Дворовая

Наина. Дорого и со вкусом одетая, темноглазая и длинноволосая, она внимательно изучала Галю, глядя на нее, как повернутый на энтомологии ученый на распространенный подвид бабочки. Галя, в свою очередь, изучала ту, которая причинила ей своей злобой столько боли. Под глазами ее школьной врагини залегли темные круги, волосы черного шелка стали тусклее, а кремовая кожа стала какой-то неприглядной и местами покрылась пятнами на тон темнее. Даже взгляд темных с желтым отливом глаз из надменного превратился в обычный, слегка замученный. Наина потеряла весь свой лоск и шик грузинской княжны, свою природную яркость и интересность. Сейчас она выглядела, как обычная девчонка. Красивая, но не более того. Галя поразилась этой резкой смене облика. Она знала каждую черточку этого то надменного насмехавшегося, то искаженного криком лица. Вроде ничего и не изменилось, но даже по чуть опустившемуся ее подбородку можно было заметить, что нет, что-то поменялось. - Сашенька, я отойду руки помыть? – сладенько улыбаясь, спросила Стремнинова, закидывая одну длинную ногу на другую. - Конечно, Ниночка, - парня, сидящего напротив, чистота рук «Ниночки» явно не интересовала. Гораздо больше его интересовал огромный ассортимент коктейлей, предлагаемый «Владыкой». Наина грациозно встала. Осанка ее, горделивая осанка принцессы, оставалась все той же, в отличии от лица. Чуть насмешливо взглянув на Галю, она сделала неопределенный жест рукой и направилась к выходу. Щеки Гали вспыхнули. Что она вообще себе позволяет? Однако возмущение ее было не так уж велико. Во всяком случае, гораздо меньше, чем желание пообщаться с бывшей первой красавицей и узнать, что же ее не сломало, но надломило, как высохшее печенье. Тихонько приоткрыв дверь, она вышла в пыльную комнату, в которой тускло светилась одна-единственная лампочка. Владичек когда-то доводил ее до ума, в надежде что-то из нее соорудить, но потом плюнул. Ее использовали как гардеробную в холодные времена года. Наина стояла у стенки, опершись на нее. Легкая, какая-то виноватая усмешка порхала по розовым прелестным губам. - Ты все та же, Галактина. Форма тебе к лицу, кстати, - эхом разнесся по комнате звонкий девичий голосок. - А ты все та же «Ниночка», - передразнила Галя кавалера бывшей одноклассницы. – Форма мне к другому месту, но никак не к лицу. Брови Наины чуть дернулись. - И правда, все та же. Ничуть не поумнела, - заключила она, поправляя длинные черные волосы. - Скажи еще, что чучело, - Галя пожалела, что потратила целых пять минут своего времени на эту выскочку. Наина пожала плечиками. Минуты три они стояли молча, глядя друг на друга. - Учишься? Или только коктейли разносишь? – прервала молчание Наина. - И то, и другое. А ты? Отец купил тебе место в нашем универе или сразу диплом? – ядовито спросила Галя, оправляя юбку. - Папа умер прошлым летом. Если бы Гале сказали в школьные годы, что Наина Стремнинова, первая красавица класса, язва и злючка, дочь богатого бизнесмена, умеет плакать, она ни за что бы в это не поверила. Скорее бы она поверила в то, что бегемоты умеют петь. Но Наина действительно плакала. Уткнувшись в холеные белые ладони лицом, размазывая стекшую тушь по щекам, она рыдала, уткнувшись в холодную пыльную стену, пачкавшую черный, вероятно, дорогой жакетик. Скорее всего, первый раз в жизни. Рыдала она долго и прорыдала бы еще часа три, если бы Галя не подошла и осторожно не коснулась бы ее спины, чуть подрагивавшей под мягкой и приятной на ощупь тканью. Наина резко обернулась. Ни следа не осталось от ее записной красоты. Под глазами нарисовались черные круги, смывшийся тональный крем обнажил мелкие прыщики, а расплывшаяся губная помада уже не делала губы такими пухлыми и четкими. Обычная девчонка с правильными, но неинтересными чертами лица. - Видишь, какая я стала? – грустно усмехнулась Стремнинова, видя, как изменилось лицо Гали. – Раньше я была гордая. А теперь что? Содержанка. Брови Гали подпрыгнули еще выше. Хотя, казалось, выше уже некуда. - Я тебе не верю. - А никто не верит. Наина – и содержанка?! Гордая, неприступная Наина, которая встречалась только с так называемой «элитой»? Наина, которая, по сути дела должна была быть богатой наследницей? - Как же бизнес, наследство? Ведь было завещание, - тихо проговорила Галя. Сказать, что она была поражена – значит ничего не сказать. - Нет. Все пошло в уплату долгов папы, с которыми он рассчитывал покончить при жизни. Его просто сбила машина на перекрестке. Случайность, - Стремнинова достала зеркальце. – В институт я не поступила. Друзья сделали мне ручкой. Папин бизнес перешел к его партнеру. А я… - голос Наины дрогнул, - одна. Галя отметила, что Наина не называет родителя местоимением или привычным «отец». Только папой. Неужели она могла любить кого-то, кроме себя? Себя, прежде такой прекрасной, юной, легкой… Неужели эта зареванная девушка с опухшим лицом и тихим, наполненным искренней болью голосом, - Наина? Холодная, ядовитая Наина, которая искренне полагала, что каждый ей должен хотя бы за то, что она появилась на свет и разрешает ему дышать с собой одним воздухом? - А родственники? - Есть у меня тетка в Ростове. Поеду туда. В этом городе нечего ловить, - в ее голосе опять проявились прежние гордые нотки. – А сейчас домой пойду. Все планы ты мне поломала. Умеешь же, - Наина тихо засмеялась, откинув черноволосую, будто бы лакированную голову назад. - Но…, - Галя одними глазами показала на дверь. - А, этот, - Наина машет рукой. – Зачем ему девка с опухшими глазами? Он найдет себе лучше. Роскошные длинные ноги свободно шагают к двери. Наина, по сути своей, всегда остро нуждалась в общении. И открыв душу своей личной Ленке Бессольцевой, она, возможно, станет спокойнее. И Гале было невыносимо жалко эту гордую красавицу, капризную принцессу, прежде величественная поступь которой стала теперь какой-то неуверенной и робкой. Наверное, именно так она входила в чью-нибудь съемную квартирку, расстегивая шубку, подаренную ей очередным кавалером. Их недолгий диалог оставил отпечаток тяжелого сапога в душе Гали. С одной стороны, именно об этом она мечтала в школьные годы. Но почему тогда ей так горько? Наина открыла дверь, и, занося ногу над порогом, обернулась, взглянув на «ущербную» в последний раз, запоминая ее, отпечатывая в своей памяти. Зачем? - Будь счастлива, Золушка, - как-то ласково произнесла она. Дверь громко хлопнула. Один короткий диалог – и грустные черно-желтые глаза будут сниться Гале всю ночь. И часа в три она сядет на кровати, нервно дернувшись от охватившего ее озноба, а потом заснет уже без сновидений. Бывает, что из грязи в князи. А тут наоборот: из князей в грязь. Сначала, наверное, мерзко, но человек со временем ко всему привыкает. Даже к черной жиже, заляпавшей дорогое платье.

***

Собираясь на очередную тренировку, Галя снова внимательно посмотрела за окно, слепо веря в то, что солнышко выйдет и наступит счастье. Но солнышко не хотело делать ее счастливой. Оно хотело виски и французских мужиков. Но, к его большому сожалению, оно было слишком далеко и от первого, и от второго и посему грустило, спрятавшись за более храбрыми тучками. Солнышко любило иностранцев, а интересы обычной подольской девчонки Гали ее не интересовали ну вот совсем. И из-за этого грустила уже Галя, вспоминая, что ее ветровка, спасавшая ее от таких вот перепадов настроений светила, осталась в однушке центре города. Ей еще предстояло объяснить свои два прогула спортдиректору. И если с Царцевым все было просто и понятно, то вот с Казанцевым ей, скорее всего, предстоит очень долгий и тяжелый разговор. Хотя, учитывая пофигизм директора, этого легко можно будет избежать. Поэтому Галя решила забить на эти сумрачные мысли и подумать о том, где ей взять ветровку. Купить, конечно, не вариант, ибо хорошая ветровка, счастливой обладательницей которой она и являлась, стоит недешево. «Сходи к Андрею», - посоветовал внутренний голос. «Не слишком жирно ли ему будет за одну ветровку?» «Вот! Я этого не говорил, а у тебя мысли только о том, как улечься с ним в постель», - хихикнул внутренний голос. «Как тебя зовут?» «Коля! Называй меня Коля!», - представился голос. «Пошёл ты, Коля!» Голос, точнее, Коля, обиделся и заткнулся. А Галя задумалась над тем, действительно ли он был так уж и неправ. Сходить к Кисляку? Вариант. Но ей все равно будет стыдно поднять на него глаза. Если бы Андрей был бы благородным и правильным, то она бы просто взяла ветровку и ушла, но, увы, Андрей был другим. И его насмешливый взгляд будет вынести трудно, очень трудно. А терпеть выходки окружающих Гале надоело до дрожи в коленях. Можно, конечно, сделать вид, как будто ничего не произошло. Но это будет нечестно. Да и хватит ли Гале сил для очередного притворства? На этот вопрос она не могла дать точного ответа, а значит, не могла и принять точного решения.

***

Острый запах лака привычно ударил Гале в нос, как только она вошла в душную раздевалку. Марина Касаткина, расположившись одна на целой скамье, красила ногти, провоняв всю комнатку ацетоном. - Какого…э-эм, ты пришла, рыбуля? – пропуская запрещенное цензурой, спросила Галя, ставя сумку на скамью, случайно задев бутылочку с жидкостью для снятия лака. - Тебя не было несколько дней, - спокойно ответила Марина, не переставая при этом работать кисточкой. – Лена мне позвонила. - Я пришла, иди отсюда, - Галя расстегнула "молнию". Общество Касаткиной ей порядком поднадоело, к тому же оно было не самым приятным. Марина же ничуть не смутилась, а спокойно встала со скамейки и подошла к Гале. - Нет, я никуда не уйду, - наглые льдистые глаза бесцеремонно уставились прямо на нее. - Ты хочешь, чтобы я вытолкала тебя за дверь? Имею, между прочим, право, - мягко улыбнулась Галя. - Ты этого не сделаешь, - как-то слишком уверенно произнесла Касаткина. - С чего ты это взяла? – Галя вытащила из сумки майку. Вместо ответа Марина с легкой улыбкой осторожно сняла с ее водолазки какую-то нежелательную шерстинку. - Ветровочку-то новую прикупить не успела. Натурой расплачивалась? – ехидно спросила она, поправляя волосы. Сердце Гали забилось пойманной птицей, заколотилось об ребра, пытаясь вырваться наружу и убить Касаткину. Хотя нет, зачем убивать? Можно отдать ее на благо человечества. Потихоньку выкачивать из нее кровь, почки отдать нуждающимся, клетки печени пересадить больным циррозом… Галя представила себе Марину, лежащую на койке с трубочками в носу, и невольно прыснула. Воображение же вдобавок подкинуло ей идею из ее замечательного сна, где Марина расхаживала с головой-пирожным. - Весело тебе, да? – сладко проговорила Касаткина, должно быть, уже представившая, как хорошо будет сидеть на ее подтянутой фигурке черный шпионский костюмчик. – Ничего, скоро будет еще веселее. - Давай не здесь, - Галя закусила губу. – Мне лишние уши, сама понимаешь, ни к чему. - Хорошо, - лукавая усмешка не сходила с губок Касаткиной. – Пойдем в туалет. - Забавно, – фыркнула Галя. – Я даже не подозревала о твоих скрытых интересах. - Глупая, - на лице Марины отразилась плохо скрытая досада. – Я имею в виду место. - А я тоже имела в виду место, - на губах Гали появилась язвительная улыбка. – Просто странное место ты выбрала для конфиденциального разговора. Ты Фрейда читала? - Хватит, - резко оборвала ее Марина. – Мне оно точно не надо. Но если хочешь… - она понизила голос до интимного шепота. - Не хочу, - отрезала Галя. – Идем. Следуя за невысокой фигуркой Касаткиной, которая двигалась нарочито медленно, Галя прикидывала, долго ли она сможет сдерживаться, глядя на изображающую Нэнси Дрю Марину. Больше всего ее раздражала эта показная таинственность в лучших традициях Голливуда. - В общем, так, - начала Марина, скрещивая руки на груди. – Мое условие такое: ты увольняешься и валишь отсюда. - Шантаж? – усмехнулась Галя. – Мелковато, не находишь? - Не перебивай. И ни одна живая душа не узнаёт о нашем разговоре. Обычная ситуация: поработала-поработала, потом поняла, что не справляется, и уволилась. Ты все поняла? – поинтересовалась Касаткина, водя пальчиком по гладкой плитке. - Иначе? - А иначе, - Марина подошла к ней близко, почти вплотную, - все узнают о том, как и с кем наша правильная Галактина Гэ точка Дэ проводит ночи. Ясно? - Прямо все-все? Ты не много на себя берешь? - Сплетни, сама знаешь, как сетка. От одного крепления могут расходиться много нитей, очень много. А от них – еще больше. А город у нас маленький, - голос Марины стал вкрадчивым и мягким. – А тебе она нужна, такая сомнительная слава профурсетки? «Сетка-профурсетка», - некстати отметила Галя. – «В рифму, надо же. Поэтесса погорелого литкружка». Раньше Галя думала, что Марина совсем не опасна. Как мышь: писк писком, зубы острые, но укусы ее вреда особого не причиняют. Теперь, когда эта самая мышь вцепилась ей в палец, Галя отчетливо понимала, что от того, что взбредет в эту лохматую голову зависит ее репутация и дальнейшее существование. На одной чаше весов – чистенькая и правильная, но голодная и тощая девушка. На другой – та же девушка, но с черным шлейфом сплетен и гадостей за спиной. Зато глаза у нее не такие голодные. - Так что выбирай, Галина Дмитриевна. У тебя целых, - Марина посмотрела на экран мобильного, - пять минут. Как раз и определимся, кто будет проводить сегодняшнюю тренировку.