Корея идет под красным знаменем.

      Они простились до вечера в одном из коридоров и разошлись по комнатам. Юн, дойдя до своей, лишь устало рухнул на стоящую там кровать. Эта изрядно потрепанная, но все же кровать, была для него непозволительной роскошью долгое время. Стоило сменить бинты, но кореец уже пребывал в состоянии полудремы, посему, перебинтовка откладывалась на более поздний срок. Лениво стянув с себя мундир и то, что уже с натягом можно было назвать рубашкой, он лег обратно.       Прошло еще несколько минут, прежде чем юноша уснул. Впервые за долгое время на душе поселились удовлетворение и спокойствие - то, чего ему не хватало с начала японской оккупации. «Теперь все будет хорошо» — шептал ему внутренний голос, словно убаюкивая. Всем сердцем Лим хотел верить в это и подбирал аргументы, чтобы еще сильнее убедить сознание в реалистичности своего желания. «У нас новый вождь, новая идеология и новые друзья. Нас не сломили. И не сломят. Мы готовы защищать свою землю и близких» - думал он, засыпая и прижимаясь спиной к прохладной стене. Это было приятно, потому что на улице сейчас стояла чудовищная жара. Юну повезло, что под его окном стояло дерево, не позволяющее своей кроной проникать в комнату солнечным лучам. От легкого ветерка листва приятно шумела, заглушая этим шум с улицы и звуки людских голосов.       Сейчас Сон Юн был совсем не в Кэсоне. Перед его взором простиралось прекрасное озеро Самиль. Редкие волны плавно перекали одна в другую, превращая водную гладь в огромную подвижную медузу. Ветки деревьев на берегу, сталкиваясь друг с другом, шумели уже сильнее, а порывы ветра усиливались с каждой секундой. Лим Сон Юн хотел петь, всем своим существом проникаясь еще большей любовью к родной земле. Эти холмы с цветущей азалией, сосновые леса, реки и спокойные воды Восточного моря, вставали перед глазами, будто и правда были рядом.       Подсознание молодой страны окончательно связывалось с высокими вершинами гор родной земли - это напоминало инициацию. Ведь теперь кореец чувствовал себя действительно свободным и поражался ясности и покою мыслей. И казалось, что душа освободилась от боли и воспоминаний смертей своих «детей». Но нет, забыты они не будут. Как он может забыть героев, что подарили ему жизнь такой ценой?       Однако, как бы не было печально, видение медленно прекращалось, кадры пленки словно замедляли своё движение, и Лим вскоре вовсе лишился возможности двигаться. Погружаясь в настоящий крепкий сон без сновидений, он наблюдал последнюю панораму. Поле ярких, словно тысячи маленьких солнц, подсолнухов, простиралось настолько далеко, что кореец безуспешно пытался разглядеть его край. Юноша любовался этим зрелищем, однако, сделал опрометчивый шаг назад, и глаза его распахнулись от удивления. Теперь под ногами парня была уже не земля. Там была темная, зияющая своей пустотой бездна. Секунда, и он с беззвучным криком, застрявшим где-то в горле болезненным комком, полетел вниз, отчаянно цепляясь руками за воздух. Лима окружила тьма. — Черт возьми.       С этими словами Брагинский раздраженно стукнул по столу и полез за флягой, расстегнув шинель. Когда та была в его руках, он ругнулся еще раз и открутив крышку, сделал несколько глотков, слегка морщась. Связаться со штабом было невозможно, людей в Кэсоне не было, и оставалось только ждать. А Иван этого очень не любил.       «Что у нас есть? Теперь точно независимое от юга социалистическое государство на границе с Китаем, однако, зависимое от меня. Вполне устраивает» — думал про себя русский, улыбаясь. Убрав флягу обратно, он прошелся по комнате, разглядывая облезшие стены. Предстояло много затрат на помощь становлению КНДР, но Союз не сомневался - все окупится, потенциал у новых союзников был большой. Закончив свои размышления о политике такими мыслями, Иван позволил себе немного расслабиться и потосковать о сестрицах, что остались в Москве. Ничего-ничего, скоро он вернется домой и поест борща от Оленьки, да Наташкиных дранников…       В животе неприятно заурчало, и русский цыкнул, вскакивая на ноги вновь. Надо что-то поесть, но что? Рисом насытиться он не мог, даже уплетая тройную порцию. И поэтому счел такое объедание корейского рабочего народа плохим вариантом. Может, попросить Лим Сон Юн приготовить? В знак дружбы, так сказать. «Не думаю, что она откажет. Вроде хорошая девушка, да еще и с косой. Вот прям как у нас раньше. Наверняка готовит так же замечательно, как и владеет оружием» — с этими мыслями Брагинский улыбнулся, довольный своей идеей и вышел из комнаты, после зашагав к двери, за которой ранее скрылся Лим.       Да, Иван и не подозревал, что новоявленная страна совсем иного пола.       В то же время страна на другой части Корейского полуострова тоже начинала жить самостоятельно. Не без помощи США, разумеется. Именно этот США, а он же Альфред Джонс сейчас пребывал в наидурнейшем расположении духа, развалившись в кресле и закинув ноги на стол. Здешняя пища казалась ему отвратительнейшей, а привезенные гамбургеры стремительно заканчивались. Есть понемногу Альфред не привык и истощение его запасов бесило его еще сильнее. Условий как у него на родине тут попросту не было и он с нетерпением ждал возвращения в Вашингтон. В последний раз он был тут в 1948 году, когда Республика Корея и была основана.       Насколько он помнил, эта республика была не первой, но точно вспомнить он не мог. Покачав головой, Джонс крикнул: — Йон Су!       В коридоре тотчас послышались торопливые шаги, и дверь в кабинет распахнулась. В комнату вошел коротко стриженый парень невысокого роста с забавной завитушкой волос. Как она так держится и что это вообще такое, Альфред понять так и не смог, а невнятный ответ несколько дней назад от самого обладателя подобной штуковины он лишь сделал вид, что понял. Юноша уже избавился он формы солдата и сейчас пребывал в просторном ханбоке*, повязанном темно-синим поясом. Если приглядеться, то можно было заметить перебинтованную шею и кисти рук корейца. Каждый из братьев пострадал на этой войне.       Им коротко поклонился и вопрошающе склонил голову на бок, ожидая цели своего вызова: — Альфред-аджосси? Американец почесал затылок, вспоминая свой вопрос. Когда на него снизошло озарение, он поспешил его озвучить: — Какая была первая республика на твоей территории? Я помню, что когда мы вытурили отсюда япошек, ты что-то пытался сделать со своим братцем-комми. Йон Су слегка нахмурился, задумавшись. — Вроде… Народная Республика Корея. Ее объявили вне закона после ввода твоих войск, временное правительство. — Ах да, точно.— Альфред стукнул ладонью себя по лбу.- теперь я припоминаю. Хорошо, что погнали этих красных отсюда. А то был бы сейчас как твой братец, вместе с совком. Герой спас тебя от красной угрозы! Будет демократия и будет все хорошо. Ты ведь рад, Йон Су? — Да, Альфред-аджосси. Спасибо вам, что вмешались. И простите, что из-за моего глупого брата вы понесли потери. — кореец кивнул, опуская голову и смотря себе в ноги. На этих словах Джонс рассмеялся и встав, подошел к юноше, взяв лицо того за подбородок и приподнимая, чтобы после посмотреть ему в глаза. — Я принимаю твои извинения, Йон Су. Будем надеяться, что он одумается и вскоре приползет к нам, просить еды и моего военного вмешательства. Герой ему понадобится, рано или поздно. Если он, конечно, не совсем сумасшедший. Быть собачонкой Брагинского… А ты сделал правильный выбор. Молодец. — закончив свою речь, Альфред похлопал Корею по плечу и слегка толкнул к двери, — А сейчас иди и передохни. Еле стоишь на ногах. Юг пошатнулся, и, поспешно закивав, еще раз поблагодарил американца. И вот, поклонившись, он уже шел обратно к себе, а Альфред подошел к окну, стянув с переносицы очки и смотря, как с прибывающих вертолетов его солдаты выгружают оружие и припасы. Над соседним зданием молодежь вешала флаги. Новый корейский, а рядом американский. Альфред невольно улыбнулся, когда с улицы донеслось пение «Знамени, усыпанного звёздами».

«Then conquer we must when our cause it is just And this be our motto: «In God is our Trust.» And the Star-Spangled Banner in triumph shall wave O’er the land of the free and the home of the brave!»**

* — традиционная корейская одежда. ** — Слова из гимна США. «С правой кто стороны, не страшится судьбы, В битвах будет девизом нам «Богу верны». Звёздный флаг над страной будет реять пока Ещё есть храбрецы, в ком свобода жива.»