хибари-то где? Вы решили повоевать, а не тухнуть на окраине страны у речки? Даю руку на отсечение — вторую — что это он тебя уболтал. Сам на ладан дышит, а все туда же, идиот!.. Он осекся, заметив погрустневшее лицо Дино, и приготовился к плохим вестям. Сердце снова сжала ледяная рука. — Он… немного не здоров. Я сейчас ищу врача, который поставит его на ноги — мои никуда не годятся. — Наверняка он сделал что-то очень тупое, из-за его ему требуется врач, — фыркнул Скуало, вспоминая выходки Хибари в Колизее. Волнение отступило. Раз уж жив — выкарабкается, как сто раз до этого. — Был бы Шамал жив… С ним никто не сравнится. — вздохнул Дино и, внезапно схватив его за руку, потянул в сторону. — Пойдем к нему, он обрадуется тебе! Может, ему лучше станет. — Как будто я откажусь. Ему еще придется пинков от меня получить, так что от меня не избавится. Дино уверено шел к самой окраине, дальше даже, чем расположилась импровизированная лечебница, и остановился перед своей палаткой, ничем не отличавшейся от остальных в лагере. Что ж, в этом он весь — хоромы себе устанавливать не стал. Он шмыгнул в палатку, и Скуало, заготовив пару острых шуточек, влез следом, не переставая усмехаться под нос. Но слова застряли у него в горле, едва он привык к полутьме. Он застыл на пороге, вцепившись в ветхую ткань, из которой сделана палатка, и смотрел во все глаза на Хибари, лежавшего на толстом пуховом одеяле. Точнее, на то, что когда-то было им. — Я попросил его подождать еще немного, — с трепетной нежностью произнес Дино, оглаживая кончиками пальцев посеревшую кожу щеки. — Послал за врачом из Олли, скоро должны его привезти. В палатке стоял жуткий смрад. Скуало замутило, перед глазами все закрутилось, и он присел на корточки, зажимая дрожащими пальцами нос. Он хотел отвернуться, хотел выбежать из палатки, но не мог отвести взгляд. Трудно было поверить, что… это когда-то было человеком. Хибари Кеей с таким острым взглядом и белой кожей. — Сколько… он уже тут? И сам понимал — долго. Хибари… нет, тело уже начало разлагаться, виднелись трупные пятна. Несколько мушек кружились над ним. Но, похоже, Дино это совсем не смущало. Он взял руку Кеи — тонкую и с кое-где сползшей кожей — и прижал к своей щеке, благоговейно прикрывая глаза. — Немного. Лука осмотрел его, но помочь не смог — он все же деревенский лекарь, а не ученый. Но как только я найду толкового доктора, он быстро поправится. Он всегда поправляется, — Дино мягко отпустил его руку и заботливо накрыл его покрывалом. Внимательно посмотрел на Скуало, уже без тени улыбки на лице. — Ты знаешь, когда-то Мукуро выстрелил ему в сердце. А он выжил. А потом он его порезал ножом — и он снова выжил. В Колизее выживал множество раз… И сейчас тоже, — очень уверенно, даже резко. — Дино… — Скуало откашлялся и замолк, не зная, что сказать. Пока их везли в лагерь, он сто раз успел подготовить себя к тому, что кто-то из них — или все — уже погибли, но после того, как… После надежды, которую он испытал, когда Каваллоне вышел к нему навстречу с этой сияющей улыбкой… — Ты ведь понимаешь, правда? Ты должен. Что Хибари — он… — Скоро поправится, — снова улыбнулся Дино, перебив его. Но улыбка эта не вязалась с жестким, тяжелым взглядом. Затем его глаза потеплели, и он вновь посмотрел на безмолвно лежащее тело, — хочешь сказать ему что-нибудь? Я слышал, что в беспамятстве люди слышат все. Ему будет… — Нет, я выйду. Скуало вывалился из палатки, жадно хватая ртом пропахший дымом воздух, и споткнулся, упав на колено. Уставился на свой грязный кулак, сжал пальцами жухлую траву и стиснул челюсть, чтобы сдержать позорный вскрик. Ему не верилось, даже после увиденного не верилось. Воспоминания метались перед глазами с бешеной скоростью, кружа голову. Они провели все вместе так мало времени, но успели так сблизиться… Скуало помнил, как сильно хотел сразиться с ним, как жаждал убить его, как был разочарован состоянием Хибари, как смеялся вместе с ним над Оливьеро и Закуро, как скорбил с ним о Закуро, как слушал их с Дино бредни про домик в поле… Это все вдруг стало казаться придуманным. Как будто он наблюдал со стороны показанную кем-то пьесу, которую обрубили в середине. Как это произошло? Когда? Кто это сделал? Король, Виллани? Мукуро? Скуало поднялся и на негнущихся ногах побрел куда-то вперед. И Дино… он же свихнулся! Тошнило от одного воспоминания, как он касался губами мертвого тела, гладил руки, лицо. Тело, которое уже разлагалось. Которое уже не было Хибари Кеей. Сдержаться не получилось — его все же вывернуло на подходе к палатакам. Так как он не ел пару дней уже, то стошнило его мало, но болезненно. Голова кружилась, мысли путались. В этом странном, болезненно состоянии он мог думать только об одном. Оливьеро — у него осталась только она. *** Занзас увидел Мукуро еще издалека. Он сидел в деревянной повозке с ржавой решеткой, склонив голову и даже не двигаясь. При ближнем рассмотрении стало заметно, как смиренно сложенные на коленях ладони подрагивают, испачканные в крови и грязи. Его грубо пихнули внутрь повозки, видимо, служившей временной тюрьмой для заключенных, и Занзас, неловко присев на грубо стесанные доски, потрепал Мукуро по плечу. Пусть в плену, но он еще жив и не в лапах Бельфегора. А вместе они что-нибудь придумают. — Рад, что ты жив, — буркнул он неловко и не смог сдержать усмешки. — И все-таки Каваллоне тебя уделал. Оборжаться. Рассказывай, как это произошло. Мукуро не отвечал, и это заставляло беспокоиться. Занзас несколько раз похлопал по плечу, но не добившись никакой реакции, как куклу, повернул его к себе и, обхватив осунувшееся лицо огрубевшими ладонями, поднял его вверх. И сразу отпустил, будто обжегшись. Это не был Мукуро. Всегда такой живой, энергичный и ехидный, он никогда не выглядел так… мертво. Его взгляд был пустым и потухшим, покрасневшие глаза запали, заострился нос и посиневшие губы потрескались, плотно сомкнутые; он был бледен и на ощупь совсем холоден. — Эй, что с тобой? — потряс его Занзас. Мукуро перевел на него взгляд, и он стал более осмысленным. Но лучше бы не становился. Страх и потерянность в его глазах обескураживали. — Ты ранен? Что случилось?! — Я убил его, — тихо прошелестел он незнакомым свистящим голосом и медленно зарылся пальцами в спутанные волосы, — он умер у меня на руках, — сдавленно добавил он, испустив какой-то жалкий надрывный вздох. Не нужно было называть имя — все понятно было и без этого. Тот, ради кого Мукуро отдал все, из-за которого вся его жизнь покатилась в пропасть — это был Хибари Кея, будь он трижды проклят. Пальцы Мукуро дрогнули, и он сжал свою голову ладонями, стиснул зубы. Спасительное оцепенение прошло, испарилось, и снова накатила боль. От нее хотелось кричать, биться в конвульсиях, убить себя — лишь бы она только прекратилась. Никакая физическая боль не сравнится с этой агонией. Он не мог выкинуть из головы тот последний момент, ту картину перед своими глазами, не мог забыть, не мог смириться. В мыслях проносились тысячи вариантов путей к отступлению, множество ниточек, который могли бы предотвратить случившееся. И снова, и снова, и снова, и снова мертвенно бледное лицо Хибари, его стекленеющий взгляд. Мукуро бы отдал его Дино, если бы это только позволило ему вернуться. Он забыл бы о нем, исчез из его жизни как туман, дал бы ему себя убить!.. Он бы стерпел любое унижение, дал бы сделать с собой все что угодно. Занзас что-то говорил ему, тряс его за плечи, но Мукуро не понимал его слов, только смотрел на него и хрипел. В ушах все еще стоял раскат рога, он чувствовал на руках теплую кровь, и слышал запах дыма и пыли. Видел полуулыбку-полуусмешку на губах Кеи, когда он опускал его на землю. Его последний удар под дых, и самый сильный. Кея знал, что будет с ним после этого, знал, как ему будет больно: он умер, но выиграл у него — впервые. Иначе почему он улыбался? Ждал своей смерти, видел в ней свое освобождение? Издевался? Почему?! Почему невозможно избавиться от воспоминания, в котором Кея умирает раз за разом, на его руках, улыбаясь и обрекая его на мучения. Кто дал ему заказ тогда — год назад? Почему не узнал о нем подробнее? Почему не пошел на попятную, зачем появился, зачем сопротивлялся, зачем вернулся после побега, почему дразнил, постоянно маяча рядом? Почему не умер в первый раз, когда смириться было легче? Почему выжил на боях? Почему ответил ему в самом конце, будто знал, что так будет больнее? Почему Дино пришел так поздно? Почему пришел так рано, не дав доделать начатое? Почему не убил? Зачем Хибари Кея вообще появился в жизни Мукуро, если потом оставил его таким образом… В чем был смысл? Зачем было страдать так долго, чтобы в итоге все равно умереть? Зачем было заставлять страдать других, если все равно оставил их? В чем был смысл его существования? В чем был смысл его существования в жизни Мукуро? — Дай воды! — рявкнул Занзас сторожившему их повстанцу, стоящему чуть в стороне под деревом. Мукуро судорожно дышал, словно задыхался, и его тело била крупная дрожь. — Больше ничего не надо, Ваша Светлость? — с сарказмом спросил тот даже не шелохнувшись. — Тащи воду или я выломаю эту сраную решетку и задушу тебя, — процедил Занзас, скосив на него глаза. Мужчина слегка напрягся, но не шевельнулся. — Ты не в своем дворце, рыпнешься — мигом прирежем. — Хочешь проверить? Ты тут ближе всех, так что сдохнешь первым. Может, меня и прирежут, да вот только тебе от этого уже ни холодно, ни жарко будет. Мужик совсем стушевался и, оглядевшись, крикнул пробегавшему мимо пацаненку принести кружку воды. А затем отвернулся как ни в чем не бывало и сердито засопел. Занзас вернул все внимание Мукуро, обнял его за плечи, притянув к себе, и попытался навести порядок в голове, чтобы понять, что же ему нужно делать в такой ситуации, как все исправить. Если бы только Джессо был здесь. Он уж точно нашел бы нужные слова. Всегда находил. — Ну… разве не хорошо, что его нет? Ты теперь свободен. Хорошо, что Мукуро не был в состоянии услышать его — такой бред он ляпнул. Если бы Скуало погиб… черт, а как бы он тогда себя повел? Особенно, если бы погиб от его руки… По крайней мере, точно бы врезал за слова о том, как все удачно сложилось. Занзас терпеть не мог Хибари Кею по многим причинам, его смерть для него была очень даже желательна, но для Мукуро все обстояло иначе. Весь год он страдал этими отношениями, этим мальчишкой, похерил все, что только можно, даже на наследие своей семьи наплевал, а теперь… Внезапно Мукуро сильно дернулся в сторону, выпадая из объятий. Его голова глухо ударилась о решетку, и он захрипел, цепляясь в пальцы, сомкнувшиеся на его горле. — Я прикончу тебя, говнюк, — зарычал Скуало, прижимая его к решетке и стискивая пальцы на тонкой шее. Ненависть к Мукуро сейчас была настолько сильной, что он даже не подумал о последствиях: она смывала все мысли, желания и рассудок. Занзас быстро отошел от изумления, вскинулся и, с трудом разжав пальцы своего уже бывшего любовника, оттолкнул его от повозки. Мукуро упал на него, тяжело дыша и вздрагивая. Занзас обхватил его руками, мрачно глядя на Скуало, стоявшего по ту сторону решетки. Раздался топот — подбежали повстанцы, вызванные их единственным сторожем. — Я говорил тебе! — в ярости закричал Скуало, когда ему заломили за спину руки и потащили в сторону. — Твои друзья живы, тогда как мои — нет! Ты убил их! Я никогда не прощу тебя, ублюдок, ты слышишь меня?! Ты не имел права тогда решать за меня! — Твой драгоценный Каваллоне жив! — хрипло бросил Занзас, не менее свирепо вцепившись в решетку, жалобно заскрипевшую под его руками. — Иди и посмотри на него, дубина! Они оба мертвы, — напоследок криво улыбнулся ему Скуало и пропал из вида. Зато показалась жена Каваллоне. Она долго провожала взглядом упирающегося Скуало, которого вели к его бывшему повстанческому отряду, и наконец отвернулась, чтобы вернуться к своим делам. — Он сказал, что все мои друзья живы, — окликнул ее Занзас. — Джессо — и о нем речь? Я понимаю, что мы с вами враги, но… это важно. Анита немного помолчала, но все же кивнула. Казалось, что она хотела что-то сказать, но почему-то передумала и ушла. Занзас прислонил ладонь к решетке. Радость от новости, что Джессо еще на этом свете, сильно омрачил только что произошедший инцидент. Все было очевидно — между ними больше ничего не может быть. Он помнил обещание Скуало: «Если мои друзья погибнут — нашим отношениям конец». Занзас еще подумал тогда, что это идиотизм и что даже если Скуало попытается свалить, он просто снова его одолеет и заставит быть рядом. Но… сейчас они понимал — это уже будет не то. И больше никогда тем не станет. Скуало оценил жизнь своих новоиспеченных друзей выше, чем его. Занзас оценил его жизнь выше своих друзей, когда на арене защитил его. Нет, он не жалел об этом ни разу. Он… любил Скуало, хотя и не так сильно, как тот его, но, если Скуало снова попытается — а он попытается — убить Мукуро, Занзас ему помешает. Даже если придется… об этом думать не хотелось. Сейчас все, чего он хотел — это увидеть поскорее Бьякурана. Когда они были втроем, то казалось, что могли все. *** Ирие очнулся от легкого прикосновения к щеке. Он вздрогнул и моргнул, привыкая к темноте, облегченно вздохнул. Бьякуран тепло улыбнулся ему, опуская руку, и привстал, убирая свою голову с его колен. Грязно-серые пряди волос слиплись на виске с запекшейся кровью, разорванный ворот почти не скрывал след от ожога. Они едва выжили. И проиграли. Это был закономерный исход событий — силы были неравны, Ирие даже не надеялся, что они выживут. — Ты в порядке? — спросил он сипло и не узнал своего голоса. Подскочившая на кочке повозка заставила Бьякурана скривиться от боли. — Я жив, а это уже означает, что да, — беспечно произнес он, улыбнувшись. Получилось почти не натянуто. Их прикрыл Кике. Взорвал вместе с собой бочки с селитрой, которые были сложены в подвале для экспериментов Ирие. И другие солдаты — те, что не ушли (почти все). Они потеряли их всех. Собственные раны не так ощущались, как осознание того, что от графства не осталось больше ничего. Подумать только. А ведь еще не так давно все эти погибшие люди не представляли для Бьякурана ничего стоящего — лишь расходный материал, который легко можно было заменить. Почему же они остались с ним до последнего? — Я не стану впустую тратить силы на скорбь, — произнес Джессо, откидываясь на шершавую стенку повозки. — Ты тоже, — добавил он, заметив, как вытирает обожженным рукавом глаза Ирие. — Судя по тому, что я услышал в разговорах наших друзей, любезно везущих нас куда-то, мы скоро прибудем в лагерь повстанцев. Отлично, не нужно будет их искать. — Но ведь!.. — вскинулся Шоичи, сглотнув комок в горле. Одна мысль об этом ужасала. — Там тебя убьют — это точно! Они же против лордов. Там есть люди и из твоего графства! — Тем лучше. — Ты не понимаешь. Они не будут с тобой церемонится. — Но меня не убили, — Бьякуран погладил его по растрепанным волосам и прижал к своему плечу. От него пахло огнем и потом, кровью и — совсем незаметно — духами. Будто из прошлой жизни. — Если меня оставили в живых, значит, я нужен зачем-то их лидеру. — Не Дино, — напомнил Ирие про недуг Каваллоне. Он не был в состоянии что-то решать, когда они в последний раз виделись. — Я про того, кто сейчас решает вместо него. Такой человек точно есть. Жена его хотя бы… Я нужен живым, так что, возможно, Генкиши до них добрался и передал ему письмо. — Или они решили устроить показательную казнь. — Ох, какой ты же ты мрачный. Думай о лучшем, о плохом успеем подумать, когда оно случится. Ирие так не умел — он всегда все продумывал наперед, но Бьякуран… Он любил планы точно так же сильно, как нарушать их потом. — Говорить буду я, — нехотя согласился Ирие, обнимая его. — Каваллоне сейчас в таком состоянии, что может помиловать… — Не милость мне от него нужна. Я буду говорить с его заместителем. Пришлось перевести дух, чтобы приготовиться к долгому спору. Поездка выдастся нелегкой уж точно. *** После ночи и почти целого дня в пути повозка вдруг остановилась. Ирие обессиленно посмотрел на своего любовника, с которым все это время яростно дискутировал, и тот ободряюще подмигнул ему. Казалось, что раны, плохая дорога, проведенное без еды и воды время, длительная болтовня и отсутствие сна его совсем не вымотали. Бьякуран прислушался и, когда понял, что лошадей отвязывают, поднялся на ноги и отряхнулся, словно это как-то помогло бы ему выглядеть более презентабельно. Когда им открыли дверь, он вышел сам, подняв руки и приветливо улыбаясь. Шоичи, молясь про себя, выбрался следом и зажмурился от ударившего в глаза солнечного света. — Добрый день, милая леди, синьор, господа — услышал он любезный голос Бьякурана и, моргнув несколько раз, увидел жену Дино и Ромарио в окружении вооруженных людей. Они смотрели недоверчиво и явно не прониклись вежливостью бывшего лорда. — Думаю, нам есть, о чем поговорить. — Да, пройдемте, — без приветствий бросил мужчина, указывая рукой, куда идти. Бякуран и Ирие перебросились взглядами. Значит, письмо все же получили — Генкиши хорошо выполнили свою задачу. По собравшейся толпе пробежался ропот. — Почему они еще не мертвы? — Разве Ромарио должен говорить с ними? — Они будут просто разгуливать по лагерю? Бьякуран шел за Ромарио, не забывая оглядываться по сторонам. Его будто бы не задевали обидные слова, брошенные ему в спину, ненавистные взгляды, плевки под ноги. Он шел словно по ковру из роз среди благочестивых джентльменов и леди. Ирие же, вжав голову в плечи, семенил за ним, чувствуя, как крутит в животе от волнения. — Я слышал о том, что Каваллоне не здоров, — заговорил Бьякуран, когда они вошли в большой пыльный шатер. Присесть ему не предложили, и он остался стоять, тогда как Анита смиренно села на покрывало и сложила на подобранных под себя ногах руки. Услышав слова Бьякурана, она сжала кулаки и напряглась. — С кем мне иметь дело сейчас? — Со мной, — ответил Ромарио устало и скрестил на груди руки. — Пока что — со мной. Мы получили ваше письмо. — Замечательно. Я и не сомневался в том, что мой гонец доставит его в целости и сохранности. Где он сам, осмелюсь спросить? — Наш лидер решил его пощадить и дал возможность примкнуть к нашим рядам. Однако он предпочел вернуться в свое графство. — И вы его так просто отпустили после того, как он узнал ваше местоположение? — Разумеется, нет. Он сейчас в заключении. Бьякуран с облегчением вздохнул. Хорошо, когда есть рядом верные люди — Генкиши точно был из таких. То, что он жив — невероятное везение. Никак недуг Дино сказался. — Благодарю за благосклонность к моему товарищу. — Хватит светской болтовни, Джессо, — перебила его Анита, поднимая голову. — Ближе к делу или отправишься к своим друзьям за решетку. «К друзьям»?! На мгновение Бьякуран растерялся и быстро переглянулся с не менее удивленным Ирие. Во множественном числе, значит… Мукуро и Занзас оба здесь? Или это блеф? Тогда Скуало и Хибари… — Бьякуран, — шепнул Ирие, заметив его смятение, и Джессо собрался с мыслями. — Я готов предложить помощь в борьбе с королем, — с таким видом, будто делал им великое одолжение. Ирие закатил глаза. Его слова не произвели эффекта, который он ожидал. Анита горько усмехнулась, а Ромарио тяжело вздохнул. — Какую помощь может оказать бывший граф в опале? Без армии? — не стала церемониться Анита. — Мы сражаемся с лордами — вы из их числа, пусть уже и разжалованы. — С чего вы взяли, что мы собираемся воевать с королем? — Ромарио устало потер переносицу. — У нас нет таких сил. Анита возмущенно вспыхнула, но ничего не сказала. Не слишком умно выдавать свою несостоятельность врагам, а по-другому она Джессо не воспринимала. Она вообще не считала, что с ними нужно вести беседы, но Ромарио… цеплялся за все. — Я могу дать их. В высшем свете важны связи, которых у меня с избытком. Многие, конечно, меня и на порог не пустят и рады будут отдать солдатам по первой же просьбе, но есть те, в ком я могу быть уверен. В конце концов речь идет о государственном перевороте. — Даже если и так, у нас есть Вонгола и Рокудо. — Так убейте меня, и с вами работать не будет ни один из них. Тем более… Вонгола не слишком много союзников может привести — его репутация не то, чтобы очень хороша. Рокудо Мукуро же… думаю, помогать ордену он не захочет. По известным вам причинам, — он остро взглянул на Аниту, и она скрипнула зубами. — Если только я не заставлю его передумать, конечно. А я, поверьте мне, мертвого заговорю. — Почему мы должны верить вам? — Почему нет? Какой смысл нам играть против вас, когда, по вашим же словам, я в опале? Поймите меня правильно: я предлагаю вам помощь не из-за того, что мне некуда податься и не потому, что жажду справедливости. Это банальная месть. И, конечно же, желание сохранить королевство, которое вот-вот разорвут на части из-за безумного узурпатора. Молчание после приведенных Бьякураном доводов, слишком затянулось. Он терпеливо ждал, сохраняя спокойствие и безмятежность. Вместо него сейчас переживал Ирие. Наконец, Ромарио выпрямился, безмолвно перебросившись взглядами с Анитой. — Нам нужно время подумать, — отчеканил он и подошел к выходу из шатра. — И так как мы не можем позволить вам бродить по лагерю и вынюхивать данные, вам придется провести время за решеткой. — Всего лишь за решеткой? — улыбнулся Бьякуран и примирительно поднял руки, наткнувшись на рассерженные взгляды. — Это шутка — разрядить обстановку, не переживайте так. Мы будем тише воды. Оставшись наедине с Анитой, Ромарио опустился на землю. Усталость, горечь и злость давали о себе знать — немолод уже был. Он не готов был решать подобные вопросы, вести переговоры с такими людьми… Он помощник, поддержка, но никак не лидер. — Дино должен поговорить с ними, — пробормотал он, когда встревоженная Анита подскочила к нему, чтобы помочь подняться. — Ты же знаешь, что он и слушать об этом не хочет. Ему… неважны дела ордена сейчас. Ромарио вытер рукавом куртки взмокшее лицо. Да… уже неважны. Никогда не были важны на самом деле. Умом он это понимал — сам слышал, что Дино говорил в порыве отчаяния, когда они нашли тело Хибари Кеи, но сердце не принимало. Он, как и все, пошел за Дино, вдохновленный его словами и состраданием, его силой и верой в справедливость. Они прошли такой долгий путь… Уж точно не для того, чтобы потом услышать такое. «— Оставить его здесь?! — искаженное болью и гневом лицо Дино совсем было неузнаваемым. Его голос срывался, и он продолжал сжимать руками плечи паренька, что ушел из их лагеря совсем недавно. — Я только за ним сюда и шел! Это все было для него! Справедливость? Лучшая жизнь? Это все — только для него». Эту сцену застали всего восемь человек — остальные преследовали пустившийся в бегство отряд королевских солдат. Они стояли в полном шоке, не зная даже, как реагировать, что говорить. Ни злости, ни разочарования тогда не было — только бескрайнее удивление и надежда, что это все неправда, всего лишь бред от усталости и болезни. Дино даже не обратил внимание на Рокудо Мукуро, за которыми они якобы и отправились. Все его внимание было направлено на Хибари Кею, которого он сжимал в руках так, что, будь он все же жив, все равно бы задохнулся в таких судорожных объятиях. Сколько смертей они вместе встретили, пока захватывали земли лордов — не счесть, но Дино не скорбел так ни о ком — даже о тех, кто был наиболее близок ему. Он плакал почти навзрыд, как ребенок, как Мукуро, из рук которого выбили нож, чтобы он не полоснул себя, как намеревался. «— Лука, — внезапно прояснилось лицо Дино, и он поднял голову, выискивая блуждающим взглядом доктора. — Он может еще быть жив, помоги ему! Давай же, помоги ему! Растерянный Лука вышел вперед и сел на колени. Оглядевшись на обескураженных товарищей, он протянул руку, пощупал шею, потрогал лоб, запястья, чувствуя себя неимоверно глупо. Дино неотрывно смотрел на него с безумной надеждой на лице, и Лука долго тянул, продолжая ощупывать остывающее тело. Почему-то было страшно отвечать. Дино очень пугал. — Ему… я думаю, что ему помочь мы не сможем… — пряча глаза, прошелестел Лука и порывисто поднялся на ноги. — Нет… — Дино мотнул головой и отчаянно огляделся по сторонам, словно надеясь найти еще что-то, что могло бы помочь ему. Он задыхался и дрожал как от холода; испачканные в крови и пыли пальцы судорожно скользили по обмякшим рукам, шее, лицу. — Что ты такое говоришь?.. Нет, нет… Нет, этого не может быть… — Повторял он, пытаясь ухватиться за что-нибудь. Чтобы было не так раздирающе больно, чтобы он мог вдохнуть. — Ну конечно… Да, точно. Он улыбнулся, зарываясь пальцами в волосы. — Да, ты же просто никчемный доктор, — сказал он, глядя на Луку сверкающими глазами. Тот попятился, не веря своим ушам; задрожали губы. — Да! Ты просто деревенский лекарь! — словно обвиняя его, закричал Дино. — Ты не такой как Шамал: он бы понял, что все в порядке. А у тебя все мрут как мухи. — Что такое говоришь, Дино? — не выдержал Ромарио. — Прекрати, ты не понимаешь, что говоришь! Лука затрясся, оседая на землю, но по-прежнему не сводил глаз с Дино. Его лидер, герой, за которым он готов был куда угодно… — Не слушай его, он просто несет бред, потому что… — Почему? — срывающимся голосом спросил Лука. — Почему он говорит это? Кто ему этот Хибари? Ромарио не смог ответить. Он знал, давно знал, но не хотел признавать. Холодность к жене, рискованная вылазка на бои ради спасения Хибари с сомнительным оправданием, ненависть в большей степени к Рокудо Мукуро и к графству Лэндинг, странное поведение Хибари в лагере, когда он уходил… Дино поднялся с телом Хибари на руках. Он смотрел на него с нежностью и любовью, как на величайшую драгоценность в мире, погладил его по спутанным темным волосам и, не сказав ни слова, куда-то пошел. — Куда ты?! — крикнул ему вслед Лука, кидаясь за ним. — Дино! Куда ты?! Ромарио схватил его за руку, удерживая. Идти за ним было бессмысленно. Говорить — тоже. Он не был похож на человека, который смог бы вести диалог. — Что нам делать, Ромарио? — спросили его позади. Как будто он знал». — Что нам делать, Анита? — спросил он. Она покачала головой. Ответить было некому. *** Ирие опасливо осматривался, пока Бьякуран по пути к месту из заточени беспечно болтался по лагерю, зля сопровождающий их конвой, и пытался поговорить с повстанцами, открыто выражающими ему свое презрение. — Они тебя растерзают, — без конца шипел Ирие. Выданные им охранники, которые и то не скрывали враждебности к ним, вряд ли бы защитили их от разъяренной толпы. — Хватит лезть к другим, пока просто сядем за решетку, пока нам не скажу свое решение. — Зачем время даром терять? Мы должны познакомиться с теми, с кем будем сражаться бок о бок против Бельфегора. Или Расиэля… Бьякуран, как всегда, был уверен в себе. В этот раз очень необоснованно. Он, конечно, умел чесать языком и располагать к себе людей, но это явно была не та ситуация. Он, видимо, не совсем понимал, что здесь не высший свет, где принято решать дела переговорами и интригами. Повстанцы — это бывшие крестьяне, рабочие, слуги… Они по умолчанию ненавидят всех лордов, даже самых мелких — что уж говорить о Джессо. — А твои друзья? Надо поторопиться к ним, нет? — не унимался Шоичи. — Мне нужно продумать линию поведения, чтобы их не списали со счетов и не вздернули на ближайшем дереве. И я должен уговорить Занзаса и Мукуро стать полезными ордену, но никто из них и пальцем не пошевелит без их… без Скуало и Хибари Кеи. Пока мне достаточно того, что они оба живы. Когда мы окажемся рядом, то я уже не смогу ясно думать. Ирие его слова совсем не успокоили. Он нервно закусил губу и снова огляделся. И едва сдержал облегченный вздох: совсем неподалеку стоял Дино и, улыбаясь, играл с какими-то ребятишками. Они воинственно нападали на него с палками, неумело фехтуя ими словно мечами, а он играючи от них увертывался. Женщины посмеивались над ними и журили детей, чтобы не мешали лидеру отдыхать, а Дино шутливо отмахивался. — Ох, а он точно память потерял? — прервал любование мирной картиной Джессо, и Ирие вопросительно на него взглянул. — Ну, уходит он ловко от ударов. Хотя, может, он всегда таким умелым был. — Пожав плечами, Бьякуран направился прямо к нему. А ведь и впрямь… Ирие слышал, что раньше Каваллоне не отличался ловкостью и был довольно неуклюжим. Но разве лидер сопротивления играл бы с детишками, оставив разбираться с Джессо свою жену и помощника? Он ведь и о сделке с Бьякураном договариваться пришел в замок короля, не побоявшись стражи, держался очень уверенно и даже надменно… Конечно, близко к лидеру ему не дали: сразу же схватили, заломили руки за спину и швырнули на колени. Не без усилий поборов свою гордость, он поднял голову и улыбнулся: — Рад видеть тебя в здравии. Выглядишь свежо. Дино повернулся к Бьякурану; улыбка тут же исчезла, нахмурились брови. Ирие вздрогнул и почувствовал, как напрягся Джессо. Это казалось удивительным, но Каваллоне определенно все помнил! Ирие немного растерялся, не зная, как реагировать. Ему нравился обычный Дино, его было даже жаль, он чувствовал к нему некое расположение, понимание. Но он также помнил и то, какой хаос был, когда Дино не мог управляться с делами ордена. То есть, вернувшаяся память — это ведь хорошая новость?.. — Что задумал уже? — холодно поинтересовался он, игнорируя белоснежную улыбку Джессо. — Не стоит опасаться, для тебя я безобиден. И хочу выразить свою радость тому, что ты более чем в хорошем состоянии. — Бьякуран метнул быстрый сердитый взгляд на Ирие, и тот развел руками. Дино ведь и впрямь был не в себе! Что с ним стало за эти две недели — непонятно. — Я как раз хотел обговорить с тобой одно дело. Думаю, ты понимаешь, о чем я. — Ирие Шоичи разбирается в медицине? — вдруг невпопад спросил Каваллоне, будто о чем-то вспомнив. Тон его голоса, когда он произносил имя Ирие… как будто сквозил презрением. И он обратился к нему не напрямую, а через Бьякурана. Ирие невольно поежился. Бьякуран немного помолчал. — Достаточно неплохо, но, думаю, что он будет более полезен… — Отлично! Иди за мной, — потребовал Дино и, резко развернувшись, куда-то поспешил. — Я… можно с Бьякураном? — Да плевать мне, пойдем скорее! Джессо, заинтригованный странным поведением лидера сопротивления, сдвинулся с места раньше, чем испуганный Ирие, кивнул головой, призывая идти за ним. Конвоиры, приставленные к новоприбывшим, растерянно двинулись было за ними, но Дино раздраженно отмахнулся. Те остановились и неуверенно отошли, долго провожая их удивленными взглядами. Все-таки с Каваллоне что-то было не то. Пока непонятно, что именно, но он был каким-то другим. Не такой, как при заключении сделки, но и совсем не такой, как после потери памяти. Он казался немного растерянным, но его голос, движения, взгляд — все в нем излучало уверенность, твердость. — Если попробуете выкинуть что-нибудь, что мне не понравится… — Дино не стал договаривать, но угроза была понятна и без этого. Бьякуран помрачнел. Он был готов ко встрече с тем Каваллоне, с которым имел честь общаться в королевском замке, был готов и ко встрече с Каваллоне-фермером после рассказов Шоичи о повстанческом лагере и потерявшем память лидере. Но сейчас его поведение сбивало с толку. Они остановились у окраины, где находилась одна-единственная палатка. Дино, приказав им остаться, юркнул внутрь. — Ты как? — услышали они. — Возможно, тебе помогут, так что потерпи, пожалуйста. — Хибари Кея, — сквозь сжатые губы процедил Бьякуран. Ну конечно. С кем еще Каваллоне будет так нежно ворковать? Значит, он все же отобрал его у Мукуро. Представляя, как он бесится в заключении, Бьякуран тяжело вздохнул. Становилось все труднее. Что ж, такой вариант он тоже предполагал. — Он ранен? — взволнованно произнес Ирие, пытаясь заглянуть в палатку. — Н-но я же не врач, как я смогу?.. О, нет! — внезапно воскликнул он, заломив руки. — Значит, Лука мертв? — Кто это? — недовольно спросил Бьякуран, но ответить Ирие не успел: Дино велел ему войти. Джессо хотел последовать за ним, но Каваллоне поднял руку, запрещая входить. — Боже!.. — послышался испуганный вскрик Шоичи после минуты тишины. Все настолько плохо? Может, этот Хибари Кея соизволит, наконец, умереть и освободит жертв от уничтожающего плена своих чар? Мукуро, быть может, вспомнит, что него еще и голова есть, а не только член. Или сердце. — Я… прости, я не могу. — Ирие вывалился из палатки и, прежде чем Бьякуран хоть как-то среагировал, упал на землю, и его стошнило. — В чем дело? — обеспокоенно ринулся к нему Джессо и склонился над ним. — Все так плохо? — Он мертв! — так громко закричал Ирие, что вспугнул птиц с ближайших деревьев. — Чушь! — яростно заорал Дино, вылетевший следом. — Ты сам сказал, что не доктор, ты не имеешь права ставить такой вердикт! — Доктором быть и не нужно! Он разлагается! — Это из-за ранения, просто нужен хороший доктор! Бьякуран, воспользовавшись перепалкой, вошел в палатку и, даже не подходя к телу, понял, что Хибари Кея мертв. Запах стоял невыносимый; трупные пятна, мухи, кружащие над телом… Как можно подумать, что он жив?! — Проваливай отсюда. — У бывшего фермера рука была тяжелой: он вышвырнул из палатки Бьякурана с такой силой, что тот не смог удержаться на ногах и весьма неприглядно упал на землю. — Так. — Трудно было понять эмоции на лице Каваллоне. Он то ли был раздосадован, то ли взбешен, или же все вместе. — Так… Все нормально. Бьякуран поднялся на ноги. Голова немного кружилась, поэтому встать было непросто. Видимо, сказывались усталость и ранения от недавнего сражения. Злости на Дино не было, только глухое раздражение, что придется еще какое-то время мирится с таким отношением к себе, ведь ни власти, ни высокого положения, ни силы у него сейчас не было. И… у Дино были серьезные проблемы, если он считал, что Хибари Кее еще можно было помочь. Внутри вдруг похолодело, будто ледяной водой окатили. Он посмотрел на Дино, который растеряно стоял у палатки, в котором лежал разлагающийся труп, и сжимал кулаки, глядя куда-то в сторону. Бьякуран всегда думал, что смерть Хибари — освобождение. Что и Мукуро, и Каваллоне наконец-то высвободятся из своего плена, встряхнутся и станут самими собой, но что, если это не так? Глядя на Дино, не скажешь, что он свободен. Нет, наоборот, он был… уже не в плену — он был уничтожен, раздавлен. И теперь, зная, что Мукуро здесь, что он знает о смерти Хибари… Это уже не давало надежду, а уничтожало ее. Он был помешан на мальчишке не меньше Каваллоне, а значит он мог стать таким же. Даже не удивляло уже то, что Мукуро здесь, в заключении, дал себя повязать — ему уже просто не нужно было бороться. Голова заболела сильнее, стало трудно дышать, будто он еще не вышел из этой насквозь пропахшей смертью палатки; голос Ирие, заботливо подбежавшего к нему, слышался как через густую патоку. Мукуро всегда говорил, что смерть Хибари станет ему освобождением. Он так часто и уверенно говорил это, что и сам Бьякуран в этом не стал сомневаться. Почему они были так уверены? Из-за того, что когда-то они уже думали, что Хибари мертв, и Мукуро при этом продолжал жить? Но ведь это было так давно! Когда действительно было легче, когда его смерть могла еще подарить свободу. — Мне нужно увидеть его, — пробормотал Бьякуран, ослабевшими руками отодвигая Ирие. Если Дино в таком состоянии… — Кто? — спросил Бьякуран и не узнал свой голос. Каваллоне повернулся к нему с абсолютно непроницаемым выражением лица и бросил, прежде чем скрыть в своей палатке: — Мукуро, — коротко, но емко. — Вы о чем? — удивленно протянул Ирие. — Ах, Бьякуран!.. Куда ты? Джессо рванул к лагерю. Плевать, как он выглядел со стороны, все равно, что ноют раны, неважно, что именно кричит ему вслед Шоичи. Нет. Нет. Если Дино в таком состоянии… значит, и Мукуро тоже. Или даже хуже. Найти импровизированную тюрьму было легко: несколько деревянных повозок, покрытых самодельными кривыми решетками находились практически в самом лагере, чуть дальше «лечебницы». Но вот подобраться к ней просто так было невозможно. Бьякурана поймали еще на самом подходе, снова опрокинули на землю и до того, как его ткнули лицом в землю, он успел увидеть Занзаса. Тот, всполошенный шумом, поднялся и схватился за решетку; беспокойство на его лице не заметить было невозможно. Но где же Мукуро?! — Разойдитесь! Что вы тут устроили? Бьякуран прикрыл глаза. Нужно успокоиться. Все в порядке. Ему хотелось помыться, нормально поесть, выспаться, а потом сесть с друзьями у камина и распить с ними бутылку кьянти. Он мог это сделать еще чуть более месяца назад, но сейчас это казалось чем-то далеким, словно сон о прошлой жизни. Как они дошли до такого? Почему это должно было случиться? Разве не виной всему Хибари Кея? Без него Каваллоне не стал бы лидером сопротивления, повстанцы так и кучковались без особой власти и силы; Мукуро бы не отказался от своего титула; Скуало бы не принял решение сдаться на боях, а значит, Занзас бы не вступился за него; Бьякуран не стал бы шпионить за королем, чтобы узнать его планы, касающиеся Мукуро, и не подслушал тот злосчастный разговор, который подписал ему приговор. Этот пацан все испортил, жизни всех людей, которые собирались так или иначе вокруг него, разрушены. Если бы можно было обернуть время вспять, то Бьякуран бы убил его в самом начале, когда они не думали, что он окажет такое влияние на весь окружающий мир. Один! Мальчишка! Даже не из высшего света! — Попытался сбежать сразу же после прибытия? — сердито спросила Анита, подходя ближе. — Ты так торопишься умереть? Забыл, что предлагал? — Дино был с нами, — выпалил подбежавший Ирие, пытаясь отдышаться. Его тут же скрутили. — Он просто нас оставил! Но мы были в его палатке, — он твердым взглядом уставился на Аниту, давая понять, что они все знают. Что они видели. Девушка побледнела и сжала губы. Чертов Дино!.. Зачем они ему понадобились? Если они расскажут… — Можете отпустить их, — кивнула она, и мужчины недовольно освободили Джессо. Они выполнили свою работу хорошо, пусть и лопухнулись ранее со Скуало, поэтому Анита собралась и улыбнулась: — Вы отлично справились, можете возвращаться на свои места. — Она дождалась, когда все разойдутся и перестанут (хотя бы пристально) глазеть на них, и устало потерла переносицу. — То, что происходит с Дино, не должны знать другие. Вам все равно здесь не поверят, но я от вас избавлюсь, если язык окажется у вас длинный. — Кто еще знает? — тихо спросил Ирие. Он так смертельно устал… — Лишь несколько человек, которые наиболее близки к Дино. Они понимают, что болтовня ничего хорошего не принесет, поэтому молчат. Бьякуран не без труда поднялся на ноги и по привычке попытался одернуть шейный платок, которого уже давно не было. Вот же… Он глубоко вдохнул, провел испачканной в саже ладонью по спутавшимся волосам и без тени улыбки посмотрел в серьезные глаза Аниты. — Я пытался действовать аккуратно и тонко, но, думаю, что лучше говорить прямо. Миледи… — Никаких «миледи». Меня зовут Анита, — она слегка запнулась перед своим именем, но выговорить свою фамилию не получилось. Она уже, наверное, и своей называть ее не может… Уж лучше имя. — Я понял. Анита, позволь мне поговорить с друзьями, позови Ромарио в ваш… штаб, чтобы мы могли обсудить дела. Девушка хмыкнула и враждебно вскинула подбородок. Такая маленькая, тонкая и воинственная — она казалась забавной и даже трогательной. Возможно, в другой ситуации Бьякуран беззлобно посмеялся над ней, но сейчас ему совсем не хотелось смеяться. Он был настроен серьезно, поэтому просто молча ждал ответ. Ирие тоже хранил тишину, вопреки своим действиям ранее, не став одергивать его. Он понимал ситуацию — она плоха для всех. — Ты отдаешь мне приказы? Ты не понимаешь, в каком положении находишься? Ты не лорд больше. — Я понимаю, в каком я положении, — холод в голосе Бьякурана прожигал до костей. Его напускное радушие испарилась без следа. — Но вы, похоже, не понимаете. Без Каваллоне вы никто. — Он с нами! — Да неужели? Я встретился с ним только что, и мне хватило одной встречи, чтобы понять, что сейчас Каваллоне где угодно, но не с вами. — Он прав, — кивнул Ирие. Дино играл с детьми и, может, недалекие крестьяне с этого умиляются, но это не то, чем должен заниматься лидер восстания. То, что у него есть время для игр, уже ставит крест на всем деле. А уж после встречи с тем, что осталось от Хибари, и от того, как воспринимал это Каваллоне… — Даже если у него появится желание вести дела ордена, то его состояние этого не позволит. — Это не значит, что мы беспомощны и должны снова подчиняться лордам. У нас есть Ромарио и… — Вы беспомощны и это факт, — перебил ее Бьякуран. Анита со злостью уставилась на него. — Сейчас вас держит на плаву только имя Каваллоне, которое он создал до того, как слететь с катушек. Но рано или поздно люди поймут, что с ним что-то не так, и тогда ваш орден растворится в воздухе, как будто его и не было. — Его голос чуть смягчился, подобрел взгляд. Это была обманчивая доброта — Ирие об этом знал не понаслышке. — Но я не требую подчинения, я хочу предложить сотрудничество. Мы в одинаково плачевном положении: я нуждаюсь в вас, но и вы не справитесь сами. Я уверяю тебя — я смогу помочь. Анита не верила ему. Люди из высшего света не бескорыстны, они все делают лишь для своей пользы. Они не бескорыстны, они не герои, как бы убедительно ни звучали их слова. Рокудо Мукуро всегда говорил уверенно — так, что хотелось ему верить. Но он был лишь садистом, упивающимся своей властью и силой. Она хотела уже бросить бывшему лорду в ответ с презрением «нет», но не смогла. Только ли лорды не бескорыстны? Ведь Дино… Он же тоже делал все не для народа. Он пытался спасти Хибари, и сначала Анита понимала его стремление — он хотел спасти, защитить, но так ли это? Он хотел получить его, так же как Мукуро, разве нет? И тоже не гнушался жертвами. Сколько людей погибло в их маленькой войне? В замке, в деревне, в Колизее, в долгих военных походах?.. — Дайте ему пройти, — едва выдавила Анита и, проигнорировав осуждающие взгляды, ушла. Хотелось сбежать поскорее куда подальше, где никого не будет на тысячи километров вокруг, и заплакать в голос. Бьякуран не стал смотреть ей вслед, не стал задумываться о том, почему она передумала, ведь по лицу было видно, что она хотела отказать; он сразу же отвернулся и быстрым шагом преодолел расстояние между ним и повозкой, в которой были заперты его друзья. Занзас все еще стоял у решетки, схватившись за нее руками, и Бьякуран не смог сдержать широкой улыбки. Они словно не виделись сотню лет. «Как ты?», «Все в порядке?», «Где ты был?» — вопросы замирали на языке, и Бьякуран мог лишь тихо смеяться, сжимая пальцы Занзаса, переплетая их со своими. Занзас тоже улыбался — не привычной надменной усмешкой или звериным оскалом, а тепло, и смотрел так мягко, насколько это вообще возможно. — Ты ужасно выглядишь, — почему-то вырвалось у Джессо, и Занзас громко фыркнул. Он протянул руку, и Бьякуран слегка прищурился, ожидая легкого удара или щелчка, но тот лишь потрепал его по грязным волосам. — Ты давно в зеркало смотрелся? — хмыкнул он. — Сам-то не лучше выглядишь. Они молчали еще с минуту, глядя друг на друга, а потом Бьякуран вздохнул. — Разве ты не должен быть в море? Ты идиот, если не сел на корабль, когда гавань еще была открыта. — Долгая история. Но считай, что мне повезло: повстанцы перехватили нас у самого носа королевской армии. — Скуало тоже тут? — Бродит где-то по лагерю, — неопределенно пожал плечами Занзас и дал понять этими словами, что развивать тему не стоит. — А ты со своим все еще вместе, как погляжу. — Тоже долгая история, — хмыкнул Джессо и тепло посмотрел на Ирие. Тот слабо улыбнулся ему. — Скажи хоть, как так получилось, что ты не тут с нами, а свободно разгуливаешь, как свой? — «Как свой»? — иронично протянул друг. — У тебя невероятно утопичный взгляд на мое положение в этом обществе. Меня же при тебе повязали. Но не переживай, это временно. Что меня больше интересует, так это то, почему ты все еще не сбежал? — Тебя ждал, как узнал, то ты жив и направляешься сюда. И… — он оглянулся. Бьякуран на мгновение зажмурился, зная, куда Занзас именно смотрит, и открыл глаза, готовый ко всему. Мукуро сидел у задней стенки, привалившись спиной к грубо стесанным доскам и уткнувшись лицом в подтянутые к груди колени. Он вообще не шевелился и никак не реагировал на разговор, хотя они говорили достаточно громко и находились очень близко. Бьякуран обошел повозку, чтобы подобраться ближе к другу, легонько коснулся его плеча и вздрогнул, увидев из-за порванного ворота грязной рубашки свежий ожог. Невольно коснулся своего. — Здравствуй, Мукуро, — с трудом уняв дрожь в голосе, поздоровался он. — Я рад, что ты жив. Я тоже выжил. Правда, это больше заслуга моих людей, а не моя. Он подождал немного, но Мукуро не ответил. Даже не пошевелился. Занзас хмуро покачал головой, когда Бьякуран вопросительно взглянул на него. — Я только услышал от него, что он убил Хибари. Больше не смог и слова выдавить, не получается растормошить его. Что ж, он хотя бы понимал, что Хибари мертв. Это ведь было хорошим знаком? Просто он немного в шоке, но это нормально, учитывая, как он был эмоционально привязан к Хибари. Это все… пройдет. — Мы все вместе сейчас, разве не здорово? Ты ведь тоже думал, что Занзас потерпит неудачу и попадется? — Попытка вести себя непринужденно возымела успех только по отношению к Занзасу, бросившему в его сторону косой взгляд. — Я смогу договориться, чтобы вас выпустили, не переживай. Мы сможем ответить Бельфегору — это ведь он вынудил тебя убить Хибари? Мукуро поднял голову лишь на последней фразе. Он царапнул ногтями деревянный настил и глубоко втянул воздух, будто задыхаясь. Его расфокусированный взгляд заметался из стороны в сторону, пока не наткнулся на Бьякурана. — Ты жив!.. — воскликнул он охрипшим голосом и, протянув руки, испачканные в саже и крови, схватился за Бьякурана, прижался к нему через решетку. — Ах, ты жив… Мне сказали, что ты мертв! — Кто… — немного опешил Джессо, но быстро взял себя в руки. — Нет, конечно, со мной все в порядке. — Он, как мог, обнял его и улыбнулся, но Мукуро не улыбался. — Ты можешь это сделать? — спросил он отрывисто; глаза нездорово блестели, глядя на него с мольбой. Бьякуран сразу понял, что просьба ему не понравится. — Пожалуйста, убей меня!.. Как гром среди ясного неба. Бьякуран не верил своим ушам. Никогда, никогда прежде он не слышал подобного от Мукуро, а ведь он прошел тяжелый, даже можно сказать адский, путь. Всегда целеустремленный, уверенный — он не позволил бы себе таких слов даже в бреду. — Ты сам не понимаешь, что несешь, — дрожащим голосом одернул он его. — Приди в себя! Ты этого не хочешь. И не с таким ведь справлялся… Внутри медленно холодело. Это хуже даже, чем то, что случилось с Дино. Лучше бы сошел с ума, но не… Мукуро больно сжал его руки; он плакал, сжимая губы, и все просил, просил. Бьякурану показалось, что он сам уже едет крышей. Он с трудом отцепил от себя друга и слегка отступил назад. — Я его убил… Моего… — выдохнул Мукуро, зажмурив глаза и схватившись за волосы. Бьякуран растерянно стиснул свое плечо, освобожденное от железной хватки, и посмотрел на Занзаса, который с сумрачным лицом наблюдал за ними. — Каждый раз я вижу, как он умирает… из-за меня… Я должен был послушать его!.. Он бы выжил, я бы смог его спасти… — Он говорил еще много: то громко, то чуть ли не шепотом, сложно было понять его — только урывками различались отдельные слова, фразы. Это длилось довольно долго, пока он вдруг не сказал вполне отчетливо, глядя на свои ладони: — Я не могу убить себя, ведь самоубийцы остаются бродить по земле. Я должен увидеться с ним хотя бы в аду. Просто… что он нес?! Разве не он совсем недавно смеялся над подобной ересью? Разве он стал бы когда-нибудь думать о смерти в таком ключе? Почему он… они ведь виделись всего три недели назад, и Мукуро даже не думал о чем-то подобном. — Ты же не веришь! — разозлился Бьякуран неожиданно для самого себя и дарил ладонью по решетке. — Рай или ад — ты говорил, что не веришь в них. Очнись, ты же сам не свой! Где твоя гордость? — Тогда мне нужно смириться, что это конец? — бесцветно прошелестел Мукуро, поднимая на него полный муки взгляд. — Гордость, говоришь? Что мне твоя гордость, когда мне так больно, что хочется умереть? Когда мне не за что больше? Когда я не вижу смысла, чтобы двигаться дальше… — Он закусил губу и закричал, срывая голос: — У меня есть порог отчаяния, и я его переступил! Мне плевать на гордость! — Это не значит, что… — Я думаю о его последних минутах жизни, — перебил его Мукуро громким шепотом. Он судорожно стискивал сбитыми пальцами решетку и низко опустил голову, так, что волосы полностью скрыли его лицо. — Как он страдал, как больно ему было, как он вздохнул последний раз и сколько сил ему это стоило… — Он скрипнул зубами. — И мне тоже больно. У меня кружится голова, спирает в горле — я задыхаюсь! Я умираю вместе с ним каждый раз, когда закрываю глаза. Мне нужно… нужно еще хотя бы разок увидеть его… Джессо не мог это выдержать, отвернулся, поджав губы. Нет, это и было состоянием Каваллоне. Теперь это стало понятным. Они оба отрицали то, что это конец. Только Каваллоне остался в иллюзии, что Хибари все еще можно спасти, а Мукуро — что у него есть шанс встретиться с ним снова, только в другом месте, в другой жизни. Бьякуран не был идиотом — все любовные отношения их дружной компании были нездоровыми, но это ведь уже за гранью. Разве такие разрушающие отношения стоят всех жертв, которые Мукуро и Каваллоне принесли? Бьякуран всегда винил Хибари в том, что он испортил жизнь всем вокруг, но каково было этому парню, если его душили с двух сторон такие ненормальные, одержимые чувства? Мог ли он знать, что повлечет за собой тот контракт, который он взялся исполнять год назад? Конечно, нет. Никто не смог бы. Все это было лишь цепочкой событий, которую он начал, но, будучи важным звеном в ней, не смог выпутаться и цеплял к себе все больше и больше, пока от тяжести она не лопнула, повредив остальные звенья. Это была несчастливая любовь. Мукуро явно был сторонником идеи «через тернии к звездам», но его путь никогда не закончился бы звездной россыпью — это было очевидно всем, кто имел честь наблюдать за его страданиями весь этот год. Он потерял так много времени, гонялся за тем, что было ему недоступно, настоящая жизнь пролетела мимо, а он даже и не заметил. Вцепился как гончая в чувства к человеку, который никогда бы не ответил ему взаимностью, который не раз показывал и говорил о своей ненависти к нему. Бьякуран надеялся, что убери Хибари Кею из жизни Мукуро, то он вернется обратно, станет снова самим собой, а не жалким его подобием, думал, что эта слепая, глупая страсть исчезнет, но даже этого оказалось недостаточно. Сейчас было понятно, что возврата нет. Когда-то — может быть, но сейчас уже нет. Его жизнь — настоящая, без оглядки на наследие родителей — началась только с приходом Хибари и закончилась с его уходом. Как, впрочем, и жизнь Каваллоне. Мукуро уже молчал. Он забился в угол, накрыв руками голову, и тихо дышал, мелко подрагивая плечами. Тоскливо было смотреть на него. Где этот парнишка, который выгрыз себе путь наверх из пасынка хозяйки борделя в лорда, который терпеливо и кропотливо создавал себе репутацию, который не сдавался даже когда всё вокруг, казалось, могло потопить его? Он так насмешливо и самоуверенно встречал все преграды, а сейчас так просто перечеркивает все? — Мукуро, пожалуйста, ради меня… Если не для себя, то хотя бы потому что я тебя прошу! Ответа не последовало. Он словно даже не слышал, хотя, может, и впрямь не слышал. От этого легче не становилось. С каждой минутой молчания дышалось все тяжелей. Они так долго были втроем, вместе, всегда друг за друга, всегда… — Сколько мы друг друга знаем? — спросил Бьякуран и удивился своему спокойствию. В голове будто прояснилось, стало свободнее дышать. Он наконец-то понял. — Мы друзья вот уже много лет, Занзас. Намного дольше, чем с Мукуро. — К чему ты клонишь? — Тогда, в Колизее, когда Скуало сдался и ты встал, чтобы его защитить, я не поверил сначала, — Бьякуран тихо рассмеялся. — Думал, что мне напекло голову, что мне снится нелепый сон или… ты сейчас просто вернешься. Мы были так долго вместе, что мне казалось немыслимым, что ты так легко отказался от нашей дружбы. — И, прежде чем Занзас возразил, слегка повысил голос, посмотрел холодно: — И не говори, что это не так. Ты не мог не знать, что это конец нашим отношениям. Тебе оставалось только бежать, куда подальше — то, что мы увиделись здесь, лишь счастливая случайность. — Его пальцы чуть сильнее сжали решетку. — Но, когда Мукуро для твоей защиты пожертвовал планом по спасению Хибари и раскрыл повстанцев, я немного успокоился, решив, что у меня остался хотя бы он. Но… — Бьякуран усмехнулся. — Он решил, что будет отличной идеей отказаться от своего титула и пуститься в бега… Я пытался вас понять, честно, но, как бы мне ни нравился Ирие, как бы мне ни нравилось проводить с ним время… Я бы не смог сделать то же, что и вы. В конце концов, эта дружба оказалась нужна лишь мне. Бьякуран не ждал оправданий, извинений, он просто устал и хотелось высказать накопившееся. Он не смотрел ни на кого из своих друзей, не хотелось видеть их печальный вид и показывать свой… Шоичи понуро смотрел на него, не в силах помочь. В данном случае утешить его он не в состоянии. Он знал, что Бьякуран любил друзей больше всего на свете, поэтому сказанные им слова не задели. Он смирился с этим, когда понял, что хочет остаться с ним. — Все в порядке. — Занзас сел рядом с решеткой и, протянув руку, поднял его лицо за подбородок кончиками пальцев. Бьякуран не плакал (слез его Занзас не видел никогда), но вид у него был разбитым. — Можешь говорить все, что хочешь сказать. Но я клянусь тебе, что больше ты один не останешься. — С трудом верится, — отмахнулся от него Джессо, но все же улыбнулся. А потом глубоко вздохнул и встряхнулся. — Ладно, мои тараканы оставим в покое. Если Мукуро убедить невозможно нашей дружбой, то уж от Хибари он не отвернется. — Эй, — грубо позвал он, с трудом протиснувшись между повозками, чтобы снова приблизиться к Мукуро, — ты ведь хочешь встретиться с Хибари снова, не так ли? Занзас нахмурился, не понимая, к чему он ведет, но мешать не стал: лишь сел поближе, чтобы быть настороже, если вдруг понадобится помощь. — Давай вспомним отличительную особенность Хибари. — Мукуро игнорировал, будто не слышал вовсе, но Бьякуран продолжил: — Он был в печальном положении, но до последнего ведь сражался, насколько я понимаю? Даже если вы встретитесь… не знаю, в аду или в другой жизни, он, скорее, посмеется над тобой и твоей слабостью. Давай смотреть правде в глаза: единственное, что интересовало в тебе Хибари, помимо твоей смерти — сила. Которой сейчас нет. Вот таким жалким ты предстанешь перед ним. И на что надеешься? Они же там… они там все видят, так что ты не скроешь. Подумай об этом. — Значит, вот на что ты решил давить? — Занзас иронично хмыкнул. — Ты же не веришь в жизнь после смерти. — Главное, что он верит… сейчас. Ладно, продолжим попытки немного позднее, мне нужно кое-что обсудить с главами повстанцев. — Главами? Бьякуран выразительно покосился на Мукуро, и Занзас понял без объяснений: Каваллоне тоже не в порядке. И, судя по состоянию Мукуро, все совсем плохо.