Отрывками

Хакуэй просыпается в самый разгар битв, совсем ничего не помнящая о том, что произошло. Братья бегло объясняют, что тело ее – как до этого и тела ее матери, бабушки и так далее – было захвачено духом Арбы, волшебницы из Альма-Торан. Хакуэй грустно улыбается, поднимаясь в постели, – это объясняет многочисленные шрамы на теле, о которых она не помнит, и косые взгляды придворных и слуг. Но больше всего Хакуэй горюет не о том, что тело ее становится непригляднее. «Сколько же бед я натворила, сколько зла причинила невинным людям, пока была одержима этим духом?», – думает принцесса, со стыдом – хотя чего ей стыдиться? – глядя братьям в глаза. Хакуэй не задаст этот вопрос даже Коэну, побоясь его прямолинейной честности и сочувствующего – что произошло с этим миром, если даже Коэн теперь чувствует вину? – взгляда. Все во дворце снуют туда-сюда, спешат, готовятся к большой битве, а Хакуэй советуют заняться восстановлением своего здоровья. И между строк она читает: «Может Арба все еще притворяется принцессой Хакуэй?» Горькая усмешка скользит по тонким губам принцессы – какой должно быть потрясающей обманщицей была эта Арба, если сумела провести весь двор и императорскую семью, пока прикидывалась принцессой. И никто не усомнился, не обратил внимания. Слишком простой Хакуэй была, слишком наивной в своих желаниях и мечтаниях, чтобы можно было притвориться незаметно. Хакуэй пытается учиться жить с тенью Арбы, нависающей над ней, и страхом всех остальных, что она все еще часть принцессы. И напрасно Аладин убеждает ее, что дух оставил ее навсегда, что теперь ее защита сильна и даже Арбе ее не сломить. «Объяснил бы это кто другим людям», – думает Хакуэй, через силу пытающаяся терпеть напуганные взгляды. Но к ней даже вроде бы привыкают, страх в глазах подданных становится неотъемлемой частью жизни принцессы. А потом другая новость обрушивается на Хакуэй как снег на голову. Арба может занять тело любого потомка по женской линии. За все эти месяцы Хакуэй, натерпевшаяся злых речей, идущих от страха и ужаса, научилась читать между строк. Последняя радость жизни, которая могла бы появиться у Хакуэй, теперь отнимается. Ради безопасности. Ради мира. Ради еще большего горя одной принцессы, до этого проведшей не одну ночь в горьких слезах. Она и не надеялась удачно выйти замуж – в конце концов, ее тело, ее лицо и даже душа изуродованы шрамами, а это делает ее не самой завидной невестой. А тут еще и этот дух, захвативший тело. Жена, которая не сможет подарить наследника, никому не будет нужна. Хакуэй плачет долго и много – по каждому ушедшему члену своей семьи, по живым братьям, по месяцам, что была одержима духом, по своей судьбе и даже по не родившимся у нее детям. Она плачет ночью, надеясь, что никто не узнает об этом, но все и так становится, очевидно – покрасневшие от слез глаза, усталый вид от бессонных ночей. Хакуэй лишь твердит себе, что она все еще принцесса – что бы не говорили другие – империи Ко, а титул предполагает большую ответственность. И она говорит себе: «Это ради народа Ко». «Это ради всех остальных невинных людей». «Это ради того, чтобы никого больше не постигла моя участь». И она приходит к дворцовому лекарю, полная уверенности и горя, а тот, даже не глядя ей в глаза, просто протягивает ей сверток с травами. Хакуэй даже не понимает, боится ли он ее, как все остальные, или просто не может взглянуть на нее от стыда, что приходится травить организм такой молодой девушки. – Велите своей служанке заваривать из этих трав чай, – говорит лекарь, – и вы никогда уже не сможете стать матерью. Хакуэй дрожащими руками берет сверток – «Будь сильной ради будущего!» – и, знаете, слез не остается, чтобы заплакать. Она не плачет даже тогда, когда служанка раз за разом приносит ей этот яд и Хакуэй с тяжелым сердцем пьет его. Потому что нет ни горя, ни облегчения. Есть только пустота, преследующая его с того момента, когда Хакуэй пробуждается от долго сна.