Отрывками

Хакуэй начинает занимать свое тело потихоньку. По ночам, когда Арба в ее теле казалось бы спит, Хакуэй открывала глаза и не понимала, куда делось ее время. Она помнила, как пила чай с Сейшуном, улыбалась и смеялась, но никак не могла понять, почему сейчас ночь. И прошел целый месяц. Она списывала все на усталость и свою забывчивость, не давая промелькнуть и тени сомнения. Она усмехалась собственной глупости, говорила сама себе, что после хорошего крепкого сна все обязательно пройдет и она будет помнить. Но… В следующий раз, когда она отрывает глаза, проходит два с половиной года. Синдбада поражает способность Арбы выбирать себе красивые тела. Его удивляет то, что она умеет носить эту оболочку так, чтобы она «не изнашивалась». Он вспоминает Гьекуэн. Красивая женщина, не утратившая с годами своей красоты, которая, казалось, с возрастом только цвела и становилась еще прекраснее. А еще Арба умеет быть терпеливой, но ей этого совсем не хочется. И именно поэтому захватив тело ничуть не уступающей в красоте императрице Хакуэй, Арба первым делом примчалась к нему, Синдбаду, чтобы поклясться в верности и предложить свою помощь. Синдбад помнил нрав Хакуэй, ее гордость и понимал, как она мыслила. Но поверить не мог, что губы той же самоотверженной девушки произносят такие пошлые слова о любви. Арба не намекала, не предлагала. Она приходила и говорила: «Возьмите, господин, то, чего Вам так хочется». И она не скрывала того, что тщательно выбирала себе новое тело, зная, что оно должно понравиться Синдбаду. Арба была права: Синдбаду нравилось лицо, тело Хакуэй. Только в этом теле привлекательнее для него была душа самой Хакуэй, а не кукловода, умело управляющего ею и заставляющего так жарко обнимать Синдбада, так горячо целовать его и шептать лживые слова о ненастоящей любви. Арба не умела любить, а у Хакуэй теперь не было возможности. И когда Хакуэй просыпается в первый раз, это немного шокирует Синдбада. – Король Синдбад? – спрашивает настоящая, не поддельная Хакуэй.– Почему я в Синдрии? Ей нельзя солгать. Просто потому что глядя на ее страх, непонимание и наивность, он не может не сказать ей правду о ней. Синдбад думает, что первым делом Хакуэй начнет причитать: «За что мне это? Я ведь ничего плохого не сделала, правда?». Но вопреки всему первой фразой, срывающейся с губ Хакуэй, становится: – Я знала, что мама не могла так поступать. Хакуэй тревожится о брате, думает о том, что будет, когда он все узнает. И Синдбаду так и хочется спросить: «А как же вы, принцесса?» Она до глупости, до сумасшествия помешана на добре и всем хорошем, что есть в мире. Идеалистка до мозга костей, сама доброта от кончиков волос до кончиков пальцев. И сама правильность во плоти. – Пожалуйста, убейте меня, король Синдбад, – просит она. Она повторяет эту просьбу так много раз, что он сбивается со счета, сколько раз ответил: "Хорошо, принцесса". Раз за разом нарушая обещание, он мнимо продлевает жизнь не ей, а ее телу, ее живому горячему сердцу, где сейчас находится дух Арбы. Она просит убить ее. Просит покончить со всем и спасти всех, говорит, что Арба тогда не сможет использовать ее тело. Она молит о какой-то свободе, болтает что-то о каких-то гордости и чести, которые Арба выменяла на его расположение, продав тело Хакуэй столько раз, сколько ему хотелось. – Пожалуйста, покончите с этим, король Синдбад, – говорит она снова. Его губы снова шепчут "хорошо", и Синдбад знает, что это очередная ложь.