"Повесть Лет: Хронология Второй Эпохи"
1587 - 1600 годы Второй Эпохи
Дети бежали наперегонки от ворот Башни навстречу всаднику. Поскальзывались на влажной после излившегося около полуночи дождя земле, падали, поднимались - и снова бежали. На встречу. Запыхавшиеся, они одновременно с двух сторон вцепились в уздечку вороного коня. - Здравствуй, Повелитель! - вскрикнули одновременно на два голоса, только Кхамул чуть не сбился на "Вождь". Всадник, ехавший шагом в глубокой задумчивости, поднял голову. Мгновение казалось - он не узнает их, таким зеркально недвижным был его взгляд, обращенный внутрь себя... Потом он рассмеялся. - Здравствуйте, дети. Это по поводу моего приезда вы перемазались, как чушки? И он по очереди потрепал обе черноволосые макушки. Брат с сестрой переглянулись и через секунду захохотали, тыча друг в друга пальцем. Вымазались они, и в правду, с головы до пят. Серая пыль равнины, прибитая прошедшим дождем, превратилась во влажное месиво, где дети и успели побарахтаться во время своих падений. Гхаш принялась кулачком старательно стирать разводы со щек. - А ну, кыш под крышу! - шикнул на резвящихся детей мужчина и крикнул им вслед, удирающим в сторону Башни: - Разведите камин, обормоты! На втором этаже! Дети и сами знали, где можно найти помещение с камином. Несколько недель назад, когда прошли внезапные заморозки, они перебрались из комнаты, где спали раньше, в один из отапливаемых залов. Хлынул ливень. Мужчина расседлал коня у ворот Башни и, что-то негромко прошептав животному на ухо, хлопнул его ладонью по крупу. Вороной с места взял галоп и исчез за стеной проливного дождя. Они сидели втроем у камина прямо на полу. Дети рассказывали взахлеб обо всех маленьких приключениях и неприятностях, случившихся с ними за полгода. Мужчина слушал, время от времени склоняя голову набок и пальцами расчесывая мокрые после дождя волосы - чтобы лучше сохли. Гхаш в такие моменты замолкала, зачарованно следя за движениями его рук. Кхамул как раз повествовал о том, как поймал в ручье большую лягушку, и какой она оказалась вкусной, когда дети поджарили ее на ужин, а мужчина смотрел в огонь очага и хмурился, явно досадуя на себя за что-то, и тут Гхаш перебила брата: - Повелитель, скажи, ты ведь... не человек? В голосе девочки слышалась странная болезненная тоска, похожая на горечь осознания близкой утраты. Мужчина медленно перевел взгляд от пламени к ее лицу. - От чего ты так решила? - Не знаю, - Гхаш спрятала глаза. - Мне вдруг подумалось... Если ты бог... Кхамул прикусил губу: вот, неймется сестренке - а ведь так хорошо сидели! Сейчас Повелитель прочтет ее мысли, и такое начнется... Виданное ли дело - в бога влюбиться? Любить - это да, но влюбиться... Глупая она, совсем сдерживать себя не умеет. Правильно в племени женщинам говорить не позволяли - ох, правильно! И вопрос-то ее совсем ненужный! За чем спрашивать - не видно, что ли?.. Но мужчина не стал касаться мыслей Гхаш, он ушел в себя, и молчание повисло надолго. Бежали минуты. - Вождь, - осмелился, наконец, нарушить молчание мальчик, - я пойду принесу...? - Сиди, Кхамул. Сходишь чуть позже, - мужчина вынырнул из задумчивости, и на лице его была грусть, стылая, мучительная, словно ломкий напев. - Видимо, пришло время мне вам кое-что рассказать... ...Рассказывал он долго, и все же чувствовалось: сокращает, упрощает, словно набросок рисует грифелем - одни контуры, без цветов. Детали пропускает, мысли и чувства не описывает. Сказки, что рассказывал он раньше, и те были более живыми. Кхамулу трудно было сходу воспринимать обрушившееся на него количество имен и названий. Он пытался вычленить стержень рассказа, но сестра опередила его. Мужчина замолчал, и Гхаш сказала: - Я поняла. Была война богов, и ты был среди тех, кто проиграли. Я поняла. Боги нашего племени тоже воюют между собой, шаманы рассказывали... Но я не поняла... Ты, Повелитель, сказал, что Тот, который старше тебя, он... мертв? Разве боги умирают? И разве люди сражаются рядом с богами? ...И он снова рассказывал и объяснял. В глазах его были боль и тоска, но он говорил, и говорил так, что слова его рождали образы там, где не мог детский ум осмыслить глобальность и частности происходившего когда-то. Каждое произнесенное слово сгущало сумрак в его глазах - багровый сумрак, жаждавший мести, жаждавший крови... Слова падали, как тяжелые смолянистые капли - медленно, размерено. Падали - и впитывались. Падали - и прорастали побегами муки и ненависти. Менялись лица детей. Глаза их, словно зеркала, отражали эмоции говорившего. Закончился разговор лишь перед рассветом. Повелитель замолчал, заметив, как Гхаш покачивается из стороны в сторону, обняв себя за тело руками, и тихо постанывает, а Кхамул в состоянии, близком к сумасшествию, колотит кулаком об пол, и костяшки его пальцев уже разбиты до крови. - Хватит! - сказал Повелитель резко. – Разговоры продолжим вечером, а сейчас ложитесь спать. ...Я, должно быть, обезумел... Как можно было вываливать ЭТО на бедные детские головы?!.. Нельзя позволять себе думать о прошлом, нельзя!.. Только цель - только она одна важна - ничто больше... Он улыбнулся через силу. - Все! Быстренько ложитесь ближе к огню. Он сам перенес подстилку из травы, на которой дети обычно спали, ближе к камину, где еще тлели уголья, застелил ее своим успевшим просохнуть плащом. Заставил детей лечь, сам сел рядом. Быстрые и легкие прикосновения его пальцев отпугнули смятение, заглушили страх, смягчили терзающую боль чужих воспоминаний. Дети заснули, прижавшись к нему и обняв с разных сторон. Гхаш разбудил восхитительный пряный аромат, щекотавший ноздри. Девочка очень удивилась, обнаружив под щекой мягкую шелковистую черную материю и осторожно села на своей импровизированной постели. Рядом тихонько похрапывал брат. В этом не было ничего удивительного: Кхамул, выросший в жарком климате юга, часто простывал. Гхаш тоже порой подхватывала насморк и кашель, но гораздо реже брата, да и болезнь ее проходила быстрее. "Надо будет спросить у Повелителя, почему так получается..." - Потому, что женщины по природе своей выносливее мужчин. Мужчины сильнее, а женщины - выносливее. Гхаш повернулась на голос. Повелитель сидел на корточках возле жарко пылающего камина и аккуратно поворачивал вертел с нанизанной на него тушкой кролика. При виде кушанья глаза Гхаш расширились, и девочка невольно облизнулась. Заметив выражение ее лица, мужчина рассмеялся. - Скоро он будет готов. Буди брата. Гхаш подавила желание облизнуться еще раз (ей казалось, что запах готовящейся пищи оседает на губах мелкими ароматными капельками) и спросила: - Как же так, Повелитель? Мне не понять твоих слов. Разве может женщина в чем-то превосходить мужчину? Повелитель поднялся в полный рост и отряхнул золу очага, запорошившую его одежду. - Ну, зачем же сразу заводить разговор о превосходстве? У мужчины и женщины разные функции в жизни, отсюда происходят и физиологические различия между ними. Мужчина - прежде всего, воин, женщина же - хранительница... - Очага? - Гхаш скосила глаза на огонь в камине и поджала губы, явно припомнив что-то не слишком приятное. - Не только. Женщина - хранительница в широком смысле слова. Вот, например, представь: идет война, мужчины сражаются и гибнут, защищая своих женщин и детей. Главная же задача женщин - выжить - несмотря на голод, жажду, болезни, мучения... Если война будет проиграна мужчинами, скажи, исчезнет ли побежденный народ, не оставив о себе и памяти? - Думаю, да. - Но женщины живы... - Их угонят в рабство. - Но они ведь останутся жить. Память о побежденных и их культура, продолжат существовать вместе с пленницами. А господа не станут бояться своих служанок. И постепенно, исподволь традиции побежденного народа будут проникать в культуру и быт победителей, меняя их самосознание, их привычки и ценности, наконец, их веру. Понимаешь? - Не знаю... Ты говоришь сложно. - Поймешь. ...Гхаш поймет - поймет множество лет спустя - поймет сначала чутким сердцем, а уже после разумом - поймет, узрев гибель Аталантэ... Сейчас девочка понимает другое. - Значит, я никогда не смогу стать воином? - А ты хочешь быть воином? - чуть удивленно приподнимает брови мужчина. - Зачем? - Чтобы служить тебе. Легкая улыбка трогает тонкие губы. - Я найду тебе лучшую службу. Гхаш не спорит: даже если бы она смела возразить своему Повелителю, под его ласковым взглядом у нее словно отнялся язык. "Разве можно противоречить ЕМУ, когда он ТАК смотрит?" В нынешний свой приезд мужчина провел в замке почти полгода - и за этот, не такой уж и большой, отрезок времени успел сделать многое. Он взялся обучать детей стрельбе и фехтованию, собственноручно сделав для них луки и деревянные мечи. Кхамул - стремительный, ловкий и понятливый - схватывал воинскую науку буквально налету. Сестра отставала от него, но не во многом. Зато она охотнее и быстрее обучалась разным замысловатым штучкам: как погасить огонь словом или движением пальцев (этому Повелитель обучил ее перво-наперво, так как зажигать огонь девочка уже умела - одним лишь своим желанием), как переместить предмет с места на место, не прикасаясь к нему, как подманить дикое животное или распугать птиц на мили в округе, как заморозить воду в чаше, как... - много было еще разных секретов. Фокусы с огнем и воздухом давались Гхаш проще, чем манипуляции с землей и водой, однако она была усердна и не мытьем так катаньем всегда добивалась своего. Мужчина также начал обучать детей чтению, письму и нескольким языкам, среди которых Кхамул с некоторым удивлением узнал речь, слышанную им от единожды встреченных эльфов. Языки легко давались Кхамулу, Гхаш же больше преуспела в чтении и письме. Само присутствие хозяина Башни, казалось, пробудило жизнь на пустынной черной равнине. Первыми пришли волки - огромные, черные, с умными не по-звериному глазами, пылающими желтым огнем. Они выли ночами под стенами Башни, а днем их стремительные гибкие тени можно было заметить - "Смотри, вон там!", "Да нет, за тем валуном!" Дети волков побаивались, хотя звери ни разу не попытались напасть на них. Однажды матерый волк, чья шкура была тронута инеем старости, появился словно бы из ниоткуда перед воротами Башни и подошел к Повелителю, который в этот момент показывал Кхамулу блокирующий прием. Дети испуганно заозирались, видя, как из-за камней, из тени выступают десятки поджарых черных волчьих фигур. Но вожак стаи ткнулся носом в ладонь мужчине, и Повелитель сказал: "Не бойтесь, это наши друзья". Так безгранично верили мальчик и девочка своему господину, что простые слова стерли детские страхи. Вскоре Кхамул и Гхаш смотрели на редкого волка, прокравшегося в сырую промозглую погоду под крышу через приотворенные ворота Башни, как на нечто само собой разумеющееся... Чуть позже волков на равнине появились странные приземистые человекоподобные существа. Как называть их, дети не знали, и Повелитель не подсказал им слов. Он вообще отказывался говорить об этих пришельцах, умело отводя вопросы и перенаправляя разговор в новое русло. Существа поселились в горах, окаймлявших равнину, и мужчина несколько раз за время своего пребывания в Башне уходил к ним. Возвращался Повелитель всегда озабоченным, и багровый сумрак наполнял его взгляд. Дети не понимали, в чем дело, однако с вопросами к нему не совались: в таком настроении Господин был скор на затрещины и оплеухи даже для Гхаш - не со зла, нет, на воспитанников своих он никогда не злился, а от того лишь, что стремился устранить раздражающих фактор, мешавший его уединенным размышлениям. ...Дни пробежали незаметно, и Повелитель засобирался в обратный путь. Перед отъездом он вручил детям два кинжала: мальчику - широкий длинный клинок с простой крестообразной гардой, размерами своими лишь немного не дотягивающий до короткого меча; девочке - узкий трехгранный стилет, ножны и рукоять которого были выполнены в виде замысловатых цветов с острыми, почти треугольными лепестками. К стилету прилагалась чашечка из ажурно плетеной сетки, и Гхаш, просветлев лицом, догадалась, для чего нужен этот предмет раньше, чем мужчина сказал хоть слово. Девочка собрала свои густые черные волосы в пучок на затылке, скрутила их узлом, накрыла сеточкой и закрепила, использовав кинжал вместо шпильки. Кхамул подумал было протестовать, но тут увидел, что Повелитель улыбается и одобрительно кивает действиям своей воспитанницы. Из своей комнаты наверху Башни мужчина принес огромную толстую книгу, переплетенную в черную кожу. - Чтобы к моему возвращению она была прочтена от корки до корки, - велел он строго. - Проверю. Последняя угроза была излишней: Гхаш тут же уткнулась в книгу носом, разбирая заковыристые закорючки письма, а Кхамул из-за ее плеча с интересом поглядывал на пролистываемые сестрой картинки. Вороной конь ждал мужчину у крыльца Башни так, словно и не умчался он некогда на вольную волю без седла и узды. ...Дети стояли у ворот Башни до тех пор, пока фигура всадника не скрылась за горизонтом. Когда же темный силуэт исчез с однообразно-серого фона дымного небосвода, Гхаш, тяжело привалившись к створкам ворот, тихо заплакала. Кхамул еще смотрел вслед Вождю, но придушенный звук вывел его из задумчивости. Мальчик неловко коснулся плеча сестры. - Ты чего? Не реви. Он вернется...* * *
- Гхаш, чтоб тебя волколаки съели! Ты куда навострилась? Стой! Стой, говорю! - Сам стой - там, где стоишь! Элда недорезанный... - Кто Элда недорезанный? Я Элда?.. Да ты сама!.. Сцепились в грязи две худенькие ребячьи фигурки. Если бы кто со стороны посмотрел, показалось бы: человек сам с собою борется. И голоса похожие - не разобрать, кто есть кто. Только вдруг один из голосов истончился и пискнул: - А-а-ай! Прекратилась возня. - Ты чего? - Урод ты! Я же тебя между ног не пинаю... Ой-йё-о! - Гхаш, ты чего? - тревога, раскаянье в голосе. - Я же не нарочно... Правда!.. Куда попал, скажи? Где больно? - Чтоб тебя Валар кастрировали, ой-йё!.. - Гхаш! Гхаш, где болит?.. Ну, прости! Я не хотел... - Унголиант твоя мать, гадюка ты... У-у-у! - Гхаш! Гхаш... - Чтоб тебя Фаноринги на Сильмариллы разобрали! А-а-а!... - Гхаш?.. Да ты дурачишься! - Ой-ё-о-о! Ё-о-о-моё-о! - Ну, не может же тебе быть больно так долго!! - Мо-о-ожет!.. Все расскажу Повелителю, лягушка ты ядовитая! Секундное молчание, а затем: - Расскажешь, значит? - Все расскажу-у-у!.. Кровожадное: - Не доживешь! И вновь завязалась возня... ...Мордор - Черная Земля. Ородруин, Амон-Аморт - Огненная Гора, Роковая Гора... ...Нет еще этих названий. Лишь расстилается бесплодная пустошь на многие дни пути. Лишь оседает на лицах детей серая пыль дремлющего вулкана. Лишь черная земля горных склонов бурлит подтеками и лужицами не остывшей лавы. Лишь одинокая Барад-Дур, Темная Башня, высится средь мертвой земли, матово неприступная пустынным ветрам и жару лучей полуденного солнца... ...Барад-Дур - не крепость еще, лишь башня... - Пойдешь сегодня со мной на охоту? - Нет, я лучше почитаю... Кхамул недовольно хмурится. - Ох, и накажет же тебя Вождь, когда вернется, за то, что ты дверь в его комнате вскрыла... - Повелитель, - привычно поправляет Гхаш. - Ну да, Повелитель... И, все равно, ты зря это сделала. Накажет он тебя... Лицо у мальчика такое, словно... заноза ему в одно место вонзилась - не сильная, но постоянная боль. - Не накажет, - беспечно отмахивается девочка. - Он меня любит! - Интересно, за что?.. - бурчит самому себе под нос Кхамул. - Ты что-то сказал? - Нет. Тебе показалось... - Кхе-е-ейя-а-а! - катится под гулкими черными сводами. Кхамул просыпается от этого крика прежде, чем сестренка подскакивает к нему с намерением тормошить. - Ну, что опять?!.. - Я поняла! Я поняла, братик, миленький!.. Я поняла! - Что ты поняла? Кхамул никак не может продрать глаза спросонья. - Все поняла! Хочешь, расскажу? - Хочу, - обреченно соглашается Кхамул, с тоской глядя на рассветные сполохи неба, видимые сквозь арку окна. Мальчик давно (что такое давно? для ребенка "давно" - и с месяц будет) знает, что не стоит спорить с сестренкой, когда она орет, скачет и норовит чего-нибудь поджечь - нет, не специально спалить, но так уж получается... - Ты славный! И чмок - в самые губы. Гхаш усаживается, подобрав под себя ноги. Спрашивает строго: - Ты помнишь эльфийские предания, которые я тебе пересказывала позавчера? Кхамул согласно кивает. Ни за что он не признается, что помнит только историю Берена и Лутиэнь, да и то лишь потому, что ему волков было жалко. Своих, родных волков - тех, что под стенами Башни бродят, и которых подкармливаешь, как возможность представится. Иное Кхамул и не запоминал - подремывал, пока сестра рассказывала. Слишком много непонятных имен и названий... Порой мальчик горько сожалел о том, что помог сестре разобраться с письменами Квэнья, которыми были написаны большинство книг, хранившихся в комнате Вож... ох, нет - Повелителя. ...Дверь Гхаш вскрыла сама - острым обломком камня, ни слова не сказав и не посовещавшись. Четыре дня молчала - не признавалась брату в том, что сделала. Но любопытство победило, и Гхаш все-таки отвела Кхамула в верхнюю комнату Башни. - Тут ничего нет, - говорила она, - даже, где спать нет. Вот только стол, стул и эти полки... Стеллажи, заполнявшие большую часть помещения, были заставлены сотнями и сотнями книг, свитков, рукописей. На столе, находившемся возле стрельчатого окна, лежала раскрытая книга в серебристо-белом переплете, украшенном таинственной голубоватой вязью. - Я тут только слово через два понимаю! - пожаловалась Гхаш. Кхамул повнимательнее пригляделся к письменам на странице. - Это Квэнья, - определил он. - Чего уж теперь... Давай, вместе попробуем. ... - Значит так, - Гхаш запнулась. - Ну? - поторопил Кхамул, которому жутко хотелось спать. - Я все еще сомневаюсь... Но, кажется, это так. - Что "так"? - Я думаю, что черная книга, которую оставил нам Повелитель, и та белая, которая лежит наверху, рассказывают про одни и те же события. Только ту белую, - девочка снова запнулась, но собралась с духом и закончила: - ту белую писали наши враги. Тишина. Слышно, как за окном гудит ветер. - А еще, - Гхаш нервно облизывает губы, - еще я поняла, кто... наш Повелитель. И замолкает. Поддержки ждет - вопроса, хоть какой-нибудь реплики. ...Жадна до жизни Гхаш, жадна до жизни и до знаний. "Почему?", "Зачем?" и "Как?" так и сыплются с ее языка. А брат не может ей ответить, ведь он сам знает не больше ее... Но не в данном случае. "Дура ты, дура! - хочется крикнуть мальчишке, и сосет у него под ложечкой дурное предчувствие. - Догадалась, надо же! Черной книги тебе было мало?! Зачем наверх-то ты полезла?!" Не дождавшись от брата реакции, Гхаш называет имя: сначала два слова на Квэнья и Синдарин - резкие, как удар, обжигающие, как пламя, а потом еще три - первое абстрактно безлико и все же чем-то похоже на два предыдущих, следующие два напевны и звучны. Не отвечая сестре, Кхамул ложится и отворачивается лицом к стене.* * *
Миновала зима, за весной неспешно подкралось лето. И вот однажды стылое плато Горгорат отразило эхом звон конских подков. Звук был отдаленным - скорее не звук, а призрак звука, но он разбудил Гхаш. Она вскочила со своей травяной постели и подбежала к окну. Подставила лицо ветру, принесшему ей долгожданную весть. А спустя считанные мгновения девочка трясла за плечо брата: - Проснись, засоня! Повелитель вернулся! Вставай, кому говорят, горе мое луковое, Балрог хвостатый, змея подколодная, орел плешивый - все перья повыдергаю! - Тишина. - Элда недорезанный!.. -Что-о-о? - А-а-ай-а-яй-и-и! - Ну, как вы тут без меня? Мужчина взбежал по лестнице, на ходу развязывая у горла плащ и небрежно отбрасывая его куда-то в сторону. Он был в приподнятом настроении, глаза его лучились, а с губ не сходила верткая полуулыбка. - Как хорошо, что ты вернулся, Повелитель! - шагнул ему навстречу Кхамул. - А ты подрос! - оценил мужчина и взъерошил мальчишке волосы. - Мы соскучились! - метнулась вперед Гхаш. Мужчина подхватил ее на руки и расцеловал в обе щеки. - Какая ты красавица! Скоро невестой станешь! Девочка обхватила его руками за шею, глаза ее светились обожанием. Истомлено, ненасытно она искала взгляд Повелителя. Глаза встретились... Улыбка сошла с лица мужчины. Посуровело лицо. Он расцепил руки девочки, сомкнутые у себя на шее, и поставил ребенка на пол. - Повтори еще раз. Вслух. Запоздалый испуг мелькнул на лице Гхаш, но она попыталась замаскировать его невинной улыбкой. - Что? Мужчина ударил ее по лицу - не сильно, но хлестко. - Ой! Гхаш прижала ладонь к месту пощечины. - Когда я спрашиваю, ты должна отвечать, - слова падали, как камни в пропасть; падали и гулко стукались о глубокое дно. - Гортхаур, - прошептала девочка, пряча лицо в ладонях, - Саурон... - Посмотри мне в глаза! - последовал резкий приказ. Гхаш повиновалась. Мгновения. Доли секунд. Затем: - Вот, значит, как,.. - и жестко: - Я разрешал читать что-либо, кроме той книги, которую вам оставил? - Ты не запрещал! - попытка Гхаш оправдаться выглядела жалкой. Кхамул, до боли закусив губу, смотрел в сторону. Звук пощечины. На этот раз Гхаш взвизгнула: видимо, второй удар был значительно сильнее первого. - Нет, не разрешал! - выкрикнула девочка. - Но я прочитала книгу, которую ты оставил, четыре раза, Повелитель!.. Захлебываясь слезами, она рухнула на колени. - Не бей, Повелитель... Пожалуйста... Не бей!.. - сквозь всхлипы. Кхамул попятился к стене, зажмурив глаза. Из-за прокушенной губы рот его наполнился кровью. Давние страхи волной затопили разум мальчишки. - Почему ты это сделала? - голос, в котором еще чувствовалось напряжение с трудом укрощенного гнева. - Говори. Я хочу услышать это от тебя. - Мне, - Гхаш всхлипнула снова, - было скучно... Тишина. Душная напряженная тишина. - Ты понимаешь, что должна быть наказана? Ответ шепотом, через силу: - Да... - Кхамул, подойди ко мне... Кхамул! Мальчик заставил себя открыть глаза. Сделал несколько неуверенных шагов вперед. Повелитель снял с пояса и протянул ему рукоятью вперед конский хлыст. - Гхаш, лицом к стене. Кхамул, двадцать ударов, - прозвучал ровный, лишенный интонаций голос. Гхаш послушно встала лицом к стене и без указаний приспустила с плеч полотняную рубашку. Ее худенькие плечики еще вздрагивали от рыданий. Кхамул стиснул рукоять хлыста и поднял молящий взгляд на Повелителя. - Именно ты. Я не люблю повторять дважды. В звучном красивом голосе промелькнула странная интонация: мальчику вдруг показалось, что Повелителю самому крайне неприятна вся ситуация. Кхамул поднял хлыст. Бил он, не вкладывая силы, но все же совсем не бить не получалось - на смуглой коже сестры оставались бледные полосы, чуть позже вспухавшие красным. Девочка так ни разу и не вскрикнула, словно весь страх и вся боль ее ушли в давешние слезы. Удары отсчитывал мысленно. Закончив, взглянул на Повелителя. Тот стоял неподвижно, как изваяние. Лицо было мрачным. Веяло холодом. - Гхаш, - она повернулась, поспешно застегиваясь; на ее щеках оставались грязные дорожки от слез, - бери хлыст. Кхамул, твоя очередь. Десять ударов. Мальчик не стал спрашивать "За что?" - и так ясно: за попустительство и сообщничество. На этот раз и его сестра промолчала. Первый удар обжег кожу, и Кхамул стиснул зубы. Сестра старалась причинить ему, как можно меньше боли, а от того лишь затягивала экзекуцию. И все же десять ударов - не сотня, и им пришел свой конец. - Ужинайте. Ложитесь спать, - отрывисто приказал Повелитель и быстрыми шагами направился к лестнице, уводившей в верхнюю комнату Башни. ...Весь вечер дети провели в молчании, не обменявшись ни словом. Повелитель спускался по лестнице почти бегом. Кхамул мчался за ним, прыгая через две-три ступеньки. - Почему ты не сказал мне раньше, обормот?! - Она просила... Очень просила не говорить. - А своей головой кто думать будет?! - Я как-то... не сообразил... - Что ты не сообразил? Что можно было не сообразить?! Отвечай честно! - Я боялся... - Боялся он! Разве я наказал вас несправедливо? Вопрос остался без ответа, так как в этот момент лестница кончилась. Мужчина вбежал в пустой просторный зал, упал на колени возле соломенной подстилки, на которой разметалась в забытьи девочка. Бросил через плечо: - Холодной воды. Быстро! Кхамул исчез, только босые пятки мелькнули в дверном проеме. У Гхаш был жар. Она горела и металась в бреду. - Девочка моя, девочка, - мужчина мягко отвел с ее лба влажные от пота волосы, - маленькая глупышка!.. Что ты себе напридумывала?.. Осторожно перевернув ее, он осмотрел спину. Тонкие рубцы поблекли и почти не были видны. Болезнь Гхаш можно было объяснить лишь одним - нервное потрясение. - Ну, не умею я воспитывать детей, видимо, не умею! - прошептал он сквозь сомкнутые зубы. - А учиться... надо. И, уложив девочку поудобнее, накрыл ладонью ее разгоряченный лоб. Гхаш лежала возле огня очага - бледная, осунувшаяся, еще слабая. Повелитель сидел рядом и позволял ей держать его руку в своих. - Ты больше не сердишься на меня, Господин мой? - тревога и надежда в голосе. - Нет. Давай-ка, поспи... Шепот клятвой: - Я больше не буду тебя сердить, Повелитель, никогда-никогда! Недоверчивый смешок: - Очень надеюсь, что подобного не повторится.* * *
Повелитель уехал и через четыре месяца возвратился вновь. Два месяца провел в Башне и снова уехал. Дети привыкли к его частым отъездам и неожиданным возвращениям. Им и в голову не приходило приставать с вопросами: куда, насколько, зачем, когда вернешься. Близнецы жили сегодняшним днем, и их юные умы не смущала мысль о неопределенности будущего. Дети взрослели и внешне все больше разнились между собой. Кхамул вытянулся и возмужал. Охота и тренировки с оружием развили его мышцы. Темный южный загар сошел с кожи, уступив место легко-золотистому, чуть сероватому загару, полученному мальчиком из-за частого пребывания на открытом воздухе равнины, над которой редко показывалось солнце. Одевался он теперь в брюки и куртку из выдубленной кожи, которые ему сшила сестра. Гхаш носила в Башне свободные платья из шелковой материи (в один из своих визитов Повелитель привез ей больше десятка подобных нарядов), выходя же на прогулку, она надевала костюм точь-в-точь, как у брата. Впрочем, гуляла Гхаш не часто, а от того кожа ее приобрела глубокую бледность, свойственную тем, кто редко бывает на солнце. Девочка вытянулась вверх, груди и бедра ее округлились, а спутанная копна волос превратилась в черный водопад кудрей, бежавший по спине, или - гораздо чаще - убранный под плетеную сеточку на затылке. Дни текли однообразно, но близнецам некогда было задумываться над этим. Кхамул охотился и рыскал по окрестностям, Гхаш же все свободное время проводила за книгами, отвлекаясь лишь на приготовление пищи. ...Во время одной из своих редких прогулок Гхаш забрела далеко в горы. Когда, плутая, она пыталась отыскать дорогу назад, натолкнулась на группу странных, устрашающего вида существ, что пришли к Черной Башне вслед за волками. Кожа бледная, чуть зеленоватая. Раскосые внимательные глаза. Кривые желтые клыки, словно у хищных животных, а не человекоподобных. Вооружены странной формы мечами - клинки изогнуты. Одеты в звериные шкуры и тканые лохмотья. Их было четверо. Тот, что стоял ближе всех к девочке, угрожающе рыкнул, обнажив в оскале два ряда крепких зубов. Гхаш отступила на шаг, но испуга своего постаралась не показывать. Существа посовещались о чем-то на незнакомом, резком и гортанном языке, потом один из них указал когтистым пальцем в сторону Башни, видневшейся вдалеке. - Гортаур, - произнес он отчетливо. Гхаш поспешно закивала. - Дом? - слово из Синдарина сопровождалось вопросительной интонацией. Девушка осмыслила вопрос и подтвердила: - Я там живу. Говоривший еще раз ткнул пальцем в сторону Черной башни. - Иди. И четыре кряжистых тени бесшумно растворились в сумраке. Возвратилась Гхаш без дальнейших приключений. ...Повелитель приезжал и уезжал снова, визиты его повторялись все чаще. Во время пребывания в Башне, он неоднократно отправлялся к вулкану и проводил там часы в одиночестве. Бывало, что наведывался он и к странным существам, заселившим горы. Не забывал про детей: учил, рассказывал, наставлял. Промелькнул год, второй пошел на убыль...* * *
Высокий и стройный всадник с лучистыми глазами Перворожденного осадил коня на вершине холма, когда его взору предстал устремившийся ввысь монолит Черной Башни. Непроизвольно эльф натянул поводья, а его конь захрапел и вздыбился. ...В такую глушь заехал - и вот надо же, башня! Кто мог построить себе жилище в подобном месте?.. На плато опускалась ночь. Помедлив еще, посомневавшись, всадник пустил коня галопом к башне: кто бы не жил здесь, под крышей ночевать лучше, чем на промозглом ветру - авось не выгонят. По мере приближения к строению, эльф все больше недоумевал, все чаще спрашивал себя, правильный ли он сделал выбор, направившись сюда. ...Стрелой, пронзающей небо, высилась впереди черная твердыня. Одинокая башня посреди пустоши. Признаков жизни не заметно на мили вокруг. Только ветер гуляет, взметая серую пыль. Только клокочет вулкан чуть в отдалении. А сама башня - словно не руками человеческими построенная, словно выращенная из земли силой магии. Гладкие стены: не заметно щелей, каменной кладки. Стрельчатые арки окон в обрамлении текучей ветвистой лепнины. Венчает башню парапет, похожий на мрачную корону с зубцами. Огромные железные ворота: одна створка затворена, вторая - распахнута настежь. И тишина - такая тишина, что становится жутко... Элда спешился возле Башни, привязал коня к кольцу ворот, неуверенно ступил под гулкие темные своды. Шаги отдавались в пустых коридорах эхом. Эльф оглядывался по сторонам с чувством, которое сам себе не мог объяснить. А, может быть, просто не хотел это чувство себе самому назвать - поверить в него не хотел. Шепотком узнавания следовало назвать это чувство. Однажды ему уже приходилось видеть, пусть и не воочию, а опосредованно, подобную архитектуру, выдержанную в том же черном цвете, но это было давно... - Эй! - позвал он. - Есть тут кто-нибудь? Отзовитесь! Легкий шорох заставил его стремительно обернуться к лестнице, хватаясь за меч. - Приветствую высокородного гостя, - прозвучал в ответ мелодичный голос, выговаривавший слова на Квэнья столь правильно, что сама четкость эта казалась акцентом. - Что привело тебя, странник, в наши края? Опершись на резные перила лестницы, напротив эльфа стояла девушка. Человек. Молоденькая, почти ребенок. Одета она была по моде Эриадора - и это показалось Элда самым странным из всего, что он увидел здесь. Светло-голубое платье, богато украшенное вышивкой - по рукавам, горловине и подолу вьется лозой золотистая нить. Шея и руки до локтя оголены. Волосы уложены на затылке. ...Не одеваются так смертные женщины, к тому же живущие в глуши, чуть ли не на краю мира - а девушка, несомненно, была смертной, более того - высокие скулы тонкого лица и цвет волос выдавали в ней южанку, дикарку из народа, не принадлежащего к Трем Племенам... - Я сбился с дороги, прекрасная госпожа, - эльф чуть поклонился, демонстрируя учтивость, а мысленно отметил, что девушка и в правду очень хороша - для смертной. - Не приютишь ли ты на ночь уставшего путника? Мое имя Химриль. Девушка помедлила мгновение, что-то обдумывая, потом склонила голову. - Меня зовут Гхаш. Входи, благородный странник, раздели со мной кров и пищу. ...Гхаш? Что за имя такое? Не встречал я у смертных подобных имен. И что означает оно, не понятно... Девушка сделала эльфу знак следовать за собой и начала подниматься по лестнице. Гхаш привела гостя в просторную темную залу, потолок которой терялся где-то в сумрачной вышине. Эльф с любопытством огляделся по сторонам. В зале не было никакой мебели, лишь подстилка из соломы на полу возле дальней стены. В очаге полыхало жаркое пламя, а рядом, на каминной притолоке стояли две выструганные из дерева миски, от которых исходил запах остывающей пищи. Прислоненный к стене стоял вертел, поблескивающий капельками жира - видимо, недавно на нем готовили мясо. Химриль был удивлен донельзя: настолько не сочетались окружающие беднота и запустение с роскошным нарядом девушки и изысканностью ее манер. В таком платье, как то, что надето на хозяйке, надо по садам прогуливаться, в креслах посиживать и на лютне играть, а не готовить собственноручно пищу! Девушка поймала взгляд эльфа, зарделась и виновато развела руками. - Как видишь, дорогой гость, кресла я тебе не предложу. Но предлагаю разделить со мной трапезу... И без дальнейших разговоров, она взяла с каминной полки обе миски и села прямо на пол, возле камина. Делать было нечего, и, расстелив на полу серебристый плащ, Элда сел рядом. Ели они в молчании. Девушка лишь время от времени искоса поглядывала на гостя. Покончив с ужином, Химриль поблагодарил радушную хозяйку и, отцепив от пояса флягу, предложил ей выпить вина. Гхаш не отказалась, и когда щеки ее порозовели от выпитого, Элда решил, что настала пора приступить к расспросам: терзало эльфа неуемное любопытство! - Скажи, прекрасная дева, что это за место? Куда я попал? Я ведь сбился с дороги... - Это мой дом, - просто ответила девушка. Короткий ответ - и совершенно не вразумительный. - Твой дом? Ты живешь здесь одна? - С братом. - И где же он? - Еще не вернулся в охоты. Химриль взглянул в сторону стрельчатого окна. За ним уже небо объяла ночная синь. - И не боится твой брат оставлять тебя в одиночестве? В глазах Гхаш заплясали смешинки. Элда не понял, чего такого смешного он сказал?.. - В наших краях редко бывают путники, - ответила девушка, как-то очень поспешно опустив взгляд. Некоторое время они молчали, следя, как прогорают в камине дрова. Наконец, эльф решил возвратиться к прерванному разговору. - А эту башню, твой дом, прекрасная хозяйка, кто построил ее? - Мой господин, наставник и учитель. - А кто он? - Наш Повелитель, - последовал ответ, не прибавивший ясности. "Видимо, правитель здешних мест," - решил Химриль. Вот только не приходилось ему слышать, чтобы существовали людские государства в этой бесплодной пустыне. Да и кем тут править можно - не девчонкой же с ее братом - тоже мне, подданные! - Как его имя? - Его имя ничего не скажет тебе, странник, ибо не известно оно за пределами этой страны. Кольнуло эльфа понимание: лжет. Неуютным холодом потянуло из-под сумрачных арок. Лжет, но зачем? - И где же он сейчас?.. Я хотел бы засвидетельствовать ему свое почтение... Девушка пожала плечами с наигранной беспечностью. - Его нет здесь. Он уехал. По делам. Разговор увял. За окнами сомкнулась ночь, и Элда почувствовал комком подступающее к горлу беспокойство: все здесь не так, все не правильно - и башня сама, будящая давние воспоминания, и девочка эта, одетая в эльфийское платье и разговаривающая на Квэнья, и пустые залы, и доминанта черного цвета везде и во всем. - Ты, должно быть, устал, дорогой гость? Ложись на мою постель, отдохни... Гхаш указывала рукой на соломенную подстилку у стены и улыбалась - мягко так, ласково, детски невинно. Но что-то в этой улыбке покоробило Химриля, была в ней крохотная, еле уловимая фальшь. - Мне не хочется спать, прекрасная дева. Не скоротать ли нам время за приятной беседой? Девушка застенчиво улыбнулась. - Как откажешь гостю? О чем же мы поведем речь? - Позволь я исполню для тебя песню о великой доблести и верной любви, как поют ее под звездами дети моего народа. И тем отплачу тебе в меру сил своих за гостеприимство. Лютню в чехле Химриль носил через плечо и не расстался с ней, поднимаясь в башню. - Спой, - ответствовала Гхаш. - Лестен для меня дар благородного сердца. И он запел - любимую свою песнь, пробуждавшую в его душе созвучный музыке и словам трепет, пробуждавшую воспоминания: - Был зелен плющ, и вился хмель, Лилась листвы полночной тень, Кружила звездная метель В тиши полян, в плетенье трав. Там танцевала Лутиэнь; Ей пела тихая свирель, Укрывшись в сумрачную сень Безмолвно дремлющих дубрав...* Он пел, и Гхаш, склонив голову, слушала. А в памяти Химриля вставали картины, виденные некогда глазами его кровного брата, ушедшего вслед за королем Финродом под Тень: лишения давнего пути и мучения плена, ужасающее в безжалостном совершенстве своем лицо Первого-среди-слуг-Врага, темные гулкие залы и стрельчатые арки Тол-ин-Гаурхот… - Звучала песня лиходейских чар, Пронзая и срывая все покровы, Сзывая всех, к предательству готовых...** Химриль замолчал, оборвав песню на полуслове. Замолчал, потому что понял - сравнил виденное в этом месте с воспоминаниями брата и позволил себе осознать, отчего такой знакомой кажется ему Черная Башня. И что же делать мне теперь? Что?! - Отчего ты прервался? - цепко и подозрительно впились в лицо эльфа глаза девочки. Он с трудом вернул спокойствие чертам своего лица. - Прости, прекрасная дева, я продолжу... В этот момент откуда-то снизу, из-под окна донесся высокий юношеский голос: - Я вернулся, Гхаш! В западном лесу один варг в капкан попал, вот я и задержался! Тащи сюда травы, у него лапа перебита!.. Варг?! ...Еще четверть часа назад Химриль не поверил бы, подумал бы - послышалось. Варг - это значит волколак, волк-оборотень, жуткое чудовище, Морготова тварь. Какой же идиот будет варга из капкана освобождать, о нем заботиться?!.. Теперь же услышанное не вызвало удивления. Только жуткие воспоминания пробудило, хлестнуло ярким памятным эпизодом по обнаженным нервам. Девушка стрельнула глазами в сторону гостя, и ох как не понравился эльфу девчоночий прищур. - Сейчас спущусь! Гхаш метнулась к подстилке, поворошила ее, извлекла небольшой кожаный мешок, полупоклонилась гостю и исчезла за дверью. Когда затихли ее шаги, Химриль поднялся и подошел к окну, от которого доносился голос. Выглянул... Никого. Тогда быстро и бесшумно, так, как умеют только эльфы, он устремился к двери, стал спускаться по лестнице вниз. Затаился, услышав голоса, разговаривающие шепотом на Синдарине. - ... его лошадь... - ...Элда... - ...расскажет своим про нас... Повелитель рассердится... нельзя отпустить... - ...что мне было делать?.. тех, с гор позовем, а? - ...оставил на нас Башню... - ...значит, сами? - Да. И голоса затихли. Затем Химриль услышал тихие крадущиеся шаги. Выпрямился. Встал спиной к стене. Положил руку на эфес меча. Из-за поворота лестницы появился паренек с обнаженным кинжалом в руке. Больше при нем не было заметно никакого оружия, и эльф позволил себе слегка расслабиться. Вслед за мальчиком поднималась и давешняя гостеприимная хозяюшка, высоко придерживавшая подол платья, чтобы не споткнуться. Заметив Элда, мальчишка издал звук, сошедший бы за звериное рычание, и метнулся вперед. Химриль легко блокировал удар кинжала наполовину выдернутым из ножен мечом и отшвырнул нападающего. Девочка завизжала. Эльф перевел на нее взгляд, боковым зрением продолжая контролировать действия мальчишки. Тот упал на спину и скатился вниз на несколько ступеней. - Хорошо же твое гостеприимство, прекрасная дева! - выговорил сквозь зубы Химриль, в большей степени испытывая памятливую горечь, чем гнев; ему ли, Перворожденному, было бояться двух смертных детей? А орков вокруг видно не было. - Или в твоем народе принято нападать на доверившегося путника? Девушка вскинула перед собой руки открытыми ладонями. - Гхаш! - выкрикнула она, и слово на этот раз не звучало, как имя. Эльф отпрыгнул в сторону раньше, чем осознал, почему делает это. В лицо ему пахнуло жаром. Огнем занялись деревянные перила лестницы. - Великие Валар! - невольно вырвался возглас. Смертный ребенок, владеющий чарами... Что же это такое?! Умеет Жестокий развращать души... А мальчишка уже поднялся на ноги и ринулся в новую атаку. Девчонка сплетала и расплетала пальцы, что-то бормоча себе под нос. Химриль выхватил меч. Ножны звякнули о каменную стену, когда эльф разворачивался, чтобы нанести удар. Но мальчишка увернулся, лаской метнулся под ноги, пытаясь повалить противника. Химриль устоял на ногах и вонзил клинок по рукоять в открывшуюся на миг спину нападающего... То есть собрался вонзить, но удар прошел по касательной. Мальчишка рухнул в бок, вцепившись пальцами в одежду Эльфа. Тянул парень сильно, и Химрилю пришлось развернуться за ним, оставив девочку за спиной. Эльф занес меч, чтобы отсечь противнику руку и освободиться, когда резкая боль ударила его чуть ниже сердца. Он попытался обернуться, но приподнявшийся на колени мальчишка вогнал ему кинжал прямо в живот. ...Успел увидеть брезгливо-недоуменное выражение на лице девушки, вытиравшей о платье узкий трехгранный стилет - откуда только он взялся? Платье на ней открытое, облегающее, спрятать оружие негде... И ухнул ему навстречу черный камень ступеней лестницы. На грани потери сознания, на грани сумеречной яви и подступающей тьмы смерти Химриль услышал неуверенные, прерываемые тяжелым дыханием, слова: - Мертв?.. Вроде... И девичий голос: - Перережь ему горло. Для верности. Его ухватили за волосы, оттянули ему голову назад. Шеи коснулся холодный металл... Дрожащие, заляпанные кровью, близнецы сидели на ступенях лестницы возле мертвого тела. - Может, мы зря так?.. - Да нет... Рано или поздно он бы все понял, и тогда напал бы первым. Нам не удалось бы его застать врасплох... - Может, ты и права. А если бы он просто уехал назавтра? - Мы уже говорили об этом. Рассказал бы своим, и они наехали бы потом всем скопом... - А, если бы не догадался?.. - Оставь... Девочка затаенно вздохнула. - Наверно, надо будет запирать ворота на ночь и днем, когда тебя нет, - сказала она. Кхамул привалился к перилам и глухо застонал. - Какая я гадкая! - сразу вскинулась Гхаш. - Ты же ранен... Дай посмотрю!* * *
Дети мялись и ежились под тяжелым взглядом Темного Властелина. - Меня накажи, Повелитель! - не выдержала, наконец, Гхаш. - Если не правильно поступили мы, в том моя вина! Черты будто застывшего в ледяном совершенстве лица чуть смягчились. - Нет никакой вины. Вы поступили правильно. Успокоились близнецы, переглянулись, пустив на лица робкие улыбки. Губы мужчины дрогнули в ответной усмешке. - Только вот надеюсь я, - сказал он, - что вы не станете убивать также всякого незнакомца, пришедшего к воротам Башни. Скоро сюда придут люди, и будут жить здесь вместе с вами. Примите их с радушием. - Но, Повелитель, - вскинул карие глаза мальчик, - ты приказал нам защищать Башню. Как отличим мы врага от друга? - Справедливый вопрос, - одобрил мужчина. - Во-первых, это будут люди, не эльфы. Во-вторых... Те, кто дружественен нам, будут просить у вас крова моим именем, или именем Властелина Мелькора. Им вы откроете дверь. - Мы исполним, Повелитель, - ответила девочка. Он коротко кивнул. Конечно же, он не ждал другого ответа.* * *
И вновь неспешно потянулись дни. ...Весенней порой, когда в западных лесах набухли на деревьях первые почки, на черную пустынную равнину вступил первый караван. Вьючные лошади, повозки, люди, идущие пешком - смуглокожие и темноволосые уроженцы юга. Усталость читалась на их лицах, а еще недоумение: "И что это понесло нас в такую даль?" Гхаш в зеленом, отороченном мехом лисицы, платье встретила пришельцев у ворот Башни. - Что привело вас к порогу моего дома, странники? - спросила она на южном наречии. Люди со страхом смотрели на литую громаду Черной Башни, высившуюся над ними. Топтались на месте, переглядывались, перешептывались. Вперед выехал всадник, осанка которого, да и то, что ехал он верхом, выдавало в нем лидера каравана. Длинные волосы его, в которых пробивалась уже первая седина, были заплетены в косы, а лицо с правой стороны обезображивал длинный кривой шрам. - Волей Гортхаура Саурона пришли мы в эти края, женщина! - высокомерно ответил он. - А кто ты такова, чтобы спрашивать нас об этом? Глаза Гхаш превратились в узкие щелочки. Надменности девушке было не занимать, недаром перечитала она тома эльфийских сказаний в библиотеке своего Господина. - Волей Темного Повелителя Гортхаура Саурона я являюсь хозяйкой этого дома, - сказала она. - И если хочешь ты войти, вождь, под кров мой, прояви учтивость, положенную гостю. И добавила девушка что-то непонятное, и взмахнула рукой. Словно внезапный порыв ветра ударил меднокожего вождя в спину, вышиб его из седла. Толпа шарахнулась в сторону. - Колдунья! - крикнул кто-то. И замелькали руки, творя охранительный знак. Поднявшись с пыльной земли и отряхнув колени, вождь сумрачно взглянул на девушку. Она стояла, сложив руки на животе, и уголок ее рта был тронут улыбкой. - Так что же, вождь, поклонишься ты наместнице Темного Властелина, или предпочтешь отбыть восвояси? Ярость от сознания собственного унижения стояла в глазах вастака. - Язык бы тебе отрезать! - прошипел он сквозь стиснутые зубы, но колено преклонил - правое. Девушка расслышала его слова и нахмурилась. - Вкруг Башни расставляйте шатры, - велела она. - Не достает вам учтивости, странники, а потому запрещаю я вам входить в дом Властелина! И, резко развернувшись, ушла. Лишь длинная юбка мазнула серую пыль. ...Вернувшийся к вечеру Кхамул обнаружил десятки палаток кочевников, установленных возле Башни. Отыскал вождя каравана, поговорил с ним и пообещал образумить сестру. - Ты пойми, парень, - горячился вождь, - не дело женщине так вести себя, не дело позорить меня перед моим племенем! Любую на месте убил бы за это, но она назвалась наместницей Владыки... Кхамул кивнул. - Правду сказала. На нее и на меня оставляет Повелитель Башню. - Тебя я слушаться согласен, парень, если уж Сам приказал, но ее... Пусть у нас тут лучше не появляется, я за себя не ручаюсь!.. Кхамул покивал и отправился к сестре. - Зачем ты так с ними? Долго добирались люди, устали... К нам ведь шли! А что неучтивы, так ведь они твоих книжек не читали! И Повелитель сказал: "Принять радушно", помнишь? А ты их под дверью держишь, как собак! Хочешь Повелителя рассердить? Тебе прошлого раза было мало? Так вот, мне - нет! Завтра ты прилюдно извинишься перед вождем и расселишь народ в нижних покоях Башни, поняла? Гхаш упрямо вздернула подбородок. - Нет. Извиняться не буду. И жить они будут там, где сейчас. Нечего этим дикарям в Башне делать! - Мало тебя в жизни били! Я сейчас это исправлю! - пригрозил брат. Девчоночьи глаза потемнели. - Только попробуй. Спалю! И снова он уговаривал, убеждал, уламывал. Все в пустую! Плюнул на все и ушел спать. Проще принять наказание Повелителя вместе с ней, чем переубедить Гхаш в чем-нибудь... Так и остались вастаки жить возле Черной Башни. Мужчины охотились вместе с Кхамулом в западных лесах, женщины обустраивали стойбище. Плато Горгорат полнилось детским смехом и визгами. Гхаш с новыми соседями не общалась, дни и ночи проводила, как прежде, за чтением, упражнениями в магии и, порой, сбором таинственных трав. Когда она проходила по стойбищу, направляясь в лес или к ручью, никто не заговаривал с ней, никто не заступал дорогу. Как-то раз пьяный вастак вознамерился лапнуть ее за высокую грудь, но она только глянула на него, и он упал на землю, крича и корчась от боли. Больше инцидентов не было. Лишь однажды Гхаш сама заговорила с вастаками. К стойбищу вышел раненный кем-то волколак. Женщины разбежались, уводя детей. Мужчины схватились за оружие. - Не смейте его трогать! - крикнула девушка из окна Башни. Поспешно сбежала вниз и тут только объяснила толпившимся в отдалении от ждущего зверя людям: - Они служат Повелителю, как и мы. Не трогайте их, и вас они не тронут. Потом подозвала волка и увела его под угрюмыми взглядами вастаков. ...А дни летели. И в жаркий летний зной, когда малина созревает в западных лесах, растрескавшаяся черная земля отразила цокот копыт и скрип телег нового каравана пришельцев. Гхаш услышала звуки из окна Башни и быстро спустилась вниз. Когда она шла через стойбище, женщины провожали ее опасливыми взглядами. ...В этом караване пеших не было: все ехали либо верхом, либо на повозках. Одеты были добротно, но во все черное. Все вооружены, даже женщины. Суровые бледные лица, ни улыбки не промелькнет. Поведение самоуверенное, но не высокомерное - с сознанием собственной силы. Воин, ехавший во главе колонны, остановил коня шагах в пяти от Гхаш. С легким презрением оглядел раскинувшиеся за ее спиной стойбище. Обратился в пространство, ни к кому конкретно, на Синдарине с незнакомым певучим акцентом: - С кем я могу поговорить? Кто здесь главный? Гхаш смотрела на всадника с необъяснимой для самой себя робостью. Ответила, сделав усилие над собой: - Я. Воин несколько секунд разглядывал девушку, затем, соскочив с коня, поклонился. - Прости, госпожа, что не признал в тебе здешней хозяйки. Окажешь ли ты честь мне и спутникам моим, приютив нас под своим кровом? Смущение Гхаш постепенно проходило, уступая место ставшей привычной надменности. - Как узнаю я, странник, что ты и вооруженные спутники твои пришли к дому моему с добрыми намерениями? Чьим именем просишь ты о приюте? И еще несколько мгновений изучал воин лицо девушки, затем ответил: - Я прошу именем Мелькора, Властелина Тьмы, а так же именем Ученика Его, ныне известного, как Саурон Гортхаур. Низко поклонилась Гхаш гостю, потому что два и два складывать она умела и без труда узнала в пришельцах потомков тех, о ком читала в старинных легендах. - Рада я приветствовать вас именем Повелителя моего, - сказала девушка. - Идемте. Ваш новый дом ждет вас. И повела их в Башню. ...Северян приехало около пяти десятков, и коридоры Башни наполнились голосами. На новом месте потомки тех, кто некогда населял Цитадель Ангбанд, обустраивались со знанием дела. Стены расцветились гобеленами, пол устлали ковры. Плотники споро сколачивали мебель. В кузнях, построенных за пару дней возле стен Башни, не прекращалась работа с металлом. Каждый из пришельцев многое знал и умел, да, к тому же, охотно делился знаниями. Все поголовно умели читать и писать, а прозой изъяснялись так певуче, что речь их зачастую напоминала стихи. А уж с оружием как умели обращаться - Кхамул обзавидовался и при каждом удобном случае теперь пытался получить у северных воинов новый урок. Гхаш в первые дни сетовала на потерю привычного уединения и раздражалась от малейшего шума, но постепенно привыкла, и вскоре ее было не оттащить от знахарки-целительницы или старого книгочея. Вопросы так и сыпались с языка девушки, и впервые почти на каждый вопрос она получала ответ. Сначала Кхамул опасался ссор, могущих возникнуть между вастаками и северянами. Но каменщики и плотники возвели для южан добротные дома, северяне взялись обучать соседей ремеслам и грамоте, а вастаки охотно делились в ответ добытыми на охоте зверьем и птицей. ...Бежали дни. Вернулся Повелитель и похвалил близнецов, от чего те расцвели доверчивой радостью. И в день его возвращения в верхнем, прежде пустовавшем, зале Башни, находившимся прямо под комнатой Повелителя, появился высокий трон из черного камня с ажурными рельефами подлокотников и зубчатой спинкой. На этом троне, в зале, где колонны черного мрамора устремлялись в высь, не поддерживая свода, принял Темный Властелин Саурон, Черный Майя Гортхаур первых подданных своей державы. Вастаки и северяне склонили колени перед ним, присягая на верность. И в первом ряду присягавших, возле самого трона, опустились на колени близнецы, помнившие еще коридоры и залы Барад-Дура в сумрачной тишине, пустынной гулкости и сквозняках незастекленных окон... - ...Кровью своей и душой клянусь служить Повелителю моему и Властелину Гортхауру Саурону словом каждым своим и действием от рождения и до смерти! Да свяжет клятва сия потомков моих, покуда существует жизнь! И да не будет прощения тому, кто отступится от этой клятвы!.. Скрипнула дверь. Саурон поднял голову от лежавшей перед ним книги. - Гхаш? Заходи. Неловкий реверанс - научили девушку северяне. - Ты звал меня, Повелитель? - Да. Я хочу поговорить с тобой. Садись ближе к огню. Гхаш с любопытством оглядывается по сторонам. Она первый раз пришла в комнату Повелителя после того, как здесь все переставили. Библиотеку вынесли, опустили четырьмя этажами ниже - чтобы каждый желающий мог добраться до книг, не тревожа Властелина. Стены украсили гобеленами лесных и горных пейзажей. Установили широкую кровать под бархатным балдахином. Пол застелили темным ковром. Окно застеклили, но не витражом, как в большинстве обустроенных залов, а стеклом прозрачным. Пробили камин в стене. Большое, в полный рост, зеркало повесили. Маленький трехногий столик установили в углу: на нем - чаша для умывания и полотенце. Витые канделябры по стенам развесили. Не узнать комнаты! Гхаш, все еще стоявшая на пороге двери, за которой начиналась ведущая вниз лестница, поежилась от порыва холодного ветра, ворвавшегося из другой двери, выходившей на верхнюю площадку Башни, огороженную зубчатым парапетом. Комната Повелителя являлась, по сути, частью этой площадки, своеобразной надстройкой; потому и была она существенно меньше нижних просторных залов. Саурон поднялся из-за стола, подошел к двери и закрыл ее. - Ну, садись же, - повторил он. - Не топчись на пороге. Поскольку кресло в комнате было только одно, и стояло оно возле стола, Гхаш прошла вглубь помещения и присела на краешек кровати. Повелитель подбросил дров в камин из сложенной рядом поленницы, прошелся по комнате из конца в конец, о чем-то размышляя, а потом присел возле девушки. - Скажи мне, Гхаш, кем ты хочешь стать в жизни? Девушка метнула на него удивленный взгляд, но тут же спрятала глаза. Ответила: - Кем прикажешь ты, мой Повелитель. - Это хорошо. Но все же, я хотел бы знать, к чему лежит твоя душа? К шитью, письму, целительству?.. Подумай. Девушка склонила голову, сосредоточенно обдумывая заданный вопрос. Темная прядка волос выбилась из ее высокой прически и упала на щеку. Досадливо Гхаш сдула ее в сторону. Саурон не торопил. Он просто сидел рядом и задумчиво рассматривал стройную фигурку девушки, юные формы которой подчеркивало узкое платье, нежный овал ее лица, яркие губы и тени от длинных ресниц на щеках. Наконец, Гхаш подняла голову. - К постижению магии, Повелитель, - ответила она. - Если ты позволишь мне... Майя коротко вздохнул. - Позволю. Твой дар слишком силен, чтобы оставить его неразвитым. Меня радует твой ответ, - он чуть помолчал. - Теперь ответь мне на другое... Какой судьбы ты ждешь для себя, Гхаш? Ты вступила в брачный возраст. Юноши из вастаков заглядываются на тебя, и двое из северян уже просили у меня твоей руки. Скоро тебе придется выбрать жениха, Гхаш... - Я не хочу! - порывисто вскрикнула девушка. - Пожалуйста, не заставляй, Повелитель!.. Не отводя молящего взгляда от лица Майя, Гхаш схватила руку своего Господина и прижала к своей груди. Губы Саурона тронула мимолетная улыбка. - Значит ли это, что никто из них не люб тебе? Гхаш утвердительно затрясла головой. - Не заставляй, Повелитель! Рука, которую прижимала к себе Гхаш, шевельнулась, и тонкие пальцы мягко скользнули по обнаженной коже девушки к глубокому вырезу ее платья. - Любишь ли ты меня, Гхаш? Глаза девушки затмились слезами. - Не смейся надо мной, Повелитель! - смятенно прошептала она. Его рука скользнула чуть ниже, под легкую шелковую материю платья. - Зачем же? Я не смеюсь. ...Голос завораживал. Такому голосу хотелось верить. Но она не смела... - Как могу я не любить тебя, мой Повелитель? Как смею я тебя любить?.. Медленно, осторожно приспустил он с плеч рукава ее платья. - Должна сметь. Я приказываю. Пусть такова будет твоя служба. - Я повинуюсь... Она лежала недвижная, отдавшись во власть его рук. Она даже не вскрикнула, когда он взял ее первый раз. И лишь много позже неумело и робко начала она отвечать на его ласки. * * * Гхаш сонно потянулась в постели, не открывая глаз. Она и так знала, что увидит, открыв глаза: Повелителя, сидящего за столом, над рукописями и книгами - он, конечно, работал до рассвета. "Он всегда так, - подумала девушка, - либо сразу к столу уходит, либо лежит со мной, пока я не засну, а потом уходит все равно..." Щеку Гхаш что-то легонько защекотало. - Не притворяйся, лентяйка, - произнес знакомый голос. - Я же знаю, что ты проснулась. Девушка открыла глаза и встретила взгляд темных глаз - ярких своей чернотой. "Великая Тьма, за что мне такое счастье?.." Мурлыкнула с истомой и жадно потянулась навстречу. - Не сейчас, - Повелитель остановил девушку. - На-ка, держи... Сунул ей в руки сочно-зеленую травинку порея. Тут только Гхаш заметила, что он одет в свой серебристый дорожный костюм. Сразу все поняла - и расстроилась, да так, что слезы мгновенно навернулись на глаза. - Ты уезжаешь? - Да, - Майя встал с кровати и прошелся по комнате. - Но, думаю, что в последний раз. Я оставляю на тебя Башню. Постарайся быть ответственной, Гхаш, теперь от тебя зависят сотни жизней. Не навязывай своего мнения старшим по возрасту и более опытным людям. Не зазнавайся и не тыкай в нос всем и каждому своим статусом. Помни, что власть твоя во много номинальна. Не ссорься с людьми. - Почему я, Повелитель? Почему не Кхамул? Почему не суровый северянин и не меднокожий вождь вастаков, ей было ясно и так: поставь один народ над другим, и сразу начнутся обиды. Заселившие Башню люди еще не настолько сроднилась друг с другом, чтобы считать себе цельной общностью. - Кхамул ест и спит вместе с ними, работает и охотится. Он стал для них одним из своих, равным. А приказ равного не трудно поставить под сомнение, легко оспорить. Ты же, - тут Саурон повернулся к девушке, и улыбнулся чуть насмешливо: только не понятно было, над кем эта насмешка, над ней, над самим собой, или над людьми, о которых шла речь, - моя женщина, это знают все. И едва ли кто-нибудь рискнет перечить тебе. Обнаженная, она вскочила с постели, подбежала к нему, поймала его руку и поцеловала. - Благодарю за доверие, мой Повелитель. - Надеюсь, ты оправдаешь его, - он притянул ее к себе, поцеловал в губы, а потом оттолкнул легонько. - Все. Жди возвращения. Подхватил со спинки кресла широкий черный плащ и вышел. Не удосужившись одеться, Гхаш выбежала на открытую всем ветрам площадку Башни, перевесилась через зубчатый парапет, глядя вниз. ...Крохотным показался ей сверху силуэт всадника, удаляющегося в сторону гор. Гхаш смотрела ему вслед, пока он не исчез из виду.* * *
Повелитель вернулся глухой полуночью, когда небо было затянуто тучами, и даже свет луны не рассеивал сумрак. Гхаш проснулась от странного ощущения его близости и выбежала на башню. Девушка напрягала зрение, вглядываясь во мрак, но было темно настолько, что разглядеть ей ничего не удавалось. От холодного ветра ломило уши, а кожа покрылась мурашками под тонкой ночной рубашкой. Гхаш сбегала в комнату, закуталась в подбитый мехом плащ, недавно подаренный братом, натянула высокие сапоги и вернулась на свой наблюдательный пост. ...Минуты складывались в часы. Гхаш уже было подумывала, не возвратиться ли ей в теплую постель. Должно быть, померещилось ей: хочется, чтобы Повелитель вернулся поскорее, вот и придумала, что он уже здесь... Внезапно тьму озарил багровый всполох, и Гхаш повернулась на зарево. Вулкан клокотал, выбрасывая брызги пламени. Тучи взрыхлялись вспышками молний. И где-то на грани сознания, словно бы в голове, но не слышимые ушам, звучали колючие, как крошево снега, обжигающие, словно уголья, тяжелые, словно обреченность смерти, рваные, как удары клинка, слова. Гхаш не знала, откуда и каким образом доносятся до нее эти фразы, но она узнала голос, их произносивший, и от чего-то ей было страшно, и крупная дрожь била ее тело уже не от холода. Разрывая у горла завязки плаща, как будто бы они душили ее, лишали воздуха, девушка сползла на пол, привалившись спиной к зубцу башни. И тут же, усилием вздернула себя на ноги, бегом бросилась в комнату, захлопнула за собой дверь и... И голос, звучавший в ее голове, смолк. Гхаш забралась в постель и с головой накрылась одеялом. Заснуть ей удалось лишь под утро. Она ждала его всегда, даже во сне, а потому ответила, еще находясь в полудреме. Непроизвольно двигалась в такт, принимая в себя, устремляясь навстречу. Лишь подступивший экстаз окончательно прогнал сон. - Ты вернулся... Его длинные волосы упали ей на лицо, она вдохнула их дымный, с привкусом металла аромат и счастливо застонала. Потом он лег рядом, а она устроила голову у него на плече. Несколько раз трепетно коснулась губами прохладной бархатистой кожи. - Значит, я верно почувствовала, Повелитель. Ты и в правду вернулся... Он приобнял ее правой рукой, а левой отвел с ее лица упавшие пряди волос. Перед глазами сверкнул узкий ободок кольца, надетого на безымянный палец. ...И ударил болью ночной, яростный, глухой голос... Она отшатнулась, пытаясь руками зажать уши. Он мягко остановил ее. Заставил лечь на место. Голос в голове исчез - ведь это было только воспоминание. Но Гхаш не могла унять дрожь в теле, обуздать холодные щупальца ужаса, пеленавшие ее. - Глупое дитя, как удается тебе оказываться не вовремя там, где не нужно?.. Не бойся. Для тебя нет в нем опасности, нет зла. Дай-ка руку, - он заставил ее прикоснуться к светлому металлу Кольца. - Ну, видишь? Ничего страшного не произошло. Это кольцо, просто кольцо, и нет в нем ничего необычного. Успокоилась? Гхаш еще раз коснулась Кольца Всевластья и неуверенно подтвердила: - Д-да... - Вот и отлично! А теперь перестань дрожать и иди ко мне. Я успел по тебе соскучиться... Сквозь растворенную на площадку башни дверь светили косые лучи солнца.