Synapse

Кристофер Уолстенхолм пялился на два файла, лежащих на рабочем столе его компьютера, пытаясь вспомнить, какой из них он только что получил по почте, а какой находился там уже более трех месяцев, загораживая собой часть заставки. Он уже хотел было сдаться и открыть один из них, чтобы проверить содержимое, когда услышал булькающий звук откуда-то сзади. - Не сейчас, Алфи, - промямлил он, смотря за спину. Его сын валялся в инвалидной коляске, раскинув руки и ноги в разные стороны. - Мрргх,- простонал Алфи, хихикая и закатывая глаза. – Нет, ты должен меня вылечить, я в коме. Мммрггх. Младшая сестра мальчика подкралась к нему с пластиковым стаканчиком, наполненным водой из кулера. - Кома-помощь! – пропела она, покачивая стаканчик над головой Алфи. Крис потер глаза и встал, вытряхивая своего сына из коляски и ставя того на ноги. - Так, ребята, мы играем в кому только дома, помните? Ава-Джо, поставь стакан на место или выпей воду. Альф, ничего больше не трогай, особенно инвалидные коляски. Всего две минуты, и мы поедем домой. - Что ты делаешь? - Работаю, - ответил он, позволив Аве-Джо забраться к нему на колени. – Работаю за компьютером. Мне нужно отправить этот файл по почте, и мы можем идти. - Если ты сиделка, - спросил Алфи, - значит на самом деле ты тетенька? - Если это всего лишь письмо, - спросила Ава-Джо, пролив на себя воду из стаканчика, - то почему ты не можешь его отправить с нашего компьютера дома? - А папа на самом деле – тетенька, - рассмеялся Алфи, вытаскивая из-за двери пару костылей. – А это я могу трогать? - Потому что на компьютере в центре хранятся все мои рабочие документы, - плоским голосом ответил Крис, после чего нахмурил брови, глядя на файл, который с его помощью приобрел очень оригинальное название – ‘akldjfgd.doc’ - Ты не сказал «нет», и прошло уже три секунды – значит, мне можно их взять, - заявил Алфи. Он просунул руки в отверстия и поднял костыли, указывая ими на своего папу и сестренку. – У-НИЧ-ТО-ЖИТЬ! У-НИЧ-ТО—* - Но я думала, что Интернет есть повсюду, - задумчиво спросила Ава-Джо, опустив свой палец в стаканчик с водой, после чего начала рисовать водой разные точки и линии на поверхности стола Криса. - Алфи, положи на— - Я не Алфи. Я – далек Каан, и я только что взорвал твою голову. - Хорошо! – Крис сдался, выходя из системы и вытаскивая далека Каана из костылей. Собрав детей вместе, он слегка подтолкнул их к выходу в коридор. – Я отправлю письмо завтра утром. Налево, Алфи. Нам нужно повернуть налево. Алфи нахмурился. - Нет, пап, мы оставили машину здесь. На парковке. - На кар-повке, - Ава рассмеялась сама над собой. - Я знаю, где стоит эта гребанная машина, - простонал Крис, заворачивая в левое крыло здания, - просто мне нужно проверить одного из моих – - Гребанная? - Гребанная?- Алфи не мог сдержать улыбки. - Папа сказал «гребанная» - Ава, давясь от смеха, вцепилась в плечо брата, - значит это слово теперь разрешено! Вздохнув на фоне хора детских голосов, разными интонациями произносящих слово «гребанный», которые разносились эхом по всему коридору больницы и были встречены несколькими странными взглядами как от пациентов, так и от персонала, Крис дошел до палаты номер 731 и толкнул дверь. После быстрой проверки состояния жизненно важных органов пациента и автоматически сделанных в карту записей о сделанном за день прогрессе, он опустил одеяло до талии пациента и слегка его приподнял, рассматривая кожу спины на предмет сухости или раздражения. Ничего. Все было в полном порядке. Крис начал аккуратно укладывать его на кровать. - ЭТО НЕ МОЯ НОГА! Крис подпрыгнул, громко крича от испытанного шока и отходя подальше от коматозника, который, определенно, только что проорал ему в лицо целое предложение. Вышеупомянутый коматозник сейчас вновь превратился в безвольно лежащее и спящее мирным сном тело, проявляющее свою реакцию на данное событие лишь ускоренным сердечным ритмом на кардиомониторе. Широко распахнув глаза, Крис медленно подошел к постели пациента, проверяя, не выпали ли из его тела, совершившего столь внезапное движение, какие-нибудь трубки или провода. - Пап? Он обернулся, замечая висящую на дверной ручке Аву-Джо, которая раскачивалась из стороны в сторону. - Да? - Мы идеееем? - Я слегка задержусь, - сказал Крис, оглядываясь. – Маме придется забрать вас. Пока посидите в моем кабинете и поиграйте в компьютер, хорошо? Тень разочарования скользнула по ее лицу, которое тут же просветлело при упоминании Крисом слова «компьютер». Они прошли по коридору до его офиса, после чего Крис вновь вошел в систему и пустил детей играть, а сам поднял трубку телефона, находившегося на столе. Он оперся на столешницу, играясь с телефонным кабелем и ожидая, пока кто-нибудь из кабинета ниже возьмет трубку. - Привет, Это Крис. Да. Да, все в порядке. Я просто проверял парня из 731-ой, и он… эм… он оказался довольно-таки живым, да. Да. Он закричал и вроде как пошевелился. Ага, сейчас спит, но он, определенно, начинает приходить в себя. Алфи развалился в кресле, показывая папе поднятые вверх большие пальцы. Крис улыбнулся и, наклонившись вперед, подставил к его пальцам свои, чтобы «отбить пять». - Да, конечно, у меня есть контактные данные. Я дам ему знать, позвоню прямо сейчас. Знаю, я везунчик, - он рассмеялся и поморщился, взглянув на часы – его ждала незапланированная ночная смена. – Сегодня моим верным другом будет кофеин. До скорого, Джон. *** Несколько раз в течение последней пары месяцев Доминик подумывал над тем, чтобы продать телефон. Ему никто никогда не звонил, да и его наличию противилось все существо Доминика. Он продавал все, что попадалось под руку. Телефон же, лежащий на столешнице в кухне, казался лишь ненужным куском хлама, случайно оставшемуся в пустом доме. Выйдя из душа, Дом встал на резиновый коврик и, дрожа, начал вытираться полотенцем, после чего пялился на свое отражение добрых пять секунд, прежде чем его мозг понял, что звук звонка, раздающийся из открытой двери, был, несомненно, звуком звонящего телефона. Ко лбу Доминика прилипла еще мокрая челка, с которой вниз, по его лицу, стекали ледяные капли воды. Да уж, он нахмурился – отражение в зеркале было кристально ясным из-за отсутствия пара в ванной, чему способствовало отсутствие горячей воды в душе, давненько я не слышал этого звука. Широко раскрыв глаза, он развернулся на пятках и ринулся вниз по лестнице, одной рукой придерживая полотенце, поднимая телефонную трубку. - Алло? Здравствуйте? - Доминик Ховард? - Да? – его сердце зашлось учащенным ритмом. - С вами говорит Крис Уолстенхолм, я медбрат из клиники и сиделка Мэттью Беллами. Вы сейчас можете говорить? Он оперся одной рукой на маленький холодильник, чтобы не упасть здесь и сейчас – его все еще знобило от холода, – и начал лихорадочно кивать, пока не вспомнил, что телефоны так не работают. - Да, да, я абсолютно точно могу сейчас говорить, - ответил Дом. - Замечательно, - Крис наклонился поперек стола и шлепнул Алфи по рукам – мальчик полез пальцами в небольшой кактус, проживающий свои дни рядом с его компьютером. - Плохие новости? – спросил Дом, побледнев. - Нет, что вы, никаких плохих новостей! – он улыбнулся. – Он просыпается. Сейчас он на первых стадиях. Поток эмоций, хлынувший из его груди и накрывший собой остальное тело, сделал Доминика немым. Его пальцы соскользнули с поверхности холодильника и накрыли собой рот парня, который неверяще выдохнул. - Вы… - он старался держать себя в руках, говоря более-менее обычным голосом, - вы уверены? - Да, - ответил Крис, широко улыбаясь от ощущения несоизмеримой и нескрываемой радости своего собеседника. – Он вроде как дернулся и накричал на меня, а затем опять провалился в сон. До чертиков меня напугал, если честно. - Я выезжаю немедленно, - сказал Дом, взглянув на часы и внезапно осознав, что он до сих пор стоял в одном лишь полотенце. – Я буду в клинике… не знаю …через сорок пять минут? Может, через полчаса, если побегу. - Но я должен вас предупредить, - услышал Дом голос в трубке, - что этот процесс будет протекать очень долго и очень медленно. Он не просто очнется – за этим последует интенсивная терапия для восстановления сил. Эти десять секунд, должно быть, вымотали его – я не знаю, что будет, если – - Я знаю, знаю, - настаивал Доминик, проводя рукой по влажным волосам и судорожно выдыхая. – Я понимаю. Я просто хочу его увидеть. - Я лишь хочу сказать, что не стоит ждать кардинальных перемен, - терпеливо ответил Крис. Они никогда не слушают. – Мне нужно удостовериться, что вы осознаете, что он сейчас ничем не отличается от того человека, которого вы навещаете вот уже несколько месяцев. - Я все равно хочу его увидеть, - решительно повторил Дом. Он мог слышать усмешку молодого человека. - Я так и думал. Если хотите, мы с вами можем обсудить будущий план по его восстановлению и лечению, пока вы будете здесь? - Звучит отлично. Скоро увидимся. Я приеду, наверное, через час. Крис кивнул. - Тогда до скорого, Доминик. Дом положил трубку и замер, прежде чем медленно упасть на пол и, повернувшись на бок, упереться лбом в прохладную дверцу холодильника. Его руки распластались по столешнице, поддерживая тело; Дом почувствовал, как холодная дверца перед его лицом запотевает от горячего дыхания. Поглотившее его облегчение грозилось вырваться наружу в форме текущих по его щекам слез, но они так и не появились. Лишь одна за другой на него накатывали волны безумно счастливого хохота. *** Крис пожал ему руку, после чего они прошли вдоль холла, а затем поднялись на несколько лестничных пролетов вверх. Окружающее его здание совершило странные изменения, пока он поднимался; на четвертой или пятой ступеньке, обои на стенах внезапно сменились бежевой штукатуркой, а висящие на них картины в рамках уступили место уведомлениям о том, что для прохода наверх нужно использовать дезинфицирующие дозаторы. Словно два совершенно разных здания – гостеприимная приемная и типичная стерильная больница – были случайно скреплены степлером где-то посередине этого перехода. Доминику казалось, что если взять молоток и продолбить им стену, то можно обнаружить, что она наполовину состоит из скоб. - Я так понимаю, вы хотите видеть Мэттью прямо сейчас? – спросил Крис, замедлив шаг, когда они дошли до перекрестка в коридоре. Дом кивнул. - Если можно. - Конечно. Как только будете готовы, пройдите налево, мимо различных автоматов, а потом еще раз поверните налево. Мой кабинет будет прямо перед вами, если вы захотите обсудить то, что, вероятнее всего, будет происходить в течение последующих нескольких месяцев. - Я бы хотел, спасибо, - согласно кивнул Дом и, быстро улыбнувшись медбрату, повернул в другую сторону, чтобы оказаться возле уже знакомых ему ступенек, ведущих в палату номер 731. Он увидел приоткрытую дверь, как только подошел к палате, и Дом внезапно начал нервничать, как несколькими минутами ранее в машине. Он и в самом деле не надеялся увидеть Мэттью в каком-нибудь другом состоянии, отличном от того, в котором он находился последние месяцы, но при виде безжизненного и, как всегда, бледного лица, в груди Дома неизбежно сверкнула вспышка разочарования. Доминик сел в кресло, стоящее рядом с кроватью, и наклонился к лицу Мэттью, убирая с его лба отросшую челку. Они давно не подстригали ему волосы – пряди уже доходили до ресниц. С интересом, он заметил, что глаза Мэтта были чуть-чуть приоткрыты. Конечно, не так широко, чтобы он смог его увидеть, но достаточно для того, чтобы позволить слабому и мутному свету пройти сквозь длинные и темные ресницы. С него сняли кислородную маску – на щеке отпечаталась едва заметная линия. Пальцы Доминика немедленно обвели контуром этот след, поглаживая мягкую кожу, прежде чем его ладонь обхватила лицо Мэттью, скользя по выступающим линиям скулы. - Привет, - прошептал он, наклоняясь так, чтобы глаза брюнета смогли уловить, по крайней мере, изменение света. Возможно, если Мэттью сейчас был там в сознании, он сможет разглядеть размытый и темный силуэт его лица. - Я слышал, что ты накричал на медбрата, - тихо сказал Дом, улыбнувшись. Его свободная рука подняла руку Мэттью, которая привычным движением скользнула в его открытую ладонь. – Ты мудак. Спорим, он там обосрался от страха. Дом наклонился еще ближе, тщательно стараясь не задеть различные трубки и капельницы, и положил их соединенные руки на грудь Мэттью. - Не могу поверить, что ты очнулся, - пробормотал он. – То есть, я постоянно твердил себе, что ты вернешься, но в последнее время мне стало труднее убедить себя в этом. Это сложно, я пытаюсь не волноваться и не вести себя, как истеричка, но я не могу дождаться того момента, когда увижу тебя. Я имею в виду, когда буду по-настоящему говорить с тобой, видеть твои глаза и твою улыбку. Есть с тобой, спать рядом с тобой. Тебя здесь будут держать еще долго, но я буду стараться быть рядом так часто, как только смогу. Я действительно буду заботиться о тебе, Мэтт, очень сильно, и я не могу дождаться этого момента. Будет не просто, но мы же собираемся делать это вместе, правда? Обняв голову Мэттью, Дом нежно поцеловал его в лоб. - Я скучаю по тебе, - с нежностью в голосе, произнес он, - и я люблю тебя, и я скоро вернусь. Я заехал лишь, чтобы поздороваться, совсем ненадолго. Сейчас я собираюсь поговорить с Крисом, твоей сиделкой, о том, как лечить тебя дальше, хорошо? А потом я поеду домой спать, чтобы завтра пойти на работу, потому что нам все еще будут нужны деньги, до тех пор, пока ты не придешь в себя окончательно. Я бы остался на всю ночь, если бы мог, но я не могу, правда. Но это будет совсем скоро, хорошо? Его руки скользнули вниз по лицу Мэттью, после чего Дом встал. Прежде, чем выйти из палаты, он на секунду замешкался, говоря кое-что еще, в случае, если Мэттью не слышал ничего из того, что он сказал ранее. На всякий случай. - Я люблю тебя, Мэттью, - повторил он. Сквозь его тело словно провели разряд электрошока, когда, Дом мог поклясться, он увидел, как ресницы Мэттью дрогнули, но после минуты молчаливого взгляда на его лицо, Мэтт больше не подал никаких признаков жизни. Тихо вздохнув, Дом попятился назад и вышел в коридор, поворачивая налево, и зашагал в направлении кабинета Криса. *** Мэттью продолжал смотреть на потолочную плитку, глядя сквозь небольшую щель, которую секунду назад закрывала голова другого человека. Он смотрел на то, как бледный гипсокартон кружился в маленьком вихре, вместе с влагой, расплывшейся по поверхности его глазного яблока, замечая крошечные частицы белка, проплывающие мимо его сетчатки, размывая фокус. Он по-прежнему не был способен двигать свое глазное яблоко, а также сокращать или удлинять линию фокуса. Это означало, что потолок постоянно нависал над ним вне пределов досягаемости, пустой и нечеткий, что привело бы его в раздражение, но картинка была затемненной из-за полуопущенных ресниц. У них была интересная структура; сквозь веки пробивались полоски преломленного света. Толстые, резкие и яркие линии выходили из лампы, висящей на потолке, словно шипы. Он любил наблюдать за тем, как меняется их угол, из-за его ресниц и жидкости в глазном яблоке, которая смещалась от часа к часу. Если это единственный мир, который знаком человеку, то человек быстро учится находить в нем развлечения. Было невозможно даже судить о течении времени, поэтому он не трудился интересоваться у самого себя, сколько он здесь лежит – несколько минут или несколько недель. Иногда он понимал, что находится в сознании, а иногда потолочная плитка просто исчезала. Всего лишь спокойный, неподвижный цикл возвращения в существование, а затем выскальзывания из него. Снаружи что-то бибикало, и он какое-то время начал считать сигналы, но забыл, что идет после двадцати. Поэтому он назвал первые двадцать коротких сигналов как двадцать (первые), вторые двадцать сигналов как двадцать (вторые) и третьи двадцать сигналов как двадцать (третьи). Когда он дошел до двадцать (двадцатые), то не был уверен, что делать дальше, поэтому вернулся к разглядыванию ресниц. Такие игры помогали ему побороть панику. Иногда он пытался кричать, чтобы позвать на помощь, но ничего не происходило. Ему было интересно, как его зовут, сколько ему было лет, ему было интересно, кто он – мужчина или женщина. Когда в палату зашел медбрат, он внутренне умолял, чтобы на его вопросы были даны ответы, любым способом, как в прямом с ним разговоре, так и в форме отрывков чьей-нибудь подслушанной им болтовни. Он был новорожденным в этом чужом мире, глядя на него чужими глазами, и внезапно он понял, почему дети так часто и так сильно плачут. Услышав щелчок, знаменующий о том, что дверь в его палату закрылась, он почувствовал теплое, полное надежды свечение в своей груди, волны эмоций, накрывающих его с головой, которые заставили потолок поменять форму, так как на его глаза навернулись слезы. Он был Мэттью. У него было имя, и он почувствовал чувство определившейся индивидуальности, расцветающее в его затуманенном разуме. Теперь он был личностью, и он лежал в кровати, и другой человек сказал, что он поправится. От чего бы он ни просыпался, и куда бы он ни просыпался, не имело значения. Смысл был в том, что он выздоравливает, и что он просыпается. Он был в безопасности, о нем заботились и его очень, очень любили. Его сердце сжалось от радости при этой мысли, и первая слеза покинула уголок его левого глаза, скатившись по лицу в его волосы. Я Мэттью, вновь подумал он про себя – звук нелепого хихиканья пронесся в его голове прежде, чем он снова потерял сознание. * - победный клич всея далеков - главных злодеев вселенной "Доктора Кто" (прим. пер.)