Новая Америка

Война вместе с кровью течет по венам Стива, она бьется в каждой его жилке и в каждом ударе его пульса. Грязная, тупая, бессмысленная война не отпускает его, и, как ни старается Стив, он не может ее оставить, выплюнуть, выкашлять, вырвать из своей жизни. Он солдат. Он – человек войны. Войны, не мира. И в это безмятежное мирное время Стив удаляется на покой – то есть изолирует себя от окружающего мира. Он не нужен, когда нет войны. Ни стране, ни людям, ни себе самому. Как жить солдату, когда вокруг царит мир и покой? Зачем ему жить? Старки занимались оружием уже несколько поколений, и Тони тоже должен пахнуть войной. Она должна полыхать в его ореховых глазах, она должна тянуться за ним, как аромат одеколона. Но в глазах Тони Старка – мысли иного толка. Он – человек мира. Стив ловит себя на мысли, что не может разгадать эту загадку. Как тот, чья жизнь еще до его рождения была отдана на службу войне, ухитряется останавливать ее за пару шагов до своего порога? Злобная, неопрятная, она притворяется чистой и высокотехнологичной, она прихорашивается, как светская львица, но и тогда Старк не пускает ее в сердце. Стив ловит себя на мысли, что немного завидует. Ему думается, что если проводить много времени с Тони, война поймет, что лишняя здесь. Тони Старк остер на язычок. В этом тоже – мир. Ехидство на войне неуместно, оно – как оружие мирного времени. Если ты не можешь защитить себя силой, так защищайся словом. От Старка даже пахнет миром, кажется Стиву. Его это немного озадачивает и невыразимо притягивает, его, человека войны. Стив Роджерс привык терять людей. Разница только в том, что он называет это «терять солдат». «Солдат». Не людей. Люди – это мирная категория, а в его сумасшедшем мире только солдаты, которым полагается умирать за свою родину и свои идеалы. Когда они теряют Фила Коулсона, Стив понимает, что война началась. Он ждал этого с самого начала и со стыдом замечает, что так ему проще. Но это он, человек войны, ждал этого. Для Старка потеря становится настоящим откровением. Это как сказать ребенку, что Санта-Клауса не существует, все сказки кончаются плохо, все люди умрут, а сладкого на десерт не будет. Только в случае со Старком все серьезно, по-настоящему, по-взрослому. -Ты впервые теряешь солдат? Стив сам не понимает, хочет ли он подбодрить Старка или, напротив, показать ему, что война наступила, наступила, несмотря на все его шуточки, усмешки и старания. Но Старк шипит в ответ так, будто хочет выдохнуть боль вместе со словами и дыханием. -Мы не солдаты! И в нем ни следа холодного неприступного лоска, призванного подпитывать образ плейбоя и не пускать за последние барьеры. Когда Стив неловко обнимает его за плечи, ему кажется, что он держит в руках мир и безмятежность, что-то хрупкое, чистое и светлое, то, за что он шел воевать, то, что нельзя отдавать войне. -Мы не солдаты. Тони смотрит так невыносимо обиженно и непонимающе, так растерянно, что Стив притягивает его ближе. Почему люди должны умирать? Почему зло должно существовать? Стив не знает ответов, но они и не нужны ему. Солдата это не волнует, солдат делает то, что должен, а высшие материи и сожаления – удел гражданских. Конечно, он не плачет, этот Железный Человек. Он быстро берет себя в руки и снова становится невозмутимо-ехидным. Стив бережно выпускает его из объятий, но странное ощущение хрупкости остается, будто подержал в руках бабочку. Стив Роджерс вдруг отчетливо понимает, что обязан выиграть эту войну. Потому что есть то, что он должен и хочет защищать. Есть тот, кто должен жить в мире и спокойствии, чего бы Стиву это не стоило. И он улыбается, сам не зная чему.