В поисках солнца

      Сижу напротив девушки восемнадцати лет. Светлая кожа, не столь безупречная как она думает, с совершенно не эстетичными следами от прыщей и новыми намечающимися нарывами — похоже на умывание тут забили давно. Почти неделю не мытая голова — отчего мне, не особо жалующей резкие запахи просто вьетнамские флешбеки с Мемориалом привиделись. Огромные глаза на мокром месте, с огромными синячищами под ними от недосыпа, нечищенные зубы и общий вид вид умирающей лани — моя официальная «крестница». Рене, я тебе отомщу. Вот придумаю как и отомщу. И месть будет суровой.       Передо мной сидела Изабелла Свон, после расставания с незабвенным Эдвардом Калленом. И что я могу сказать, после почти двадцати минут наблюдения за её реакциями? Что нихрена это не любовь, товарищи. Влюбленность, да. Но больше ломка, от резкой потери постоянного вампирского биоматериала поблизости. Девочка, подвергаясь влиянию чужих способностей, их феромонам и обмену жидкостями изо рта в рот с вампиром, банально на это подсела. Элис, а я более чем уверена, что она приложила к этому руку, привязывая девушку к семье, а столь резкий разрыв, был ей запланирован — знала, что делала. Не удивлюсь, если именно она подстроила вспышку своего любовника. А скрыть от брата мысли она сумела бы — как и Рене, просто не думая о белой обезьяне. Но тут всего одна встреча, которая станет камнем преткновения на пути её плана — ведь Рене совершенно невозможно сопротивляться…       Ну что я могу сказать. Кажется, канон сдохнет в корчах.       Чарли, измученный двухнедельным полу кататоническим состоянием дочери, не возражал против моего приезда. Так как знал обо мне из-за болтливости Рене, не скрывавшей выплаты, которые приходили им на жизнь последние двадцать пять лет. И о том, что обратиться ко мне можно только в сложных случаях. И по его беспомощному взгляду на дочь и решительному — на меня, я поняла, что мне позволяют сделать всё, что должно. А потому, взяв документы, мы с ним отправились в школу, оформляя Изабеллу на домашнее обучение. И после, возвращаясь к ним домой, столкнулись с парой индейцев. Один был стар и передвигался на инвалидной коляске. Второй молод и длинноволос, но по-щенячьи открыт. Представив меня им, Чарли позволил мне занять время, пока он сходит за машиной. А я, сняв солнечные очки, повернулась к парочке, вытаскивая линзы из глаз и глядя на мужчин алыми глазами, холодно поинтересовалась: — А Чарли знает, что из-за вашего попустительства, его дочь превратилась в наркоманку? Вы ведь знали про опасность, но не сообщили ей. Сказочки о хладных демонах не в счёт. — Тебе не рады здесь. Девочка справится сама. — Старший Блэк был непреклонен, явно не собираясь признавать свою вину, такой как мне. А вот его молодой спутник, молчал. И усмехнувшись, я уперлась обеими руками на подлокотники коляски, наклоняясь прямо к лицу мужчины. И вытащила из воротника крест Бальмонтов, глядя прямо в расширившиеся точки зрачков: — Волками вы стали получив нашу кровь и растворы, давшие вам шанс пройти посвящение. Вы не оборотни, так, лишь перевертыши. Красивая подделка в меховой шкурке, чья слюна и кровь не может навредить бессмертным, как должна. Я, имею полное право как Старейшина, согласно договору четыреста лет назад, стереть всё ваше племя и буду в своём праве. Ты ведь понимаешь, за что, индеец? Мужчина практически посерел, но нашёл в себе силы выдавить: — Да. Но Джейкоб не виноват. Не трогай его и я сделаю всё, что ты скажешь. — Усмехаясь, я качаю головой и собирая во рту слюну с микро-каплей яда, подхожу и притягиваю мальчишку к себе, удерживая от возможности отстраниться, фактически заливая ему её в рот и шепчу: — Хочешь, чтобы он выжил — глотай. И мальчик проглотил. Видя, как почти сразу у него расширяются зрачки, я отхожу, широко улыбаясь и повернувшись к старшему Блэку, констатирую: — Ты и твоё племя потребуетесь мне для загонной охоты на одну крайне настойчивую рыжую дичь. А твой сын, став оборотнем, станет противоядием для Беллы. За это, я замолвлю за тебя словечко перед Ковеном и сделаю вам небольшой подарок. Дам рабочие места. Как говорится, бизнес есть бизнес. — Согласен. — Взявший себя в руки мужчина насторожен и сверлит меня с неприязнью, но держит язык за зубами. Его сын начинает морщиться, я прямо чувствую, как начинает повышаться температура его тела. Обращение не за горами. Благо мы неподалеку от машины и вскоре пара индейцев покидает меня и подъехавшего Чарли. Я поправляю помаду глядя в зеркальце и хмыкнув на любопытный взгляд Свона, констатирую: — Парню нравится Белла и он не столь меркантилен, как я. Он поможет её вытянуть. Но мне потребуется забрать её на неделю. Мой психотерапевт поможет пробиться к ней. Проревется, начнем работать дальше. Позволишь? Мужчина тяжело вздыхает, но кивает. Немногословный. И как легкая и болтливая Рене прожила с ним больше двух лет — непонятно.       Белла обращает внимание на изменение обстановки только в машине. Спустя час. Неплохо так придавило девочку. Но она не бузит, просто смотрит по сторонам, а потом в прострации спрашивает: — Зачем? — Не хочу позволить тебе стать такой как мы, не показав, что мы такое на самом деле. После, решишь сама, будем мы ловить твоего труса Каллена, или начнешь новую жизнь. Смертную, или бессмертную — решишь сама. — Девушка осоловело моргает на мои слова, вяло пугаясь, но затихает, стоит мне посмотреть на неё алыми глазами. И лишь спустя несколько долгих минут, констатирует: — Вы что-то сделали с Чарли. — Не пришлось. Я появилась в жизни твоей семьи ещё до твоего рождения. — Улыбаюсь, переводя взгляд на дорогу и с ностальгией вспоминаю ту, что сама не ведая, стала спусковым крючком в моей истории общения с этой семьё. И признаю: — Мэри была чудесной женщиной. Сложной, строгой и консервативно относящейся к модным веяниям свободной любви и прочих пропагандируемых ценностей хиппи, но преданной семье. И очень похожей на мою мать. Я не смогла пройти мимо тогда, а против Рене, ты сама знаешь, пойти невозможно. Как была маленьким манипулятором, такой и осталась. Белла молчит, а я добиваю её, констатируя: — Рене знает кто я. С самого начала. Но она умеет не думать о белой обезьяне, даже когда все в комнате говорят только о ней. У неё уникальная структура разума — она не подвержена нашим способностям в той мере, что предполагает физический и эмоциональный вред. Но косвенным — вполне подчиняется. Как Ньютоновская жидкость. А вот ты, явно получила способности своего отца. Он очень плохо читаем. Каллены выбрали правильную жертву. — Они не вредили мне! — Вспышка эмоций чуть сильнее прежнего состояния снулой рыбы, но меня это не слишком радует. Слишком слабо для нормальной эмоциональной реакции. И я киваю, соглашаясь с ней: — Конечно. И не нужно было. Если бы попытались — пришлось бы убивать тебя и твоего отца физическим способом. Это дешевле, чем оставить тебя в живых и всю жизнь опасаться. Поэтому, они выбрали тебя в пару своему одинокому члену Ковена. Нормальная практика. Я бы сказала, что стандарт. Мне не ответили. Но буравили взглядом всю оставшуюся дорогу. И реакция была чуть посильнее — чистая обида. Правду говорят, что отрицательные эмоции сильнее.        В Лос Анджелесе мы оказались через несколько часов. Взятая напрокат Порше 911 разогнанная на пустынном шоссе до максимума, с моей реакцией летела как пуля. До ворот дома подъехала без проблем. А вот возле дома заметила знакомую машину. Феррари, с весьма знакомыми номерами. Уже ожидая крупные неприятности, я открываю дверь и пропускаю Беллу в дом, закрывая за нами дверь и вешаю на крючок кожаную куртку.       В гостиной меня встретили устроившиеся на длинном угловом диване по разные стороны нахохлившаяся Бри, недовольный Габриэль и светящийся воодушевлением и довольством Александр. Посмотрев на висящий на стене кухни календарь, я в досаде прикрыла глаза — последний сеанс с психотерапевтом у него был позавчера.       На нас, вошедших в гостиную отреагировали как на спасителей. Бри вскочила и рванулась ко мне, в прыжке повисая на моей шее: — Мама! Почему тебя не было так долго?! Тут пришёл твой знакомый! И утверждает, что станет моим папой. Можно я ему от твоего лица откажу? Ошарашенная я подхватываю дочь под бедра и перевожу растерянный взгляд на Габриэля. Тот, разводит руками и смерив наглеца оккупировавшего его любимое место на диване, раздраженным взглядом, поднимает руки, уходя: — Разбирайтесь сами. Я — в кабинет. У меня урок по продвинутому взлому. — А мне сказали, что меня использовали. А его вы тоже используете? Как и Эдвард меня? Подсаживая эмоционально и на феромоны? — Голос Беллы из-за спины заставляет дергаться глаз. И Бри, опытная, ойкает, спрыгивая с моих руки и схватив Свон за руку, утаскивает за собой, с криком: — Габриэль, подожди нас! Мы — Канада! Громко хлопает дверь кабинета, отрезая их от нас. И как-то так получается, что мы остаемся наедине. Ситуация неловкая. Я в растерянности, ненадолго как-то даже забываю, что я вообще-то вампир со способностями. И почесываю бровь, не зная, что сказать. Александр тоже молчит. Стоит напротив, в метре от меня и смотри с улыбкой. — Ты… — Я… — Мы замолкаем, снова. Глупая ситуация. Наконец мужчина прокашливается и подходя ко мне, подносит руку к моей груди и оглаживает что-то в декольте, что я с осознанием ощущаю как крест Старейшины Бальмонт. Тот, что был передан мне Марко. А мужчина, вытащив крест поверх декольте рубашки, констатирует: — Красивое украшение. Не стоит его прятать. Не среди своих.       Я даже не сразу осознаю сказанное. И хлопаю себя по лбу, когда он достает такой же крест, в той же расцветке, только с другим камнем. Но тоже с каймой, которая присутствует только на крестах старейшин. Хочется заржать. От глупости ситуации, обиды и осознания лживости этих отношений с самого начала, и обманутых ожиданий. Досада на себя, что не прочитала мужчину до донышка когда-то, накрывает с головой. И валом накатывает злость, типично женская — неудержимая. Вздергиваю бровь и видя его довольную улыбку, хватаю его за руку. Злая, я совершаю то, за что буду себя ненавидеть. Я дергаю его левое запястье на себя и прокусываю кожу, впрыскивая всю доступную мне дозу яда. И мстительно, чувствуя сильную обиду, шиплю прямо в лицо побледневшему от нахлынувшей боли мужчине, не пряча уродливое выражение лица: — От моего яда ещё никто не обратился. Надеюсь, ты добился, чего хотел. Проживи с этим свой последний день. И, отталкивая его на диван, ухожу в кабинет, хлопая дверью и приваливаясь к ней спиной. В кабинете, вокруг стола уже сидят Бри, грустная Белла и Габриэль. Увидев меня он протягивает мне бокал со свежей кровью. И принюхавшись, я понимаю, что запах идёт от дочери и Бри. Осушаю бокал и сползаю по стене, на пол, признаваясь в тишине: — Я его убила. Укусила, зная, что от моего яда ни один не обратился, умирая в муках. И всё, из-за одного проклятого совпадения. Он сейчас умирает в агонии. Вот так, Белла, поступают подобные мне. Видевшие войны и смерть, всегда выбирающие себя, а не кого-то ещё. Подсаживающие на свои феромоны, чтобы после того, как обратить, малейшая привязанность и симпатия из привычки, стали любовью, многократно увеличенные мозгом, который просто не в состоянии прекратить это. Но знаешь, сейчас я хочу плакать. Но, никогда не смогу этого сделать. И буду помнить каждый его вздох. Твой Эдвард тоже будет, но только если решится обратить тебя. Дочь шумит спрятанными на полке чайными принадлежностями и достаёт бутылку с водой, заливая её в электрический чайник — видимо оставила в прошлый раз, когда занималась с Габриэлем уроками. Щелкает кнопка и звук медленно закипающей воды, под шорох насыпаемого в чашки дорогого растворимого кофе, отвлекает Беллу. А сама дочь, не реагирует ни на кого, разводя кипятком по пакетику кофе себе и Изабелле. Мою кружку споласкивает кипятком и выливает его за окно. И разводит в ней кофе для себя. И вручив Белле вторую, буднично просит, хотя я более чем уверена, что она сейчас жалеет обо всём, что было сказано сегодня, пусть даже и в шутку: — Давайте посидим здесь часик? Потом решим. Но сейчас нам нужна передышка. Окей? Поговорим о чем-нибудь? — Бри и её разумность. Она догадывалась, что когда-нибудь так может случиться. У неё нет иллюзий касаемо нас. Ни одной. И потому её отношение ценнее вдвойне. Поэтому я киваю и она задаёт первый вопрос, пока в моих ушах бьётся чужой агонизирующий пульс, по ощущениям готовый прорвать грудную клетку. И хочется зажмуриться, перебить этот звук другим. Но он ввинчивается в голову и я не в силах перестать его слушать. Лишь молюсь, чтобы это быстрее кончилось. Хотя бы в память о том, что мы вместе пережили. Но звук не замедляется и не обрывается, превратившись в быструю барабанную дробь.       А Бри, видя мою реакцию, начинает вспоминать Новый Орлеан. И вспоминает она так красочно, со всеми, даже мне не названными ранее подробностями, что я тоже начинаю вспоминать. Панику людей, запах немытых тел и обреченные, затравленные взгляды обитателей Мемориала. И тоже делюсь своими воспоминаниями, описывая картины царящей вокруг смерти и беззакония, которое нам удалось частично обойти. Ну как частично — Габриэль постарался. Сломанные руки, убитые или вырубленные люди по пути следования эвакуационных лодок — он признает всё. Открыто и без купюр, завладев всем вниманием Беллы. Мы перебрасываемся целыми кусками воспоминаний, словно шариками для пинг-понга. И в какой-то момент, я осекаюсь. Когда Габриэль говорит с грустью: — Затихло. Рефлекторно бросаю взгляд на часы, осознавая, что прошёл час. А потом замираю. Сердце перестало биться… Сводит горло от желания закричать и я утыкаюсь в колени, сжимая пальцы в волосах. Все сидят на своих местах, даже не пытаясь что-то сказать и сделать. Просто молчат как мыши. Габриэль выругивается и в голосе восхищение и опаска: — Вот черт! А потом, я вдруг слышу то, чего не должна, ведь все кто здесь — сидят на местах. Шаги. Сначала неловкие, но с каждым шагом становящиеся четче. Габриэль выругивается и открыв окно, выпрыгивает, протягивая руки: — Девочки, за мной. Срочно! Девочки сбегают прямо с кружками. Бри спрыгивает последней, закрывая за собой окно, когда дверь в кабинет ломается. Пополам. И переведя взгляд на дверной проём, я вижу его. Вишнево-красные глаза, ставшие чуть более выраженными клыки ставших светлее зубов, что видно в полной раздражения улыбке, но лишь немного посветлевшая от пропавшего загара кожа. И её мягкое мерцание в солнечных лучах, падающих сквозь окно кабинета. И шагнув ко мне, он падает рядом и дергает на мне рубашку, шепча сквозь поцелуй: — Теперь не отвертишься. — И я слышу треск одежды, даже не сразу осознаваю, что она моя…       Вопреки ожиданию, он нежен. Слишком нежен и неумолим. Тело вампира, удовольствие которого почти никогда не было полным, из-за риска навредить партнеру слишком сильно, захлестывает с головой ощущениями. Я кусаюсь, вызывая лишь довольный шепот и подначивания в ответ. И вскоре оседлываю его сама. Вишневые, более глубокого красного цвета, ближе к благородному вину на солнце, глаза, прищурены в довольствии. Зрачки расширены как у наркомана, и в них отражаюсь я. И выгляжу совершенно не лучше. Разум захлестывает какая-то сумасшедшая жажда принадлежать, облегчение и иррациональная радость, словно пришивая меня по живому к мужчине подо мной. Это больно, сладко и невероятно умиротворяюще. Эмоциональная буря окрашивает всё в яркие цвета, отчего я не сдерживаю голос, порадовавшись на миг, что судя по звуку мотора и ворот в самом начале — Габриэль вывез девочек подальше.       Мы останавливаемся, только когда звонит его телефон. Александр рычит собеседнику самый категоричный посыл на хер, который только можно было представить. Собеседник испуганно извиняется, сбрасывая звонок. И мы всё же заканчиваем, доламывая стол, который рушится под нами подобно карточному домику. Жаль технику и документы, но проще купить новую. Те обломки, в которые мы их превратили собой, не соберёт ни один мастер. Я смеюсь, лежа на мужчине, видя обломки клавиш в темных волосах. Оказывается, Алекс на самом деле чистый брюнет, а тот отлив, что был — это краска. Повезло, что он брился перед посещением моего дома, иначе сохранилась бы трехдневная щетина, которая, насколько знаю, дико его раздражает. А так, он получился застывшим в наибольшем расцвете сил. Полностью вернувший тренировками прежнюю форму, прошедший лечение у психотерапевта и полностью здоровый. В том возрасте, когда нельзя сказать точно, больше ему или меньше тридцати. Он улыбается, видя как я смеюсь и поднимается, подхватывая меня под голые бёдра и шепчет: — Невозможно остановиться. Но думаю, я задолжал тебе разговор. Киваю, уже успокоенная два десятка раз и потому довольная жизнью. Только вот осадочек остался и кому-то придется постараться, чтобы он растворился. — Где ванная? — Я показываю пальцем за свою спину и он выносит меня в коридор. Прямо так. В той же позе. Уже у самой ванны слышим шорох у входной двери и спор знакомыми голосами. И я кричу: — Мы в ванной! Принесите пожалуйста халаты! В душе я со смирением вздыхаю и самолично вытаскиваю обломки пластика из волос Александра, скидывая их в мусорное ведро, чтобы Бри, снова спросонья перепутавшая ванную, не напоролась ногами на острые осколки. И раз взялась, сажаю его на скамейку, которую в обычное время использую для хранения всякого барахла, промывая волосы шампунем. В процессе с улыбкой замечаю, что его волосы полностью черные — нет более ни единой седой нити, которые я там ранее замечала. Да и сами волосы стали крепче, закрыв чешуйки и став немного толще и жестче. Интересно сработал яд. Хотя, я вкачала в него почти триста миллилитров — как выжил, непонятно. Закончив, тянусь уже за своим шампунем.       Мужчина не выпускает меня, проделав со мной то же, что и я — промывает волосы и вычищает пластиковые и деревянные обломки. И тоже кидает в мусорное ведро, за что плюсик в его личное дело я мысленно ставлю. Промыв мои волосы, он со смешком замечает: — А ты оказывается, совсем не брюнетка. На что я киваю и спокойно признаю: — Везде обман. — Понял. Сейчас поговорим. — Выключив воду и протянув мне полотенце, он вытирается вторым. А потом, надев халат висящий на ручке двери, идёт за мной в спальню. Мы устраиваемся на кровати, плечом к плечу. И как-то страшно говорить. Мне. Он, справляется с собой первым и медленно, с расстановкой начинает говорить: — Я понял кто ты давно. После третьей ночи, когда память вернулась. Получилось забавно, но в конце концов, меня стала больше интересовать ты сама. Новый Орлеан стал поворотной точкой. Я понял, что ты не чудовище и захотел быть рядом. А обращение… На самом деле оно всегда было мне не столь важно — я могу бороться с Вольтури и прочими угрозами с помощью своего ума и доступных ресурсов. Ты не ошиблась, сказав, что меня проще представить на месте координатора в штабе, а не волонтёра. — Пожав плечами, Александр усмехнулся и констатировал: — Но знаешь, я рад. Тому, что я теперь смогу быть рядом с тобой на равных. А то, что теперь я смогу посмеяться над старшим составом Старейшин алчно ищущим бессмертия, просто приятный бонус. Ну так что, завтра в мэрию? — Ты невозможен. — Я смеюсь, осознавая, что опять вляпываюсь и прикасаюсь к его висками кончиками пальцев, считывая то, что он скрывал даже от себя. И удовлетворившись увиденным, киваю: — Мне импонирует твой способ ведения дел. Как и вождение детишек за нос, вокруг меня. Хорошо. Завтра к юристам, для составления необходимых документов. Но, на свадьбу пригласим инвесторов и друзей. Первую свадьбу стоит использовать. — Это мне в тебе тоже нравится. — Александр снова полез мне в халат, но тут в дверь спальни постучали и Габриэль открыл дверь, кидая сквозь образовавшуюся щель два чехла с одеждой: — Во-первых, я рад, что вы поговорили. Во-вторых, оденьтесь. В-третьих — у нас проблемы. У Беллы случился нервный срыв, она прорыдала почти час. Сейчас спит в спальне Бри. Крайне недовольной Бри. Ну, я вас предупредил. Ойкнув, вскрываю чехол с одеждой и бегу к комоду, за бельём. За минуту одеваюсь и разворачиваясь, вижу застегивающего рубашку у темно-серого делового костюма мужчину. Пиджак уже на нём. Закончив, он поправляет воротник и убирает руки, когда я достаю проигнорированный им галстук, лежащий в чехле. Виндзорский узел у меня выходит рефлекторно — проклятые уроки этикета и не дававшаяся мне техника. Поправляю своё простое лавандовое платье и стягиваю с комода часы и надеваю на руку. Ещё немного влажные волосы приходится сушить феном, заодно и обсушив сначала не подумавшего об этом Александра. Объемные, теперь супер послушные волосы легко ложатся в нужную укладку. Следом, я сушусь сама, под феном удерживаемым мужчиной. Краем глаза поглядывая в зеркало, наношу легкий макияж и вдеваю в уши простенькие серьги на толстом штырьке — прокалывать уши если снова забуду, мне как-то не хочется. Закончив, собираю волнистые волосы в слабый низкий пучок и убрав излишки помады с помощью салфетки, встаю. Прихватив из полки четыре пачки линз и, предлагаю мужчине выбрать цвет и после, помогаю их надеть. Он выбрал карий, как и был. Я сегодня выбираю фиолетовый. И сжав его руку на своём плече, решительно встаю. У дверей мы натыкаемся на мужские туфли, знакомой мне марки — такие были на Александре до обращения. Он их долго рассматривает, но надевает, на пару секунд задумываясь над шнуровкой. Я же, прихватываю стоящие со вчерашнего дня у выхода простые лодочки. И мы выходим. Недовольная Бри сидит на барном стуле у кухонного островка и ковыряет овсянку. Увидев нас, она решительно встаёт и остановившись в метре от нас, пристально нас оглядывает. И достает зеркальце. И пару минут демонстративно сравнивает наши черты лица со своими. И наконец, констатирует: — Ну хоть тут без проблем. Буду везде как родная дочь. Но! Вы проштрафились! А потому, с вас четыре больших комбо-ведра из КФС, кола и триста долларов на бензин голодающим детям! Прыскаю, понимая, что дочь не против изменений в жизни и хлопаю по руке метнувшегося к бумажнику на полу мужчину и строго выговариваю: — Два ведра вам с Беллой, со всеми любимыми соусами, но! Всю следующую неделю у вас будет здоровая пища. И никаких денег на бензин, пока не помыла своего монстра. Александр, откровенно растерянный, переводит взгляд между смеющимися нами и усмехается на возмущенный выпад Бри уже в свой адрес: — Но папой назову только когда привыкну! — Заметано. — Протянутый кулак мужчины удостаивается удара кулаком девушки и она протягивает телефон и листок бумаги: — КФС. Список желаемого я набросала. На листке как раз на два больших ведра — предсказала мою реакцию. И мужчина, начинается смеяться, под нашими насмешливыми взглядами. Пока не раздается вопль раненного бизона, заставивший всех нас вздрогнуть и к нам не выходит Габриэль. Чеканящий шаг и с лицом глубоко обиженного человека. И Александр встречает его четкой фразой: — Сотня тысяч на восстановление. Пиши список. Габриэль замирает, словно налетев на стену. И выдохнув, потирает переносицу, констатируя: — Моя семейка ебанутая. И короче, после свадьбы я для тебя шурин. Живи с этим.       Грянувший хохот отдает остатками истерики, но мы от души смеемся и Бри лезет обниматься. Наша маленькая традиция. Скорчивший лицо с выражением отвращения, Габриэль шагнувший в обнимашки, тащит к нам Александра. И беспомощно моргает в мой адрес, когда тот осторожно, но крепко обнимает всех нас. Расслабившийся, стоит только его притянуть в эти объятия. Я беспомощно улыбаюсь названному брату, а тот морщится и мелко кивает, свободной рукой похлопывая нового члена семьи по спине. Вечером, мы берём мужчину на первую охоту, под покровом ночи.       Неблагополучные переулки Лос Анджелеса не спят. Первая жертва едва не получает смертельную рану, но я успеваю остановить мужчину и на собственной руке помогаю отрегулировать силу с которой нужно сжимать зубы, или царапать жертву. И со второй попытки у него получается. С непривычки он заляпывает подбородок кровью и приходится достать заготовленные заранее влажные салфетки. И что интересно, после моего предложения попробовать зализать ранку, делает это. И мы с удивлением наблюдаем, как та затягивается. Не плёнкой, как у меня, а полноценно. Через несколько минут вид у этой раны, как после нескольких дней. Даже начавшийся отек спадает. И мы, переглянувшись с Габри, после правки воспоминаний нашей жертвы, суем ему под нос нашатырь и исчезаем из переулка. За следующей жертвой.       К утру мы впервые видим как мутит перепившего крови новообращенного вампира. Но точно знаем, что его слюна сильный регенератор. И объем необходимый ему для жизни тот же, что и у меня. Примерно пятьсот миллилитров, а на сколько ему этого хватит, мы планируем замерить в следующий раз. А дома, нас встречает измученная Бри и более адекватная Белла. Которой, раздраженная девушка споила воду с моей слюной.