Трое в Бентли, не считая блондинки

Я слыла особой скорее практического, чем романтического склада ума, однако и со мной время от времени случались приступы элегичности. Когда я очнулась от дремы, разбуженная чьей-то внезапной горячностью, я увидела прекрасного ангела, подобного тем, которых изображают на фресках, иконах или иллюстрациях к детской Библии. Вокруг его головы сиял самый что ни на есть настоящий нимб, серо-голубые глаза смотрели внимательно, словно заглядывая в самую мою суть. На белых, как алебастр, ланитах играл нежный румянец, а улыбка являла собой такую чистоту и непорочность, что все мое существо затрепетало. Я замерла, часто моргая. Ангел улыбнулся еще шире, отчего на его щеках образовались очаровательные ямочки. — Тони, не могу поверить, что ты хотел оставить эту прелесть себе! — воскликнул он, затем обратился ко мне, — как тебя зовут, малышка? — Мэг, — прошептала я. — А вас? — Брайан, — ответил он и, почему-то грустно вздохнув, пробормотал, — меня уже не узнают. — Я думала, что у ангелов имена должны заканчиваться на "-ил", — промямлила я, не в силах спросонок совладать с речевым аппаратом. Брайан на секунду задумался над смыслом сказанного, затем вновь просиял: — Бывают исключения. С этими словами он открыл дверцу машины и шутливо, но при этом весьма изящно поклонился, делая жест в сторону дома. — Мэг, надеюсь, ты не откажешься составить мне компанию этой ночью. От этого скабрезного предложения ангельский образ рухнул, подобно карточному домику во время торнадо. Из моей головы словно вакуумным насосом удалили розовый туман, который клубился момента пробуждения. Я заметила, что глаза у Брайана опухшие и покрасневшие, под глазами — мешки, вокруг рта залегли неглубокие, но заметные морщинки, а волосы были растрепаны, как будто слово "расческа" было для их обладателя набором букв с туманной семантикой. При этом от юного серафима ощутимо разило спиртным. — Кажется, вы меня не за ту приняли, — прошипела я. — А если решили таким образом расплатиться, то лучше деньгами. Брайан моментально переменился в лице, складки вокруг рта стали глубже и резче, а глаза полыхнули негодованием. — Тони, что за чучело ты приволок? — обратился он к собеседнику, все это время стоявшему за моей спиной. — Я же сказал, что ты должен ей заплатить. Брайан адресовал Тони "Испанцу" недоуменный взгляд: — Серьезно, ей? Я думал, ты прикалываешься. Брайан почесал затылок, затем пристально посмотрел на меня. — Знаешь, Мэгги, девушкам не следует заниматься наркоторговлей, — назидательно произнес он. Я молчала, озадаченная интенсивностью развития событий. Спорить было глупо, соглашаться — еще глупее. Увидев мое замешательство, Брайан состроил сочувственную гримасу, видимо, решив, что своим замечанием заставил меня остро ощутить собственную греховность. — Не расстраивайся, малыш, у тебя все еще будет хорошо. Женишь на себе какого-нибудь трудягу-углекопа, устроишься в дешевую забегаловку подавальщицей, родишь троих спиногрызов от трех разных мужчин и весь остаток жизни будешь кусать подоконник на пару со своим благоверным. Завершив порцию предсказаний обещанием, что жить я буду несчастливо и, в сущности, недолго, Брайан замолчал, уставившись в чащобу, начинавшуюся на противоположной стороне дороги, где чернели ели, словно зубы оборотня, измазанные ваксой. Не зная, что ответить, я уточнила: — Вы заплатите? Брайан вздохнул, глубоко и печально, как осипшая банши. — Пошли, — протянул он и, оставив дверь машины открытой, направился к дому. Мне пришлось, зевая в кулак, выбраться из машины. Не успела я сделать и пары шагов, как за моей спиной раздался шум заводящегося двигателя. Я обернулась и едва не завопила от досады — Тони "Испанец" решил смыться под сурдинку. — А как же я? — спросила я, глядя на него, как бедуин на озеро Лох-Несс. — Я посредник. Для меня главное, чтобы клиент был доволен. А клиент, — Тони "Испанец" кивнул головой в сторону, куда ушел Брайан, — доволен. Рад был познакомиться, Мэг из будущего. Машина дернулась и поехала вперед. Я с досадой проводила глазами два красных огня, скрывшихся за деревьями. — В жизни порой случаются огорчения, — раздался за моей спиной голос, тихий и глухой, отчего со мной едва не приключился апоплексический удар. Я резко обернулась и увидела Брайана, который все так же пристально глядел на деревья через дорогу, зловеще шелестящие листвой. Он напоминал очень симпатичного зомби. На всякий случай я глянула в том направлении, куда он столь сосредоточенно пялился, но, не найдя флору достойной внимания, опять посмотрела на собеседника. — Сколько? — спросил он. — Ну, сто фунтов, — я назвала первое пришедшее в голову число. Брайан довольно улыбнулся и поглядел на меня, правда, отнюдь не весело. — Там, вообще-то, сотни на три, как минимум, но я что, дурак что ли спорить. От обиды я поджала губы, но решила, что падать на колени и устраивать перформанс "Ave Maria" не стану, поэтому пожала плечами, дескать, хватит и сотни. Брайан еще раз внимательно оглядел меня, затем остановил взгляд там, где на некогда белоснежной блузке красовалось темное пятно. — Почему у тебя кровь на одежде? — Ввязалась в смертоубийственную потасовку, — честно ответила я. — Криминальный мир и все такое. Брайан осторожно приподнял край моей блузки и на секунду в его глазах промелькнула смесь страха и брезгливости. — Пошли, — сказал он, мягко подталкивая меня в спину, — у меня дома… то есть, в моем храме музыки… короче, у меня есть антисептики. Я улыбнулась и, не в силах не испытать благодарность, зашагала с Брайаном по мозаичной дорожке в направлении антисептиков. Когда мы вошли в дом, моим глазам открылась картина, достойная кисти Иеронима Босха: мягкое сияние многочисленных оплывших свечей освещало убранство: диваны, обитые блестящим бархатом, кресла с резными спинками и длинный стол, словно перенесенный сюда из банкетного зала короля Людовика XV, на котором лежала обнаженная девица, привязанная за лодыжки и запястья к ножкам стола. Она спала, запрокинув голову. Судя по доносившейся из угла тихой музыке, там стоял проигрыватель, а на стенах собралась половина Красной книги: головы всех размеров и расцветок. Главным украшением гостиной служил рояль, возвышавшийся посреди комнаты, словно алтарь со свечами. Стена возле него была увешана обрывками нот. В конце помещения виднелась приоткрытая дверь, а за ней — я могла поклясться! — маячил гроб. — Дааа, — протянула я, и звук "а" превратился в бесконечный дифтонг. Тем временем Брайан успел отлучиться и вернуться с несколькими пузырьками и охапкой бинтов. Он разложил это на ближайшей горизонтальной поверхности, алчущей влажной уборки, и деловито приказал: — Снимай кофту. Я выхватила из его рук пузырек с перекисью водорода. — Я справлюсь. Я приподняла край блузки и принялась обрабатывать рану со сноровкой, присущей моей профессии. Между тем Брайан закурил и, наблюдая за моими манипуляциями, поинтересовался: — Кажется, тебе приходится рассчитывать только на собственные силы? Я собралась было ответить, что все куда менее романтично — я не девица-мафиози, не гренадер в юбке, коротающая ночи за наркоторговлей, а всего лишь человек, который шесть лет проучился на медицинском факультете и два года в интернатуре — но перекись обожгла поврежденную кожу, отчего я, ойкнув, зашипела. — Может, водки? — предложил Брайан милосердный. — Она т-тоже жжет. — В смысле выпить. Мысль была вполне здравой. Если, конечно, он не собирался накрошить мне снотворного и воспользоваться ситуацией в своих низменных целях. Я кивнула, и Брайан с ловкостью Фигаро наполнил прозрачной жидкостью небольшой стакан и протянул его мне. Я пригубила и тут же скривилась — вот пакость! Но бок по-прежнему жгло, и я печально вздохнула — надо! Как говорится, клин клином. Залпом опрокинув в себя полстакана, я горько пожалела — внутри все обожгло адским огнем. Если это и было обезболивающим средством, то принцип действия был подобен тому, когда эскулапы в 19-м веке сбривали пациенту волосы и прижигали голову кислотой, чтобы терапевтическая боль ослабила уже существующую. Я стояла, зажмурившись и не решаясь открыть глаза, поскольку из них готов был низвергнуться поток слез и устроить в доме небольшое половодье. Я почувствовала, как Брайан взял у меня из рук ватный тампон и приложил к ране. Я не выдержала и принялась подвывать. Через несколько минут рана, наконец, была обработана. Я поблагодарила Брайана и поинтересовалась, который час. — Где-то полдвенадцатого, — ответил он, не потрудившись свериться с более авторитетным источником, чем собственная интуиция. У меня еще был шанс успеть на самый-пресамый последний маршрут. Перед тем, как мы с Тони "Испанцем" свернули на Котчфорд-лэйн, я успела заприметить автобусную остановку. Отсюда до нее меньше мили, так что мне следовало преодолеть проселочную дорогу. Брр, определенно, променад будет не из приятных. Скорее бы оказаться в светлом автобусе, везущем меня в Лондон! Интересно посмотреть, как он выглядел — вернее, выглядит — в 60-е. Потом найти бабулю и поведать ей разрушительную для нервной системы правду. Надеюсь, школьные уроки риторики пошли мне впрок, но прежде надо будет усадить прародительницу в кресло, подложить ей подушку под голову, накапать валерьянки… Наверняка, она все поймет, бабуля у меня отличная, а в молодости, вероятно, была первоклассной особой! Я смущенно прокашлялась, намереваясь вновь напомнить о своем вознагражлении. Когда разговор заходил о презренном металле, я чувствовала себя неловко. Хотя в данный момент речь шла скорее о презренной бумаге, поскольку презренный безнал еще не был в ходу. — Мистер… — я осеклась, осознав, что забыла, как представил Брайана Тони "Испанец". Господи, да как же там его…? — Хмм… Брайан, с вас по-прежнему сто фунтов. — Ты не останешься до завтра? — его светлые ресницы затрепетали с такой частотой, что порыв ветра едва не впечатал меня в стену. Я отрицательно покачала головой. Брайан едва слышно вздохнул, опустил глаза, затем потянулся к ближайшему комоду, открыл ящик и, не глядя, выудил оттуда две смятых купюры, с которых на меня взирал сэр Кристофер Рен в кучерявом парике. Когда я потянулась, чтобы взять их, то случайно коснулась пальцами руки Брайана и ощутила ее холод. Казалось, по его жилам текла не кровь, а жидкий азот. Спрятав деньги в карман, я попрощалась и, не дождавшись ответа, вышла на свежий летний воздух, довольная собой. Ай да я! — всего час, как попала в этот Вестерос, а уже разжилась деньгами и план действий какой-никакой составила. Успеть бы на автобус — на остановках под открытым небом мне еще не доводилось ночевать, и я с удовольствием обойдусь без этого опыта. Не успела я миновать зеленые насаждения, окружавшие коттедж, как на мою голову упала тяжелая холодная капля. За ней еще одна и еще… Англия, черт ее подери! Не зря у нас говорят "Если не нравится погода, подождите пять минут, и она изменится". Что ж, попробую выпросить зонтик с обещанием всенепременно его вернуть. Я приоткрыла дверь, которую так никто и не потрудился запереть, и просунула голову в проем. Брайан успел высыпать только что приобретенный порошок туда, где недавно были медикаменты, и сделать четыре аккуратных дорожки. — Брайан? Он скользнул по мне взглядом так, словно я была предметом интерьера, причем давно мозолившем глаза, но который он никак не соберется вынести на помойку. — Мэг? — ответил он, скопировав мой тон, после чего отработанным движением скатал купюру в трубочку и приставил один ее конец к ноздре. Прежде, чем он склонился над кокаиновой дорожкой, я успела отвернуться, поэтому лишь услышала резкий вдох. Меня снова передернуло. — Там дождь, могу я попросить зонтик? Я верну. Брайан посмотрел на меня помутневшим взглядом. Проселочная дорога, пусть даже там будут шнырять волки, похожие на оборотней из народных преданий, внезапно показалась мне залитой солнцем уютной тропинкой Риджентс-парка. — Аренда зонта — сто фунтов в час, — нагло отозвался собеседник. — А ночлег бесплатно. Он немного помолчал и, увидев, что я не спешу соглашаться, добавил: — Обещаю вести себя как джентльмен. Просто… не хочу оставаться в одиночестве. Я боюсь. Я с сомнением посмотрела на мамзель в костюме Евы, по-прежнему возлежавшую на столе. — А как же она? Брайан небрежно махнул рукой, дескать, какой из нее собеседник? Я подумала, что крыша над головой на эту ночь — то, что надо. Даже если я успею на последний автобус до Лондона, ночевать все равно придется в каком-нибудь малоприятном месте вроде автовокзала. Попросить бы его еще не слишком налегать на свою отраву. — Ну… общем, ты не оставил мне выбора. Но если можно, прекрати… делать то, что ты сейчас делаешь. Брайан перевел взгляд с меня на рассыпанный кокаин, затем на скрученную купюру, зажатую в пальцах, словно пытаясь вспомнить, что же такое он, собственно, делал. Затем в его глазах отразилось понимание. — Хорошо, — с готовностью отозвался он и улыбнулся. В его чертах снова появилось что-то ангельское. Я не удержалась и адресовала ему ответную улыбку, потом опустила глаза в пол и спросила: — Может ты меня того… чаем угостишь?