Трое в Бентли, не считая блондинки

Как любой человек, проснувшийся в незнакомом месте, я прокрутила в голове события предыдущего дня. Воспоминания норовили ускользнуть с рвением закоренелого неплательщика, скрывающегося от налогового инспектора, но несмотря на это я вспомнила свой приятный моцион по Кембриджу, встречу с неким Юргеном Эллингтоном и то, что он… сообщил мне о больших неприятностях. Тряхнув головой, я повалилась обратно на софу, спроектированную, вероятно, самим Прокрустом. Невероятно! Мало того, что меня перекинуло во времени на сорок лет назад, так я ко всему прочему теперь еще и радиоактивная. Браво, Мэг, из всего дерьма на свете ты умудрилась вляпаться в самое дерьмовое! На горизонте замаячил кризис личности. Я попыталась отвлечься, но мне не давали мне покоя мысли о возможной мутации, вследствие которой мои зубы начнут фосфоресцировать, если не выпадут совсем. И удобно ли будет щупальцами производить аутопсию? Я уткнулась лицом в колени, размышляя, не пора ли достать из шлевок ремень, затянуть вокруг шеи потуже и прекратить все это безумие. Я резко вздернула голову. Ну, конечно! Я попала в эту Нарнию после того, как в меня выстрелили, значит, для того, чтобы вернуться обратно, нужно умереть. Воодушевленная собственной сообразительностью, я вскочила на ноги и принялась расстегивать тонкий ремешок на своих брюках, служащий скорее декоративным целям, чем своему прямому назначению. Едва он безжизненным ужом повис у меня в руке, я засомневалась. Одно дело думать о самоубийстве, но совсем другое - воплотить задуманное в жизнь. Тут нужны железные яйца, стальные нервы и чугунная голова. В смысле не соображающая. Однако домой хотелось так, что сводило скулы, поэтому я несмело принялась затягивать на шее ремень. Когда вместо полноценного дыхания из моего горла послышался хрип, я спешно ослабила пряжку и стала жадно глотать воздух. Обозвав себя последними словами, я рассудила, что, в принципе, 60-е - не такая уже большая трагедия. В конце концов, не Средние века - чумой никто не болеет, корсет носить не заставляют, есть горячая вода, свет, отопление, антибиотики, нормальная одежда, права человека - и хватит с меня. А Руперт… что ж, через каких-то десять лет я с удовольствием посмотрю, как мать выносит его, маленький розовый комочек, из роддома. Потом он подрастет, достигнет совершеннолетия и, может, разница в сорок лет между нами не покажется ему такой уж крамольной… Я ужаснулась своим мыслям. Когда это я успела смириться со своим прискорбным положением? Нет уж! Я вернусь обратно, даже если для этого понадобится собственноручно закрыть изнутри створки Железной девы. Но для начала хотелось бы удостовериться, что мне следует сделать нечто вроде этого. Не хотелось бы за здорово живешь повторить подвиг Джульетты. Меня отвлек скрип открывающейся двери. Я обернулась и увидела мистера Эллингтона. На нем были строгие брюки и рубашка, отутюженная минут этак пять назад. Сам он сиял, как начищенная вставная челюсть герцога Эдинбургского. Увесистая папка в его руках делала его похожим на бухгалтера, у которого сошелся годовой отчет. - Д-добрый день, Мэг. Как вы себя чувствуете? - Нормально, - ответила я и тут же осведомилась, - Зачем вы меня заперли? - Ради б-бога, Мэг, вы все неправильно поняли, - засуетился собеседник. - Мы лишь хотели оградить вас от необдуманных поступков. Мэг, вы непременно должны сотрудничать с нами, лишь в этом с-случае вероятность того, что мы сможем вам помочь, перестанет стремиться к нулю. - А вы - это кто? - Вы слышали про Незримую Коллегию? - поинтересовался мистер Эллингтон, смакуя последние два слова, словно в каждом из них была ложка варенья. Я отрицательно покачала головой, поскольку любое незримое учебное заведение вызывало ассоциации с разве что с Терри Пратчеттом. - Это как Лондонское к-королевское общество по развитию знаний о природе, только масштабнее и, сказать по правде, влиятельнее. Мы куда больше, чем научное сообщество, существующее на п-правительственные субвенции. Еще вопрос, кто кого спонсирует. Основы ARPANET, например, были разработаны именно нами, п-после чего проданы Министерству обороны США за огромные деньги. Но это к-конфиденциальная информация, я не могу разглашать подробности. - Понятно, только я-то вам зачем? Мистер Эллингтон посмотрел на меня, словно миссионер на аборигена, сооружающего себе одежду из папоротника. - Затем, что вы второй человек, известный нам, столкнувшийся с аберрацией п-пространственно-временного континуума. - А кто был первым? - Извините, Мэг, это секретная информация. Но вы, наверняка, слышали о нем, если имеете п-привычку читать книги. - Он писатель? - Отчасти, но не о нем сейчас речь. Лучше давайте обсудим наше с вами дальнейшее сотрудничество. - Я так понимаю, это "сотрудничество" - вещь безальтернативная? - Вам решать, - парировал мистер Эллингтон. - Мы не станем удерживать вас силой - в конце концов, мы интеллигентные, цивилизованные люди, а не какие-нибудь б-бандиты. Однако если вы останетесь, то мы имеем шанс подойти ближе к загадке межвременных путешествий. Я д-думаю, вы заинтересованы в этом как никто другой. - Вы правильно думаете, - кивнула я. - И что вы собираетесь делать? Как я вам помогу? Мистер Эллингтон оживился, словно йоркширский фермер, которого спросили, какими картофельными очистками он кормит свою призовую свинью. - Я с удовольствием расскажу вам о своих наработках, но, к сожалению, не имею права разглашать подробности экспериментов. Он запер дверь изнутри, взял из угла табуретку, которая грозилась того и гляди развалиться под седоком тяжелее ста фунтов, и поставил ее около софы. Сев и закинув ногу на ногу, он жестом пригласил меня присесть напротив. - Одного не понимаю, - осторожно начала я, - если все это добровольно с моей стороны, то почему вы запираете дверь? - Обыкновенные меры п-предосторожности. Видите ли, Мэг, мы с вами находимся на стратегическом объекте. Посторонним сюда вход запрещен, перемещение без сопровождающих с соответствующим уровнем д-доступа - запрещено. Я села и выжидательно посмотрела на собеседника. Тот заговорил нескоро - с минуту он сидел и таращился перед собой, после чего спросил вкрадчиво: - Что, по-вашему, есть время, Мэг? Я вытянула лицо и округлила глаза. Похоже, вместо лекции намечался коллоквиум. - Не знаю. Скорость, деленная на расстояние. Вроде бы. - Если бы мы с вами б-были на экзамене, я бы, не колеблясь, поставил вам "неуд", - улыбнулся мистер Эллингтон, - если уж на то пошло, время - это расстояние, деленное на скорость. Но мне хотелось бы услышать не определение из учебника по классической механике, а то, как вы воспринимаете это явление на интуитивном уровне. - Ну… время - это когда… хм, - я мучительно подбирала слова, не желая выглядеть дурочкой, - нуу… это ход событий. Собеседник кивнул. - Верно! Иными словами, процесс изменения. А на что воздействует время? - На всё. - В физике это "всё" называется м-материей, - ухмыльнулся собеседник. - Время воздействует на материю, изменяя ее, заставляя эволюционировать и обучаться. Без д-двух последних важнейших процессов Вселенная оставалась бы в состоянии хаоса, какой она была после Большого взрыва. Получается, материя - это н-некая структура, а время - то, что ее преобразует. Есть в мире такая наука, где можно встретить подобные операнды. Не догадываетесь, какая? Я отрицательно покачала головой. - Наука эта слишком молода, чтобы ее воспринимали всерьез и использовали для построения моделей пространственно-временного континуума, - печально вздохнул мистер Эллингтон, - но имеет ог-громный потенциал. Я говорю о программировании. Вы имеете о нем какое-либо представление? Машина Тьюринга, алгоритмы Маркова, слышали что-то об этом? Так вот, в программировании есть исходные данные, а есть алгоритм - п-последовательность действий, которые преобразуют эти данные. Таким образом, материя - это исходные данные, а время - код. Обычно в программах каждая п-последующая команда логически вытекает из предыдущей, но в любом языке программирования есть так называемый оператор б-безусловного перехода. Он, как вы можете догадаться, отсылает исполнителя из одной т-точки программы в другую. Вы улавливаете аналогию? Я кивнула. - А вернуться можно? - Т-только если стоит еще один оператор перехода, который возвращает исполнителя обратно. Год назад некий Эдсгер Дейкстра написал статью "О вреде оператора GOTO", того самого оператора б-безусловного перехода. В двух словах его критику можно пересказать так: "Хрен поймешь, в каком п-порядке выполняется код". Вселенная, видимо, не успела прочитать ересь этого выскочки, - мистер Эллингтон хихикнул, довольный безнаказанным выпадом в адрес коллеги, - п-поэтому не стесняется использовать оператор безусловного перехода, и вы - наглядное тому д-доказательство. Какая все-таки удача, что вы пришли именно к нам! Я промолчала. - На самом деле, конечно, не Вселенная п-повторяет за программистами, а наоборот - программисты используют уже заложенные в реальность решения стандартных задач, н-называя это логикой и здравым смыслом. Системный подход - вот ключ к пониманию реальности. - А вы не думали, что Вселенная может быть гуманитарием? - я невесело усмехнулась. - Ей нет дела до постулатов логики, она просто решила, что понаблюдать за человеком, в одночасье лишившимся всего - это хороший способ провести досуг, особенно если астероиды взяли отпуск, а до Третьей Мировой еще сотня-другая лет? - М-маловероятно, - фыркнул мистер Эллингтон. - Я вообще не верю, что есть люди с так называемым "гуманитарным складом ума". Есть те, кто в свое время решил, что грассировать и ставить глаголы в п-плюсквамперфект легче, чем, скажем, решать логарифмические уравнения. - А что насчет парадокса убитого дедушки? - Это когда п-путешественник во времени препятствует собственному рождению? Нет никаких парадоксов. Вселенная не настолько г-глупа, чтобы допускать их существование, сами условия возникновения парадоксов исключены из сферы возможного. Например, если вы отправитесь в прошлое с целью предотвратить к-катастрофу в Куррьере[1], то ничего не сможете сделать. Хуже того, вы можете с ужасом осознать, что ваши д-действия и есть настоящая причина обвала. Никто никогда не убьет дедушку, он как Джеймс Б-бонд, который всегда выживет. Стараясь не упустить нить повествования, я с грустью подумала о Брайане. Выходит, бедолага умрет в любом случае. Не надо было ему так торопиться выполнять свою функцию дедушки, может, тогда он пожил бы подольше. - Но почему это произошло именно со мной? - Согласно теории вероятности, в любой последовательности событий имеет место так называемый п-последовательный выбор, когда всякое событие определяется тем, что другое уже произошло. Принцип "п-послевыбора" приводит к следующему закону: перемещаться может только та частица, чье перемещение не приведет к значительным противоречиям в потоке истории. Именно поэтому вы нам и нужны - вы гарантированно пригодный для перемещения во времени человек. - А значительные противоречия - это какие, например? - Какие-какие! Смерть дедушки, разумеется. Вы либо станете тем, кто ему навредить не сможет, либо тем, кто поспособствует его знакомству с бабушкой. Разумеется, употребляя всю эту околосемейную терминологию, я имею ввиду не конкретную ячейку общества. "Дедушка" и "бабушка" в нашем случае события-родители, а их дети и внуки - события-потомки. Я сидела и хлопала глазами, пытаясь осмыслить сказанное. Интересно, эту теорию он измыслил на трезвую голову? Поняв, что вопросов не последует, мистер Эллингтон хлопнул себя по коленям и встал со стула. - Что ж, Мэг, отдыхайте, завтра у нас важный день. Вам скоро принесут обед. И да, я собираюсь запереть дверь на ключ во избежание эксцессов, мы все-таки не можем полностью вам доверять - извините за откровенность. Он вышел за дверь, а я, оставшись в одиночестве, уткнулась лицом в прохудившуюся наволочку подушки. Потом, решив, что страдать удобнее имея доступ к кислороду, я перевернулась на спину и стала безучастно наблюдать за пейзажем за окном. Через некоторое время голубое небо сменилось темно-серым, какое-то время шел дождь, потом стемнело. Я засыпала и просыпалась. Просыпаясь, я подходила к окну и смотрела на звезды. Один раз я зашлась рыданиями, едва ли не воем, но вскоре вернулась на софу и снова заснула. Уже полностью рассвело, когда вошел мистер Эллингтон в сопровождении нескольких человек в белых халатах, всех, как один, седовласых и представительных, словно Нобелевские лауреаты. Каждый из них коротко кивнул мне. - П-пойдемте, Мэг, - сказал мистер Эллингтон, кивком головы указав на выход. Сопровождающие разделились на две группы - одна шла спереди от меня, другая сзади. Все о чем-то тихо переговаривались, я смогла разобрать лишь слова "временная когерентность" и "сингулярность". Меня вели по темным, довольно широким коридорам, торжественно опрятным по сравнению с комнатенкой, где я провела последние сутки. Время от времени нам навстречу попадались такие же импозантные джентльмены в белых халатах. Наконец, мы вышли в помещение посветлее, пол которого был выложен металлическими пластинами, между которыми был миллиметровый зазор, заполненный чернотой. Она вызывала нехорошие ассоциации, поэтому я старалась идти, не наступая на нее. В конце помещения был контрольно-пропускной пункт - каждый из моих сопровождающих показал удостоверение. Коренастый часовой обыскал меня, попросил снять серьги и цепочку с шеи. Когда мы миновали контрольно-пропускной пункт, то оказались в очередном коридоре с ярким, как в операционной, освещением, откуда сразу же свернули в помещение поменьше и потемнее. Оно напоминало звукозаписывающую студию, вот только в той части, которая была отгорожена стеклом, был не микрофон с ударной установкой, а полиграф. Большинство знает это устройство как детектор лжи. Я занервничала, но мистер Эллингтон поспешил утешить меня, сообщив, что это стандартная процедура проверки любого человека, участвующего в экспериментах. Чтобы избежать неопределенной реакции на неожиданный вопрос, он в нескольких словах рассказал мне о том, какие темы будут затронуты. Дескать, реакцию на ложь и удивление полиграф может распознать одинаково. После его инструктажа, я нервничала еще сильнее, потому что мне пообещали беседу о моем детстве, увлечениях и многих других вещах. Меня усадили на стул таким образом, чтобы я сидела спиной к полиграфу, и стали подключать датчики, попутно объясняя назначение каждого, видимо, с целью окончательно меня запугать. Ремень на груди, говорили они - это датчик грудного дыхания, тот, что пониже - диафрагмального. Прищепка на мизинец нужна для фотоплетизмограммы, а липучки на указательном и среднем пальцах - детекторы кожно-гальванической реакции. К тому моменту, когда полиграф тихо загудел, я боялась даже глубоко вдыхать. Мне вдруг показалось, что у меня до неприличия много секретов. Голос из-за спины предупредил, что сначала он задаст контрольные вопросы, то есть такие, ответы на которые можно проконтролировать. - Вас зовут Мэг? - Да, - ответила я, стараясь держаться молодцом. - Полное имя Мэган? - Маргарет. - Вы находитесь на территории Соединенного Королевства? - Да, - сказала я, но тут же поправилась, - не знаю. Думаю, что да. - Вы видите перед собой людей? Передо мной было лишь зеркало Гезелла, которое с обратной стороны выглядело как затемненное стекло - я заметила это, когда вошла в помещение. Разумеется, сейчас я никого не видела, но догадывалась, что за мной наблюдает, как минимум, пять пар глаз. - Нет. Затем последовали вопросы разной степени бестактности, вроде "Привлекались ли вы к уголовной ответственности?" и "Совершали ли вы противозаконные действия?". Время от времени меня просили успокоиться и постараться дышать ровно. Меня спросили, подвергалась ли я когда-нибудь насилию. После моего хриплого "Н-нет" интервьюер поинтересовался о наличии клаустрофобии и закончил тестирование, видимо, опасаясь, что на полиграфе кончатся цифры, показывающие степень ажитации. В следующем круге ада - вернее, в следующей комнате - мне выдали костюм, напоминающий спецодежду водолаза, и, оговорив, что следует подобрать волосы и не забыть снять нижнее белье, оставили меня переодеваться. Я не питала иллюзий по поводу приватности своей гардеробной, поэтому старалась оголяться частично и ненадолго. Следующий зал, куда я попала, был, видимо, конечным пунктом. Это была огромная круглая камера высотой этажа в четыре, в центре которой за стеклом было нечто, напоминавшее огромную гидравлическую установку: роторы, турбины, какие-то рычаги, кнопки и провода, провода. - Что это? - изумленно выдохнула я, ни к кому конкретно не обращаясь. - Очень надеемся, что прародитель будущей машины времени, - ответил мне усатый господин с веснушками на лбу и висках. Я поежилась, отчасти впечатленная агрегатом, отчасти озябшая, поскольку спецкостюм был очень тонким, благо хоть не прозрачным. Я вошла в камеру в сопровождении трех человек, включая мистера Эллингтона. Один из них был в синем комбинезоне - видимо, техник - он и принялся стучать по кнопкам, дергать рычаги и производить иные манипуляции, со стороны выглядевшие как обряд языческого шамана вокруг истукана. Я терпеливо ждала, пока мне не было велено лечь на выдвижной стол, как у томографа. Мои голову, грудь и руки закрепляли ремешками, параллельно спрашивая, нет ли у меня металлических имплантатов или чего-нибудь другого, что может двигаться при воздействии сильного магнитного поля. Мне с трудом удавалось убедить себя в том, что я здесь самое заинтересованное лицо, потому и страдаю. Заинтересованнее меня мог быть только банкрот, кусающий локти, что полгода назад решил заняться венчурным инвестированием вместо беспроигрышных вложений в недвижимость. После того, как я отказалась от седативного средства и кивнула в ответ на просьбу не делать резких движений, меня задвинули в трубу. - А делать-то вы что собираетесь? - крикнула я напоследок. Один из ученых пробормотал что-то о попытке перемещения на квантовом уровне. Я постаралась не думать о том, что по окончанию эксперимента могу не досчитаться у себя нескольких атомов. Погрузившись во тьму, я услышала стук и металлический скрежет. Я ждала, что вот-вот перед моим взором предстанут космические просторы и со свистом проносящиеся мимо звезды - а как еще может выглядеть перемещение во времени? Как бы не так - я просто уснула под оглушительную дробь аппарата. Проснулась я не только в другом месте, но еще и стоя. Едва сознание прояснилось, я услышала гул огромного числа голосов. Открыв глаза, я увидела невероятное количество людей. Их были тысячи, наверное, больше сотни тысяч, но каждый отдельный человек виделся мне расплывчатым. Буйноволосые девушки пестрели юбками, большинство мужчин, несмотря на жару, носили бороду. Все стояли очень близко друг к другу, но я, как ни старалась, не смогла разглядеть ни одного лица. Несмотря на невозможность видеть лица я заметила, что все присутствующие смотрят в одну сторону. Вдалеке над тысячами людей возвышалась сцена, но происходящее на ней можно было разглядеть с тем же успехом, с каким изучить быт муравейника, летя в самолете. Сощурив глаза, я увидела на сцене белую фигуру в рюшах и оборках. Гомон затих. Я не расслышала ни слова из того, что сказал человек на сцене, но вдруг почувствовала нечеловеческую тоску, словно я потеряла - нет, не друга - а кого-то, кто был неотъемлемой частью моего прошлого. Воздух вдруг наполнился той скорбью, ключом к которой становится лишь обжигающее слово "безвозвратно". Я грустила вместе со всеми, равнодушно наблюдая за человеком на сцене, пока не ощутила внезапную боль в мышцах, такую сильную, словно я несколько часов кряду жонглировала плитами Стоунхенджа. Я глубоко вдохнула, чтобы как следует охнуть от боли, и вдруг обнаружила себя не среди ясного дня, а в темной комнате, на старой софе, изрыгавшей поролон. Рядом на небольшом столике стояла кружка с водой, а за зарешеченным окном светила неполная луна. Я подняла руку, чтобы протереть глаза и, ахнув, уставилась на тыльную сторону ладони. Кожа была белой, как мел, исчерченной полосками вен, темными, словно по ним бежали чернила. Как же тогда выглядит мое лицо? Сейчас я променяла бы свой диплом на пудру и румяна. Мне захотелось выйти на воздух, я подошла к двери и обнаружила, что с этой стороны не было даже ручки, не за что было подергать, выкрикивая проклятия. Я все-таки была пленницей, можно было сразу сообразить. Глупо было рассчитывать, что ученые, дорвавшиеся до исключительного подопытного материала, возьмут и отпустят его восвояси, да еще пирожков в дорогу соберут. Ты, Мэг, на удивление наивна, а ведь уже давно не девочка. Обнаружив на двери узкую щель, я прокричала туда все известные мне ругательства вперемежку с угрозами. Хотя последнее было в высшей степени бессмысленно. Ну серьезно, что я им сделаю? Порву одеяло и простынь? Пожалуюсь в профсоюз путешественников во времени? Устрою забастовку? Пока я приходила к неутешительным выводам, из окна послышался трубный глас. - МЭЭЭГ! ТЫ ЗДЕЕЕСЬ?! Я подлетела к решетке и, выглянув, увидела Кита и Чарли. Первый помахал мне как ни в чем не бывало. - Я здесь! - радостно взвизгнула я. - Мы пришли тебя спасти. План элементарный - вот эту веревку, - Кит продемонстрировал мне конец потертого тонкого троса, - ты привяжешь к решетке, а другой конец я привяжу к автомобилю, - широким жестом он указал на знакомый мне Бентли. - Мы рванем вперед и с мясом вырвем решетку. Несмотря на то, что план спасения соперничал по абсурдности с идеей закопать меня в чехле для контрабаса, я закивала, готовая расцеловать своих спасителей. С пятой попытки мне удалось поймать веревку, но когда я попыталась привязать ее к решетке, выяснилось, что она слишком короткая. - Чего глазами хлопаешь? Привяжи к ней простыню, - скомандовал Чарли. Схватив с софы нечто серое и бесформенное, я дернула ткань в разные стороны, но рвать ее было сложнее, чем кромсать гранит маникюрными ножницами. После изнурительных усилий я все же получила несколько полосок, привязала их к веревке и подала знак Киту, который на пару с Чарли нетерпеливо вышагивал под окном. Машина с визгом тронулась, но, вопреки ожиданиям, решетку не выдернула. Вернее, не совсем. С грохотом приземлившегося метеорита обрушилась стена, в воздух взвилось облако пыли. Пройдясь по руинам, Кит задумчиво пнул решетку. - Вот ведь крепкая какая, намертво держится. Белая от известки и страха я поспешила к своим освободителям. - Надо улепетывать отсюда! Мы уселись в машину, и Бентли сорвался с места. Я оглянулась, чтобы рассмотреть свое узилище. Им оказался низкорослый кирпичный сарай, который выглядел абсолютно не вызывающе. Но вот гигантских размеров здание с лесом из десятков антенн на крыше, которому сарай служил убогой пристройкой, вызывало слабость в коленях. Несмотря на то, что я с детства испытывала восторг от вида внушительных высокотехнологичных строений, сейчас я была рада, что стремительно удаляюсь от него. ______________________ [1] Катастрофа в Куррьере - самая крупная авария на шахтах Европы. Произошла в 1906 году на угольных шахтах, расположенных между коммунами Куррьер и Ланс, во Франции. По официальными данными, погибло 1099 человек.