Пленник

Местность вокруг Колизея неузнаваемо изменилась за какую-то пару дней. У входа стояли наспех собранные штопанные палатки и роскошные шатры, в которых торговали предприимчивые купцы и обычные ремесленники. Безделушки, изготовленные специально к этому дню, вроде брошей в виде скрещенных кинжалов или картин, изображающих сражающихся бойцов. Были и маски — разные, начиная от обычных разукрашенных рож до некоего подобия шлема. Торговцы зазывно кричали, услужливо кланяясь, предлагая той или иной товар, расхваливая их так, что поневоле захочется потратить немного золотишка. Более зажиточные и важные купцы заметно притесняли менее удачливых конкурентов, угрожали и ругались и даже порой отбирали заработанные деньги. Естественно, никто не вмешивался в подобные размолвки: ни стража, патрулирующая окрестности, ни, тем более, кто-то из более важных персон. Это ниже их достоинства, что уж сказать. По парку прогуливались дамы в роскошных платьях, увешанные драгоценностями. Они жеманно кокетничали, общаясь с мужчинами, и брезгливо морщились, прячась от знойного солнца под легкими кружевными зонтиками и широкополыми шляпами, чтобы не опалить тонкую белую кожу и не пойти веснушками, как нищие простолюдинки. То и дело слышался грубый мужской смех, полные бравады возгласы и снисходительное обсуждение грядущих боев. Это располневшие лощенные лорды, которые вряд ли даже смогут поднять своими пухленькими ручонками шпагу, посмеиваются над теми, кто вынужден сражаться за свою жизнь им на потеху. Но здесь находились не только представители высшего сословия. Наверное, бои — это единственное событие в году, которое самую капельку объединяет два совершенно разных мира. Король никогда не препятствовал посещению Колизея простолюдинами, наоборот, даже приветствовал. Главное — оплатить довольно внушительный взнос в казну, взамен чего выдается письменное разрешение на посещение боев. Вот поэтому сейчас можно было увидеть и обычных людей — типичных представителей простого народа и мелкого дворянства. Они скромно прятались в тени деревьев, издали восхищенно наблюдая за важными господами, и шептались между собой, боясь повышать голос. Некоторые из них пришли сюда, даже не имея на руках разрешения, в надежде, что какой-нибудь скучающий благородный лорд милостиво разрешит им постоять подле них — так им хотелось глянуть на сражения хотя бы одним глазком. Мукуро одинаково тошнило и от первых, и от вторых. Понятно, что простолюдины раздражали его просто фактом своего существования — это было врожденное и вскормленное годами воспитания чувство. Неприязнь и презрение к аристократии же — приобретенное им в процессе общения отношение. Эти люди, которые сейчас в предвкушении кровопролитных сражений, исходом которой для многих из бойцов будет смерть перед огромным скопищем напыщенных морд, едва ли не капают слюной, совсем недавно, буквально пару месяцев назад, возмущались и кричали на каждом приеме о том, как это отвратительно, о том, что это противоречит всем нормам морали, и о том, какой ужасный принц со своими безумными идеями и кровожадностью. Теперь они с охотой скупают символику боев, делают ставки, рискуя огромными деньгами и в ажиотаже без конца поглядывают на пока еще запертые ворота в Колизей. Нет, не то чтобы Мукуро жалел заключенных, был ярым сторонником соблюдения закона и человеческих прав или не любил подобные игры, наоборот, очень даже приветствовал их. Может, поэтому Бел, сам обожающий такие зрелища и нашедший в нем некую родственную душу, относился к нему чуть более благосклонно, насколько это вообще было возможно с его стороны. Просто Мукуро никогда не претендовал на звание светлого героя. У него в графстве были одни из самых суровых наказаний за преступления, даже самые легкие, казни проводились открыто и даже часто, и он с охотой участвовал в военных походах (а если быть более точным, обычных набегах с морем крови и горящими деревнями) против близлежащих мелких государств. Он признавал это — можно сказать, даже гордился, и абсолютно не видел ничего в этом аморального. И Хром, в общении с которой он немного корректировал свое поведение, была прекрасно осведомлена об этих его не самых прекрасных качествах, и, хоть она была этим и недовольна, но принимала его таким. Именно потому, что сам Мукуро не мог назвать себя лицемером, он ненавидел это сборище никчемных надутых индюков, которые говорят одно, а видно, что думают совсем другое. Уж если и взялись врать и выворачиваться, то следовало бы делать это так, чтобы никто ничего не заметил. Наконец, открыли ворота, и в Колизей хлынул шумный поток людей. Стражники, закованные в тяжелые латы, напряженно выстроились вдоль коридора, ведущего на зрительские места, и падающий на них мерцающий свет горящих факелов делал их похожими на каменных истуканов. Мукуро устроился на скамье в самом ближнем к арене ряду. Рядом с ним и чуть позади рассаживались представители высшей знати, как он сам, на самых дальних местах устраивались мелкие дворяне и зажиточные простолюдины, а в самом низу, у ограды, отделяющей зрителей от арены, — там, где даже не было скамей, — толпилась обычная чернь, еле-еле наскоблившая золота на пропуск или заработавшая на него унизительным служением какому-нибудь феодалу. — Занял лучшие места, Мукуро? — улыбнулся Бьякуран, приближаясь к нему. Его голос тонул во всеобщем нестройном гомоне, который в основном исходил со стороны невежественных крестьян, торчащих внизу. — Бельфегор еще не показывался народу? — Разумеется, нет. У него должен быть эффектный выход, а время для него еще не настало, — усмехнулся Мукуро и взглянул на королевский балкон, возвышающийся чуть ли не над самой ареной. Тяжелые темные портьеры все еще были задернуты, и о скором появлении принца говорило лишь присутствие стражников на подходам к ложе. — Занзас не с тобой? Бьякуран развел руками и вздохнул. Рядом с ним с мученическим видом опустился Ирие, взмокший и изнывающий от жары. — Занзас психанул из-за того, что ему не разрешили увидеться со Скуало, размазал рожу одного из стражников по стене, и я увел его от греха подальше. В бордель. — Даа. От греха подальше, — хохотнул Мукуро. Он тоже хотел проведать Кею после его прибытия, но чертов Виллани сказал, что это никак невозможно из-за нехватки времени. Инструктаж и тренировки, распределение по блокам и так далее — все это не имело особого смысла, когда так хотелось увидеться с кем-то. И Занзас, похоже, его чувства разделял. Желание увидеть Хибари усилилось еще и от известия, что он сотворил со своей группой в дороге. Словоохотливый стражник, что сопровождал последнюю партию заключенных, в которой и находился Кея, с ужасом рассказывал о том, как из повозки в один момент вывалился мужчина, а Хибари удержал его за руку, наблюдая, как он бьется о камни, волочась позади. Это так будоражило. Мукуро все время представлял и никак не мог выкинуть из головы его невозмутимый взгляд, которым он наверняка одарил мертвеца, когда отпустил его руку. — Что это ты там размечтался? — подозрительно поинтересовался Бьякуран, глядя на его ухмыляющееся лицо. — Просто представил занятную картину. — Мукуро вынул из кармана часы и посмотрел на циферблат. — Бельфегор опять запаздывает. — Ну, это же Бел, — хмыкнул Джессо. — Он когда-нибудь вовремя прибывал? Кстати. — Он вдруг встрепенулся, вырвал из рук Ирие бумажку, которой тот изможденно обмахивался, и протянул ее Мукуро. — Мы тут с Шо-тяном накидали примерную программу боев. Кто с кем будет сражаться и когда. — Мукуро с интересом развернул лист бумаги и уставился на таблицу, которую явно не Джессо составлял. — Надеюсь, ты понимаешь, что это все очень примерно. Ирие тяжело отдышался, вытер платком лоб и пригнулся, чтобы Мукуро его отчетливо видел. — Я классифицировал всех участников по боевым навыкам и опыту. Не всех, — поспешно добавил он, — только тех, кто достаточно известен. В прошлые года бои проходили по определенной схеме: все участники... — Участники, — фыркнул Бьякуран. — Все участники, — терпеливо продолжил Шоичи, — делились на блоки. Количество блоков определялось количеством бойцов, но чаще всего было всего четыре блока: A, B, C и D. Бои проходили между блоками, а в конце, если оставались участники из одного блока, то их ставили уже друг против друга. Первый бой проходил между всеми участниками и шел примерно минут двадцать, после сигнала окончания собирали тех, кто не потерял сознание, — они продолжали участие, а остальных забирали врачи, и они выбывали из боев. — Но сейчас бои идут на смерть, а не на обычное выбывание, — задумчиво произнес Мукуро, ища в длинном списке имя Хибари. — Это точно. И поэтому правила могли измениться. К тому же, раньше организатором был Его Величество и его церемониймейстер, а сейчас — Его Высочество и его заместительница. Их... интересы довольно различаются. Так что все может пойти совсем по-другому. — И тогда эта таблица будет бесполезна? Ирие покраснел и потер пальцем щеку. — Ну... д-да, получается. Но если все так и пойдет, то Скуало и Фонг... то есть, Хибари, встретятся где-то после середины боев. — Если дойдут до середины, — весело посмеялся Бьякуран и схлопотал исподтишка подзатыльник. — Дойдут, — мрачно сказал Занзас, отпихивая его в сторону так, чтобы со стороны это не казалось грубым жестом, и уселся рядом с Мукуро. — Еще не началось... — процедил он и нахмурил брови. От него за версту пахло одеколоном: видно, напился он знатно, раз ему пришлось заглушать запах перегара. И еще немного веяло женскими духами. Время в борделе он зря не терял, точно. — А ты, я погляжу, спокоен, — заметил Занзас, скосив глаза на Мукуро. — Что, уже не трясешься за своего узкоглазика? — Не особо, — пожал он плечами. — Я уверен в нем. Он сильный, и у него есть просто огромнейшая мотивация не помереть в боях. — Действительно. Я тоже уверен. Просто меня бесит то, что я не могу встретиться со Скуало и мотивировать его. — Занзас осклабился, становясь самим собой, и хлопнул себя по коленям, будто сбросил с себя тяжкий груз. — Что ж, поглядим. Как бы ваша уверенность не рухнула в первом же бою. *** Хибари провели в маленькую темную камеру без окон и тут же захлопнули за его спиной тяжелую дубовую дверь. В камере была одна деревянная койка, квадратный столик в самом углу и колченогий стул, а также большое ведро для справления нужды. Пахло пылью и ветхостью, что немного перебивало едва уловимый запах мочи и пота. Хибари прижал руку к боку и тихо застонал: рана, нанесенная Анджело, сильно ныла после драки с кретинами из той повозки, и впечатление, созданное его временным пристанищем, явно не способствовало улучшению состояния. Он присел на грязноватую постель и попытался успокоиться. Зря он это сделал: почему-то сразу же заболело все, что только можно. Учитывая то, что первый бой должен пройти завтра, это серьезно беспокоило. В любом случае, он был все еще вдохновлен убийством тех уродов, так что плескающийся в крови адреналин хотя бы немного унимал боль. И хотя бы немного повысил его уверенность, сильно пошатнувшуюся после вечера «уроков» от Мукуро. Это было так... даже не унизительно, это было просто кошмарно. Не то, что произошло, а то, что было после. Когда он позвал Дино, будто бы жаждал помощи... хотя он тогда и впрямь в отчаянии позвал его. Хибари скрипнул зубами и стиснул голову руками. В голове до сих пор звучал его собственный жалкий беспомощный голос, которым он пропищал имя Каваллоне, и это жутко бесило. То, что он потом провалялся в позе эмбриона на полу почти несколько часов, не в силах прийти в себя — бесило вдвойне. Он просто тогда испугался. Как какое-то... травоядное. Как... один из тех, кого он забивал до смерти. Это казалось неестественным, будто не он был, а просто наблюдал со стороны за каким-то посторонним, совершенно незнакомым человеком. Это не мог быть он. Хибари всегда сам за себя сражался, всегда сам решал свои проблемы, но сейчас, против воли, искал защиты у человека, которого хотел бы защищать сам. Он хотел, очень хотел вернуться к самому себе прошлому: самодостаточному, уверенному и невообразимо сильному, но не мог, хотя и пытался изо всех сил. Сейчас же он отвращал самого себя. Не хотелось признаваться даже самому себе... он просто сломлен, и как бы ни рвался снова собрать себя по кусочкам воедино, все просто разваливалось еще больше. Казалось, что стремиться больше не к чему, но если Кея признает это, то его жизнь окончательно рухнет. Сейчас, именно сейчас, его держала в относительном самообладании лишь одна цель — Мукуро. Его смерть, мучительная, долгая, которой он будет наслаждаться в полной мере. Больше ни о чем думать не получалось. Не будь этой всепоглощающей ненависти, Хибари бы уже давно сдался, как бы противоестественно это ни звучало. Из коридора раздались громкие шаги и лязг доспехов. В замке заворочался ключ, и дверь, протяжно скрипя, распахнулась. На пороге появился рослый стражник в полном обмундировании. — Восемнадцатый, на выход. — Его голос гулко раздавался из-под наглухо закрытого шлема. За его спиной Хибари увидел еще одного конвоира, выпускающего заключенного из другой темницы. Кея немного замешкался, собираясь с силами: в голове становилось болезненно пусто, как бывает обычно перед потерей сознания. Стражник не стал дожидаться, пока он придет в себя, быстро пересек короткое расстояние между ними и грубо поднял его с постели, встряхнув. Хибари вскинулся, напрягаясь, но в спину ткнулось острие меча, и пришлось подчиниться, задавив в себе жгучее желание свернуть наглецу шею. Повсюду распахивались двери, слышались недовольные голоса заключенных и скрежещущий звон металлических лат. Вскоре по длинному узкому коридору вышагивало не менее сотни будущих бойцов и еще больше — стражников во всеоружии. Каждая из сторон держалась настороженно: солдаты опасались бунта или попытки побега, а заключенные больше боялись друг друга, обменивались злобными угрожающими взглядами и насмешливо-презрительными оскорблениями. Когда перепалка заходила чуть дальше простых слов, вмешивались стражники и разгоняли нарушителей спокойствия, награждая их щедрыми тумаками. Когда коридор внезапно разделился на несколько развилок, их распределили по группам, выкрикивая имена тех, кому, по их мнению, принадлежали бойцы. После имени они называли номер, который присуждался каждому участнику боев, и блок, в который они попали. Хибари стоял с самого краю в одном из первых рядов и ненавязчиво опирался плечом о стену, стараясь не упасть в обморок, как слабак. Было душно, жарко и темно. Свет закрепленных в стенах факелов был слишком зыбким и тусклым, чтобы хотя бы разглядеть своих будущих противников, а от огромного количества людей тошнило. Резкий неприятный запах пота смешивался с сырым воздухом затхлых помещений, влажные, трущиеся друг о друга тела и бесконечный гомон — все это страшно действовало на нервы и хотелось либо свалить отсюда поскорее, либо избить здесь всех до смерти. Второе было бы точно предпочтительней. — Вонгола Занзас, — прозвучало очередное имя, — номер три. Хибари поднял голову, сосредотачивая взгляд на вышедшем вперед мужчине. — Черт, это же сраный Скуало из ордена сопротивления, — ругнулся кто-то рядом вполголоса. — И что? Тут целые толпы этих придурков-повстанцев. — Ты идиот. Кто не знает Скуало? Проклятье, теперь у меня и шанса нет выжить. — Рокудо Мукуро. — Хибари против воли рассвирепел. Одно это имя вызывало безумное желание уничтожить его владельца. — Номер восемнадцать. Хибари даже не шелохнулся. Он не принадлежал Мукуро, чтобы выступать под его именем, словно какая-то ручная зверушка. Голос, обращенный к нему, повысился, заключенные с любопытством оглядывались, и стража принялась рыскать среди толпы. — Номер восемнадцать! — гаркнул наконец распределитель. — Вам лучше бы выйти, если не хотите преждевременно закончить свой бой. Хибари фыркнул, с досадой шагая вперед. Нет уж, умереть он тут не мог, придется надавить на горло своей гордости, впрочем, как и сотни раз за этот чудовищный год. — Это еще кто? — Пфф, он даже и одного сражения не переживет. — Что за хиляк? Хибари подошел к одному из коридоров, куда его направили, и получил неожиданный удар в живот, заставивший его согнуться пополам. — Здесь тебе не твоя дикая страна, где ты можешь делать, что хочешь, — с нескрываемой брезгливостью произнес стражник, разжимая закованный в стальную перчатку кулак. — Не будешь следовать правилам — умрешь, не дожив до сражений. Хибари с трудом выпрямился, опалил его уничтожающим взглядом и отошел в сторону, стараясь отдышаться. — Черт подери, — услышал он разгневанный голос. — Мы что, в одном блоке? К нему подошел Скуало, окидывая его оценивающим взглядом. — Ради драки с тобой я пошел на эти кретинские бои, и ты же оказался в моем блоке. Превосходно, — досадливо цокнул он языком и уставился на распределителя. В его голове проносились сотни идей убийства этого мерзкого старикашки, умудрившегося поставить его в один блок с человеком, против которого он жаждал сразиться. — Что ж, ничего не поделать, придется сначала перебить эту вонючую кучу мусора, — фыркнул он, с презрением и превосходством оглядывая людей. — Мы можем сразиться в любой момент, — холодно ответил Хибари, расправляя плечи. Странно, но ему становилось все лучше и лучше. Может, из-за предвкушения? — Это вряд ли. Я не хочу выпилиться раньше времени, — хмыкнул Скуало и вскинул брови. — Ты ранен? Выглядишь отвратно. Только не говори, что мне придется в первом же сражении защищать тебя, чтобы ты не подох. Хибари резко метнулся к нему и прижал его к стене, давя локтем на его горло. На лице Скуало появился почти звериный оскал, и в прищуренных темных глазах мелькнул азарт. — Ты и правда псих, а? — произнес он, даже не сопротивляясь. — Я бы с удовольствием сейчас разбил твою рожу в кровавое месиво, но, увы, умирать сразу после тебя я не собираюсь. — Он взглянул поверх его головы на стражника, повернувшегося к ним, стряхнул с себя руку Хибари и несказанно удивился, когда это удалось ему с легкостью. Кея, кажется, даже последних его слов не слышал. Он качнулся и едва не упал, но устоял на ногах и тяжело задышал, кривя лицо. — Вот что значит безрассудно ввязываться в драку накануне боев, — не преминул съязвить Скуало. — Черт возьми, — вздохнул он и вдруг встал рядом с ним, незаметно подхватив его под руку. Хибари неприязненно отшатнулся и чуть не свалился, но Скуало его удержал. — Тц, хватит вести себя, как ошалелый ребенок, ничего страшного, что я тебе помогаю. В конце концов, ничего альтруистичного в моих действиях нет: я просто хочу, чтобы ты дожил до нашего с тобой боя. Хибари ничего не ответил, но вырываться перестал. Хотя его дыхание все еще было учащенно и сбито, но он подобрался и тяжело смотрел прямо вперед, будто не видел никого рядом с собой. Скуало поддерживал его и чувствовал его слабость. В таком состоянии он и с младенцем не справился бы. Хорошо, все-таки, что они в одном блоке: главное теперь выжить им обоим и тогда они точно сойдутся в финале. Если быть честным, то Скуало не помнил или даже вообще не понимал, почему хочет схлестнуться именно с Хибари, но точно почувствовал это еще тогда, когда увидел его в доме Шамала, недвижимого и болезненного. Вряд ли это было чувство мести за убитого лидера — если бы не вмешался Хибари, то Скуало бы сам грохнул этого неудачника, тут было что-то другое. Жутко не хотелось признавать, но, кажется, все было дело в воспоминании об их самой первой встрече. Яркое, живое воспоминание, которое он не мог и не хотел забывать. Хибари ждал их на выходе из леса, где отряд повстанцев разбил лагерь. Спокойно сидел на пне, кроша хлебные крошки на землю, а вокруг него скакали птицы. Ни одного слова не прозвучало, он просто поднялся и молниеносно ударил. Скуало должен был помочь своему лидеру, но не мог даже шелохнуться, настолько заворожило его происходившее перед ним сражение. Это не было похоже на чувство искреннего уважения к силе Занзаса — он уважал ее и признавал. Силу Хибари он признавать не хотел. Он хотел ею помериться. Хибари тогда выглядел так высокомерно, самоуверенно, и двигался так стремительно и грациозно, что это мало походило на грубые резкие удары соратников по оружию и противников, которых привык видеть Скуало изо дня в день. И это вызвало чувство восхищения и уязвимости. Скуало был сильным — это даже не подлежало сомнениям, но после увиденного на лесной опушке его собственные движения стали казаться слишком уродливыми. Его не интересовало никогда то, как он выглядел со стороны, когда дрался, он просто наслаждался самим процессом, но теперь не мог никак не сравнивать себя с Хибари, который был словно олицетворением силы и ловкости. И это раздражало до такой степени, что теперь Скуало желал одолеть его, чтобы перестать мучить себя бессмысленными переживаниями. Омрачало его нетерпение и возбуждение лишь тот факт, что гребанный, ублюдочный Мукуро поставил под угрозу весь сок этого боя. Нет ничего более скучного и бесящего, чем драка с изможденным и сломленным противником. Потому что Скуало смотрел на него сейчас и не мог узнать в нем того самого Хибари Кею, которого увидел тогда. А еще он понял, в чем была проблема Хибари. Просто взглянув на него, хотелось его подавить. Поэтому винить Мукуро в полной мере он не мог. — Мукуро, — вдруг встрепенулся Хибари, и Скуало удивленно огляделся. Разумеется, Рокудо нигде не было, он должен был сейчас торчать на зрительских местах вместе с Занзасом, да его бы и не пустили в Колизей в любом случае. Кея нахмурился, враждебно озираясь, и уставился на распределителя с таким видом, будто ожидал, что он вот-вот скинет маску с лица и с диким хохотом превратится в Мукуро. Порой он вздрагивал и ежился, или стискивал зубы до скрежета, и это тоже бесило, потому что в голове не могло уместиться два столь различных образа одного и того же человека. Наконец, всех раскидали по блокам. Скуало думал, что их отправят назад в камеры, но вместо этого их погнали совсем в другую сторону. — Ты что, меня сейчас ударил?! — У тебя проблемы? Никто тебя не трогал. — Хочешь сказать, что я вру? Два каких-то придурка смахнулись посреди коридора, застопорив все движение. Стражники быстро растолкали толпу и пинками успокоили дерущихся, а когда один из них рванулся обратно, его просто убили. — Хах, — усмехнулся Скуало, — получил, на что нарывался, кретин. — Так будет с каждым, кто нарушит правила, отбросы, — гаркнул один из стражей, отпихивая ногой мертвое тело. — Никаких, мать вашу, драк не на арене, уяснили?! Хибари не понимал, почему они остановились. Он поднял голову, но не увидел ни черта. В ушах медленно, но оглушительно бился пульс, в горле пересохло, и тело ломило так, словно все кости перемололи, а потом вырвали вместе с мясом. Если бы не торчавший рядом парень с дурацкими длинными волосами, имени которого он не запомнил, то он бы точно уже потерял сознание или потерялся среди этого отвратительного стада людей. Когда он более-менее смог отдышаться и в глазах чуть прояснилось, он увидел, что они находятся в огромном зале с длинными деревянными столами, на которых лежало всевозможное оружие, и стояли стойки с доспехами. — Ну разумеется, — вздохнул один здоровяк с клеймом воинского отряда на руке, трогая один из доспехов, — кожаные. — А ты думал, что нам дадут кольчугу, синьор? — фыркнули ему в ответ. — Здесь тебе не твоя армия. Скуало посадил Хибари на простенький деревянный стул и прошел к столу. Было бы смешно надеяться на то, что им дадут действительно качественное вооружение. Многое было уже ржавым и никуда не годным. Когда Скуало нашел подходящий ему меч, за его эфес уже схватился какой-то человек. — Мое, — хмыкнул Скуало, спокойно забирая клинок из его руки. — С хера ли? Я его первым взял. — И что? Главное, что он мой. Парень зло прищурился и подошел к нему вплотную, глядя ему прямо в глаза. — Я не потерплю такой наглости от какой-то подстилки. — Что ты сказал? — Скуало мгновенно переменился в лице и угрожающе склонил голову. — А у тебя проблемы со слухом? Непохоже было, что этот парень так уж нуждался именно в этом мече, непохоже было, что он вообще мечник, если уж говорить об этом. Но сдержаться он не мог. Само нахождение в этом месте было страшным стрессом, и понятное дело, многие из находящихся здесь заключенных просто не выдерживали давления. Мало кто хотел выступать на боях добровольно, лишь те, кто был приговорен к смерти и победой хотел вернуть себе свободу. Ну, и конечно же, были Скуало и Хибари, кто хотел просто драться. Может, были такие же безумцы и помимо них, но Скуало это мало волновало. — Хочу предупредить тебя, кусок дерьма, — прорычал он, вынимая меч из ножен. Парень насмешливо фыркнул, но тут же осекся, когда острие клинка ткнулось ему в горло. — Меня не волнует, что меня могут убить за нарушение правил, и потому ты должен следить за своими словами. Я разрежу тебя на мелкие кусочки, даже не задумываясь. — Больно нужно, — дернул головой парень, отходя в сторону. — Черт, вот ссыкун, — с досадой сплюнул Скуало и повернулся к Хибари. Которого на месте не оказалось. — Какого... Хибари медленно прохаживался среди груды оружия и не мог найти в них свое любимое. — Как думаешь, у кого больше шансов победить? — Будешь задаваться такими вопросами, долго не протянешь. — Твою мать, вы видели Грома? Это ж он в прошлом году победил. — Выглядит ужасающе. Для старика особенно. Хибари взял какую-то дубинку и помахал ею. Снова не то. Не лежит в руке, хоть убей. А без оружия никак нельзя. — Мне нужны тонфа, — сказал Хибари одному из стражников. — Тон... что? — мрачно переспросил тот. — Тут полно барахла, бери любое. — Барахлом можете сами пользоваться. Тонфа. Стражник повернулся к нему и положил руку на эфес своего меча. — Давай вали отсюда, тебе тут не канал снабжения. Хибари посверлил его ледяным взглядом некоторое время, а потом развернулся и встал у стены, подпирая ее спиной. Раз нет тонфа, значит обойдется без оружия. Подумаешь, немного сложнее будет. — Привет, — вдруг обратился к нему кто-то на его родном языке. Хибари повернулся к нему, не скрывая своего удивления, и увидел высокого парня с растрепанными волосами. На вид не старше него, что немного порадовало: Хибари думал, что он тут самый младший. — Ох, ты меня понимаешь, здорово. У парня за спиной торчал тонкий изогнутый меч, чем-то отдаленно напоминающий катану, но вряд ли являющийся ей. — А я о тебе слышал, — улыбнулся он, закидывая руки за голову, — ты Хибари Кея, верно? — Может быть. — О, теперь точно вижу, что это ты. Хибари оттолкнулся от стены и побрел в сторону, подальше от назойливого парня. Но тот ринулся за ним. — Меня Ямамото Такеши зовут, — сказал он. — И... я слышал о твоей семье... — Закрой рот, — резко повернулся к нему Хибари. В глазах побелело то ли от гнева, то ли от боли из-за быстрого движения. Ямамото подбежал к нему, но на плечи Хибари легли чьи-то руки, не давая ему упасть. — Хватит шарахаться повсюду, будто ты какой-то бессмертный! — наорал на него Скуало, кидая его на скамью у стены. — Ха? Ты чего тут ошиваешься? — обратил он внимание на Ямамото. Тот непонимающе посмотрел на него и перевел взгляд на Хибари. — Что он говорит? — спросил он невинно, и Кея вскинул брови. — Ты не знаешь язык? — Не успел выучить еще. Я только недавно в этом королевстве. Так смешно здесь все. — Ты шутишь? Только недавно, и тут же попал в заключение? — О, так я заключенный? — поразился Ямамото. — Ух, так значит, то была темница, а не гостиница! — хлопнул он кулаком по ладони и рассмеялся. — А я думал, стражники меня хотели проводить, я даже заплатил заранее. Хибари уставился на него, а Скуало растерянно переводил взгляд с него на Ямамото и обратно. — Так, — разозлился Скуало и прошел вперед, — плевать я хотел, что ты не понимаешь меня. Хочешь драки — ты ее получишь. Хибари, он хотел убить тебя? — Я сам могу себя защитить, — отрезал Кея, поднимаясь и прижимая к боку руку. Ткань в этом месте потемнела, пропитавшись кровью. — Только подойди — и я забью тебя до смерти. — Иди к черту! Я просто хочу сам тебя прикончить, ясно? И в этот момент Ямамото вдруг сдвинулся в сторону, буквально сделал два шага, и в следующий миг Скуало оказался на полу, ошарашенно глядя на него. — Он опасный, — сказал Ямамото без тени улыбки, заводя руку за спину. — Убьешь его, и тебя тут же забьет стража, — предупредил его Хибари, уже с интересом разглядывая нового знакомого. — Что, серьезно?! — обалдел Такеши, опуская руку. — Ха-ха... кажется, я влип, да? — Не то слово. Скуало поднялся, вслушиваясь в непонятную тарабарщину, и настороженно присмотрелся к парню. Меч за спиной, руки напряжены — он вот-вот готов схватиться за оружие; улыбается, но смотрит внимательно, цепко. Настоящая машина для убийства. Даже не нужно понимать, что он говорит, и так все понятно. Наверняка что-то задумывает и подговаривает своего земляка Хибари сделать что-нибудь из ряда вон выходящее. Как интересно. В этот раз он застал его врасплох: трудно ожидать чего-то опасного от человека с такой улыбкой, но в следующий раз Скуало будет уже готов. Похоже, участие в боях становится все веселее и веселее. — Ты-то уж знаешь, что такое тонфа? — спросил Хибари. — Ага. Но я не видел их. Зато я видел сюрикены! — Они мне не нужны. — А почему ты не возьмешь меч? — спросил Ямамото чуть удивленно и подобрал с пола один клинок. Хибари спрятал руки за спиной и отвернулся. — Нет, — процедил он. Скуало положил руку на острие протянутого меча и предупреждающе посмотрел на Ямамото. Кажется, он подумал, что Ямамото угрожает Хибари. — Он о тебе заботится? — спросил Такеши, выкидывая оружие. — Он хочет меня убить. Такеши удивился. Скуало сел рядом с Хибари и раздраженно огляделся, заметив, что они привлекли много внимания. Он не знал, как в других блоках, но в этом точно нет никого из других стран. К тому же здесь, среди всех, эти двое были самыми младшими, самыми мелкими и щуплыми, они отличались внешне и говорили на другом языке. И это значило, что они вряд ли наберут популярность. И Скуало тоже, раз уж затесался с ними. — Вот хрень, — вздохнул он и услышал, как гремит снаружи труба, оповещающая о начале «турнира». — Блок «С», готовьтесь на выход. *** — Началось, — напрягся Занзас, подаваясь чуть вперед. Бьякуран перевел взгляд с улыбающегося лица Бельфегора, стоявшего на своем балконе, и посмотрел на арену, куда выводили по очереди заключенных — нет, уже бойцов. Мукуро размял уже затекшие от долгого ожидания плечи и перевел дыхание. Похоже, система, которую накидал Ирие, оказалась правдивой. Первый бой будет между блоками. — Я рад приветствовать вас в этот замечательный день, — начал Бельфегор, приветственно разводя руки в стороны. — Как вы уже знаете, этот турнир несколько отличается от всех предыдущих. Есть всего один победитель, который получит все, что пожелает — в пределах разумного, конечно же, и есть проигравшие, которые, увы, погибают. Ваша смелость и сила не будут забыты. — Ублюдок, — фыркнул Скуало, щуря глаза от палящего солнца. — Сегодняшний день, знаменующий окончание Сезона и начало турнира, останется навсегда в наших сердцах еще по одной причине. — Принц замолк и скорбно приложил к груди руку. Воцарилось гробовое молчание. — Нет, он же не... — выдохнул Бьякуран. — С превеликим сожалением и болью я вынужден сообщить вам, что сегодня ночью моего любимого брата и вашего, несомненно, великого короля не стало. Испуганный ропот и шепот удивления пронесся по всем рядам, но был пресечен поднявшим руку Бельфегором. Улыбка, озарявшая его лицо, исчезла, уголки губ печально опустились вниз, и шипяще-вкрадчивый голос приобрел грустные нотки. — Вот урод, — сжал кулаки Мукуро, стиснув челюсть. Занзас сохранял напряженное молчание. — ...и я с тяжелым сердцем в этот день принимаю на себя его обязанности. Думаю, что мой брат не хотел бы видеть ваши печальные лица и слезы на ваших глазах, поэтому дня траура не будет. И турнир продолжится — в честь рано покинувшего нас короля. Послышался свист и хлопки, которые распространились со скоростью лесного пожара. Бьякуран переглянулся с Мукуро и вполголоса чертыхнулся. — Коронация будет после боев, верно? — спросил Занзас, неотрывно глядя на арену, где застыл с поднятой вверх головой Скуало, смотревший на королевское ложе. — Нахер эту страну с таким выродком на престоле. Мукуро прикрыл глаза, успокаивая свое бешенство. Его жизнь рушилась. Словами не передать, в каком дерьме он находился сейчас. Он не особо скорбел о смерти Рассиэля, но с ужасом ожидал восхождения на трон Бельфегора. Не видать ему титула маркиза, да что уж там: спокойной жизни теперь ему точно не стоит ожидать. Он посмотрел на арену и едва не вздрогнул. Хибари стоял среди всей этой мерзкой толпы и смотрел прямо на него. Это было затруднительно — разглядеть его среди всего этого народа, но казалось именно так, или Мукуро просто хотел в это верить. Верно, не стоит думать о глобальном, сейчас важно только одно. — Ну же, Кея. Покончим с этим, — прошептал он, сжимая кулаки. *** — Вы уверены, что стоило объявлять об этом именно сейчас? — спросил Виллани, обращаясь к принцу. — Разумеется. Видеть реакцию этих подхалимов просто бесценно. Видел, как они мне аплодировали? — хихикнул он, падая в свое кресло. Виллани занял свое место у него за спиной, настороженно поглядывая на ошеломленных герцогов, что сидели рядом. — Король умер — да здравствует король, — пропел Бел, играя с крестиком на своей цепочке.