Трое в Бентли, не считая блондинки

Я вздрогнула от шума, едва не выронив книгу, и несколько секунд лихорадочно раздумывала, не стоит ли пасть ниц и склонить голову в молитве, поскольку этот звук мог означать лишь то, что небеса разверзлись, дабы явить людям гнев господний, или еще что-то столь же апокалиптическое. Потом до меня дошло, что это всего лишь звук пары немилосердно терзаемых гитар. Мне стало любопытно посмотреть на юных квартетистов, по которым сходит с ума куча народа. Я пошла на звук - что было своеобразным подвигом, потому что с каждым шагом он становился громче и, казалось, создавал физическую преграду, густую, как кисель - и, наконец, вышла в обширный зал с барными стойками по краям, сверкающим танцполом и сценой, на которой творилось искусство. От этого искусства у меня тотчас заболела голова, поэтому я как бы невзначай зажала уши руками. Теперь я больше чувствовала, чем слышала, как содрогается воздух, как по стенам идет вибрация, как у меня самой щекочет в желудке. Бутылки, стоявшие на одной из стоек, дрожали мелкой дрожью, как при землетрясении в три балла. Я посмотрела на жрецов Эвтерпы — они с головой ушли в творчески процесс. Должно быть, поклонники, которым посчастливилось наблюдать музыкантов из первых рядов, уходили с концертов глухими, как столетние патриархи, а у самих роллингов барабанные перепонки были выкованы из стали. Но, как оказалось, я еще не все увидела, потому что в этой песне были и слова. Голосом, от которого с потолка посыпалась побелка, Мик возопил про неизвестно откуда появившуюся девочку, которой он предлагал сделать так, чтобы у него потекли слюнки. За этим последовала еще пара скорее всего непристойных предложений, но их суть я не уловила, поскольку Мик шпарил на своем кокни, из-за чего я понимала с пятого на десятое. Я скривилась — ну и пошлятина! Хотя, надо признать, я не без удовольствия понаблюдала за действом на сцене еще некоторое время, следя за движениями Мика. Его арабески были откровенно смешными, но в то же время завораживающими. Было очевидно, что он выпендривался, как муха на аэродроме, но при этом вел себя так, словно просто кривлялся перед зеркалом, как это делают дети. Он был искренним, и кого волновало, что в то же время своим лицемерием он сделал бы честь некоторым персонажам диккенсовских романов? Когда в висках заколотило от шума, я хотела было выйти на улицу и подышать воздухом, но вспомнила, что снаружи обреталась толпа оголтелых девиц. Пришлось возвращаться к книге и утешать себя тем, что, по крайней мере, было чем заняться. Оказавшись в душной подсобке, я обнаружила там мистера Клейна. Он разговаривал по телефону, постукивая массивным перстнем по столу. — Ну что поделать, шедевра воспитательного искусства из него не получилось, — чуть насмешливо сказал он в трубку. На том конце что-то ответили. — Ага… Да… Ну, может, не одного. И швец, и жнец, как говорится… Я уткнулась в книгу, делая вид, что я крайне заинтересована творением Булгакова, но на самом деле слушала разговор, руководствуясь скорее праздным любопытством, чем практической необходимостью. Какое-то время мистер Клейн выдавал односложные ответы. — Да еще чего! Импровизировать — это хорошо для джаза, а для менеджмента — плохо. Он оглушительно рассмеялся. — Пусть только попробуют. Ага… Давай… Ну все, связь. С тихим дзыньком он опустил трубку на рычаги. Я по-прежнему пялилась в книгу, хотя та была раскрыта ближе к концу. — Почему вы здесь? — поинтересовался мистер Клейн, делая несколько шагов ко мне. — Смотреть на их репетиции - сплошное удовольствие. — Громко, — ответила я, на секунду подняв глаза, а затем продолжив сверлить глазами текст. — Ясно. Извините за бестактный вопрос — Мэган, правильно? — я, вообще-то, обещал не вмешиваться, - он обозначил пальцами кавычки, — но вы с кем из них с кем из них… планируете? Я поджала губы. Так вот за кого меня тут все приняли! За одну из дурочек, что колесят по миру вслед за кумирами, готовых в любой момент предоставить им услуги определенного характера. Впрочем, в моей ситуации переживать о том, что обо мне думают окружающие, было все равно, что расстраиваться из-за царапины на пальце по пути на эшафот. — Со всеми, — съязвила я. В конце концов, пусть думает, что хочет. — Что ж, подход правильный, — он грузно опустился рядом со мной на диван и закинул ногу на ногу. Я с трудом подавила желание встать или хотя бы отодвинуться. — Как говорится, совместное действие большого числа случайных факторов приводит к результату почти не зависящему от случая. Иными словами, чем чаще ты гуляешь по ночам в мини-юбке, тем больше вероятность быть изнасилованной. Или, скажем, чем большее количество мужчин ты ублажишь, тем больше вероятность, что хоть один подарит тебе, например, браслет Сваровски. Он вытянул правую руку так, что она практически легла на мое плечо. Я же раздумывала, как отреагировать на последнюю ремарку. Прикрикнуть? Дать пощечину? Конструктивно объяснить, что он меня не за ту принял? Я демонстративно отодвинулась, бросив брезгливый взгляд на его руку и невольно задержавшись на массивном перстне с гравировкой. Сначала мне показалось, что там изображена буква G, окруженная каким-то причудливым орнаментом, но, приглядевшись, я поняла, что это не простой орнамент, и похолодела. Везет же мне на необычных личностей! Везет, как собаке на колотушки. На его перстне были изображены сложенные определенным образом циркуль и наугольник. — Интересное у вас кольцо… это масонский символ? — спросила я, где-то в середине реплики осознав, что сморозила глупость, но закончила фразу по инерции. Собеседник на мгновение остолбенел, затем посмотрел тыльную сторону правой руки так, словно только что узнал о существовании бактерий, и теперь пересматривал свои взгляды по поводу личной гигиены. — Откуда знаешь? — осторожно спросил он. Я растерлась. Фраза "По телику видела" разонравилась мне в одночасье, ведь в 60-е, как и в 50-е, в 40-е и раньше члены этого таинственного общества сидели тише воды, ниже травы. Масоны были одними из первых, кто попадал в опалу, едва власти решали устроить охоту на ведьм. Поговаривали, что орден вольных каменщиков вполне мог поспорить с официальными сильными мира сего по поводу того, кто творит историю. Руперт утверждал, что это лишь невинное светское развлечение, иначе принц Эдвард не был бы Великим мастером Объединенной великой ложи Англии, старейшей и наиболее влиятельной масонской ложи в мире. Я заверила, что где-то об этом читала — где именно уж не припомню — и поспешила сменить тему: — Могу я у вас спросить про Брайана? Собеседник пробормотал что-то про женскую способность разворачивать беседу на 180 градусов и пожал плечами, дескать, спрашивай. — Почему его выгнали из группы? — А об этом ты откуда знаешь? — Ну… они сказали… — промямлила я, неопределенно махнув рукой в сторону двери. Аллен смерил меня подозрительным взглядом. — Его никто не выгонял, он сам решил уйти. Полагаю, он собирается заняться сольным творчеством. Парень вполне заслужил право самовыражаться по-своему, почему нет? Я едва сдержалась, чтобы не схватить "Мастера и Маргариту" и не ударить Аллена по голове. Врун! — К тому же, — продолжил он, — у стоунз будет тур по Штатам, а Брайану отказали в визе — вот и все. — Почему? Аллен напрягся, а его взгляд сделался колючим, словно изнанка железной девы. — Ты журналистка? — Нет. — А почему в твоем кармане диктофон? Я удивленно опустила взгляд и увидела оттопыренный карман, в котором лежал разряженный айфон. Я тут же вытащила его и продемонстрировала Аллену. — Это не диктофон, это те… Я не успела договорить, как собеседник выхватил его из моих рук и скомандовал: — Пошла вон! Еще раз тебя здесь увижу — пожалеешь! Он схватил меня за локоть и потащил к выходу, не слушая моих возражений и попыток объясниться. Вытолкнув меня на улицу и швырнув мне в спину мой айфон, он сказал бугаям-секьюрити следить, чтобы я не вздумала приближаться к кому-либо из музыкантов. Девицы, бдящие по периметру здания, уставились на меня с раскрытыми ртами. * * * Я посмотрела на наручные часы — время близилось к десяти. Над Лондоном взошла неполная луна, молочно-белая и безмятежная. На вельветовом небе высыпали крупные звезды. Оказавшись за пределами клуба "Flamingo" и осознав, что жутко проголодалась, я отыскала ближайшее кафе и с аппетитом съела бургер. Потом я прогулялась по городу, периодически утирая слезы, которые выступали, когда вспоминались какие-то счастливые моменты из прежней жизни. Я отыскала родительский дом, но там, как я и подозревала, жили чужие люди. Напоследок я зашла в аптеку, купила себе бутылку воды и упаковку таблеток от головной боли, и, устроившись бордюре через дорогу от клуба, принялась цедить лечебную воду. В полшестого образовавшаяся у клуба орава начала просачиваться внутрь. Охранники героически сдерживали это вавилонское столпотворение, сортируя людей на билетных и безбилетных. Без четверти двенадцать я начала клевать носом, поэтому подтянула колени и уткнулась в них лицом. Меня терзали сомнения. Хоть бы Чарли и Кит не передумали мне помогать. Умудрившись задремать, я сквозь сон почувствовала, как кто-то трясет меня за плечо. — Мэг, — услышала я тихий голос. Подняв голову, я увидела Чарли. — Пойдем. Я поплелась за ним, не задав ни одного вопроса. Его синющие глаза заставили бы меня слушаться, даже если бы он освежевал кого-нибудь у меня на глазах. Обогнув здание, он увлек меня по лестнице вниз, преодолев которую, мы попали в тускло освещенное помещение подвального этажа, заваленное сценическим реквизитом и декорациями. Поплутав по подвалу, мы поднялись и оказались в знакомом мне коридоре, ведущем в гримерку. — Извини за недоразумение, — сказал Чарли прежде, чем открыл дверь и пропустил меня вперед. В комнате был только Мик, который развалился на диване в обнимку с уже другой девушкой и, судя по всему, был в изрядном подпитии. Между его указательным и средним пальцами дымилась сигарета, щека была умащена следами помады. Мое появление вызвало вялое ликование с его стороны. — О, возвращение блудной Мэри, — протянул Мик. — Ну что, мы можем ехать домой? — Да, — ответил Чарли, подхватывая с пола свой рюкзак и микову сумку. — Пока, малышка, я тебе позвоню, — пообещал он, после чего смачно чмокнул девушку в губы и не без труда поднялся. Подхватив рюкзак, Мик отвесил поклон тем, кто оставался, словно покидал сцену, а не гримерку. Оказавшись на улице, тут же скис. — Отвратительный день! — рявкнул он. — Что стряслось? — полюбопытствовала я у Чарли. Тот неопределенно-таинственно махнул рукой. — Повздорил с Марианной, а она возьми да начни при всех приставать к какой-то девице. В итоге уехала куда-то с ней и ее парнем. Обычно все происходит с точностью до наоборот: Мик цепляет девиц, а Марианна от бешенства на стенку лезет. — Да уж, наверняка, тезис о развращенности молодежи вас не пугает, — усмехнувшись, сказала я, собираясь добавить, что молодежь 60-х сама готова развратить что угодно, но властный окрик Мика заставил нас отложить разговор до завтра. Мы прошли насквозь внутренний двор и оказались на соседней улице, где я заметила блестящий бордовый Додж Дарт с белой крышей. — А где Кит? — спросила я, обнаружив в машине вместо обаятельного лохматого парнишки незнакомого лысого мужчину. — У них с Анитой свои развлечения, — скривился Мик. — С большой вероятностью ни в какой Кембридж завтра никто не поедет. Садись давай. Наскоро попрощавшись, Чарли закинул сумку Мика на заднее сиденье и направился куда-то в другую сторону. — Куда он? — спросила я, проследив за Чарли, который сел в другую машину. — Куда-куда, к жене, — буркнул Мик, зажав губами очередную сигарету и сосредоточенно щелкая зажигалкой. — А мы куда? Мик на секунду закатил глаза, продолжая сражаться с зажигалкой. — Ко мне. Не задавай идиотских вопросов. Вот это номер! Я, конечно, догадывалась, что никто из моих благодетелей не спросит меня о том, где я изволю почивать, но надеялась, что у них хватит тактичности не оставлять меня наедине с человеком, который на моих глазах облобызал двух девушек. Спрашивается, что ему помешает проделать это с третьей? Нет уж, пусть только попробует позволить себе лишнего, я с него скальп сниму! Мик, наконец, справился с зажигалкой, затянулся и выдохнул облако дыма в приоткрытое окно, затем повернулся ко мне. — Ну, рассказывай. — Чего рассказывать? — Монархию в 21-м веке не упразднили? — Нет. — А кто сменит нашу любимую Елизавету? Чарльз? — Никто ее не сменит. — Серьезно? Вот ведь несокрушимая женщина. Вдруг моя память выдала еще один любопытный фактоид, достоверность которого я оставила под сомнением — уж очень нелепым он мне показался. Лет пять назад — то есть через тридцать пять, если брать за точку отсчета текущий момент — Елизавета II посвятит Мика Джаггера в рыцари. Я с сомнением покосилась на собеседника, от которого так разило виски, что того и гляди, вспыхнет, стоит чиркнуть спичкой. Рыцарь, а? Все равно что уличной крысе хвост позолотить — только шутникам забава. У рыцарей должно быть благородство, а у него оно откуда возьмется? Отрастет? Мы довольно быстро доехали до улицы под названием Чейн-уок и остановились у небольшого особняка. Мик передал ключи водителю и выбрался из машины, я следом. Большой серый особняк почти сливался с деревьями, окружившими его, даже окна казались невыразительными. Вместо традиционных львов по обе стороны входных дверей восседали обнаженные девицы и плотоядно косились на посетителей. Зайдя в его дом, я ощутила легкий укол зависти — интерьер приводил в восторг. На полу лежал восточный ковер, немного потертый, стены украшали обои с затейливым узором из переплетенных цветов и трав. Комната обставлена мебелью из красного дерева: оттоманка, кожаные кресла, столики для ламп с высокими изогнутыми ножками. Все поверхности были завалены кипами нот, а рядом с камином стояла гитара - хобби хозяина этих апартаментов не вызывало никаких сомнений. Покончив с рекогносцировкой местности, я обратилась к Мику с просьбой выделить мне комнату, поскольку мне смертельно хотелось спать. Он взглянул на меня так, словно я осведомилась о миграционном маршруте грачей, но через пару секунд все-таки подозвал горничную. Приятная русая девушка примерно моего возраста отвела меня на второй этаж и, дав несложные инструкции относительно расположения уборной, удалилась. Я с удовольствием приняла душ и устроила небольшую постирушку, оставшись в длинной рубашке с кружевным жабо, той самой, которую мне заботливо презентовал Брайан взамен старой, продырявленной шальной пулей. Рану я как следует промыла и наложила свежие бинты, которые обнаружила в аптечке за зеркалом над умывальником. Вытирая волосы полотенцем, мягким, как персидская кошка, и пахнущим лавандой, я вернулась в комнату, плюхнулась в мягкую кровать и в ту же секунду начала проваливаться в колодец сна, все глубже, глубже… Я проснулась от того, что почувствовала чью-то руку под рубашкой прямо у себя на груди. Испытав первобытный страх, я сдавленно вскрикнула и стряхнула с себя пронырливую конечность. Спросонок мне почудилось, что неверный свет фонаря, пробивавшийся через окно, выхватил из темноты чудище, пучеглазое и с искривленным толстогубым ртом. Оно напоминало жабу, которой захотелось стать человеком. Хотя бесстыжие конечности были условно-антропоморфными. Его глазищи горели, словно два красных фонаря. Точнее, два красных фонаря над дверью дома с дурной репутацией. — Ты… что творишь? - рявкнула я. — А какие у тебя предположения? — Мик — а это был именно он — нахально улыбнулся. — Держи себя в руках! — я натянула одеяло до шеи. — Давай я лучше тебя подержу, - прошептал Мик, приблизив ко мне лицо. Я отпихнула его в сторону и попыталась сползти с кровати, но он ухватил меня за ногу, подтащил к себе и перевернул на живот, прижимая своим весом. Я снова попробовала вырваться, но он держал меня крепче, чем можно было предположить, глядя на его комплекцию. — Будь умницей. Это всего лишь секс. Я заорала, громко, как сирена во время воздушного налета. Мик намотал мои волосы на кулак, прижал мою голову лицом к кровати так, что я едва могла дышать, не говоря уже о крике. — Если приедут копы, то я скажу, что ты вломилась ко мне среди ночи, — раздался над ухом свистящий шепот. — И в свой Кембридж попадешь только транзитом по дороге в Рединг. От такой угрозы похолодела. — Но я замужем, - проронила я, на что Мик фыркнул, обозначив этим свое отношение к институту брака. — Закрой глаза и думай об Англиии.[1] Мик резким движением перевернул меня на спину, отчего я запаниковала по-настоящему, поскольку до этого момента происходящее можно было списать на неудачную шутку. При этом он, сам того не желая, освободил мне пространство для маневра, который можно было бы назвать коварным, если бы не обстоятельства. Я резко согнула колено и практически ощутила всю ту боль, которую испытал Мик, который засипел и повалился на бок, зажмурившись и схватившись за промежность. ______________________ [1] "Закрой глаза и думай об Англии!" — фраза, приписываемая королеве Виктории. Так она напутствовала свою дочь перед первой брачной ночью.