«Дикие животные никогда не убивают ради развлечения. Человек – единственное существо, для которого пытки и смерть его собратьев – само по себе развлечение». Д. Э. Фроуд
Всякая потеря приучает к бережливости. Никогда не задумывающийся о смысле такой парадигмы и даже не отягчённый знанием о её существовании, Пашка со всей своей бурлящей максималистской энергией готов был априори оспаривать любое утверждение о пользе утраты. Он не принимал полумер. Потеря части означала для него потерю всего. Солдат, лишившийся на войне ноги или руки, будет с удвоенным чаяньем относится к оставшемуся у него. В том числе и к жизни. О, да! А на кой чёрт сдалась жизнь, если у тебя отнимают не конечность, а сердце? Пашка сроднился с Израэлем. Варан стал его частью – его деймоном,* его гордостью, его сердцем. Он был первым питомцем, которого Пашка вырастил сам. Теперь с изощрённой жадностью Гераскин вспоминал, взвешивал и оценивал всё, что он сделал ради варана – столько труда, внимания, заботы, времени… Всё коту под хвост! И даже хвоста не осталось… В роковом столкновении кошачьего любопытства и неуёмного аппетита ящера, первое очередной раз доказало, чем оно заканчивается, согласно старой поговорке. А Пашка проклинал и то, и другое. Ах, лучше бы этот полосатый живоглот подавился! Да лучше бы ему, Гераскину, вообще никогда не связываться с этой прожорливой криволапой гадиной! Пашка ругался, а у самого комок стоял в горле от всплывающих в памяти ярких картин, каким великолепным драконом вырос Израэль благодаря его усердию. И особенно больно и обидно было расставаться с ним теперь, когда, казалось, прежние проблемы с содержанием варана остались в прошлом, а сам Пашка примирился с ревнивой мыслью, что его питомец стал общим. Но компромисса, как в прошлый раз в споре с мамой, не было. Если уж относиться ответственно к уходу за животными, то следует оставаться ответственным во всём. Снова и снова мрачный Гераскин повторял для себя эту жестокую мантру, стоя у опустевшего вольера. Его уж четвёртый день, как следовало разобрать, а никто за это не брался. Все обходили его стороной. Даже мусор так и оставался не собранным с того дня, как нашли жуткую улику вараньего пиршества. Конечно! У всех головы были заняты другими проблемами и переживаниями. И, видимо, все ждали, что именно Гераскин как виновный в появлении варана и должен заниматься сносом потерявшего смысл загона и общей уборкой территории под ним. Что ж, если кто-то так думал, Пашка на него не злился. Уж это ему было безразлично – надо так надо. Но он не решался приступить к сносу, ещё надеясь своей наивной детской душой, что постигшее биостанцию лихобедие ничто иное, как затянувшийся нелепый сон. Вот сейчас он проснётся, а из норы на него будет внимательно смотреть Израэль, и Бастинда будет сидеть на крыльце, и никогда-никогда эти двое не встретятся. Пашка зажмурился так, что перед глазами замелькали фантомные световые пятна фосфены, а подняв веки, увидел всё тот же унылый заброшенный вольер с разворошенной по песку кучей листвы. Пашка упрямо зажмурился вновь, и тут его окликнул неуместно жизнерадостный голос: – Привет, Гераскин! Что нос повесил? – Чтобы обзор не загораживал, – не оборачиваясь, огрызнулся Пашка. – Вот тебе раз! – удивился голос. – А где Израэль? Пашка резко развернулся, намереваясь как следует врезать дерзнувшему на такую издёвку, пусть бы им оказался сам сатана. Но это был всего лишь Багаров. На руках он держал белого кролика.* * *
Алиса, её однокашники и ребята из параллельного класса собрались в одном из кабинетов биостанции, где Стас обсуждал с ними новости различных отраслей биологической науки. Хоть беседа их и носила непринуждённый и просто шутливый характер, но хитроумный студент по ходу её развития подмечал и особенности характера учеников, и степень усвоения каждым из них преподаваемого в школе материала. Во время только завязавшейся интересной дискуссии о целесообразности восстановления в природных условиях вымерших видов животных в кабинет впопыхах ворвалась Маша Белая. Испуганные глаза по блюдцу, волосы дыбом, в лице ни кровинки. – Быстрее! Там Пашка… Багарова… из средней группы… Убивает! – не в силах отдышаться, выпалила она. Класс сорвался со стульев и бросился за показывающей дорогу девочкой. – Я у бассейна была… – задыхаясь на бегу, объясняла Маша Алисе. – А они у вольера стояли… Разговаривали… Спокойно… И тут… Пашка ка-ак кинется на этого… На Багарова… И ну его колошматить! И кричит: «Убью! Убью!» Так страшно! Но Алиса уже сама видела, что подруга не преувеличивает эмоциональную окраску происходящего. Уступая Багарову два года в возрасте, Гераскин был ниже него и килограмм на семь легче. Но его противник не занимался спортом, коему Пашка уделял значительную часть своего досуга. Человек размышлений, Багаров всегда был нерасторопен, а если и пытался что-то делать быстро, это действие оказывалось чревато неуклюжестью. Потому его условное преимущество в росте и весе на самом деле обернулось на руку Гераскину. Не по годам сильный, пластичный и ловкий, как проворная харза,** Пашка в самом начале драки подсечкой сбил неповоротливого шестиклассника с ног, уселся на него верхом и теперь с неистовой яростью беспорядочно месил несчастного кулаками. Его угрозы фатальной расправы перешли в утробный сиплый рык, а глаза полыхали безумием, и не вызывало сомнений его намерение довести кровавое действо до трагического финала. Жертва что-то нечленораздельно отрывисто кричала и пыталась закрыться руками. Но пресловутая неопытность в блокирование ударов или защите локтями сводила на нет эти агонистические старания. И то и дело кулак Пашки осекал горемычного по лицу. Вокруг дерущихся в страхе и недоумённой растерянности толпились работавшие на опытном поле первоклашки и их вожатые – девочки-выпускницы. Ни те, ни другие не решались приблизиться к рассвирепевшему Гераскину. Они лишь громко причитали и на все лады умоляли его прекратить буйство. Да, с тем же успехом можно было затушить лесной пожар молитвой! Но вот к задире подскочил Стас. Точно котёнка, он без труда поднял мальчонку за шиворот, хорошенько встряхнул и передал попечению подоспевших на шум парней из средней группы. – Ты с цепи, что ли, сорвался? – загремел он грозным басом, помогая подняться Багарову. Состояние пострадавшего было самым плачевным: оба глаза подбиты – заплыли, левая скула сильно рассечена, губы распухли, распух до размеров доброй груши расквашенный нос. Бедолага еле держался на ногах, и Джавад с Алёшей Наумовым поддерживали его с двух сторон. Стас, сокрушённо качая головой, осмотрел повреждения «скорбного создания». – Что вы не поделили? – сведя брови, он перевёл взгляд с Багарова на Пашку. А тот всё не выходил из ступора. Он отчаянно бился в руках скрутивших его мальчишек, бешено вращал очами, шипел, брызгал слюной и всем своим видом вызывал желание срочно обратиться к услугам экзорциста. Алисе казалось, что ещё чуть-чуть - и её друг, воспламенившись от свирепости, переполняющей его, обратится в пепел, словно сказочный герой Феанор.*** – Не было печали, – выдал комментарий Рахимов. – Мало нам варана было. Теперь его хозяин начал на людей кидаться. Эти слова возымели неожиданный эффект на беснующегося Гераскина. Он перестал метаться, но затрясся крупной дрожью, заоглядывался, слёзы брызнули из его глаз, и леденящий душу вой раненого волчонка вырвался из его горла. – Это он! – нечеловеческим голосом заорал Пашка. – Это он, сука, Баську Израэлю бросил! По собравшейся толпе волной пронёсся вздох изумления, перешедший в нестройный ропот. – Ты совсем ума лишился? – надвинулся на Гераскина Стас. А слёзы потоком лились по раскрасневшимся Пашкиным щекам. Он глотал их, захлёбывался, кашлял. Перенапряжение сменилось слабостью, и он просел на утративших твёрдость коленях, повиснув точно на дыбе с руками, заломленными за спину в борцовских захватах удерживающих его парней. – Он… Он подошёл… – мотая головой, застонал Пашка. – Спросил где И-Израэль… Я от-ответил… Он спросил: «По-почему ж так?» А я: «Так и так…» Тогда он… Он: «Как… как же поняли, что варан к-кошку… кошку…» Пашка рывком освободил руку и утёр хлюпающий нос. – Я: «О-ошейник н-нашли…» А он тогда: «Как же я… Как же я про… про ошейник з-забыл…» Тварь! Он попытался снова наброситься на Багарова. Но сил у него уже не осталось, и, несмотря на то, что хватка блокировавших его ребят ослабла, вырваться он не смог, а рыдая, опустился на колени, и судорожно впился пальцами в землю. «Тварь! Ублюдочная тварь!» – хрипел он сквозь плач. Собравшиеся обменивались безмолвными взглядами. И каждый читал во взоре других одно и то же. Они поняли суть сумбурных объяснений Паши, и осознание возможности подобного преступления широким росчерком испуга отражалось в их глазах. Стас повернулся к Багарову. – Это правда? Перемятый скорчившийся Багаров мелко трясся и пялился на свои ботинки. Кем-то поданным платком он зажимал разбитый нос, громко шмыгая и всхлипывая с рокочущим надсадным бульканьем. – Зачем ты это сделал? – задал новый вопрос Стас. Багаров молчал. – Он на-блю-дал! – передразнил бывшего приятеля Пашка. – Убью, мразь! Убью! Он резко подался вперёд, будто вновь собирается атаковать, и Багаров затравленно шарахнулся в сторону, едва не упав и не опрокинув Джавада и Алёшу. – Хватит! И так достаточно натворил, – осадил Пашку Стас. Не тут-то было! Боевой запал продолжал гореть в Гераскине. Он вскинул подбородок с явным намерением оспорить требование старшего, но его отвлекло лёгкое прикосновение к затылку. Пашка повернул голову – рядом с ним на корточки присела Алиса. «Не надо», – одними губами прошептала она и осторожно погладила мальчика по взъерошенной светло-русой шевелюре. И Паша вдруг подумал, как ему показалось, сущую глупость, заставившую его слабо улыбнуться подруге. «Как странно! – мелькнула мысль в сознании Гераскина. – У неё зрачки похожи на фотографию Земли из космоса. Земли, где, наверно, все счастливы…» Ему тоже захотелось в ответ прикоснуться к этой волшебной девочке с целой планетой в глазах. Он уже приподнял руку и... увидел на ней кровь... Мираж растаял. Перед ним была обычная Алиса с печальными глазами цвета пасмурного неба. Пашка повинно склонил перед ней голову. Видение его длилось лишь несколько секунд... Стас же приблизился к Багарову и повторил с расстановкой: – Зачем ты это сделал? Багаров молчал. – Отвечай! Багаров спрятался за платком. Ребята кругом притихли. Только слышно было, как тяжело дышит Паша, да сопит его противник. Немая сцена затягивалась. Стас с досадой хлопнул себя по бедру. – Так! Рахимов! Наумов! Отведите, пожалуйста, этого в медпункт. А потом… Пускай катится на все четыре стороны. Документы о переводе на другой курс получишь по почте. Чуть живой от побоев Багаров едва не лишился чувств от последней фразы старшины. Мальчикам, которым распоряжением Стаса он достался на попечение, пришлось его буквально волочить ко врачу. К ним в помощь добровольно присоединился одноклассник Багарова. Стас проводил их глазами и обернулся к Гераскину. – Поднимись-ка! Пашка встал с коленей, опершись на подставленное одним из парней плечо. – Покажи руки? Мальчик протянул Стасу подрагивающие кисти со ссаженными костяшками. Юноша их легонько ощупал, помассировал. – Не сломал? – с теплотой в голосе спросил он. – О дерьмо не сломаешь... – буркнул Пашка, вытирая руки о штанины. – Не надо выражаться, – без строгости сказал Стас. – Пойдём-ка поговорим. Он увёл Пашку в здание. С их уходом толпа юннатов потихоньку начала рассыпаться на отдельные группы, вполголоса обсуждающие произошедшее. – Ох, ребята! – громким шёпотом вздохнула Наташа Белая. – Как бы Пашку тоже не того… Не отчислили… У Алисы перехватило дыхание от представления такой перспективы. – Что ты такое говоришь? – с упрёком воскликнула она. Её до глубины души потрясло то, что совершил Пашка, и ещё больше то, почему он это сделал. В ушах у неё продолжал звенеть далёким эхом вопля неприкаянного лемура обличительный крик Гераскина: «Это он! ОН!» Так пускай гонят его, истинного преступника, но не того, кто его поймал! Нет-нет! Бедный Паша не заслуживал отчисления! Если за справедливость станут наказывать, во что тогда превратится справедливость? Чем будут руководствоваться судьи, озвучил Сапожков: – Да уж! – протянул он, ковырнув носком ботинка землю, и многозначительно изрёк. – С такими нервами в биологии делать нечего. Алиса почувствовала, как её кровь отнюдь не метафорически превращается в раскалённую магму. Как же хорошо она понимала Пашу! Вот сейчас она была готова влепить Аркаше пощёчину за непочтительный отзыв о друге. Однако до очередного рукоприкладства не дошло – Аркаша себя быстро подкорректировал. – Но Павел, всё равно, молодец! – добавил он с силой. – Ещё какой! – поддакнула, смахивая слезинку, Света Осеева из параллельного класса. – А этот Багаров! – Сапожков рубанул рукой воздух. – Вот такие, как он, в Древнем Египте, младенцев крокодилам скармливали. – Зачем?! – изумились сёстры Белые, сейчас, как никогда, оправдывающие цветом лиц свою фамилию. – Был у них бог Себек. Его олицетворением служил крокодил. Вот жрецы и приносили крокодилам такие жертвы, словно богам, – пояснил Аркаша. – Откуда ты такие ужасы знаешь? – округлила глаза Наташа – Прочитал в одной книге… – Какой? – спросила Маша. Алиса не услышала, в какой такой книге Сапожков нахватался чудовищных фактов о древнеегипетском культе Себека. Она смотрела на вольер, в котором совсем недавно жил не крокодил, конечно, но существо, очень похожее на него. Внезапно ей померещилось нечто более тёмное, чем тень под сенью стоящих чуть в стороне кипарисов. Там кто-то притаился! Вот некто выходит из-под ветвей деревьев – фигура в чёрной просторной куртке. Он озирается по сторонам: нет ли свидетелей? Ему нет дело до ребят и Алисы, он не обращает на них внимания, а, крадучись, спешит к загону, где до сих пор вперевалку ползает страшный Израэль – никто его не забирал в зоопарк. Незнакомец прячет лицо за стоячим воротником. Видно только глаза – они блестят нечеловеческим светом. Одну руку он держит поперёк туловища, будто у него болит живот. На самом деле он поддерживает что-то спрятанное под курткой. Девочке слышно, как там бьется маленькое сердечко. Кошки? Или… Алиса зажмурилась и почувствовала, что её кто-то трясёт за руку. Маша Белая желала узнать, составит ли она им компанию. – Что? – переспросила Алиса, не чувствуя себя в реальности. – Аркаша хочет составить письмо в оправдание Паши. Ты с нами? – Да… Конечно, да! – кивнула Алиса. Она ещё раз оглянулась на вольер. Там царила пустота. Ни под дальними кипарисами, ни под ближним дубом никто не прятался.* * *
Стас привёл Пашку в уборную и велел умыться. Пока парнишка приводил себя в порядок, юноша, облокотясь на подоконник, обратился к нему серьёзным тоном: – Ты извини, что я тебя безумным назвал. – Ерунда! – фыркнул Пашка, плеская в лицо водой. – Этот… – Стас поморщился. – Он, конечно, заслуживает трёпки. Но… Пашка вызывающе посмотрел на старшину. Стас же встретил его угрюмый взгляд приветливой улыбкой. – Ты знаешь, что сказал Лао Цзы о главном качестве превосходного воина? – Не помню, – сердито бросил Гераскин. – Прекрасный воин отличается сдержанностью. – Значит, мне есть над чем поработать? – Да. Помимо отработки джебов,**** – добродушно рассмеялся Стас. На его замечание Пашка ответил неразборчивым ворчанием, снова сунувшись под струю воды. – Ты закончил? – ненавязчиво поторопил его Стас. – Ну, давай расскажем о твоём «подвиге» Галине Петровне. В кабинете заведующего-педагога Стас кратко и чётко изложил Галине Петровне суть случившегося, его причины и последствия. Нахохлившись в глубоком кресле, Пашка изредка вставлял необходимые, по его мнению, уточнения и поправки. Закончил Стас рассказ, доложив о принятых в отношении Багарова мерах, и тогда позволил себе сиюминутное проявление эмоций. «Таким здесь не место», – сказал он. Учительница его многозначительного тона, да и самих слов как будто не заметила. Она слушала юношу сначала в строгой сосредоточенности, потом – в смятении. Несколько раз она переспрашивала его о некоторых нюансах или перебивала сухую отчётность просьбой назвать возможные кажущиеся ей важными детали. К развязке же она вдруг стала рассеяно-невнимательной. – Багаров-Багаров? – перестукивала она ногтями по столешнице в глубокой задумчивости, и, обращаясь словно сама к себе, неожиданно спросила. – А это не он взял у Стелы двух щенков? – Меня тогда не было, – ответил Стас. – Не могу знать. – Это он! Точно он! – взволновался Пашка. – Мы ещё удивлялись, зачем ему пара? Как раз же двое оставалось. Белые хотели себе одного взять, а он их опередил. Они спорили… Постойте! Вы… Вы думаете, он и щ-щенят… – Паша, тише! – оборвала страшное предположение учительница. – Задержи дыхание и считай от одного до десяти, а потом обратно. Пашка нехотя последовал данным инструкциям. – Ну и тип! – хмыкнул Стас. – А по виду и не скажешь… – В тихом омуте… – сокрушённо согласилась преподавательница. – Сочувствую! – Спасибо-спасибо! Такая досадная недоработка! – Ну, что Вы, Галина Петровна! – начал Стас, но запнулся прерванный жестом женщины. – Какие у тебя планы, Станислав? – спросила та. Стас ответил, что намерен чем-нибудь занять детей: не стоит им давать сейчас время для всяких пересудов… – Верно-верно! – горячо поддержала идею учительница. – Спасибо тебе большое! – Да, что Вы! Не за что! – ободряюще улыбнулся Стас. Он поднялся со стула, попрощался с Галиной Петровной, похлопал Пашку по плечу и, прошептав «Помни, что я сказал», вышел из кабинета. Когда дверь за Стасом закрылась, учительница попросила мальчика пересесть на его место – ближе к столу. Сама же встала, прошла к окну и включила стоящий на подоконнике чайник. Заняв указанный стул, Пашка исподлобья наблюдал за женщиной. Сейчас по её виду и поведению он не мог сказать, что она думает – Галина Петровна будто бы отстранилась от мира нечаянно свалившихся забот. Вот она, что-то мурлыча под нос, как ни в чём не бывало, поливает цветы на окне; переходит к свесившемуся с этажерки в углу декоративному папоротнику; отщипывает подсохший листик… И всё с каким-то неестественным спокойствием! Фырчащий чайник щёлкнул переключателем. Галина Петровна принялась неспешно священнодействовать над вынутыми из шкафчика заваркой и чашками. По кабинету поплыл терпкий аромат мате. Пашке, однако, становилось всё сильнее не по себе от разыгрываемого женщиной умиротворения. – Ругать будете? – тихо прохрипел он. – Вот ещё! – очень натурально удивилась Галина Петровна. – С чего это ты взял? Чай будешь? Не дожидаясь ответа, она поставила перед парнишкой чашку с душистым напитком. Гераскин осторожно взял её. Нагретый фарфор приятно согревал онемевшие пальцы, волшебное благоуханье нежно пеленало гулко колошматящееся растревоженное сердце незримой вуалью добра. Неловкая пауза длилась недолго – Пашка тряхнул чёлкой, глубоко вздохнул и процедил: – Я поступил неправильно… Не сдержался… На губах учительницы появилась тень улыбки, какую Пашке доводилось видеть на мраморных лицах статуй греческих богинь: мудрая, чуть снисходительная, по-земному печальная, по-небесному – прекрасная. – Вот видишь, ты всё сам понимаешь. За что же тебя ругать? – сказала «богиня». – Печенье? Она пододвинула к мальчику коробку с бисквитами, но Пашка отвернулся от них, как от взятки. Отставив чашку, он уставился на свои руки. Кулаки сжимались-разжимались, сжимались-разжимались. Адреналиновый шторм стих, нервным окончаниям возвращалась чувствительность, и кисти болели всё сильнее. – Всё равно я поступил бы так же снова, если… Пашка запнулся. Под светом грустных глаз учительницы ему стало невыносимо стыдно за свой апломб. Он счёл за лучшее заткнуть рот печеньем. – Я тебя понимаю, – ласково произнесла женщина. – Багаров лишил тебя двух друзей… Пашка вскинул взгляд на Галину Петровну. – Он! Он… – Вот именно – «он»! – с силой подчеркнула учительница. – Но в том, что он совершил, ты винишь и себя? – Да… – простонал Паша. – Зря, – просто сказала Галина Петровна и, смакуя чай, снова погрузилась в свой элегический образ. Пашка последовал её примеру – вернулся к чудному мате. Только, потягивая горьковатый благостный напиток, он поверх ободка чашки недоверчиво поглядывал на витающую в облаках учительницу. Галина Петровна это заметила. – Я думаю, что независимо от того, был бы варан на станции или нет, Багаров так или иначе проявил бы себя, – озвучила свои мысли женщина. – Но, конечно, жаль, что всё это произошло таким образом. Безумно жаль! Пашка шумно отхлебнул чай. Галина Петровна поставила чашку на стол и посмотрела ему в глаза. – Начистоту? Мальчик кивнул. Без единой ноты иронии или лести учительница поделилась с ним своим мнением: – На самом деле, – мягким доверительным тоном сказала она, – я очень рада, что среди моих подопечных есть такой сильный и справедливый ученик. Настоящий рыцарь! Пашка залился краской. – При определённом усердии тебя ждёт прекрасное будущее со множеством подвигов, – продолжала женщина. – А можешь ты мне дать рыцарское обещание? – М-могу, – машинально сорвалось с уст растерянного Пашки. – Я буду ходатайствовать о переводе Багарова на другой курс, – объявила Галина Петровна. – Пускай занимается чем-нибудь, не связанным с Жизнью. На биостанции он больше не появится. – Пусть только попробует! – взвился Пашка. Галина Петровна повелительно подняла руку, призывая его к спокойствию. – Вот об этом и будет моя просьба. Пообещай мне, пожалуйста, что не станешь его преследовать ни в школе, ни после уроков. Не станешь подговаривать и настраивать других ребят против него. Я не прошу тебя простить Багарова. Но пообещай мне, что ты забудешь о его существовании. Ты можешь дать такое обещание? Гераскин молчал и смотрел на руки: кулаки сжимались-разжимались, сжимались-разжимались… – Да, наверное, я требую от тебя слишком многого, – задумчиво проговорила учительница. – Это невозможный подвиг… У тебя слишком большое и горячее сердце… – Я сделаю это! – вскочил со стула взбудораженный Пашка. – Галина Петровна, я обещаю! Я клянусь! Слезинки блеснули в восхищённых глазах педагога. – Спасибо, мой рыцарь! – благодарно склонила она голову. – И вот ещё… Будет лучше, если ты завтра не придёшь в школу и на биостанцию. Тебе нужно отдохнуть. Я позвоню твоей маме насчёт освобождения. Ты не против? Пашка понимающе кивнул. * Деймон – в фэнтези Филипа Пулмана «Тёмные начала» животное, сопровождающее человека всю его жизнь. Является олицетворением его характера, духовного начала. Связь деймона и хозяина неразрывна. Смерть одного приводит к смерти другого. ** Харза – Martes flavigula (лат.) – хищное млекопитающее семейства куньих. Самый крупный представитель рода куниц (вес до 6 кг.). Очень подвижный, смелый и сильный хищник. Предпочитает охотиться на небольших оленей (кабарга, мунтжак). *** Феанор – персонаж легендариума Дж.Р.Р. Толкина «Сильмариллион». Дух Феанора был столь пламенным, что едва он отлетел после гибели героя, тело его обратилось в золу и развеялось, как дым. **** Джеб – в боксе прямой удар левой рукой (если бьющий правша).