***
Холодный взгляд светлых глаз мужчины, чем-то сразу напомнившего Владу Генриха Восьмого Тюдора не отпускал его на протяжении уже получаса, и Царцев невольно поёжился, ощущая, как в его взъерошенные волосы пробирается ледяная змейка. На мгновение ему даже показалось, что окна машины запотели от холода. Черный и, вероятно, дорогой автомобиль стоял на парковке недалеко от его собственной машины. Даже сквозь тонированные стекла было видно белое пятно мужского лица и заинтересованный взгляд направленных прямо на Царцева-младшего зрачков. Занятие у Ядзи, как назло, затягивалось, а взгляд грузноватого человека со светлой бородкой не отпускал его. Он беспокоил и не давал отвлечься. Мужчина подъехал к воротам института чуть раньше, чем Влад. Кажется, они даже столкнулись на шоссе. Да-да, точно! Влад еще так нехорошо его подрезал… Неужели мстить приехал? Парень досадливо поморщился, осознав, как глупо это звучит. Когда уже Ядзя закончит свои институтские дела? И что этому мужику надо? Некуда, что ли, больше смотреть? Наконец на парковке появилась знакомая девичья фигурка, одетая в цветастую кофточку и темные джинсы. Она приближалась, закинув сумочку на плечо. Поворот маленькой головы – и на милом личике появляется смущение и смятение. Взгляд Ядвиги был обращен в сторону пресловутого дяденьки в машине. Она замерла и сощурилась, вглядываясь в размытый силуэт за стеклом. Черный автомобиль тронулся и выехал с институтского двора. Ядвига облегченно перевела дыхание. Влад же, напротив, забеспокоился. Что же это за мужчина такой загадочный? Может, кто-то из преподавателей? Но когда в окне машины показалось улыбающееся девичье личико, тревоги отошли на второй план, и Царцеву ничего не оставалось, как улыбаться вместе с ним. - Извини, пожалуйста, - виновато проговорила Ядзя, застегивая сумочку. – Нас преподаватель задержал. - Все нормально, - ответил Влад, поворачивая ключ. – А что это за мужчина? Я раньше его тут не видел. Девушка пожала красивыми плечиками, наморщив носик - Мне показалось, преподаватель наш, - акцент хрустального голоска стал четче. – Сергей Васильевич, знаешь такого? Влад, который слышал о профессоре Кулешове, учась в другом экономическом вузе, кивнул и повернул руль. О нем часто, восторженно закатывая глаза, упоминала их куратор, Валерия Викторовна. Однако проехав метров сто, мозг Царцева пронзила острая догадка. Сергей Васильевич был высоким и довольно красивым брюнетом, и перепутать его с холеным и светловолосым водителем черного автомобиля было довольно сложно, тем более, что Ядзя находилась к авто куда ближе, чем он. «Что ж за ерунда такая-то, а? Только нормальную девушку встретил, а она оказалась с сюрпризиком», - сердито подумал Царцев. Но сердиться на Ядзю долго было невозможно, и взгляд влажных черных глаз заставил его забыть обо всех житейских невзгодах. Ну, ошиблась она, и что? С кем не бывает…***
Знакомый яростный взгляд фантастически голубых глаз заставил Галю нервно сглотнуть. Актриса из Марины вышла бы хорошая, чего, увы, не скажешь о ней самой. Неужели Марина до такой степени обнаглела, что решилась рассказать все своему Ромео? Если так, то у Гали могут быть серьёзные проблемы. А может, и не такие уж серьёзные. Это зависит от того, сколько эмоций вложила в свой горестный рассказ об избиении младенцев русоволосая бестия. «Он будет убивать тебя долго и больно», - радостно сообщил Коля. – «А когда тебя будут хоронить, он попляшет на твоей могиле». Галя живо представила себе Егора в алом платье с пышной юбкой, лихо отплясывающего канкан на холмике земли и, не удержавшись, звонко расхохоталась, забыв при этом отвести взгляд от столика, за которым восседала четвёрка хоккеистов. Заметив, как нахмурился Егор, она моментально опомнилась и отвернулась.***
- Совсем девочка совесть потеряла, - зло проговорил Егор, глядя, как спина хореографички чуть подрагивает от смеха. - Да успокойся ты, Щука, - примирительно сказал Костров, придерживая чуть было не вскочившего Егора за плечо. – Не факт, что… - Саша вовремя прикусил язык, вспомнив, что, по мнению Егора, Марина идеальна, невинна и чиста, а врать она вообще не умеет. - Да ты договаривай, - прищурился Егор, устремив пылающий взгляд на нападающего. – Хочешь, сказать, моя Маринка врет, да? А эта… - Все, все, - отмахнулся Саша, - я молчу, не заводись. Доедай булочку. Но бедной булочке суждено было остаться недоеденной, потому что Егор сорвался с места и направился вслед за хореографичкой. Антон встал, при этом не забыв задвинуть за собой стул. - У меня плохое предчувствие, - произнес он. - Сядь, Кассандрий, - фыркнул Дима. – Егор ее точно не убьет. - С чего ты взял? – поинтересовался Назаров, надкусывая пирожок с капустой. - Она же ризеншнауцериха. А собаки бегают быстро, - пояснил Дима, допивая сок. Антон хмыкнул, но все же опустился обратно на свое место. Оказавшись у него в руке, булочка радостно улыбнулась своим сахарным ротиком.***
- У меня тренировка ровно через десять минут. Невысокая стройная девчонка, прислонившаяся к стене, не вызывала у Щукина-старшего никаких отрицательных эмоций. Единственное, что смотрелось экзотически – ее поразительная изысканная некрасивость. И как только такая замухрышка могла стать яркой Марине соперницей, тем более – повышать на нее голос? Или это Марина и впрямь что-то недоговаривает? - Да плевал я! – вызверился Щукин, долбанув кулаком об стену, отчего девочка вздрогнула, прижала руку к шее. Заступиться за любимую надо было. И Егор ощущал то самое болезненное бессилие, которое всегда нападало на него при словах «сегодня мы пишем классное сочинение». Вроде бы и тема известна, и о чем писать, в общем-то, понятно, но совершенно ничего не пишется. А теперь совершенно не орется и не ругается. Он совершенно не понимал, почему что-то тяжелое, наполнявшее его душу в минуту сильного раздражения, отсутствует. Вроде он все правильно делает, а? Галя подняла на него уставшие глаза. Она совершенно не боялась ни Ромео, ни его придурочную Джульетту. Ей жутко хотелось домой. И еще – забрать свою ветровку, поскольку на улице шел прекрасный бодрящий ливень, попадать под который Гале совершенно не хотелось. Она и так была достаточно взбодрена. Почему-то Егору вспомнилась большая вислоухая дворняга, которая бродила возле их дачки, когда он еще был не капитаном, а просто Егорушкой. У нее были точно такие же темно-серые уставшие глаза с загибавшимися вверх ресницами, радостно вздрагивавшими, когда пятилетний Егор целовал ее во влажный кожаный носик. Гале было и смешно, и грустно одновременно. В голубых глазах совершенно не было искреннего гнева, а только его жалкий суррогат. Парень просто делает то, что должен и считает, что это его настоящие эмоции. Все благородно, правильно и нечестно. - Ты совсем не хочешь на меня злиться, - послышался ее тихий голос. – И я не хочу. Мне и так проблем вполне хватает. Давай разойдемся и никогда не будем больше друг друга трогать. Хорошо? - А как же…? – растерялся Егор. Он совершенно не был готов к такому повороту событий. Более того, он предполагал, что девушка, как и в прошлый раз, накинется на него с обвинениями. - Марина? – на лице Гали появилась широкая улыбка. – Она больше не придёт сюда. И я обещаю никогда больше с ней не ссориться. - Ты считаешь, все так просто? – усмехнулся Егор, облокачиваясь о стену. - А что сложного-то, золотой? Я не трогаю Марину, Марина не трогает тебя, ты не трогаешь меня. Если тебе хочется, можем еще поругаться. Только скажи мне, оно тебе надо? Ты ведь даже не психуешь по-настоящему. - Нет, - честно признался Егор. – Если бы я психовал, ты бы сейчас тут не стояла. - Мило, - усмехнулась Галя, заправив за ухо выбившуюся из строгой прически прядку. – Впрочем, как всегда. - И все-таки я не понимаю, что вы с ней делите, - продолжил Егор уже более спокойным тоном. - Не понимаешь? Ну, давай объясню, - усмехнулась Галя. – Тебе ведь известно такое понятие, как шантаж? - Глупый вопрос, - усмехнулся Егор в ответ. - Так вот, твоя Марина – большая специалистка в этой отрасли. - Марина? Она таким вроде не занимается, - голос Щукина звучал уже без былой уверенности. - Вот именно – вроде. Где-то в голове громко злился Коля. День был пасмурным, и ничего не предвещало беды. Смеркалось.***
- И ни шишулечки не дал? – Ксюха закинула ноги на барную стойку, любуясь своими узкими босыми стопами с выкрашенными в алый ногтями. Вкусы у нее были весьма специфические. - Не дал, - всхлипнула Катя, опустив голову так, что ее светлая челка полностью закрыла заплаканные глаза. – И сказал, чтобы деньги вернула. Все. - И сколько? – невозмутимо поинтересовалась Ксюха, запуская пальцы в рыжие волосы. Очередной громкий истерический всхлип заставил Ксюху подпрыгнуть на стуле. - Тридцать… - прорыдала Катя, уткнувшись лицом в колени. - Рублей? Миллионов? – фыркнула Ксюха. - Ты можешь нормально сказать или нет, а? Хозяйка чуть покачивавшихся стройных ножек в пошловатых леопардовых леггинсах была сама невозмутимость. Ни рыдающая Катя с огромным красным пятном на лице, ни осколки бутылок на полу, ни перевернутые столы и стулья, казалось бы, совершенно ее не смущали. - Тысяч! За весь месяц, да! – тоненько выкрикнула Катюня, подняв алое от слез личико с распухшим носом. – И по лицу съездил вдобавок! Ой, Ксюлечка, - по круглому личику опять заструились потоки слез, - что теперь будет? Как я ему отдам? - Разве что натурой, - хмыкнула Ксюха. Черные брови стали одной длинной тоненькой полоской, а губы, щедро намазанные помадой дрогнули, чуть сжавшись. Одни только покачивавшиеся ножки совершенно не изменили своего положения. Катя, услышав это радужное пророчество, заплакала с новой силой. - Не реви, Котеночек, - Ксюха скинула ноги со стойки, - что он пообещал за невыплату? - Сказал, что нас… - новый взрыв рыданий, - что нас… - Укокошит? – помогла Ксюха. - Вот прямо так и сказал! Ксюха рывком встала со стула. Сама Афина могла позавидовать ярости, с которой дрожали девичьи руки. - И какая же тварь смогла украсть, - тихо прошипела она. – Кто из наших, а?! – заорала она, повернувшись к Кате. – Кто мог такое сделать?! Катя моментально успокоилась. Ее бледное личико на глазах стало приобретать былые оттенки. - Не из наших, - тихо проговорила она. - Ты знаешь? Говори, - зло и быстро зашептала девушка, наклоняясь к Катерине. - Из соседнего двора. Твой одноклассник, кажется, - наморщила лоб Катя, - Емельянин, вот! Ты его называла Емеля. Ксюха изменилась в лице. Скулы ее, обтянутые гладкой кожей, быстро и резко дернулись. - Ты точно это знаешь? – голос ее дрогнул. - Я вышла дедушку кормить, а Рома присмотреть обещал, - подбородок Кати снова задрожал. - Рома? Он же всегда в зюзю напивается, - хмыкнула уже оправившаяся Ксюха. – Ты бы еще на царя египетского оставила, дуреха. - Ну вот, я вышла, а вернулась – Емельянин за прилавком стоит. Сказал, меня не было, а он пива хотел взять и деньги в кассу уже положил, - синие глаза наполнились влагой. - И ты, конечно, ему поверила и в кассу особо не заглядывала, - Ксюха криво улыбнулась. – Он же святой у нас! Не знаешь как будто, что ворюга и алкаш! – голос ее сорвался. - Прости меня, прости, Ксюша, - Катя крепко обхватила тонкую фигурку руками, спрятав в отворотах кожаной куртки зареванное лицо, - я больше никогда так не буду. - Когда он приедет? – Ксюха подняла Катино личико за подбородок. - Кто? – всхлипнула девушка. - Хозяин, дура! - Через неделю, - испуганно проговорила Катя. - Отлично, - уголки губ девушки дрогнули в улыбке. - Да что в этом хорошего-то? – по щекам Катюни с новой силой заструились потоки слезок. - За семь дней можно сделать о-го-го сколько! А можно и не сделать, - изрекла Ксюха, обняв Катю за плечи. – Не расстраивайся, Катюся. Найдем мы деньги. Наверное. У Ксюхи Гольковой не было ни связей, ни богатого любовника или родителей, ни достойной зарплаты, ни уж тем более супер-силы. Но у нее была голова на плечах и длинные тонкие ноги в леопардовых леггинсах, которые прекрасно себя чувствовали, выстаивая на трассе по пять-шесть часов. Несмотря на два этих несомненных преимущества, сейчас Ксюха чувствовала себя абсолютно беспомощной перед так называемым «хозяином», который открыл несколько халуп в злачных районах города и очень этим гордился. Расстраивать Катю было нельзя, поэтому… Поэтому придется искать выход. «Может, кто-нибудь да поможет», - бессильно думала Ксюха, проводя рукой по светлым волосам и прекрасно понимая, что никто ей не поможет. Слишком глупо надеяться на что-то, когда ты даже не сумела окончить техникум и теперь стоишь на трассе и в холод, и в зной, и в дождь, изредка встряхивая рыжими волосами. А вокруг нет совершенно никого, только машины с сухим визгом проносятся мимо. Обидно. Но еще обидней, когда крошечное существо, плачущее в твоих руках, ищет у тебя защиты, а ты прекрасно осознаешь, что ничем не сможешь ему помочь, разве что вот этим глупым - Не плачь…***
Слишком плохо, когда холодно. В этом Галя убедилась на собственном безветровочном примере. И вот теперь, злясь на себя за собственную забывчивость, она стояла прямо перед Андреем, раздумывая, хлопать ей дверью серебристой машины или же Ледового Дворца. Предложение съездить за курткой казалось ей, в общем-то, безобидным. Но зная, что может за этим за всем стоять, Галя сильно сомневалась в том, не стоит ли ей взбодриться дождичком в очередной раз. Ей в очередной раз представились большие весы с жестяными чашами. На одной чаше лежала ее черная куртка, на другой… Другая чаша была пуста. Но она была самую капельку тяжелее. Галя хотела было обратиться за помощью к Коле, но Коля, как это всегда бывает в нужные моменты, был в ауте. Он весело хохотал и, прыгая строго по кругу, разбрасывал вокруг себя лепестки роз. - Ну, ты долго думать будешь? – нетерпеливо поинтересовался Андрей, покачиваясь с носка на пятку. Этим он ужасно напомнил Гале их школьного физрука, а посему чем-то забавлял ее, как, впрочем, и сам преподаватель. У Глеба Григорьевича были ямочки на щеках, мальчишечий подбородок и светлый чуб. Он был молодым и неопытным и во время каждого урока ужасно волновался, при этом почему-то потирая большие руки. Галя Глеба Григорьевича любила, в отличии от той же надменно фыркавшей при упоминании имени учителя Наины, которая за человека его не считала. Преподавателем, несмотря на свой возраст, он был хорошим и внимательным. Чаша весов, на которой лежала ветровка, качнулась вниз. Коля споткнулся и упал, больно ударившись локтем об пол, но, поднявшись, снова стал напевать полоумные песенки. Правда, подскакивал он при этом куда менее активно. - Поехали.