Легенда о Тайной Страже. Книга I

Баранор задумчиво стоял у стрельчатого окна галереи и выбивал дробь пальцами на раме. Фарамир молча встал рядом, кивнув ему. — Странная идея возникла у целителя, — нарушил, наконец, затянувшееся молчание Начальник Стражи. — Нехорошая, я бы сказал… — Это тот твой «умелец»? — уточнил Фарамир. — Ну, пойдем, поговорим с ним… Тошнотворный душок разложения плыл по подвалу. Тело Халласа было прикрыто простыней. Целитель был молод, быть может, ровесник Фарамиру, может, парой лет старше. Он задумчиво помешивал угли в таганке, на котором кипятился таз с инструментами. — Друг Виниарион, — окликнул целителя Баранор, — расскажи-ка лорду Наместнику, что ты там надумал. Виниарион поклонился. — Что ж, лорды, если мое предположение верно… То тело Стража нельзя выдавать родственникам, его придется сжечь. — Не начинай с конца, — оборвал его Начальник Стражи. — Говори толком. Виниарион недовольно поморщился, но продолжил. — Что ж, причиной смерти была рана, нанесенная ножом в сердце. Но причиной его странного поведения была все-таки болезнь. Заразная болезнь, увы, — Виниарион торопливо заступил дорогу Фарамиру, который хотел, было, шагнуть к телу погибшего Стража. — Не прикасайтесь, мой лорд! Или сперва покажите руки! Оторопевший Наместник протянул руки целителю, и тот придирчиво обследовал кожу. — Что ж, ранок и ссадин нет. Должно быть, опасности не будет, но лучше все-таки не трогать. — Да что за зараза, говори же! — потребовал Фарамир. — Боязнь света, отказ от воды, жар, беспричинный приступ гнева, — вполголоса перечислил Виниарион. — А на руке у него старый укус, примерно двухнедельной давности. То ли собака, то ли лиса, не разберешь теперь. — Водобоязнь?! — как ни крепился Наместник, все-таки непроизвольно отступил на шаг от тела. Целитель грустно кивнул. — Ему еще повезло, что его убил этот умбарец, — вздохнул он. — Ему предстояла куда более мучительная, но неотвратимая смерть… — Да, — Фарамир заметно побледнел. — Валар, а что, если зараза распространилась… — Животное, укусившее его, скорее всего, давно сдохло, — целитель пожал плечами. — Осталось только узнать, не мог ли кто-то другой от него заразиться. Хоть его противник. Фарамир вспомнил Ангамайте — ран у него, вроде бы, не было. — Достаточно простой царапины и соприкосновения с кровью или слюной, — уточнил Виниарион. — Я бы понаблюдал за этим умбарцем ближайшие две недели… На всякий случай. Больше он ни с кем не встречался? Баранор с Фарамиром переглянулись, не скрывая ужаса на лицах. — Девочка, — выдохнул Начальник Стражи. — Да куда же она делась! — Постой, — попытался возразить Фарамир. — Чего это мы так перепугались? Они дошли вместе от «Заводи» до трактира на первом круге, но и только… — И ни разу не поцеловались? — Баранор закрыл лицо ладонями. — Маловероятно, — спокойно заметил Виниарион. — Я мало занимался этой болезнью среди зверей, но все-таки знаю, что она передается при укусе, через рану. Если слюна попадает в кровь. Так что эта девочка может оказаться здоровой, как и умбарец, но… — Все силы Стражи на это дело, — кратко распорядился Наместник. — Живую, мертвую, больную или здоровую, мы должны ее найти. Не может быть так, чтобы в Городе среди бела дня пропадали люди. Но сохранить этот случай в тайне нам вряд ли удастся. — Почему? — удивился целитель. — Пока знаем только мы трое. — Потому что у Халласа осталась мать, — отрезал Наместник. — И потому, что умбарца придется продержать в заточении две лишних недели. Я даже больше скажу, скорее всего, его придется предупредить о том, что случилось, иначе посещения целителя будут казаться странными. — А если в городе начнется паника? — усомнился Баранор. — Не начнется. Даже на моей памяти были случаи, когда в Городе оказывались животные, больные этой болезнью. Вот случаев гибели людей не упомню. — Было такое семь лет назад, — возразил Виниарион. — Тогда-то я и заинтересовался этой хворью, но ненадолго… Охотник ночевал в пещере с летучими мышами… Наместник развел руками и кивнул в знак того, что верит. — Я благодарю тебя, целитель Виниарион, за то, что ты разгадал эту загадку. Я постараюсь сам объяснить матери Халласа, почему ее сын не будет похоронен так, как это полагается по обычаю, но я прошу тебя помочь нам еще. — Проследить за умбарцем? — целитель понимающе улыбнулся. — Что ж, слушаю, мой лорд. Если вы найдете еще кого-то, кто мог пострадать, я займусь этим делом. — Мне придется объяснить умбарцу, почему мы продолжаем держать его в заточении? — негромко спросил лорд Баранор. Фарамир кивнул. — И искать Фреавин. И молить Владыку Судеб, чтобы она оказалась здорова, потому что это страшная смерть. Халласу еще повезло… *** Даже мать Халласа, красивая женщина в темно-красном платке на побитых сединой косах, сказала именно это. Сказала — и рухнула головой на стол, заливаясь слезами и ударяясь виском о край столешницы. Младшая дочь кинулась удерживать ее, старшая уткнулась лицом в плечо мужа и беззвучно всхлипывала. — Ведь сейчас мир, лорд Наместник, — решительно сказал мужчина, низкорослый, но крепкий кузнец. — Как же так выходит, что наших ребят продолжают убивать умбарцы? Он будет повешен? — Нет, только заплатит за драку, — Фарамир покачал головой. — Не он первым обнажил оружие. — Он заставил Халласа драться с ним, — настаивал кузнец. — Он заставил брата моей жены обнажить оружие и убил его. Убил в нашем городе, в нашей стране. Убил посреди мира. — Если бы Халлас был в здравом рассудке, — начал было Фарамир, но тут его яростно перебила мать Халласа: — Мой сын был в здравом рассудке! Здоров он или болен, он сделал только то, что должен был сделать! Что я скажу своему мужу, когда увижусь с ним за Гранью мира? Что его сын пал от руки того же врага, но никто не отомстил за его смерть? — Где справедливость, лорд Наместник? Я не ношу родичей в кошеле на поясе, — поддержал женщину кузнец. — Разве деньги этого пирата вернут нам Халласа? Какая разница, был ли он болен или здоров, если его убили? — Халлас обнажил оружие первым, — возвысил голос Фарамир. — То самое оружие, на котором он клялся защищать честь и законы Гондора, которые запрещают применять его в мирное время. По закону он должен был быть осужден за это, — он сбавил тон, как только женщина подняла на него округлившиеся от ужаса глаза, — но поскольку доказано, что он был болен, все обвинения с вашего родича сняты. Примите соболезнования Гондора. Белая Башня не забудет своего Стража. Он шагнул вперед и поклонился женщине. Потом обернулся к кузнецу. — Вот справедливость, — сказал он резко. — Умбарец заплатит лишь за свои слова, которые вызвали эту драку, и это тоже будет справедливо. Но я советую тебе быть осторожнее и в словах, и в деяниях, чтобы тебе тоже не пришлось платить за них. По законам и по справедливости. Кузнец заметно помрачнел, младшая сестра Халласа выпустила мать из объятий и встала. — Мы гордимся тем, что наш брат отдал жизнь за Гондор, — тихо сказала она. — Две недели назад Халлас был на задании за стенами Города. Там его укусила бродячая собака, их там очень много. Теперь он мертв. Он выполнил приказ Белой Башни, и теперь он мертв, лорд Наместник. Кто должен заплатить за его смерть по законам и по справедливости? Фарамир на миг прикрыл глаза, пораженный услышанным. Потом медленно проговорил: — Если его командир или кто-то из товарищей знал об этом, они понесут наказание, потому что он не обратился к целителю. Если он скрыл эту рану… — Он скрыл, — отмахнулась мать, утирая слезы краем вдовьего платка. — Не нужна нам никакая справедливость. Если бы мой сын был уверен, что над ним не будут смеяться от того, что он не сумел одолеть даже бродячую собаку… Наместник подавился всеми словами, которые он хотел произнести. Конечно, Халлас был очень молод, но бояться насмешек больше, чем реальной опасности?.. Или вот истинная причина, побудившая мальчишку пойти в Стражу и жить в казармах — семья, научившая его бояться насмешек? *** Он ушел, опечаленный всем увиденным и услышанным. Не выдержал и свернул вниз по улице. На Первый круг, к Гостиному двору на улице Ламповщиков. К тому самому трактиру, из которого исчезла Фреавин. Судьба девочки тревожила его все сильнее, казалось, что клепсидра судьбы отсчитывает мерные капли, и если они не найдут ее раньше, чем перельется вода, будет еще одна беда среди мирного города, беда, которая ляжет пятном на его совесть, потому что он не смог исполнить свой долг и защитить ее. В трактире было душно и шумно, спускался вечер, и в большой зале было множество посетителей. Уже на пороге он услышал звучный голос, ведущий за собой хор других, хороших и не очень, пьяных и трезвых. Хлопали в такт ладони. «Черная кольчуга Стража, И душа под ней черна от горя! Как же я судьбой наказан, Мне не жить твоей любовью! Хуже ран и смерти даже То, что нам не быть с тобою… На мне черная кольчуга Стража И вся боль моя со мною»* Фарамир хмыкнул, отвлекаясь от тяжелых мыслей. Нашел взглядом певца. Не слишком трезвый менестрель с лютней не носил черной кольчуги — на нем была истрепанная форма итилиенского разведчика, но оружия при нем не было. Наместник Гондора протолкался к столу, отодвинул с дороги какое-то тело, качавшееся на краю скамьи, и уселся подле поющего. Тот недовольно повернулся на столь бесцеремонное вторжение, но узнал командира и тотчас оборвал песню. — Лорд Фарамир? — Здравствуй, Анборн, — он улыбнулся. — Ты пой, пой. — Без второго голоса несподручно, — сверкнул радостной улыбкой Анборн. — Подпевайте, командир! — Угостите командира — подпою, — Фарамир уже смеялся. Анборн сдвинул брови и грозно посмотрел на окружающих. — Где этот трактирщик, чтоб на него дракон сел да поерзал? — вопросил он. — С каких пор нашему командиру приходится ждать выпивки? Сокрушенно развел руками и подтолкнул к Фарамиру собственную кружку, почти всклянь налитую вином. — Нет времени промочить горло, заставляют петь, — пожаловался он. — Угощайтесь, мой лорд. А то, может, споете, а я пока выпью? — Поделим, не впервой, — Фарамир подмигнул ему. — За что пьем? — За то, чтобы в Гондоре гондорским воинам вино подавали вовремя, а не тогда, когда налижутся всякие сволочи, которых мы резали! — провозгласил Анборн, обращаясь к трактирщику, который в дальнем углу говорил о чем-то с явными уроженцами Умбара. — Третьего дня они нашего убили, а нынче, видишь ли, мы должны ждать, пока и нас туда же! Фарамир вздрогнул. — Ты видел драку со Стражем? — Как не видеть! — Анборн осклабился. — Почитай, пять дней отсюда не выхожу. — Это мы с тобой потом обсудим, — оборвал его Фарамир. — Это те же самые умбарцы? — Так в Харлонде всего один их корабль-то стоит, — удивился Анборн. — Конечно, те же самые. Предводителя-то их Стража повязала, а остальным что сделается? Еще как-то отбивать не стали… — Ты девочку видел, которая была с убитым Стражем? Анборн снова криво ухмыльнулся, тренькнули струны лютни. «Ошалел от твоего вранья, Сошел с ума одинокой ночью, В черный день я повстречал тебя, Путь судьбы моей закончен» — Видел, — сказал он, наконец. — Как не видеть. Она тут все плакала над ним, а как Стража-то увела этого умбарца и унесла убитого, так она к выходу поплелась… — Умбарцы в это время были здесь? — мысль была ошеломляющей. — Конечно, где ж им быть? — удивился Анборн. — Но как их этого вывели, так и они ушли… — Одновременно с ней? Или почти одновременно? Разведчик озадаченно помолчал. — А ведь похоже, что так, — заключил он. — Только зачем это вам, мой лорд? — Вот что, — решительно сказал Фарамир, — давай, заканчивай пить и пойди, проспись. Завтра на рассвете ты мне будешь очень нужен. — Слушаюсь, командир! — Анборн лихо изобразил жест салюта и сделал огромный глоток из кружки. — Вот на этом и заканчиваю, только допью, уж очень хочется… «Не убит и не ранен, любовью твоей отравлен, Умираю в мученьях и жизни не прошу…» — А ведь парень-то убит, — вдруг вполне трезвым голосом заметил разведчик. — А эти сволочи… — Тихо, — Фарамир поднял руку, потому что вокруг угрожающе загомонили. — Не хватает здесь еще одной драки со смертоубийством! — Правда, сам виноват, чего, щенок, полез мечом размахивать, мы бы их на пинках вынесли, — безмятежно закончил Анборн и снова запел: «Вспоминаю с тоскою последнее наше прощанье, Но ты не вернешься, а я теперь ношу Черную кольчугу Стража На душе, от горя черной…» — Вот такую чепуху приходится петь, мой Лорд, — посетовал он, — уж прошу прощения, но песни о Короле Эарнуре нынче не слишком в ходу. Насупился и пустил пальцы по струнам в сложном переборе. Тихонько замурлыкал, перебивая окружающих: «Повелитель, до свиданья! Свет пребудет в наших флагах. На мечах наших победа, Твоя память — наше знамя…» ** — Так-то, Лорд Наместник, — певец насмешливо прищелкнул языком. — А какая была хорошая песня! Невместно ее теперь распевать, верно? Король-то вернулся! — А ты, как всегда, против, — Фарамир нахмурился. — Ты у нас всегда против. — Ну, простите, командир, — Анборн развел руками с пьяным раскаянием. — Себе я не вижу так-то ничего хорошего, приходится вот петь всякую чушь… — Никто не мешает тебе сложить хорошую песню и не петь чушь, — возразил Фарамир. — Но пить и ругаться гораздо проще. — А у меня вдохновения нету, — Анборн развел руками, в одной из которых была зажата лютня, а во второй — кружка с вином. — Нету, и все тут! — он издал длинный свист, видимо, призванный изобразить пустоту на месте вдохновения. — Ты приказ понял? — Фарамир тяжело вздохнул. — Закончить пить, проспаться и с рассветом быть у вас, — отчеканил Анборн. — Будет исполнено в точности. А приказа сочинять хорошие песни у меня не было. «Черная кольчуга Стража На душе, от горя черной. Мне могила будет ложем, Смерть — моею нареченной. Ревновать не думай даже, И ко мне не приходи ты, Черная кольчуга Стража, Что под нею — все убито» Народ вокруг заржал. Фарамир покачал головой, фыркнул про себя и начал пробираться к выходу. *** Наутро Анборн был сдержан, строг и подтянут, вот только глаза у него были нехорошие. Не такие у него были глаза, когда они сидели в засадах или собирались в укрытии Закатного Окна. — Я не буду касаться твоего вчерашнего вида, — сказал Фарамир, пристально глядя на разведчика. — У меня для тебя есть дело. Показалось, или в угасших глазах промелькнула искорка живого интереса? — Надо проследить за кораблем умбарцев в Харлонде, — Наместник всматривался в лицо своего лучшего разведчика. — У меня есть подозрение, что они там держат взаперти ту девушку, которая была в трактире со Стражем Халласом. Вот теперь точно разгорелся хищный огонек! Фарамир неприметно улыбнулся и продолжил: — Весь вопрос в том, что мы не можем просто обыскать корабль умбарцев, не вызвав при этом возмущения. — Умбар был когда-то гондорским портом, — мрачно заметил Анборн. — И как можно понять, кто на борту, если я буду сидеть на пристани и пялиться на корабль? Фарамир ответил ему насмешливым взглядом. — Задача ясна? Разведчик несколько долгих мгновений смотрел на него, и на лице его отражалось сначала непонимание, потом озабоченность, а потом он откинул голову назад и заливисто расхохотался. — Будет исполнено, командир. Разрешите задать вопрос? — Спрашивай. — Сколько времени даете? — Умбарский корабль будет стоять в Харлонде еще две недели. Но ты же понимаешь, что если мое предположение верно, то чем раньше мы освободим девушку, тем… — Я понял, командир, — перебил его Анборн. — И если это так… — Они не уйдут отсюда так просто, — заверил его Наместник Гондора. — Но пока мы этого не знаем, нам не в чем их обвинить. — Разрешите идти? Фарамир кивнул. — Желаю удачи. И вот что еще, Анборн! Разведчик обернулся от двери. — Мне очень понравилась песенка про черную кольчугу. *** Говорят, переспорить эльфа невозможно просто потому, что у него впереди — вечность. У гномов вечности впереди не было, но за свои кровные они готовы были бороться до последнего, ценя каждый грош не дешевле Аркенстона. Лорд Хурин был мрачен. Итоговая сумма последней сметы оказалась вполовину больше первоначальной. Король устало потер глаза. — Бросьте думать, — спокойно сказал он. — Отказаться от их помощи мы не можем. А значит, платить придется. — Из чего? — Хранитель ключей поморщился. — Мы и так задержали выплаты каменщикам за восстановление домов, но если мы отложим выплаты еще на неопределенный срок… — У гномов надо требовать рассрочки, — решительно сказал Наместник. — Люди слишком долго работали бесплатно, чтобы не расплатиться с ними еще и сейчас. — Но неустойка, которую потребуют гномы? — быстро спросил Хурин. — Заплатим как-нибудь! — Фарамир махнул рукой. — Да и им лучше получить деньги хоть когда-нибудь, чем не получить их никогда. — Согласен, — кивнул Арагорн. — Нехорошо, конечно, так с друзьями поступать, но у нас есть уважительная причина. — Если бы у нас были какие-то источники будущих доходов, — неуверенно предположил Хурин, — мы могли бы занять денег. — Источники дохода? — Фарамир развел руками. — Откуда бы они взялись? Сам подумай, лорд Хурин, сколько лет еще мы не сможем выбраться из полунищенского существования, если из работников каждый третий, если не каждый второй, погиб или искалечился на войне? — Есть у меня мысль, — князь Имрахиль пожал плечами. Арагорн прищурился. — Излагай. — Освободить от налогов хозяйства, которые согласятся сдавать свои товары в государственную казну по установленным ценам, — Имрахиль сцепил пальцы в замок, обводя взглядом присутствующих. — Тот же путь, что был у нас с армейским заказом? — Фарамир сосредоточенно сдвинул брови. — Допустим, но как это поможет? Предлагаешь продавать эти товары? Имрахиль спокойно кивнул. — Не только армейский заказ работал по этому плану, — напомнил он. — Во время войны мы точно так же скупали рыбную муку и еще кое-какие припасы. — Не напоминай про рыбную муку, — Фарамир скривился. — Мне те сухари, которые мы из нее пекли на стрелах, до конца дней моих сниться будут, гадость ужасная, да еще и без соли! — Лучше, чем голодными ходить, — безмятежно ответил Имрахиль. — Но в Дол Амроте ее отпускали не только для воинов. — Если купцы будут брать товары из казны дешевле, чем с рук, то куда же станут продавать свои товары хозяйства? А если они будут брать их дороже — в чем их выгода? — спросил Лорд Хурин. — С купцами казне не надо торговать. Их надо просто нанять. Хранитель ключей одобрительно покивал: — Нынче есть множество людей, которые не знают иного ремесла, кроме войны, и теперь им нет работы. Из них можно отыскать и тех, кто станет вести торговлю, и тех, кто станет охранять торговые суда и караваны… Арагорн помолчал, покусывая перо и размышляя. — В ваших словах много смысла, — сказал он, наконец. — Но надо хорошо поразмыслить над частностями. Сколько времени тебе потребуется, князь Имрахиль, чтобы представить свою мысль Совету? — В Совете обсуждение затянется на годы, государь, — возразил Фарамир. — Если позволите, можно было бы попробовать эту мысль раньше. Арагорн удивленно поднял голову. — Как? — Собрать караван, закупить товар и отправить добровольных купцов торговать, — пояснил Наместник. — А потом посмотреть, достаточно ли выгодным получилось дело. С цифрами в руках говорить с Советом станет куда проще. — У меня есть цифры, — напомнил князь Имрахиль. — И у тебя они есть тоже. Есть армейский заказ, есть наша торговля. Но ты прав, чтобы убедить Совет, нужно что-то более показательное. — А есть ли деньги на то, чтобы закупить товар? — Арагорн усмехнулся невесело. — Все, что я вижу — это отчеты о пустой казне и дополнительных тратах. Гондорцы переглянулись, разводя руками. — Что у нас есть на складах такое, что не пригодится? — нарушил затянувшееся молчание Наместник. — Чтобы хоть на это деньги не тратить… — Продать что-нибудь ненужное! — развеселился Имрахиль. — Хорошая мысль, только где его взять и как продать, коли оно не нужно? — Ладно, думайте, — Арагорн хлопнул ладонью по столу. — Лорд Хранитель ключей осмотрит склады, а мы подумаем, как продать ненужное. *** Риан все-таки пришла. И тихо сидела на скамье, на которой просители обычно ждут выхода кого-то из высоких лордов. Фарамир заметил ее только тогда, когда обошел всех остальных. Она не сказала ни слова, только утвердительно кивнула и быстро пошла прочь. Он пошел за ней, так же молча, пока она не обернулась. — Я ее нашла, — вполголоса сказала она, откидывая непослушную прядку волос с лица. — Она очень плоха. — Больна? — у Фарамира упало сердце. — Да. Нет. Не знаю, что с ней, — Риан замялась. — Она… никого не узнает. Не говорит ни с кем. Не пьет и не ест. Порой у нее начинаются судороги, и все чаще и чаще, а если ее трогать, они только усиливаются. — Где она? В Палатах Исцеления? — Нет, — девушка опустила голову. — К ней вызывали целителя, но он не велел ее трогать. Ее подобрали на улице прохожие, когда ей стало худо, но… — Как же ты нашла ее? — Очень просто, — Риан грустно улыбнулась. — Пошла по улице от того трактира и стала стучаться во все дома и спрашивать, не видели ли они светловолосую девушку… В десятом доме я ее нашла. Действительно, так просто! А Начальник Стражи не догадался, да и он сам готов был разорвать умбарцев, а оказалось все вот так просто — надо было пройти по улице и спросить. — Я могу чем-нибудь помочь? — спросил он. — Да, — без колебаний ответила Риан. — У меня недостанет денег, чтобы отправить ее тело в Рохан, к родным, а это было ее заветной мечтой. — Она умирает? — Когда я уходила, она была жива, но целитель сказал, это ненадолго. С ней добрые люди, да и хозяйка прибежала, как только я послала за ней, но мы боимся ее трогать… — Послушай, — Фарамир на миг задумался, потом решительно тряхнул головой. — Наши целители хороши, но ведь есть целители лучше. Скажи мне, где вас искать, и иди к ней. Я постараюсь привести помощь. Риан недоверчиво посмотрела на него. — Целитель сказал, часов шесть или восемь, не больше, — тихо возразила она. — Два уже прошло. — Значит, надо бежать бегом. Где вас искать, Риан? Первый круг, десятый дом от трактира, так? Домик был убогим. Настолько, насколько может быть убогим маленькое каменное строение, в которое попал камень из мордорской катапульты. Второй этаж, похоже, снесло начисто, да еще и уничтожило пожаром, по одной стене змеилась широкая трещина, а у хозяев недостало денег восстанавливать дом, и они просто настелили плоскую крышу на первом этаже, где раньше была мастерская. Фреавин была очень маленького для рохирримов роста и, вытянувшись под рваным одеялом на соломе, наваленной прямо на полу, казалась ребенком. Черты полудетского личика заострились, вокруг крыльев носа лежали синеватые тени, различимые даже при тусклом свете от плошки с жиром. Риан сидела возле и гладила ее по волосам, а хозяйка, пожилая женщина, явная уроженка отдаленной провинции, что-то варила в углу на тагане. Эльфийский Владыка без малейших колебаний опустился на грязный дощатый пол возле Фреавин и взял ее за руку. Тело девушки тотчас выгнулось дугой, но как только эльф опустил ладонь ей на голову, она упала обратно на солому. Наместник подошел к хозяйке, которая испуганно уставилась на него и неловко поклонилась. — Мир твоему дому, почтенная, — сказал он. — Не знаю, как благодарить тебя за то, что ты сделала для этой девочки. У нее нет родных, а Стража не сумела ее вовремя отыскать. — Так я ж знаю, мой лорд, — дрогнувшим голосом ответила хозяйка, в речи которой прозвучал акцент Ламедона. — Почитай, третий день за ней хожу, бредила она сначала… Жалко девчонку-то… — и тотчас прибавила шепотом, указывая на Владыку Элронда: — А это кто? Не человек, вроде… — Отец Королевы. Великий эльфийский целитель и Владыка, лорд Элронд. — Ох, ты ж! — хозяйка схватилась за сердце. — Вот они какие, эльфы-то, почитай, ни разу не встречала! Королеву-то, ясно дело, видала, сдалека-то. Как же это Владыка-то пришел сюда? — Я его просил об этом, потому что ее нельзя трогать, — спокойно ответил Фарамир. — Если он сумеет ей помочь… — Сумею, это не та болезнь, о которой ты говорил мне, — откликнулся лорд Элронд, выпуская руку Фреавин и растирая ладони. — Ее беда не в роа, но в фэа. Daf-ni ped ah faer-rya. Iad gwend-he?1 — Nin gwaedh, i meldis-rya, — быстро сказала Риан. — Ni her-le…2 Элронд удивленно поднял брови, взглянув на Риан, но немедленно кивнул и опустил одну руку на лоб Фреавин, а второй взял ее за руку. Прикрыл глаза и застыл. — Это ж по-каковски они говорили? — тихонько спросила хозяйка. Фарамир шикнул на нее, чтобы не мешала. *** Фреавин под присмотром Владыки Элронда перенесли в повозку, которая неспешно направилась в сторону Палат Исцеления. Эльф шел спокойно, не надевая на голову капюшон и с любопытством оглядывая бедные кварталы города. Народ косился на длинные волосы под серебряным венцом и сияющие глаза Владыки, но свои мысли держал при себе. После беседы с охающей уроженкой Ламедона Фарамир стал внимательно примечать реакцию людей и радовался тому, что большинство жителей довольно кивали и даже как-то более гордо шли по той улице, по которой прошел эльфийский Владыка. Да, таких гостей в Минас Тирите давно не упомнят… Казалось, шумный, бурлящий, точно густая каша, котел Города кто-то приправил отсветом чести и славы древних времен. Оборвал себя. Нынешние люди не меньше заслуживают чести и славы, чем древние. Все вместе и каждый в отдельности. Даже эта оборванная и дурно говорящая на Всеобщем хозяйка полуразрушенного дома, разве она не проводила на войну двух сыновей? Разве она не приняла в свой опустевший и покалеченный дом неизвестную девушку, упавшую у ее порога? Да, эти люди достойны того, чтобы ходить по одним камням с Владыкой Эльфов, глашатаем Гил-Гэлада, правнуком Лютиэн из Дориата. Эти люди победили Зло, которое не смогли тогда уничтожить ни более высокие Люди, ни сами Эльфы. Они — и смешные полурослики, которые целыми днями бродят по Городу и уже давно перестали вызывать удивление. Потомкам Нуменора есть чем гордиться, они отомстили за погибшую землю предков, за прекрасную Эленну, искаженную и уничтоженную Сауроном. Впрочем, Сауроном ли? Ведь, в конечном счете, всегда решают люди… Тряхнул головой. Плохие ли, хорошие ли — это его люди, его народ, его Город. Даже среди любимых лесов Итилиена ему будет не хватать белых камней, раскаленных от солнечного света. Плоских крыш, на которые вытаскивают матрасы и одеяла в душные летние ночи. Узких улочек, стиснутых грозными крепостными стенами. Он устал от них, но он будет скучать по ним. Владыка Элронд обернулся и жестом подозвал Наместника. — Я давно хотел поговорить с тобой, — мягко сказал он. — Только скажи мне, есть ли в этом городе хоть один зеленый уголок? — Есть, Владыка, — Фарамир улыбнулся. — И мы как раз идем туда. Сад при Палатах Исцеления. — Хорошо, — Владыка Элронд кивнул и вновь отвернулся, чтобы взять на ходу руку Фреавин и пощупать биение сердца. Пока Владыка Элронд давал целителям все нужные указания по поводу девушки, Фарамир прошел в сад и уселся на знакомую скамью под деревом. Он давно уже здесь не был — со дня коронации Короля, когда они в последний раз гуляли по этому саду с Эовин поздним вечером, после всех торжеств. Она шла по дорожке и называла ему все растения, которые им попадались. Сам он не знал и половины, даже те, которые ему показывал брат, хорошо помнивший уроки матери, уже вылетели у него из головы. Но теперь, когда их свободно называла Эовин, ему казалось, что прошлое оживает, и тихая тень хрупкой сероглазой женщины стоит совсем рядом, улыбаясь им обоим. В тот день Эовин вместе с лордом Эльфхельмом представляла на коронации войска Рохана, которые оставались для защиты в Минас Тирите. Она была одета в военную форму, и на поясе у нее висел меч, но она окликала травы и деревья, точно старых приятелей, и увлеченно рассказывала ему об их лечебных свойствах, будто хвалилась воинской доблестью товарищей. Странно, но удивительно красиво это у нее получалось. У нее теперь новые сражения — с болезнями, со смертью… Ничуть не менее важные, чем бои с врагами. Да это и есть бои. Ему почему-то захотелось тогда опуститься перед ней на колени и благодарить ее за все, что она уже сделала и еще сделает, не жалея и не щадя себя ни в бою, ни в целительстве, и он сделал это, когда она села на эту скамейку и подняла к нему улыбающееся лицо. Он все еще помнил, как она удивилась, помнил, как целовал узкие, красивые руки — трудолюбивые, умные и смелые руки… — Лорд Наместник? — Владыка Элронд стоял рядом и с улыбкой наблюдал за молодым человеком. — Позволено ли мне будет узнать, о чем это ты так замечтался? — Простите, — Фарамир поднялся было, но лорд Элронд опустился на скамью и жестом пригласил его сесть рядом. — С девочкой все будет в порядке. Того, чего ты боялся, с ней не случилось. Эльфы не болеют такими болезнями и не могут их лечить, но распознать здоровье или болезнь можно всегда. Так о чем же ты так глубоко задумался? — О матери. О невесте, — ответил Фарамир и сам удивился, как легко у него это получилось. Владыка Элронд удивленно поднял брови. — Вот как? Признаться, я знал, что этим садом Минас Тирит обязан твоей матери, но впервые слышу о том, что у тебя есть невеста… Впрочем, я очень рад за тебя. — О чем вы хотели поговорить со мной, Владыка? — Фарамир улыбнулся в ответ. — О чем хотел, о том уже услышал, в некотором роде, — ответил эльф и задумчиво протянул руку, чтобы коснуться ветки дерева, под которым они сидели. — Я хотел поблагодарить тебя за твое внимание к моей дочери. И спросить, можешь ли ты что-нибудь сделать для нее, чтобы она была не так одинока здесь, когда мы… — он замялся и взялся за воротник, точно тот его душил, — когда мы уедем. Но если ты собрался жениться, значит, Арвен будет не так одиноко… Фарамир долго молчал, потом все-таки отрицательно покачал головой. — Со своей стороны я сделаю все, чтобы Леди Арвен смогла привыкнуть к Минас Тириту и полюбить его, — заверил он Владыку Элронда. — Я люблю этот город, это моя родина, и я смею сказать даже, что я люблю и знаю его лучше, чем Лорд Арагорн. Я бы очень хотел, чтобы Леди Арвен тоже полюбила эту землю, тогда моя страна надолго останется благословенным краем. Но я не могу ручаться, что у нее будет женское общество… — Вот как? — Элронд удивленно взглянул на него. — Ведь знатным гондорским леди положено быть при Королеве. И при супруге Наместника. — У моей матери не было подруг здесь, — возразил Фарамир. — Вокруг нее было много женщин, но ни одной, с которой она бы от души подружилась. Ведь это нельзя предугадать заранее, кто станет тебе настоящим другом, а кто — останется только придворным. — Ты прав, — эльф тяжело вздохнул. — Но все-таки я надеюсь, что твоя будущая жена сможет скрасить одиночество Арвен, вряд ли ты выбрал бы иную женщину, верно? Фарамир помолчал, раздумывая, стоит ли выдавать секреты Эовин — или обманывать Лорда Элронда. Потом сообразил, что секрет Эовин секретом от Владыки, скорее всего, не является. У эльфов чуткие души, они предпочитают знать все, нежели оставаться в блаженном неведении и страдать потом, обнаружив обман. Наверняка Леди Арвен знает историю подвига Эовин от собственного мужа во всех подробностях, а значит, знает и Элронд. — Моя невеста — леди Эовин, Белая Дева Рохана, — спокойно сказал Фарамир, пристально глядя в лицо Владыки и стараясь угадать, что знает он. — Достойный выбор и для тебя, и для нее, — одобрительно кивнул эльф, на лице которого не отразилось решительно ничего, кроме искренней радости. — Я слышал о ее подвиге, она величайшая героиня Людей. А от наших друзей хоббитов я много слышал о том, что она добрая девушка. Ну, а тебя я и так знаю. Помолчал, снова поправляя воротник. — Ты себе даже не представляешь, как мне страшно оставлять Арвен здесь, — вдруг признался он. — Она совсем не знает людей. Она знает таких, как Эстель, как ты, но здесь очень много таких, кого она совсем не знает. Но даже не в этом дело, — Владыка поднял руку, заставляя Наместника молчать. — Мне просто страшно разлучаться со своей дочерью. Навечно. — Люди расстаются навечно, — тихо сказал Фарамир. — Никто не знает, куда уходят фэа Людей, и дает ли им Единый возможность встретиться вновь за Гранью Арды… Элронд посмотрел на него очень пристально и вдруг коснулся ладонью его плеча. — Прости меня, — так же тихо откликнулся он. — Да, я счастливее тебя, потому что я знаю, что встречу хотя бы некоторых, кого потерял… Келебриан… Она ждет меня в Валиноре, я знаю. Но не знаю, как сказать ей, что нашу девочку она больше не увидит. Прости, что говорю с тобой об этом, но ты — один из немногих, кто способен меня понять. — В этом Городе, Владыка, вас способен понять практически каждый, — возразил Фарамир. — Каковы бы ни были здешние люди, почти все они потеряли близких. Кто мужей, кто сыновей, кто отцов — но все потеряли кого-то в прошедшей войне. — Спасибо, — невесело усмехнулся Владыка и пояснил в ответ на удивленный взгляд собеседника: — Поставил меня на место с моей спесью Перворожденного и Владыки. Напомнил мне, что даже если раковина на вид заполнена слизью, в ней может прятаться жемчужина. — Простите меня, мой лорд, — Фарамир улыбнулся извиняющейся улыбкой. — Я все-таки был неправ. Чужие потери не лечат боль собственных. — Ты истинный нуменорец, — непонятно сказал Элронд. — Я помню Войну Гнева. Я тогда был очень молод, и я удивлялся тому огню, которым горели Эдайн, сражавшиеся против Моргота. Мне было странно, что те, кто не связан с Ардой так же крепко, как Перворожденные, сражаются за нее с таким жаром! И этот же огонь я вижу в тебе. Мне теперь кажется, я плохо разглядел твоего брата тогда, в Ривенделле, не поддержал этот огонь… — Да, он в нем был, — Фарамир вскинул голову. — Не было в Гондоре человека, который так любил бы родную землю, как любил ее мой брат! — Теперь я знаю, в чем я ошибся тогда, — Владыка сокрушенно развел руками. — Я не понял, что Эдайн любят все-таки не землю, как мы, а живущих на ней. Род значит для них больше, чем то место, где этот род обитает. Если бы я понял это тогда, быть может, я сумел бы объяснить твоему брату, чем опасно Единое Кольцо… — Это не спасло бы его в бою против пяти десятков орков. Вам не в чем себя винить, Владыка. Он все понял и сам, просто ему выпал безнадежный бой, — Фарамир помолчал. — Если вы позволите, я не хотел бы больше говорить об этом. — Прости, — Элронд снова коснулся его руки. — Я не хотел сделать тебе больно. — Мне не больно вспоминать брата, — поправил его Фарамир. — Я рад вспоминать, потому что пока я его помню — он рядом. Но я не считаю себя вправе судить его и не хочу делать этого, потому что он не может мне ответить. — Ты простил Эстелю его гибель, ведь так? — Элронд вздохнул. — Вот еще одно свойство Смертных, которое может удивить любого из нас. Способность прощать. От всей души прощать. — Мне нечего было прощать, — Наместник покачал головой. — Боромир погиб в бою. Лорд Арагорн ни в чем не виноват, есть вещи, которые выше человеческих возможностей. Например, предвидеть тайное нападение. — Вот как ты думаешь, — Элронд невесело улыбнулся. — Что ж, я рад за того, кого я растил, точно сына. Повезло ему, потому что рядом с ним такой человек, как ты. Но вот мы и вернулись к тому, с чего начали. Леди Эовин… Ты тоже ему простил? — Я? — Фарамир удивился от всей души. — Что я должен был ему простить? Владыка, я не знаю, простила ему или не простила леди Эовин, да и было ли, что прощать, но я-то здесь при чем? — И все-таки ты не уверен, что она пожелает присутствовать при дворе и сможет подружиться с моей дочерью, — мягко напомнил Элронд. — Если она не пожелает, я не стану принуждать ее к этому, — твердо сказал Фарамир. — У нее будет немало дел в Итилиене, я ведь не смогу быть там постоянно. Вряд ли она полностью оставит и Рохан, да и у целителей всегда много дела и не очень много свободного времени. Поэтому я и сомневаюсь, что она станет часто бывать при дворе. А что до дружбы — никто не может заранее предугадать, кто станет другом, а кто нет. — Сколько тебе лет? — вдруг спросил его Элронд. — Тридцать шесть, — удивленно ответил Наместник. — Тридцать шесть! Возраст детства для Перворожденных, — Элронд тихо засмеялся. — Знаешь, я совершенно уверен, что у моей дочери будут друзья среди Людей. Я сейчас почему-то вспомнил своего брата. Когда-то он мне так же мягко и так же настойчиво, как ты сейчас, объяснял, почему он доверяет людям, которых узнал совсем недавно. Если бы я мог встретиться с Элросом, я бы рассказал ему, что его твердолобому брату понадобилось еще две Эпохи, чтобы понять его и научиться доверять людям. То-то бы он посмеялся! Прав был он, когда называл меня зачерствевшим за долгие годы сухарем! Так оно и есть! Фарамир не сумел удержаться от улыбки. — Боромир сказал бы мне сейчас, что я зануден, как эльфийский трактат о травах, — заметил он. — Боюсь, что он тоже был бы совершенно прав. Элронд рассмеялся еще веселее. — Хорошо моим близнецам! Они никак не могут решить, кто из них старший — это их единственное несогласие. — А вы знаете? — полюбопытствовал вдруг Фарамир. — Нет, — Элронд закрыл лицо рукой, пытаясь сдержать смех. — Точнее, знаю, но совершенно не уверен, что они из шалости не поменялись именами в детстве, да не один раз, — он вдруг с очень серьезным видом заглянул в глаза Фарамира. — От всей души желаю тебе, чтобы твои сыновья были хотя бы погодками. Близнецы — тяжкое испытание! Владыка усмехнулся снова, глядя, как Наместник заливается краской, опуская глаза. — Поверь, мое пожелание совершенно искренне, — сказал он. Тут уже Наместник не выдержал и расхохотался на весь тихий садик, закрывая лицо рукой. — Я верю вам, лорд Элронд, — с трудом выдавил он сквозь смех. — Еще бы ты не поверил, — буркнул Владыка. — Что это там случилось? *** В другом конце дорожки, и в самом деле, царило оживление. Двое Стражей тащили под руки упирающегося и что-то выкрикивающего человека, а тот всячески пытался свернуть в сторону скамьи. Четвертый, тоже в форме Цитадели, беспомощно стоял рядом и, кажется, пытался увещевать разбушевавшегося человека. Когда Владыка и Наместник приблизились к странной группе, Фарамир, к своему великому удивлению, признал в буяне Анборна. Вид у того был неважный, лицо разбито, одежда порвана и покрыта грязью, точно он подрался с каким-то болотным чудищем. Кровь из ссадины на голове заливала ему глаза, и он вряд ли видел, кто подошел к ним. — Я говорю вам, лорд Наместник ждет меня, — орал он, пытаясь вывернуться из удерживавших его рук. — Это очень срочное дело! Я должен доложить ему о случившемся! Стоявший рядом лорд Баранор сокрушенно развел руками, поворачиваясь к Фарамиру. — Вот что с ним делать, мой лорд? — вопросил он. — Его ведут к целителям, вместо караулки, а он вопит на весь город и пытается драться… Стоит ли делать добро этим людям? Анборн от души посоветовал «сказавшему это» сходить под хвост к Анкалагону. — Анборн, — негромко сказал Фарамир. — Немедленно уймись. Ты только что наговорил себе пару нарядов вне очереди, и не думай, что мы с лордом Баранором об этом забудем. — Лорд Наместник? — Анборн замер, разом прекратив всякое сопротивление. — Лорд Начальник Стражи? Ох, — он сокрушенно повесил голову, — ничего не вижу. — Ступай к целителям, — Фарамир улыбнулся. — То, о чем ты хотел мне доложить, точно подождет, пока ты не прозреешь и не перестанешь посылать своих командиров по таким направлениям. — Простите, мой лорд, но дело и впрямь очень срочное, и для доклада не надо много времени, — Анборн вертел головой, точно сокол в колпачке, пытаясь понять, где же стоят собеседники. — Я хотел лишь доложить вам, что не гожусь для выполнения вашего приказа, потому что я с ним уже не справился. И доложить срочно, потому что вам придется поручить это дело кому-то другому как можно скорее. — Приказ отменяю, — спокойно сказал Фарамир. — Я знаю, что девушка не там, ее уже нашли. — Нашли? Ох, как я рад! — Анборн высвободил руки и потер глаза. — Стыдно-то как! Видите ли, мой лорд, оказалось, что я не умею следить за людьми на улицах Города… Шел-шел за одним умбарцем, вроде бы, хоронился хорошо, а он вдруг развернулся и спрашивает, чего это я за ним таскаюсь, как репей за овечьим хвостом. Ну, и слово за слово, там и другие набежали… — И? — Фарамир с трудом сдержал улыбку. — И вот, — Анборн выпрямился в полный рост, демонстрируя свой внешний вид. — Стражи их растащили, а то, пожалуй, мне бы и не уйти. Мне очень стыдно, лорд Наместник, что я не оправдал ваших ожиданий, но прошу не наказывать моих противников, я сам виноват. — Ступай к целителям, — распорядился Наместник. — Потом поговорим о твоем наказании и о твоем неумении следить за людьми на улицах Города. — Нет уж, — буркнул Анборн, когда улыбающиеся Стражи подхватили его под руки снова и повели дальше к Дому Исцеления, — я не я буду, если не пройду за этими умбарцами снова, так, чтобы эти сволочи и тени моей не видали… Элронд тепло улыбнулся Фарамиру, когда тот хотел, было, извиниться перед Владыкой за такую безобразную сцену. — Очень хороший человек, верно? — спросил эльф небрежно. — И очень волновался за девочку. Скажи ему, что она будет жить, и с ней все будет в порядке. — Обязательно. — Что ж, я не смею больше отвлекать тебя от дел, — Владыка уловил нетерпеливый жест лорда Баранора, который заметно насторожился, услышав про обнаружение Фреавин. — И благодарю тебя. Целители и немногочисленные больные проводили уходящего эльфа восхищенными взглядами и зашушукались по поводу небывалой чести такого посещения. Фарамир повернулся к Начальнику Стражи. — Нас с тобой, лорд Баранор, обставила по части расследований обычная девушка, которая никогда не числилась в Страже, — сказал он. — Я бы хотел, чтобы ты встретился с ней и поговорил, мне кажется, она могла бы быть тебе полезна. И пригласи Виниариона осмотреть Фреавин, она здесь, в Доме Исцеления. То, что с ней случилось, мне все-таки не совсем понятно… *** Женщина торопливо обтерла подолом нижней юбки ложки и положила их на стол. Потянулась, вставая на цыпочки, к загнетке, достала котелок. — Опять кролик, — буркнул Дамрот. — У меня скоро отрастут длинные серые уши, хозяйка Айлинель. — Это вчерашний кролик, — спокойно ответила женщина. — Если твои уши со вчерашнего дня не изменились, ничего с ними не случится. — Вчерашний кролик и хлеб с опилками, — Фарамир разломил краюху. — Что ж вы не пишете, что у вас с едой плохо? — У нас все хорошо с едой, мой лорд, — Айлинель присела на лавку, глядя, как мужчины жадно накидываются на тушеное мясо. — Если плох кролик, они могли бы настрелять уток. Им просто скучно, вот и капризничают. Все ждут настоящего дела… — Настоящее дело будет, как только я вернусь из Рохана, — князь Итилиена вздохнул. — И я жду этого не меньше, чем вы, — он повернулся к Берегонду. — Что, следов орков нет? — Нет, мой лорд, — Начальник Стражи Эмин Арнен пожал плечами. — Все очень тихо. Так тихо, что здесь действительно скучно. Последним интересным делом, кажется, была поимка тех недобитых истерлингов… — Каких? — Фарамир вскинул голову. — И почему я об этом не знаю? Берегонд замялся. — Да как-то… Поймать-то мы их поймали. Вот беда — не живьем. — Я предлагал им сдаться, — Маблунг хозяйственно подбирал остатки соуса в миске хлебной коркой. — Отказались… — Где? — В Хмурых горах, на одном из высокогорных перевалов. На карте покажу, у него нет названия. — Какого орка вас-то туда занесло? — возмутился Фарамир. — Без приказа? — Так они у нас козу сперли, — удивленно поднял голову Маблунг. — И два топора. Козу мы еще могли свалить на волков, но топоры-то волкам зачем? Ну, пошли по следам… — Сколько их было? — Пятеро, — разведчик вздохнул. — Шестеро, — перебила его Айлинель, решительно уперев руки в бока. — Шестеро. Говорить — так говорить все. Мой лорд, — она обернулась к Фарамиру, — шестой здесь, у нас. Ребенок. Берегонд, да приведи ты его! — Так! — Фарамир стукнул кулаком по столу. — Что еще тут у вас случилось, о чем вы сочли за лучшее не докладывать? — Я предлагал доложить! — поднял руки, защищаясь, Маблунг. — Предлагал! Так Берегонд сказал, что мальчишку в Минас Тирит велят отослать, а ему бы лучше пока с нами… — Он Бергилю ровесник, — страдальчески покосился на князя Берегонд. — А держится так, точно его в плен взяли и пытать будут. Что я мог сделать? Кто ж знал, что эти мерзавцы детей-то с собой потащили… — Да приведи ты его, — снова вмешалась Айлинель. — Приведи. Ничего с ним страшного не случится. Мальчишка был маленького роста и среди рослых гондорцев казался еще меньше, чем был. Голова у него была забинтована. Смотрел он с высокомерно-отрешенным видом. Князь вздохнул. — Как твое имя, человек Востока?– он сложил руки перед собой на столе, точно и в самом деле вел допрос. — Он не говорит на Вестроне, — вылез откуда-то Бергиль. — Но его зовут Ульфанг. По крайней мере, он откликается. — Смотрю, ты с ним как-то договорился? — спросил Фарамир у мальчишки. — Я ношу ему еду и меняю повязки, — гордо ответил Бергиль. — Хоть он и пленник, но он храбрый враг, я уважаю его. Фарамир на миг прикрыл лицо рукой — обоим было не больше десяти лет, а между ними война… — Какой он пленник, — закатила глаза Айлинель, ласково подталкивая мальчишку к столу. — Садись, горе мое, поешь… Ульфанг то ли не понял, то ли не пожелал понимать, и остался стоять, презрительно щуря и без того узкие глаза. Фарамир неопределенно усмехнулся и вдруг подвинул ему через стол свой кубок с пивом. Лицо у парнишки стало растерянным, он нервно облизнул губы. — Не бойся, — ободряюще сказал ему Бергиль, беря кубок и отпивая глоток. — Видишь, не отравлено. Пей! Большая честь, между прочим, что тебе предлагает сам лорд Фарамир… Мальчишка метнул на князя Итилиена взгляд, моментально загоревшийся любопытством — и неприкрытым страхом. Впрочем, страх он попытался спрятать и принял кубок из рук Бергиля. — Ясно, — Фарамир вздохнул. — Заберу-ка я его с собой. — Куда? — ахнула Айлинель. — Мой лорд, да как же можно… — Быть может, в Минас Тирите найдутся люди, которые знают его язык, — остановил ее Фарамир. — И может быть, его можно будет отправить к родне в Рованион. Мальчишка начал тревожно озираться. — Я боюсь, что не так все просто с Рованионом, — заметил Маблунг. — Сколько мы сражались с истерлингами, детей они с собой не брали обычно. — Верно, — Фарамир вздохнул, потом указал рукой на Ульфанга. — Ты Ульфанг? Мальчик замялся, но потом кивнул. Наместник снова указал на него. — Я тебя отправлю в Рованион, — он сопроводил слова жестами. Мальчишка нервно закусил губу, обвел взглядом присутствующих. Айлинель сочувственно закивала. Воины молчали, кое-кто прятал смешки от такого способа общения. Бергиль переводил отчаянный взор с Ульфанга на лорда Наместника. Кажется, ему очень не хотелось, чтобы мальчишка-истерлинг отправлялся на родину… Ульфанг, очевидно, решился и покачал головой в знак отрицания. Жители Итилиена негромко загомонили от удивления. Фарамир в упор смотрел на мальчика, будто ожидая объяснений. Тот еще помялся, потом все остатки гордости покинули его, и он быстро поднял руки к воротнику, расстегивая застежку. — Он не переодевался в наше, — вполголоса объяснила Айлинель. — Мы не знаем… Ох! На шее у мальчишки красовался ошейник. Не железный, кожаный, но застегнутый на хорошую железную пряжку. — Он раб, — Фарамир покачал головой. — Как он оказался на войне, мы еще узнаем, но кое-что и так ясно… Он встал, подошел к мальчишке, отвел его худенькие руки от шеи. Осмотрел пряжку. — Без ключа не откроешь, — сказал он негромко. Бергиль закусил губу от сочувствия к Ульфангу. — Но мы откроем, — лорд Наместник внимательно осмотрел место, где пряжка была вшита в ошейник. — Посветите-ка мне! Кончик острого ножа медленно перерезал нитки хитрого шва. Один стежок, второй… Ульфанг стоял, не шевелясь, только жмурил глаза, когда смертоносное железо мелькало у его худенькой шеи, чтобы снять с нее символ рабства. Пряжка подалась, и кожаная полоска осталась в руках Наместника. Он показал ее Ульфангу и молча швырнул в очаг. Указал мальчишке на место за столом. — Садись и ешь, — приказал он. Мальчишка замешкался было, и Маблунг сгреб его за плечо, подталкивая к столу. — Еще возражать будешь, — буркнул он, усаживая мальчишку почти насильно рядом с собой и впихивая ему в руку ломоть хлеба. Ульфанг попробовал гордо вскинуть подбородок, но Берегонд посмотрел на него многозначительно и погрозил ему ложкой, а Бергиль тотчас подмигнул и выразительно потер собственный лоб. Мальчишка опустил глаза и робко откусил кусок. Воины расхохотались. — Дело, — Берегонд одобрительно кивнул. — Давай-ка, мать, еще одну ложку, нынче в Итилиене стало на одного жителя больше! Не надо его в Минас Тирит, лорд Наместник, мы с ним и так договоримся. Бергиль блеснул счастливой улыбкой и хлопнул Ульфанга по плечу. Тот поднял на него испуганные глаза, потом нерешительно улыбнулся в ответ. — Наворачивай кролика, — радушно сказал Бергиль, — мамка тебе еще положит. А завтра я тебе расскажу, что мы с тобой будем делать. *** Дорога от Эмин Арнен до Минас Тирита в хорошую погоду занимала два полных дня. Или чуть больше суток, если менять лошадей в Осгилиате. Нынче Фарамир лошадь не менял, но всю ночь дремал в седле, пока немолодая кобыла, когда-то серая, а теперь снежно-белая от седины, пощипывая травку, неспешным шагом подвигалась к Городу. На Пелленорской равнине стало спокойно, волки сюда не забредали давно, бродячих собак выбили в первые же недели после войны. Да и от собак злющая, точно гоблин, Нейтаниль легко бы отбилась. На Нейте когда-то ездил отец, и серая кобыла гордо выступала, вынося ноги на рыси странным, но чарующе-красивым круговым движением. Длинная белая грива струилась волнами чуть ли не до земли, реял пышный хвост, и падала на песчаную дорогу белая пена с удил, когда всадник в черном, с серебряными от седины волосами, удерживал кобылу, заставляя сильнее гнуть затылок и подводить под себя задние ноги. Но она редко оказывалась за Воротами Города, не то, что их с братом строевики… Ах, какой конь был у Боромира, преступлением казалось холостить такого жеребца, да в строю с кобылами с ним было бы не управиться. Ярко-гнедой, высокий, с черными чулками на точеных ногах, конь роханских кровей был быстрым, как ветер, и послушным, точно легкая лодка на воде Андуина, которую можно развернуть одним ударом весла. Рохирримы предпочитали серых, а гнедых и рыжих они продавали охотно и дешево, но за того гнедого было плачено золотом столько, что можно было его по бабки засыпать, уж больно хорош он был. Ударами головы и копыт сбивал гнедой наконечники направленных в него копий, вздрагивал всем телом от прикосновений холодного железа, но продолжал рваться, пока всадник не заставлял его пятиться крутой дугой, прежде чем снова бросить в атаку. Мотал головой конь, когда брат зажимал в зубах поводья, откидываясь назад, чтобы удержать его, взвивался на дыбы, когда колени прижимались к его бокам, а над ушами свистела и лязгала сталь. Он не знал усталости, и даже роняя розовую пену с черных губ, не обращал внимания на тягучие капли, сочившиеся из ран на шкуре, вел за собой других лошадей, шел победителем и еще и красовался, изгибая точеную, длинную шею, увенчанную щучьей мордой. Даже когда они спокойно шагали по Пелленору рядом с Рыжиком, и всадники дремали в седлах или тихо разговаривали, он то и дело озирался, встряхивал головой и всхрапывал, вынюхивая неведомую опасность… А у Рыжика под золотой шкурой перекатывались силы и Рохана, и Лоссарнаха. От легкого и складного отца достались изящные очертания головы и ног, а от деда по матери — огненная масть с переливом в золото, белая проточина на широколобой, умной морде да белые же щетки над копытами размером с хорошую тарелку. Черные глаза его светились добрым лукавством, он обожал перебирать мягкими шерстистыми губами пальцы хозяина, прежде чем играючи прихватить зубами рукав и обиженно зафыркать, получив легкий шлепок по бархатному носу… Он погиб, его Рыжик, защищая его от харадримов в последнем для них обоих бою, он рвал врагов зубами и бил копытами, не давая приблизиться к хозяину, и упал, сваленный тремя копьями, недалеко от ворот Минас Тирита. Когда подоспела подмога, князь Имрахиль добил раненую лошадь. Кровь Рыжика впиталась в землю Пелленора и нынче, должно быть, проросла травой, которую теперь ощипывает белая Нейтаниль… Великий Андуин унес Боромира в море. Гнедой его остался в Имладрисе, и должно быть, ему там неплохо. Отца больше нет. Они с Нейтой одинаково осиротели, а все живут и живут, последние оставшиеся… Быть может, у его сыновей будут такие же серые с золотыми искрами глаза, какие были у его брата. Быть может, жеребята Нейты унаследуют эту роскошную побежку, которой так удобно идти по сыпучему песку. Вспомнился смолистый сосновый запах, стоявший в свежем срубе единственного дома в Эмин Арнен. Его дом тоже будет стоять в стороне от Цитадели, между деревней и крепостью, почти на выселках. Нет больше сил у князя Итилиена жить в каменных стенах, пусть будет смолистый сруб, который он сложит сам, быть может, коряво, зато крепко. Когда-нибудь потом княжеская усадьба разрастется или, наоборот, захиреет, но пока он хотел бы жить среди леса в бревенчатом доме, вокруг которого нет ограды, один плетень, чтобы овцы не забредали в огород. По глазам ударили первые лучи. Задремав в самый черный час перед рассветом, он пропустил все серые сумерки, и поднимающееся из-за гор за спиной еще не жгучее солнце расцветило его пробуждение яркими красками. Черная тень легла на дорогу, и кобыла наигранно шарахнулась в сторону, изображая ужас перед ней, а рассветное золото облило стены Белого города впереди, и у Фарамира защемило сердце. Город давил, Город был построен из бездушного камня, Город был битком набит людьми, которым не было друг до друга дела. Он пах войной, кровью, пряностями и деньгами, шумел, кипел, мусорил и бродил, точно пиво в чане. Он раздражал, он утомлял, он был бесконечно любим, этот Город из белого камня на отроге Белых гор, Город, у которого были душа и сердце. Наместник Гондора встряхнулся, развязал подобранные на шее Нейтаниль поводья и пустил ее широкой рысью — Король ждал его на рассвете. Арагорн, и в самом деле, ждал его — чтобы сообщить, что Король Рохана Эомер уже в пути, и надо готовиться к тому, чтобы отправить тело Короля Теодена в Эдорас. А заодно и собрать всех, кто собирался уходить в Итилиен…