Пленник

Бельфегор проснулся из-за назойливого луча солнца, бившего прямо в глаза. Привыкая к свету и пытаясь окончательно проснуться, он слышал шорох одежды и тягостные вздохи единственной в его жизни женщины, над которой ему не хотелось издеваться. Хотя бы просто не слишком сильно. — Уже уходишь? Работа ждет? — спросил он, усаживаясь на пышных примятых подушках. Вайпер одарила его неприязненным взглядом. — Она ждет и вас, только вот вы не спешите ею заняться, — с очередным вздохом произнесла она, зашнуровывая корсет. — Скоро коронация, и после нее вам не отвертеться. — Не для того я становился королем, чтобы тратить время на политическую и экономическую чепуху. У меня палата министров — куча лордов — и ты. — Увы, иностранные делегации вряд ли согласятся на переговоры с моей персоной. — Иностранные делегации оставь на меня — ими заняться я могу, — Бел улыбнулся, и улыбка его очень не понравилась Вайпер. Не собирается же он устраивать цирк с политическими деятелями? — Расиэль с трудом навел в стране порядок, наладил отношения с соседями... Постарайся просто не испортить все. — Расиэль потрудился, а Бельфегор будет пожинать плоды его работы, — хмыкнул новоиспеченный король, поднимаясь с постели и потягиваясь. Проходя мимо тяжелого медного прикроватного столика, он подцепил пальцем свою корону и надел ее на голову. Золото ярко сверкнуло на солнце. — Расиэль устал и теперь отдыхает в вечном сне — смирись. — Как бы его отдых не обратил королевство в руины, — покачала головой Вайпер и опустила руки, когда Бел взялся за шнуровку платья. — Тебя народ не любит. — А им и не за что, — развеселился он, затягивая узлы. Вайпер едва слышно вздохнула. — Это Рас был любимчиком. — Было за что. — Неужели тебе он нравился больше? — с ехидной усмешкой спросил Бельфегор. Вайпер внимательно на него взглянула. — Что Расиэль, что Бельфегор — оба меня просто бесите, — усмехнулась она. Бел рассмеялся. *** Хибари было некомфортно. Мукуро обнимал его с такой силой, словно хотел выдавить из него все внутренности, и было трудно даже просто шевелиться. От него пахло солью, потом и рыбой вместо привычного приторно-сладкого парфюма, что еще раз подтверждало то, что это сейчас никакой не сон, а Мукуро действительно сбежал из-под уютного крыла высшего света. Хибари было неприятно: внутри все зудело, на ногах и внутренней стороне бедер засохла сперма, что тоже не прибавляло счастья, и, вдобавок, очень болела голова, словно по ней несколько раз пришлись здоровым молотом. Ах да, и то, что он вчера добровольно позволил себя поиметь — апофеоз всего отвратительного, что с ним случалось за последние... за всю жизнь. Если бы это был Дино... Хибари закрыл глаза и представил себя в его руках. Он редко обнимался с Каваллоне, лишь иногда позволяя ему обвивать себя руками, и сейчас он даже жалел, что ни разу не засыпал с ним вот так. По сути, они и не ночевали вместе никогда, разве что в Казематах, когда Дино ночами торчал в его камере, помогая ему прийти в себя, но Хибари даже не успел тогда прочувствовать момент. Где он сейчас? В порядке ли он? Думает ли он о том, что произошло? Наверняка изводит себя, как всегда. Накручивает, придумывает сто разных планов... Хибари вздохнул и, злобно взглянув на Мукуро, мирно спящего рядом, укусил его за нос. — Какого хрена?! — тут же очнулся он, перекатываясь и хватаясь за лицо. Хибари сел и осторожно выпрямил плечи. Тело ломило, и во рту было сухо — видно, уже около полудня — жара несусветная. — Кея, жить надоело? — процедил Мукуро, потирая покрасневший нос. — Хотя, признаю, это несколько мило, — все же оценил он, криво усмехнувшись. Хибари с недовольством влез в штаны и потоптался на месте, привыкая к неприятным ощущениям. Насмешливый взгляд Мукуро, который явно чувствовал себя намного лучше, просто безумно действовал на нервы. Больше всего он хотел броситься в воду и отмыть с себя все, что осталось на нем после Мукуро: прикосновения, поцелуи, эти омерзительные выделения. — На твоем лице отражаются все эмоции. — Тогда ты должен понять, насколько ужасно я себя чувствую. — Конечно. Прямо противоположно тем чувствам, что были вчера. Хибари прикрыл глаза и медленно досчитал до десяти. — Скоро я смогу с тобой сразиться, — тихо произнес он. Скоро он сможет заполучить окончательную свободу — выиграет он или же проиграет. — Скоро. Кто-то из нас... нет, мы оба освободимся, — кивнул Мукуро, смирившись с тем, что их сражение неизбежно. Что бы не произошло, жалеть он не будет ни о чем вообще. Эта встреча... безуспешные попытки приручения, безнадежное соперничество с Каваллоне, ухищрения во время боев и те ночи, что были полностью в его власти — этого не забудешь даже в следующей жизни. Было дерьмово, дерьмово и сейчас, но если бы Мукуро предложили изменить прошлое и никогда не встречаться с Кеей, он просто послал бы это предложение к чертям собачьим. Жизнь без него была пресной и серой, словно он шел по накатанной дороге по четко слаженной схеме, а потом вдруг вылетел с нее и окунулся в яркий безумный мир, без которого он жизни теперь представить не мог. Если Кея умрет... все снова потеряет краски. Но поддаваться Мукуро был не намерен — это было бы в первую очередь проявлением неуважения, а Кею он уважал, несмотря на то, что множество раз говорил и доказывал обратное. — Я пойму, если ты станешь поддаваться, — словно прочел его мысли Хибари. — Не обольщайся, так легко ты победу не вырвешь. Может, они бы еще препирались, но напряженную тишину прервало дружное урчание пустых желудков. Мукуро, давно забывший, что такое настоящий голод, сначала растерялся, а потом расхохотался, падая на разворошенную постель. Хибари посмотрел на него как на умалишенного и просто потянулся к ножу, который Мукуро бросил ночью на стол вместе с револьвером. В тот же миг Хибари оказался прижат к столу. — Я иду на охоту, идиот, — спокойно пояснил он, и Мукуро осторожно отпустил его. — Пообедаем и уйдем. Если разведчики шныряли на берегу, то смогут выследить нас и здесь. — Я разведу огонь, — вызвался Рокудо, беря в руки щепки. Слава богу, что рядом с домиком уже высилась аккуратная стопка дров — еще одно доказательство, что хозяин не по своей воле забросил свое жилище. Хибари скептично на него взглянул и вышел, стараясь как можно шире расставлять ноги. Ходить было неудобно и больно. Выслеживать он решил зайца — помнил, как однажды по заказу убил на охоте рыцаря — тот как раз участвовал в сезонной травле зайцев. Оставив на дереве первую зарубку, чтобы без труда найти обратную дорогу, если зайдет слишком далеко, он направился в глубь чащи. Как и ожидалось, он быстро отыскал заячьи следы — судя по ним, зверек как раз носился в поисках места для сна, что было неудивительно, ведь они спят только днем. Чем дальше Хибари уходил, тем тревожнее ему становилось. В шелесте листвы он слышал чьи-то осторожные шаги, в каждом треске сломанной ветки — тихий шепот, и его это нервировало. Интуиция вопила во всю глотку, и не доверять ей было бы верхом глупости. За ним следили, и единственное, что он мог сейчас — это увести их подальше от Мукуро. Мукуро — только его. Видимо, преследователи поняли его нехитрый замысел и решили выйти из укрытия. Хибари шмыгнул в сторону, когда мимо него пролетела и врезалась в дерево стрела, и тут же сгруппировался, защищая лицо и шею руками — с другой сторону на него набросился еще один. Как и ожидалось, их было всего двое — разведчики целой толпой не носятся, а значит разобраться с ними не так сложно. Так он думал бы до того, как стал практически калекой. Клинок слегка вспорол кожу на руках — Хибари успел отпрянуть, и пришлось сразу нырнуть в кусты, скрываясь от очередной стрелы. Это было унизительно, но он решил бежать. Он хотел свиснуть, чтобы предупредить Мукуро об опасности, но вовремя понял, что вместо побега тот попрется ему на выручку. — Хах, словно старика преследуем! — насмешливо крикнули со спины. Шаги приближались стремительно, звякнул металл вытаскиваемого из ножен меча. Хибари резко вильнул в сторону за деревья; очередная стрела оцарапала его шею, а следующая, задев ветки, пронзила руку чуть выше локтя. Он упал и, перекатившись по земле, помчался дальше, на ходу вытаскивая из руки стрелу: она вошла неглубоко, благодаря тому, что ее полет на мгновение замедлился, когда она продиралась сквозь густые ветви. Он обернулся, выставляя перед собой нож, и противно заскрипело железо, высекая из клинков искры. Нож разлетелся на части, и преследователь замахнулся снова, как вдруг отлетел назад, падая ничком на землю. Хибари недоуменно взглянул на то, как тот кривится, пытаясь глотнуть воздух, а в его шее торчит самодельная грубо стесанная стрела, которая и летать-то должна с трудом. — Это последний?! — раздался позади громкий оклик, и Хибари повернулся на голос, воинственно сжимая кулаки. К нему приближался мужчина с колчаном за спиной, в руке он расслабленно держал такой же самодельный лук. — Эээ... ты не из наших? — удивился он и вскинул оружие. На его предплечье красовалась красная повязка — символ свободы. Символ повстанцев. — Хибари Кея, — ответил Хибари, и тот изумленно отступил, вновь опуская лук. — Спасибо за помощь. *** Мукуро с трудом высек искру, которая печально потухла, даже не попытавшись поджечь дрова. Чтобы не быть окончательно бесполезным, он решил порыскать в поисках какой-нибудь пищи, но обнаружил лишь омерзительные куски червивого мяса. Поэтому так воняло в доме. Собрав кое-какой скарб, он просто подумал, что стоит дождаться Хибари — пусть тот и будет издеваться над его неумением управляться с бытом. В конце концов, он был лордом столько времени, что не удивительно, почему он позабыл все хитрости обыденной жизни простолюдина. Время шло, а Хибари все не появлялся, и Мукуро стал волноваться. На него могли напасть, да он и сам вполне мог потерять сознание где-нибудь под деревом, и его без особо труда сможет загрызть какой-нибудь хищник. Надо было самому идти искать еду, черт побери. Он вышел на улицу, осторожно оглядываясь по сторонам, и, увидев свежую зарубку на дереве, решил пойти по следам — вдруг и впрямь Кея нуждается в помощи. Едва он прошел с сотню метров, как услышал громкие голоса и лязг доспехов. Пришлось спрятаться в зарослях и затихнуть. Выглянув из-за веток, он увидел небольшой королевский отряд, очевидно, совсем недавно побывавший в бою: тащили раненных, едва волоча ноги, а некоторые шли с пустыми колчанами и ножнами. Либо они столкнулись с бандитами — хорошо вооруженными и организованными, либо с повстанцами. Мукуро дождался, когда шаги и голоса утихнут, и побрел дальше, мучаясь сомнениями. Зарубки все еще попадались на глаза, но самого Хибари нигде не было видно. Если он потерял сознание, то отряд бы наткнулся на него стопроцентно, и сейчас Мукуро увидел бы его в их компании. Значит... вполне возможно, Кея просто перешел к повстанцам. Точнее, к Каваллоне. Мукуро понимал, что Кея в любом случае вернулся бы за ним — слишком уж сильна у него жажда мести, но... Не лучше бы избежать боя? Он решил, что если придется драться, то драться он будет на полном серьезе, но он по-прежнему не хотел убивать Хибари. Не лучшая ли это возможность отпустить его? Внезапно он наткнулся на мертвое тело: солдат, судя по легким доспехам — разведчик. Из горла у него торчала самодельная стрела, и были срезаны петли с пояса, значит, с него сняли ножны. Здесь точно были повстанцы. Мукуро огляделся. Трава была примята — явный признак борьбы, а неподалеку валялся разломанный нож, что они нашли у убитых ими разбойников. Сомнений не было — Кея точно был у повстанцев. Мукуро сел рядом с трупом и задрал голову кверху, разглядывая лениво покачивающуюся на ветру крону деревьев. Если бы он знал, что им досталось так мало времени... В голове всплывали воспоминания в мельчайших подробностях: первая встреча, когда Хибари появился в его кабинете и попытался его убить; темная душная темница, лежащие кучкой дохлые крысы и хриплые вскрики, сопровождающие их первый раз; новость о боях, которая заставила его впервые что-то почувствовать к Кее; Каваллоне, в конце концов, из соперничества с которым все и началось; все те дни, что прошли в столице, наполненные напряжением и болью — даже тогда Мукуро умудрялся испытывать хоть какое-то подобие счастья. Пора это все перечеркнуть? Кея грезит о Каваллоне едва ли не больше, чем о сражение с ним, так зачем же опять отрывать его, когда он всего в шаге от желаемого? Может быть, если бы не прошлая ночь, Мукуро бы так просто не смирился, но Кея отдался ему только потому, что так сильно хотел Каваллоне. Если он настолько его желал, что даже не сопротивлялся, то о чем может быть речь вообще? Мукуро вздохнул, сам не понимая — облегченно или, наоборот, горестно, и поднялся, отряхивая и без того грязные штаны. С этого момента ему нужно в первую очередь позаботиться о самом себе, а проблем у него и так навалом. Он постоял немного, перекатываясь с носка на пятку, а потом развернулся в другую сторону. Ему предстоял долгий путь. *** Тронная зала была наполненная расфуфыренными лордами и леди, а церемониймейстер все называл и называл новые имена. Бельфегор восседал на троне, который фактически ему еще не принадлежал, и с легкой улыбкой приветствовал гостей, выказывающих ему свое почтение. Вайпер, даже в такой знаменательный день наряженная весьма неброско, стояла рядом, по левую его руку, с другой стороны от Виллани, холодно оглядывающего присутствующих. Несмотря на его явное желание присоединиться к преследованию ордена сопротивления и поимке Рокудо Мукуро, ему пришлось остаться возле короля — по прихоти самого короля, разумеется. Бьякуран тоже присутствовал — не мог не присутствовать. С ним поздоровались герцоги, что удивляло: они предпочитали не опускаться до общения с кем-то, чей титул ниже маркиза. Такая любезность могла быть вызвана лишь тем, что Бельфегор, не принимая во внимание его ответ на сомнительное предложение, рассказал своим приближенным о том, что собирается сделать. Что ж, это было в его духе. — Коронация нового короля спустя всего два месяца после смерти старого? — шепотом возмущались где-то в стороне. — Это просто вопиющее безобразие. — Его Величество всегда был таким, так что неудивительно. У него были напряженные отношения с братом. — Но такое неуважение!.. Хотя бы по отношению к традициям. — Остается надеяться лишь на то, что его правление долго не продержится. Орден сопротивления должен обратить внимание в первую очередь на него, а не на нас — простых лордов. Думаю, герцог Буфе стал бы отличным правителем. Бьякуран усмехался, слыша такие переговоры. Неудачное время для критики Бельфегора, у которого шпионы есть наверняка даже в уборных комнатах. Будет неудивительно, если спустя несколько дней эти беспечные лорды «случайно» умрут на охоте или просто пропадут без вести. Джессо бродил по зале, ощущая на себе любопытные, неприязненные и даже жалостливые взгляды: все уже со всех сторон обсосали сплетни о том, как Занзас и Мукуро отреклись от своих титулов и стали изменниками короны. Кто-то причислял Бьякурана к ним, ожидая от него такой же подлянки, кто-то сочувствовал и пытался утешить, чем только еще больше раздражал, а кто-то искренне радовался, что безумной тройки лордов, не вписывающихся в высший свет, больше нет. — Рада встрече, граф Джессо, — окликнул его тихий голос. Бьякуран обернулся и опустил голову, разглядывая свою собеседницу. Это была Хром. Он видел ее в момент, когда Бел объявил о предательстве Мукуро. Видел, как стойко она держалась, несмотря на обращенные к ней насмешливые и лживо-сочувственные взгляды, несмотря на то, что ее тетя тут же бухнулась в обморок и несмотря на то, что с этого момента ее репутация безнадежно была потеряна — большая ее часть уж точно. Она кротко принесла извинения за поведение своего жениха, объявила о разрыве помолвки, что было само собой разумеющимся, иначе ее бы тоже обвинили в измене, и удалилась, уводя за собой тетю, едва ли не заливающуюся слезами. После того дня она на приемах не появлялась, но коронацию пропустить не имела права. Бьякуран, быстро глянув в сторону, заметил ее дядю — сухенького старикашку с суровым выражением лица и орлиным носом. Вот кто Мукуро на дух не выносил, словно видел его насквозь. Как Мукуро не бился, пытаясь расположить его к себе, признания с его стороны он так и не получил. Оказывается, не зря. Наверняка этот старик даже втайне был рад, что оказался прав. — Как ваше самочувствие, миледи? — спросил Бьякуран, позволяя ей ухватиться за свой локоть. Они прошли в сторону, подальше от любопытных глаз, от коих даже здесь избавиться полностью было невозможно. — Благодарю, уже лучше. Тете нездоровится, но она, честно говоря, немного преувеличивает. Бьякуран отметил то, что Хром двигается и ведет себя вполне свободно, хотя глаза у нее были все еще слегка припухшие и покрасневшие. Наверное, это была вторая женщина во всем мире, к которой он не чувствовал отвращения и неприязни. — Граф... — внезапно замялась Хром, и ее рука чуть сильнее стиснула его локоть. — Вы... ведь знаете, что с Мукуро? Он жив? С ним все в порядке? — Я и сам хотел бы знать, — отвел в сторону взгляд Джессо. Они были лучшими друзьями, но после побега ни Занзас, ни Мукуро не спешили ему отправить хотя бы весточку. Всего пару слов, что с ними все в порядке, и он уже был бы счастлив. — Но он в опасности, ведь на него открылась охота. — Как и за графом Вонгола? — Да... как и за ним. Хром вздохнула и легко улыбнулась, поднимая на него глаза. Бьякуран почувствовал, как на мгновение замерло сердце. — Вы хорошо справляетесь. Я... даже немного завидую. Бьякуран удивленно вскинул брови. Ну конечно. Она всего лишь юная девушка, влюбленная по уши, которую предали и бросили на произвол судьбы. Ей не выйти замуж, не заслужить прочного положения в обществе... тем не менее, она находит в себе силы улыбаться, приветствовать знакомых, терпеть любопытство посторонних. Глупо было думать, что она не испытывает боль. — На самом деле, не очень хорошо. Не так, как хотелось бы. Я прошу простить моего друга за его ужасный поступок. — Нет нужды извиняться за то, в чем вашей вины нет. Мукуро я понимаю — он обрел свободу, которой нам всем не хватает. Я бы... тоже хотела уйти, но я не могу бросить родных. — Хром посмотрела на Бела, благосклонно улыбающегося со своего трона. — Я бы врагу не пожелала такого правителя. Нас всех ждет тяжелое будущее, так что в побеге от этого я не могу никого винить. — Хром присела в реверансе, отойдя в сторону. — Спасибо за разговор, граф. С вашего позволения, я покину вас. Бьякуран склонил голову и проводил ее взглядом. Наверняка она тоже чувствовала себя еще хуже после их краткого общения. Вскоре началась коронация. Бьякуран смотрел, как архиепископ благословляет Бела, как тот приносит свои клятвы, которые обязательно сто раз нарушит, и как на его голову опускается корона — корона, которая еще совсем недавно украшала голову его старшего брата Расиэля — короля, который был ее действительно достоин. — Я, граф Дешер, клянусь сохранять верность короне, всеми силами поддерживать защиту королевства... — преклонил колено первый вассал. Бьякуран стоял, ожидая, когда назовут его имя, и даже не волновался. Пусть разговор с Хром заставил его настроение упасть ниже отметки минус сто, но после него он еще больше удостоверился в своем решении. Быть может, ему удастся даже увидеться с ММ, которая покинула празднование Сезона еще в самом начале, когда ее мужу не здоровилось. — Граф Бьякуран Джессо, — громогласно объявил церемониймейстер, и Бьякуран поглубже вздохнул, выходя вперед — к трону. Бельфегор смотрел на него так, словно понимал, что он собирается сделать. Хотя, возможно, он и понимал. — Я отказываюсь, — произнес он, едва по привычке не поклонившись. Его голос показался ему преувеличенно громким; по зале прокатился изумленный ропот. — Я не признаю вас королем. Бельфегор усмехнулся и чуть подался вперед, показывая свой интерес. Виллани за его спиной положил руку на эфес меча, готовый в любой момент сорваться с места. — Как интересно... — протянул король. — Это ваше окончательное решение, граф? — Да. Я хорошо подумал, Ваше Величество. — На что вы надеялись, объявляя об этом? Вы понимаете, что это измена? — Нет, я по-прежнему верен королевству. Я не бегу, а говорю откровенно и искренне. Пока в ваших действиях я не увидел ничего, что сделало бы вас достойным короны. Возможно, мое мнение изменится. Вы, можно сказать, новатор, так почему бы не нарушить еще одну традицию: отпустите меня, а я клянусь, что буду трудиться на благо нашей страны — не на ваше. Бьякуран знал, что Бел не откажется. Ему доставляло удовольствие попрекать все традиции и общепринятые нормы, а еще не заботила сама страна, он был авантюристом, и совсем не заслуживал короны. Но это играло на руку. Бельфегор долго смотрел на него, а потом его словно осенило. Он щелкнул пальцами, наверняка вызвав еще одну вспышку недовольства среди лордов, и широко улыбнулся. — Это правда. Я не поклонник безнадежно устаревших традиций и правил, но это не значит, что я в восторге, когда ко мне не проявляют должного уважения. Я ценю вашу смелость, граф, и лишь поэтому отпускаю вас. И, в связи с этим, хочу внести небольшие изменения в сегодняшней церемонии: все, без исключения, могут решать, приносить ли мне клятвы верности или же нет. Обещаю, что никаких последствий не будет. — Ваше Величество, — воскликнул Виллани, но Бел резко осадил его. — Это мое решение. Я хочу, чтобы люди были искренни. Бьякуран поклонился и отошел в сторону, смешиваясь с толпой. Лорды были взволнованы неожиданным поворотом событий и были в замешательстве. Ну неужели кто-то поведется на такие громкие слова? Не нужно хорошо знать Бела, чтобы понять, что он блефует. Он узнает тех, кто сомневается в нем, и поспешит избавиться. Если эти лорды действительно такие идиоты, что откажутся от присяги после того, как Бел пообещал не обвинять их в предательстве, то их даже не жалко. Бьякуран чувствовал себя на удивление спокойно. Неужели Занзас и Мукуро ощущали себя так же? — Ваша Светлость, — окликнул его уже на улице Виллани. Бьякуран напрягся: не будет же Бел так быстро его устранять. — Я могу как-то изменить ваше решение? — Боюсь, что нет. Виллани учтиво кивнул и смерил его ледяным взглядом. — Надеюсь, вы понимаете, что вас ждет. — Прекрасно. — Бьякуран усмехнулся. — Я бы сто раз принес клятву покойному королю, но я никогда не признаю его брата. — «Брата»? — вдруг развеселился Виллани и отвернулся. — Удачи вам, граф. Она вам понадобится. — Ты понимаешь, что обрекаешь королевство на погибель, защищая Бельфегора? — Я бы попросил не употреблять в отношении Его Величества столь фамильярное обращение, — нахмурился капитан и немного склонился к нему, подходя. — Буду откровенным с вами: если Его Величество пожелает, чтобы я собственноручно разнес это королевство в руины, то я без сомнений это сделаю. — Он отступил назад и поклонился. — Всего хорошего. Это было неожиданное признание. Все прекрасно знали преданность Виллани, но то, что он ставил интересы короля выше интересов королевства, было удивительно, ведь его так же знали, как ревностного защитника устава, в котором четко указано, что страна важнее какого бы то ни было человека. То, что он открыто признал это, не удивляло: судьба Бьякурана была уже решена, а скрывать что-то от будущего мертвеца было ни к чему. Даже если бы он побежал рассказывать всем о его словах, то никто бы не поверил, да еще и заклеймили бы лжецом и наговорщиком, одним из изменников. Бьякуран перевел дух и поспешил вернуться в замок. Ему хотелось как можно скорее вернуться домой и отмыться от грязи «высшего» света. *** — Мы... мы и не надеялись найти вас, — все еще удивлялся новый знакомый Тиан, ведя его какими-то витиеватыми тропами. Хибари следовал за ним, мрачно глядя на его спину, и мечтал о том, чтобы он просто заткнулся. — Там, в Колизее, все пошло не так, как мы планировали... — Я заметил, — перебил его Кея. Ему до рези в ногах хотелось остановиться: он устал, у него болело колено, и жара действовала на нервы. Он и так успел обгореть накануне, пока они с Мукуро носились по берегу моря, скрываясь от преследователей, поэтому было вдвойне тяжело. Глядя на рослого Тиана, который за всю дорогу не издал ни одного усталого вздоха, ему становилось еще хуже. Его подгоняло упорство, нежелание казаться слабым и, конечно же, желание увидеть поскорее Дино. Тиан уже успел сообщить о том, что он жив, хотя и ранен. — После недавней стычки с лазутчиками мы оказались в тяжелой ситуации. Эти ублюдки даже на женщин нападали! — потрясая кулаками, негодовал мужчина, не обратив внимания на то, что его грубо оборвали на полуслове. — Дино сражался с нами в первых рядах, хотя только очнулся от тяжелой болезни. Преданности делу у него не отнять — он просто идеальный лидер. Хибари скосил на него глаза. Хоть он и свыкся с мыслью, что Дино стал главой повстанцев, все же было странно представлять его в такой роли. — Они с женой так хорошо смотрятся вместе! — Хибари вздрогнул. — Она так за ним ухаживала, пока он валялся в отключке, переживала. Я недолго знаком с ними, но, едва увидев, сразу понял, что лучше пары не найти. Моя жена тоже меня очень любит, она без раздумий поддержала меня, когда я решил присоединиться к восстанию. Лорды заслуживают такой участи, они обращаются к нам, как к скотам!.. Он все трепался и трепался, резко перепрыгивая с одной темы на другую, и это действовало на нервы неимоверно. А информация об Аните вообще выбила из колеи — Хибари и думать о ней забыл, а когда вспомнил, не понял что испытывает больше: ревность или вину. — Вот мы и на месте! Мы боимся жечь огни, поэтому пока обходимся овощами и фруктами, но они заканчиваются, а мы ищем новое убежище... — Тиан не договорил, Хибари ринулся вперед, услышав имя Дино. Этот лагерь был совсем крошечным. Место для раненых занимало большую часть, большинство лежало прямо под открытым небом, в воздухе чувствовался отчетливый запах крови, мочи и гноя, и на каждом шагу слышались болезненные стоны и невнятный бред мечущихся в полузабытье. Хибари шел настолько быстро, насколько мог, игнорировал удивленные возгласы и изумленные взгляды безошибочно узнавших его людей и нос к носу столкнулся с Анитой, выходящей из импровизированного шалаша. — Хибари? — отшатнулась она, ошарашенная его внезапным появлением, и Хибари застыл как вкопанный, глядя на нее. — Ох, ты... как? Ты выбрался? Ты как нашел нас? — Конь... Дино здесь? — вместо ответа спросил он, нетерпеливо хмуря брови, и она кивнул, посторонившись. Хибари знал, что Каваллоне ранен, но не ожидал, что так серьезно. Он ворвался внутрь, замер, привыкая к полумраку, и едва не упал, едва устояв на подогнувшихся ногах. Дино лежал на шкурах, укрытый, несмотря на жару, в теплое покрывало, и выглядел так, словно он уже умер. Его лицо было белым — белее, чем у самого Хибари, губы посинели, а на лбу выступила испарина. Он трясся в лихорадке, а его рука, покоившаяся на покрывале, распухла, и из-за потемневших, пыльных бинтов виднелись темные пятна и кровоподтеки. Хибари хотел шагнуть к нему, но не мог. Только сейчас он мог в полной мере понять, насколько сильно изменился Дино с первой их встречи. Неуклюжий, добродушный, с лучистыми глазами и дружелюбной улыбкой, он словно был открыт всему миру, готов был обнять первого встречного и отдать ему последнее гроши... Сейчас он стал другим: отчужденным от остальных людей, с навязчивой идеей-фикс, хладнокровный, безжалостно разбрасывающийся чужими жизнями, в его взгляде отражался лишь блеск металла, а теплая улыбка сменилась натянутой ухмылкой. Хибари любил прежнего Дино, любил и нынешнего — для него просто раскрылась его другая сторона, но самое большое изменение, с которым он смириться не мог — это его физическое состояние. Рослый, крепкий, сильный — по его внешнему виду можно было сказать, что он точно проживет до ста лет, теперь же перед Хибари предстал изможденный, мучимый болями мужчина, которому не дашь и пару дней жизни. И все из-за него. С кем бы не соприкасался Хибари, всем он сделал только хуже: Анджело, Шамал, Скуало, Анита. Даже Мукуро. Теперь и Дино. Он вышел и ошарашено прикрыл ладонью рот, глядя себе под ноги, на копошащихся в траве насекомых. Совсем по-другому он представлял их встречу на свободе. — Лука сказал, что все образуется, — нерешительно произнесла Анита, еще не понимавшая как ей общаться с Хибари. — Это наш врач... Ему хотели отрезать руку, но удалось спасти... Он собирался к тебе, но на наш лагерь напали, и его ранили, поэтому... — Она снова замолчала. Хибари будто бы ее не услышал, даже не взглянул на нее. Анита смотрела на него без неприязни, что было удивительно для нее самой, и с ужасом и непонятной грустью замечала все больше и больше: осунувшееся лицо, погрубевшую кожу, слезавшую лоскутами с обгоревших плеч, толстый слой бинтов, проглядывающий из-под неряшливой рубашки, бесчисленное количество шрамов — на руках, шее, застарелые синяки — не таким она его запомнила. Как, должно быть, больно было Дино видеть его таким. — Ты меня винишь? — спросил вдруг Хибари, по-прежнему не поднимая на нее глаз. Голос его казался совсем отчужденным. — Нет. Если мне и кого винить, то только Дино. Если бы он не захотел, то ничего не произошло бы между... вами. — Да? Я вот не знаю. — Хибари поежился, словно от холода, и этот жест показался Аните совсем несвойственным ему. Она его совсем не узнавала. — Извини. — А? — Это было удивительно вдвойне. Она помнила, как он огрызался, когда Дино пытался заставить его попросить прощения за какую-либо грубость (а таких моментов было очень много), и за все время, что он прожил у них, она не слышала от него извинений. Хибари серьезно и уверенно взглянул на нее. — Не говори обо мне. Увези куда-нибудь, как можно дальше. — О чем ты... — Меня не было в вашей жизни, никогда. Придумай что-нибудь, соври. Тебе он поверит. Анита не понимала ни слова в его речи. Куда увезти, в чем соврать, зачем? — Он тебя любит, — добавил Хибари. — Может быть, — улыбнулась Анита, болезненно сведя брови. — Тебя — больше. — Уже нет, — ответил он и снял со своей шеи шнурок, на которой болтался какой-то простенький кулон и крохотная склянка. — Скоро все разрешится. — Он глубоко вдохнул и снова вошел в палатку. Если Дино не прекратит, то с ним случится то же, что и с Шамалом. Хибари хотел бы, безумно, отправиться с ним куда угодно, но это ничего хорошего бы не принесло в итоге. Все, кто был ему дорог, оставляли его, в конце концов. — Эй, конь, — позвал Хибари, присаживаясь на колени рядом с Дино. Он провел рукой по его взмокшему лицу, убирая налипшие пряди волос, и не смог сдержать улыбки. Все-таки он был рад его увидеть, даже в таком состоянии. — Помнишь, ты вытаскивал пулю из моего плеча? — тихо спросил он. — Я мог тогда умереть. Каждый раз ты спасал меня, наверняка даже не понимая этого. Каждый раз, когда я хотел покончить со всем, когда готов был примириться со всем, что происходит, я вспоминал твое лицо. Твои руки, голос... — Хибари закрыл рукой глаза и опустил голову. Зубы неприятно клацали друг о друга. — Я хочу спасти тебя... я... — Он замолчал, не в силах вымолвить и слова, и, найдя пальцами ладонь Дино, сжал ее. — О... неужели?.. — едва слышимый голос заставил его вздрогнуть и открыть глаза. Дино смотрел на него из-под полуопущенных ресниц и натянуто улыбался, словно бы не верил в то, что видел. — Может быть, не так и плохо бредить... — Он хотел усмехнуться, но болезненно скривился, скрипнув зубами, и удивленно посмотрел на Хибари, когда тот сильнее сжал его руку. — Кея! И правда ты... — Он попытался сесть, но Хибари уложил его обратно. Тогда Дино схватился за его руку, боясь, что он исчезнет, как множество раз прежде. — Я говорил с тобой так много, а потом понимал, что просто брежу. — Он с трудом поднял его ладонь к своему лицу и прижался к ней губами. — Я налью тебе воды, — осторожно выбрался Хибари и повернулся, ища взглядом хоть что-то жидкое. Рядом с больными всегда кладут чашку с водой. — Не нужна мне вода, — отмахнулся Каваллоне, но Хибари все же нашел кувшин с теплой чистой водой и, немного помявшись, вылил в нее содержимое склянки, что подарил ему Мукуро. Когда он подносил кувшин к губам Дино, то буквально чувствовал, как внутри все восстает против этого. Когда Дино сделал глоток, Хибари выронил кувшин и отвернулся, пытаясь себя сдержать. — В чем дело? — беспокойно спросил Дино, подтягиваясь и обнимая его здоровой рукой. — Эй, мы же теперь вместе, на свободе, ты чего? — Ты был бы счастлив со мной, думаешь? — Конечно. Никогда прежде я не чувствовал себя так, как рядом с тобой. Ты вся моя жизнь. — Дино подцепил пальцами его подбородок и ласково посмотрел на него: сейчас такая улыбка адресовалась только ему, а не целому миру, как раньше. Хибари убрал его руку от своего лица и хотел отвернуться, но вместо этого обнял его, утыкаясь лицом в его плечо. Дино чуть слышно простонал от боли из-за резкого движения, но все же прижал его к себе. Боль — ничто перед тем облегчением и радостью, что он сейчас испытывал. — Я люблю тебя, ты знаешь, — сказал Хибари. — Как... слишком для тебя. Что происходит? Ты как будто прощаешься со мной. — Дино осторожно отстранил его от себя и хмуро посмотрел ему в лицо. Хибари усмехнулся. — Не ожидай, что я буду так любезничать все время. Завтра снова будешь получать по лошадиной морде. Дино посмеялся, расслабившись, и потер глаза. На него внезапно стала наваливаться сонливость. А так не хотелось смыкать глаз, когда столько всего он хотел сказать! — Тебе нужно отдыхать, глупый пони, — толкнул его на шкуры Хибари. Дино утянул его за собой, сгребая в объятия. Невольно вспомнилась прошлая ночь, но тут же выветрилась: сейчас эмоции были совсем иными. — Как скажешь, — ткнулся губами в его висок Дино. — Обещай, что когда я проснусь, ты будешь рядом. — Обязательно, — кивнул Хибари, и услышал, как дрогнул его голос. Он лежал, прислушиваясь к его дыханию, слушая биение его сердца, и сжимал губы, прижимаясь теснее. — Эй, ты уже уснул? — спросил он и прерывисто вздохнул, не услышав ответа. Вот и все. — Конь... — позвал он его против воли и потряс за плечо. — Дино. Эй, проснись. — Еще бы разок услышать его. Он звал его еще и еще, пока не понял, что это бесполезно. В груди все сжималось, что дышать было трудно, и он поднялся, пытаясь привести себя в порядок. Из горла вырвались судорожные вздохи, и было больно — просто больно, куда больнее любых физических страданий. Он вылетел из палатки, с трудом переводя дыхание, и быстро отыскал Аниту, сидевшую с задумчивым видом у костра. — Мне нужна лошадь, — потребовал он без всяких объяснений. — И, если есть, какое-нибудь оружие. Желательно тонфа. — Тон-что? — Забудь, — скрипнул зубами Кея. В этой стране про это оружие никто понятия не имеет. — Я возьму лошадь, — направился он к привязанным у деревьев коням, жующим траву. Анита поспешила за ним. — Ты уже покидаешь нас? А как же Дино? Ему еще нельзя передвигаться, подожди хотя бы... — Он остается, — коротко бросил Хибари. Анита растерянно остановилась, а потом нагнала его, когда он уже накидывал седло на одну из лошадей. — Он тебя отпустил? — Ему пришлось. — Хибари, скажи мне, что случилось? — развернула она его к себе, грубо схватив за плечо. Хибари одарил ее пронизывающим холодом взглядом и вернулся к своему занятию. — Все будет по-старому. Если можешь, то прости его. — Хибари вскочил в седло и, не медля, пришпорил лошадь. Ему хотелось поскорее сбежать. Ему что-то кричали в спину; видимо, пытались задержать, ведь он каким-то неведомым образом должен был им помочь, но помогать ему никому не хотелось. Этот орден ничего хорошего не ждет, если он останется в нем, да и он сам не мог. Он подгонял лошадь все сильнее и сильнее, до хруста стискивая челюсть и сжимая в руках поводья. Он сделал все правильно, но от этого не становилось легче. Как же ему хотелось самому обо всем забыть, вернуться к себе прежнему, остаться в спасительном одиночестве и снова закрыться в себе. Он знал, что нельзя ни к кому привязываться, нельзя ни с кем сближаться, он, черт возьми, этому и следовал столько лет, так какого черта!.. Хибари резко натянул поводья, и лошадь, встав на дыбы, остановилась, оглушив его жалобным ржанием. От ветра, бившего в лицо, слезились глаза. У него больше ничего не осталось.