«Мы всегда в ответе за тех, кого приручили». Антуан де Сент-Экзюпери «Маленький принц».
Обнаружение причины исчезновения Бастинды вызвало общий шок, перешедший в траур. Биостанция погрузилась в тягостную скорбь, по-детски безграничную и самоотверженную. Подавленное настроение юннатов передалось их питомцам, и те, кто как, выражали свою солидарность с людьми. Орнитарий не оглашал обычный гомон разнообразных пичуг под предводительством старого Ары. Стояла тишина в зверинце. Белки, хорьки, морские свинки, енотовидная собака, мангуста и кускус из своих клеток настороженно наблюдали за молчаливыми и мрачными юными хозяевами. Ватага неугомонных псов не оглашала окрестности своим лаем и визгами. Забыв свои игры, они не высовывали носов из будок, а проходящих рядом провожали тихим жалобным поскуливанием. Жираф Злодей замер, точно статуя, понуро опустив шею и положив тяжёлую голову на подоконник окна первого этажа. В бассейне, словно большие надувные игрушки, вяло покачивались на воде дельфины. Даже некоторые цветы в оранжерее увяли, уловив концентрацию отрицательных флюидов. Особенную мистическую драматичность создавала окутывающая трагедию атмосфера загадочности. Вызывало недоумение, каким образом кошка оказалась за полутораметровым ограждением? Что вообще соблазнило её сунуться туда? Ребята, у которых хватало духу «копать» это дело, пришли к выводу, что Бастинда попала в вольер, спрыгнув в него со стоящего рядом дуба. Чуть выше шиферных щитов как раз находилась ветка, точно украшенный резными листьями бушприт, простёршаяся над загоном варана. Она и могла послужить кошке своеобразным трамплином. Но зачем ей это понадобилось – ответа не было. Кто-то припомнил, как однажды видел Бастинду отдыхающей в развилке стволов дерева. Может ей нравилось забираться на этот дуб? Он был ей наблюдательным пунктом? Могло сказаться и пресловутое кошачье любопытство, сдобренное наглостью. С вольно бродящими по территории псами и жирафом у Баси давно были налажены дружеские отношения. Что не мешало ей, а даже благоприятствовало чувствовать себя на биостанции хозяйкой. И на правах хозяйки она вмешивалась во всё, что происходило в её вотчине. Так, с прошлого года, когда Израэля переселили из серпентария на улицу, кошка приглядывалась к этому странному ползучему существу. Что, если Бастинда, – рассуждали юннаты, – на самом деле из-за своего кошачьего интереса и с целью наблюдения за ящером забралась на нависшую над вольером ветку. Известно же, как, например, подобным «дерзким» образом кошки ведут себя с привязанными собаками. Находясь в приделах их видимости, но не досягаемости, они чинно прогуливаются или беззаботно резвятся рядом с псиной, доводя её своей безнаказанностью до исступления. Могла увлечься аналогичной затеей и Бастинда – это было в её характере. Если так, то она либо увлеклась и сама спрыгнула в вольер, либо что-то сбило её с ветки. И этим «чем-то» мог оказаться сам варан. Нет, допрыгнуть до ветки он не сумел бы в любом случае, но его неожиданный бросок мог напугать кошку, и она бы сорвалась вниз… Версия была слабой и не отвечала на сопутствующие вопросы. Почему никто не слышал шума борьбы? Могла ли она происходить без крика кошки? Как никто не заметил, что ест варан? Проглотить кошку за раз он вряд ли бы смог, а, значит, он её растерзал… После таких логических заключений желание углубляться в подробности произошедшего и дальше заниматься его анализом отбило напрочь даже у самых стойких и бесстрастных ребят. Нужно признать, что этому способствовало и кардинальное изменение отношения большинства детей к Израэлю. В природе серый варан занимает вершину пищевой пирамиды и собирает обильную дань со всех её нижних ярусов. Его стол ломится от разносолов: насекомые, моллюски, ящерицы, змеи, черепахи, зайцы, суслики, песчанки, ежи, птичьи яйца и сами птицы – варану всё годится. При случае он может полакомиться и джейраном или ягнёнком. От взрослого ящера не поздоровится и его основным конкурентам – шакалу и камышовому коту. Серый варан грозен и опасен – недаром его иногда называют «крокодилом пустыни». Много на Востоке про него ходит чёрных легенд и примет. Но злость его редко преувеличивают. В своих атаках варан способен вселять ужас. Когти его крепки и сильны. Зубы легко режут плоть, а укусы чреваты воспалением – слюна варана токсична. Да, на биостанции Израэль питался в основном отходами. Не брезговал он собачьим кормом, продуктами из искусственных белков, глотал куриные яйца, хрумкал раков с реки, перепадала ему рыба с рациона дельфинов. И такая непритязательность в выборе съестного во многих усыпила бдительное знание, что Израэль не своенравный падалеяд с дурными манерами, не ленивый увалень, перебивающийся редкой удачей схватить зазевавшуюся агаму. На самом деле он активный свирепый хищник, сопоставимый с леопардом. Также пристального внимания к себе требовала ненасытность варана. Если была еда, он не успокаивался, пока не съедал её всю. Добавь ещё – и он снова будет есть! Никто не проверял, сколько в ящера может влезть пищи, но никто и не сомневался, что её количество будет превышать его собственный вес. Ожирение – частый недуг содержащихся в неволе варанов, поскольку меры они не знают, а хозяева принимают их обжорство за настоящий голод. Юннатов же было не провести. Они знали о такой особенности вараньего аппетита, и ящеру редко перепадало более трети килограмма снеди в сутки. Дополнительно в профилактических целях Израэлю устраивали голодовки – день через три. Тогда на его вольере вывешивалась табличка со строгим предупреждением «Сегодня не кормить!» Именно прожорливость Израэля, – по выводам «следственной группы», – сыграла ключевую роль в судьбе Бастинды. И если раньше лишь единицы высказывали робкие сомнения по поводу целесообразности содержания на биостанции такого бесноватого существа, то в свете последнего печального события подобный вопрос ставился ребром уже практически всеми. Во мнениях о злополучном полосатом драконе юннатское сообщество биостанции разделилось на три части. Ученикам первых-вторых классов Израэль представлялся исчадием ада. Они были ещё совсем детьми, и большинство из них впервые воочию столкнулось с суровой действительностью, царящей за цветастым магическим занавесом науки биологии. Малыши острее остальных переживали безвременный и страшный конец Бастинды – имея лишь ограниченный допуск к уходу за другими животными станции, они уделяли ей особое внимание и были привязаны к ней по-особенному. Кроме того, Бася как жертва и вообще, с эстетической точки зрения человека как более симпатичное животное, вызывала жалость. Соответственно, Израэль – ненависть. Детское сердце не знает полутонов, и два эти противоположные чувства в душах первоклашек занимали равные бескомпромиссные стороны. Умерять гнев малышей было занятием неблагодарным. По крайней мере, пока варан продолжал находиться у них на виду и, как казалось по его вечно ухмыляющейся морде, торжествовать. Опасность вымещения детьми обиды была столь явной, что Стасу пришлось позаботиться об организации дежурства у вараньего загона. Занимались им выпускники, и благодаря их бдительности Израэль избегнул участи быть закиданным камнями. Вторая группа состояла из одноклассников Пашки и его приятелей из параллельного класса. Им тоже было тяжело смириться с потерей кошки, но дружба и знание о сложном характере кудесницы Природы обязывали их к тактичности, которую они и проявляли, каждый в доступной ему мере. И третий блок со своим суждением о варане и его лиходействе объединял старшеклассников. Опечаленные не меньше других, они, однако, сохраняли видимость спокойствия и придерживались философского настроя. Им уже не раз приходилось терять любимцев, и пусть неестественность конца Бастинды несопоставима с уходом в лучший мир какого-нибудь престарелого хомячка, ребята эти давно свыклись с тем, что за спиной цветущей Жизни всегда стоит Харон, холодный и безучастный к людскому горю и радости. Три мнения об Израэле от резкого неприятия до примирительного сочувствия имели одну общую ключевую мысль: варан более не может содержаться в условиях школьной биостанции. Мотивация оставалась старой сказкой на новый лад: повышенная агрессивность, опасная для окружающих. Но все понимали, что за этим эвфемизмом скрывается нежелание иметь перед глазами постоянное напоминание о трагедии в виде её главного персонажа. Первые предложения, точнее, гневные призывы к депортации варана прозвучали ещё в субботу. Но из-за траура и общего подавленного настроения поддержки они не нашли. Дебаты начались с понедельника. По двое-трое ребята, кто эмоционально, кто тихо и задумчиво обсуждали эту проблему в коридорах и кабинетах школы. Далее, разрозненные пары и тройки объединялись и находили, что взгляды их сходятся. И вот уже целые классы проводили совещания и голосования. Как ручьи объединяются в реку, так и отдельные голоса слились в общий шумный поток, выплеснувшийся во вторник митингом перед зданием биостанции. По его итогам был вынесен вердикт: передать серого варана Израэля попечению специализированного зооцентра. Для Гераскина такое решение не стало неожиданностью. Предчувствие чего-то подобного зародилось в нём почти сразу, как Аркаша нашёл ошейник. И с каждым часом оно росло, становясь уверенностью в неизбежном. Оно скреблось крысой в сердце, царапая душу, и непрекращающаяся тихая, но нудная боль питала и тоску, и гнев, а вместе они превращались в уныние. Алиса утешала озлобленного Пашку, говоря, что директор зоопарка, в который собираются передать Израэля, друг её отца, а значит, отличный специалист, и в коллективе своего учреждения бездарей не держит. Варан попадёт в отличные руки, – уверяла она, – в отделении герпетологии зоопарка ему обеспечат необходимый комфорт, ничем не хуже того, к какому он привык на станции Юных Биологов. Пашка молча соглашался. Он и без слов подруги понимал, что его любимца отправляют вовсе не на живодёрню, а вверяют заботе внимательных профессионалов. Но осознание этого не облегчало его скорби, а сыпало на душевную рану соль ревности. Разве он хуже всех этих эмэнэсов* и кандидатов? – бушевала Пашкина гордость. Разве не он выходил Израэля? Не его ли стараниями ящер (и с этим соглашались все) со временем мог достичь рекордных размеров для своего вида? Уже сейчас он вдвое превосходит нормы роста своих родичей, описанные в зоологической литературе.** Честолюбивому мальчику было обидно передавать взрослым такую своеобразную эстафету. И ведь почти у самого финиша! Но без возражений, скрипя сердцем и зубами, Гераскин принимал верность доводов друзей и мирных увещеваний старших ребят, почему варана нужно отдать. В противном случае, ни ему, ни Пашке житья не будет на биостанции – им постоянно будут поминать жертву Бастинды. Нет, проклятья пока сыпались лишь в адрес Израэля, но Пашка уже затылком чувствовал полные порицания взгляды. Он привёз варана на станцию – он и в ответе за него и его кровожадность. Косвенность его вины не имела значения – он был виновен в появлении убийцы и поэтому стал его соучастником. Но больше и наоборот! Это он, Гераскин, убил Баську. Просто Израэль стал его орудием убийства. От таких мыслей хотелось забиться в самый дальний тёмный угол Галактики и не высовывать из него носа до конца своих дней, спрятавшись от всех. Кроме себя – главного обвинителя, судьи и палача, объединённых воедино в стенающей мальчишеской совести.* * *
Исполнение приговора произошло в четверг… Хмурый Гераскин в сопровождении Алисы брёл к корпусу биостанции. Ребят ждал факультатив, но Пашка на него не торопился – он свернул с главной аллеи к вольеру Израэля. Алиса без вопросов последовала за ним. Ей всегда было интересно с Пашкой. Выдумщик и балагур, он генерировал вокруг себя щекочуще-колючее, как разряды статического электричества, веселье. Оно было очень заразно, но едва ли иная зараза оборачивается таким же удовольствием. Вдохновлённая радостным оживлением Пашки, Алиса думала, что вот ради этого веселья и стоит жить, наслаждаться им, дарить его окружающим. А сейчас, при виде того, как её понурый, подавленный друг – это дикое сумасбродное солнышко – медленно угасает в беспросветных тучах своих скорбных переживаний, ей самой становился немил весь белый свет. Но развеять пасмурный настрой паренька она была не в силах – её слова ободрения разбивались о непроницаемый панцирь его отчуждённости. Лишь странная уверенность подсказывала ей, что пусть Паша пока замкнут, нелюдим, но оставлять его нельзя. Он нуждается в поддержке, хоть и делает вид, что игнорирует её. На сетке вольера висела табличка с предупреждением не кормить варана. Кто-то уже сподобился пририсовать к надписи череп с перекрещенными костями. Мальчик в сердцах сорвал и зашвырнул в кусты эти художества. Он снял рюкзак, достал из него формованный контейнер-яичницу, а из него выложил на выдвинутый поддон-кормушку пять куриных яиц – любимое лакомство Израэля. Ящер принимал солнечную ванну. Он распластался на холмике над своей норой и здорово сошёл бы за мёртвого, если бы его не выдавал периодически высовывающийся из пасти длинный раздвоенный язык. – Из, братишка! – позвал Пашка и толкнул поддон вовнутрь загона. Варан очнулся, щёлкнул челюстями и потрусил к кормушке. Он учуял угощение, и его единственный жёлтый глаз жадно заблестел. Но он не спешил. Яйца для него были пищей, требующей особенного гурманского подхода. Их поглощение у Израэля превращалось в целую церемонию, и он смаковал каждый её момент, а не только сам деликатес. Вот он легко ощупал их дрожащим языком – убедился в совершенстве их форм и свежести. Аккуратно подцепил одно кончиком челюстей, запрокинул голову – и яйцо само скатилось ему в глотку. Варан застыл с отражением необыкновенного блаженства на морде, будто прислушиваясь, как яйцо движется по пищеводу. Так прошла пара минут, и он принялся за второе яйцо. Потом третье… – Напрасно ты его кормишь, – раздалось за спинами Алисы и Пашки. К ним вразвалочку подошёл Джавад Рахимов. – Не твоё дело, – процедил на замечание Гераскин. – Может, и не моё, – сконфузился Джавад. – Только за ним вон, похоже, приехали… Он кивнул в сторону аллеи – по ней шли двое незнакомцев. Один долговязый, лобастый, лопоухий. Другой – низенький крепыш, из-за больших солнцезащитных очков сильно смахивающий на муху. Верзила был вооружён широким сачком на длинном древке. Коротышка катил перед собой тележку с клеткой. Алиса заметила, как Пашка напрягся. Варан тоже почуял неладное и отвлёкся от трапезы. Он приподнялся на лапах и, покачиваясь из стороны в сторону, раздулся вширь, точно его расплющило. Кончик его хвоста под аккомпанемент угрожающего шипения завыделывал нервные кренделя, расшвыривая во все стороны брызги песка. Мужчины остановились у вольера. – Здрасте! – обнажил в улыбке кроличьи зубы долговязый. – Мы по вызову… Он сверился с висящим на шее планшетником и промурлыкал: – Да, по вызову… Биостанция на Гоголевском бульваре. Варан серый. Возраст – один год… Позвольте-ка? Верзила отстранил рукояткой сачка стоявшего на пути Гераскина и приблизился к ограждению. Он заглянул в загон, ойкнул и перевёл недоумённый взгляд на детей. – Год? – недоверчиво прищурился он. – И месяц, – угрюмо уточнил Пашка. – Ничего себе! – долговязый повернулся к напарнику. – Лёва, ты видел такого годовалого серого варана? Лёва сдвинул очки на нос, покосился на ящера и многозначительно протянул: – Матёрый… – Вы чем его откормили? – спросил верзила. – Китикэтом, – прорычал Гераскин. – Паш, ну зачем ты так? – всплеснула руками Алиса. Верзила со скепсисом осмотрел свой сачок. – Ну, и что делать будем? – осведомился он у коротышки. Тот цыкнул зубом и молча достал из бортового ящика тележки чёрный футляр, в котором оказалось короткоствольное пневматическое ружьё. Лёва зарядил дротик со снотворным и прицелился в ящера. Столь пристальное внимание чужака к своей персоне варану вовсе не понравилось. Он широко раскрыл пасть, заклокотал горлом, а хвост его поднял целую пылевую бурю. Неожиданно Пашка отчаянно закричал: – Спасайся, Из! И одновременно с его криком глухо хлопнул выстрел. Дротик угодил Израэлю в шею. В бешенстве варан бросился на обидчика. Но, врезавшись со всего маху в отделявшую его от цели сетку ограждения, отлетел назад, забился, завертелся волчком, подпрыгнул, совершив один из своих невероятных кульбитов, и метнулся к норе. – Держи! – взвизгнул долговязый. Лёва оттолкнул загородившего воротца вольера Пашку, отщёлкнул, чуть не выломав шпингалет, и ворвался в загон. Он успел схватить слабеющего варана за хвост, рывком вытащил его из спасительного укрытия и, торжествуя, высоко поднял свой трофей. Снотворное подействовало – ящер обмяк и повис толстой полосатой кишкой во вскинутой руке коротышки. – Эй! А поаккуратней нельзя?! – вскричал Гераскин. – Не учи учёного, – отрезал верзила. – Расскажешь о своей учёности Комитету охраны Природы! – взорвался Пашка. Звероловы переглянулись. – Паша, успокойся! – Алиса встала между другом и мужчинами. – Извините его, пожалуйста, он очень привязан к Израэлю. Лёва и его компаньон лишь безразлично пожали плечами, нарочито осторожно уложили бесчувственную рептилию в клетку и набросили сверху тёмное покрывало. – Стойте! – взмолился Паша. – Дайте хоть попрощаться по-человечески! – Валяй! – сделал одолжение коротышка. Пашка торопливо отбросил тряпку с клетки, поднял крышку и принялся ласково гладить варана, приговаривая: – Всё будет хорошо, Из! Я буду тебя навещать! Обещаю! Не скучай… Долговязый снисходительно осклабился. – Парень, он тебя не слышит. Да и не поймёт… Это же не собака! – Он всё понимает! – сжал кулаки мальчик. – Если бы он всё понимал, он бы поумерил свой аппетит, – подал голос Рахимов. – Что?! – ринулся на него Гераскин. То, что Джавад весит в два раза больше и значительно сильнее него, Пашку ни сколько не смущало – гнев затмил ему разум. Флегматичный Джавад растерялся от небывалого Пашкиного остервенения. – Я просто хотел сказать… – заоправдывался он. – А разучиться говорить ты не хотел?! – замахнулся Пашка. – Ребята, хватит! – Алиса заслонила собой Джавада. – Вы себя слышите? – Уйди, девчонка! Пусть он мне в глаза повторит, что сказал! – заорал Пашка. – Ну, дела! – присвистнул долговязый. – Бывайте, молодёжь… Лёва! Парочка звероловов поспешила ретироваться со сцены, на которой набирал обороты нешуточный конфликт. Их отступление отрезвило Пашку. Он рванулся было за ними, но Алиса успела перехватить его за локоть. – Оставь, Паша! Ты больше ничего не сможешь сделать. Мальчик замер, тяжело дыша, уставясь в пустоту. – Всё! – обречённо прошептал он. – Паш? Паша, мне жаль, – участливо заговорила Алиса. – Я… Я не сержусь на Израэля. Правда! Она попыталась погладить друга по голове, но тот оттолкнул её руку и кинулся прочь, напролом через живую изгородь, через грядки экспериментального поля – в парк. Там, среди сирени и боярышника, было укромное место, где он часто скрывался, играя с друзьями в прядки. И сейчас он тоже хотел спрятаться, но не от друзей, а от невыносимой, выворачивающей наизнанку боли. И он упал, оборванный и жалкий, под цветущими кустами. И скорчился в комок, сотрясаемый мучительными спазмами рыданий. Нарыв в душе лопнул. И он был полон слёз… * Эмэнэс – младший научный сотрудник – «мнс». (профессиональный сленг) ** «…он вдвое превосходит нормы роста своих родичей, описанные в зоологической литературе» – В отличие от многих своих родственников серый варан (Varanus griseus) растёт медленно. Лишь к трёхлетнему возрасту он достигает длины в 80 см. Но скорость роста рептилий и варанов, в частности, зависит от освещённости, температуры, влажности, содержания минеральных веществ в пище и её изобилия. То есть, искусственно, в неволе, соблюдая определённые правила, и создав максимально благоприятные условия, можно ускорить рост варана.