"Повесть Лет: Хронология Третьей Эпохи."
3018 - 3019 годы Третьей Эпохи
«Ну, так мы едем или стоим? - вопросил Кхамул, сдерживавший за удила коня, в волнении гарцевавшего на месте. - Долго вы еще намерены трепаться?» Конь Второго Назгула, как, впрочем и остальных восьми - огромное по любым стандартам животное, шкура лоснится беззвездной чернотой, иссиня-черную гриву треплет ветер, и плещутся кровавые отсветы в зрачках не по-звериному умных глаз. В последним приплоде мордорских кобылиц - самый норовистый. Кхамул его сам выбирал, и теперь из гордости не смеет жаловаться. Густые кроны деревьев скрывали звездное небо и желтую дольку луны от восьмерых Назгулов. Теплая ночь бабьего лета клонила в дремоту запахами отцветающих поздних трав и влажным духом жизни мха и остролистого порея. Желтыми солнышками подмигивали из густой травы лютики, не знающие, как и всякий сорняк, законного времени цветения. «Едем!» - ответил Моргул, пытаясь подвести итог получасовой беседе. «Король, ты же моего мнения спрашивал? - возмутился Лингул. - Так я и говорю: всем - ни в коем случае! Мы так себя сразу проявим, и враг будет знать, к чему готовится…» «Правильно певец говорит! - поддержал Гуртанг. - Ты же у нас полководец, а не шпион, верно, Первый?» «Вот и я хочу понять, - Гхаш тоже не удержалась. - Мы их что, всех вырезать собираемся или только сведения получить?» «У, какие мы все умные стали! - проворчал Мор-Ромэн. - Вам только бы и спорить, умертвия!..» Провидец не закончил свою намечавшуюся тираду, ощутив на себе тяжелый взгляд Короля-Чародея. Не любит Моргул, когда память ангмарских подданных его всуе тревожат. «Я так вообще молчу!» - поспешно откомментировал Галворн. Хелеворн присоединился: «А я о поспать думаю вовсе…» - У… уёбища! - сообщил Кхамул в голос. - Король, чего ты эту ораву не заткнешь, а?.. Я один поеду. Свяжемся. И Второй, не дождавшись одобрения, дал волю своему черногривому скакуну, которому никак не стоялось спокойно на месте. «Более безобидного слова не «у» не подобрал, братец?» - язвительно осведомилась вслед всаднику Гхаш. «Солнце уже начало опускаться, когда они спустились с холма. До сих пор на дороге они не встретили ни души. Дорога использовалась редко, так как не была приспособлена для повозок, да и движение в этом лесном уголке Удела было слабое. Уже около часа шли они по дороге, когда Сэм остановился, прислушиваясь. Теперь они находились на ровной местности. И дорога после множества изгибов прямо простиралась по травянистой равнине, усеянной высокими деревьями - предвестниками леса. - За нами по дороге едет лошадь или пони, - сказал Сэм. Они оглянулись, но поворот дороги мешал им видеть далеко назад. - Может, это Гэндальф догоняет нас, - предположил Фродо: но, даже произнеся эти слова, он чувствовал, что это не так, он почувствовал внезапное желание спрятаться от всадника, настигавшего их. - Может, это и слишком, - извиняющимся шепотом сказал он, - но я не хочу, чтобы меня видели на дороге. Я устал от вопросов, пересудов. А если это Гэндальф, - добавил он, подумав, - мы устроим ему сюрприз, отплатив за опоздание. Давайте спрячемся! Они быстро побежали налево и спустились в небольшое углубление недалеко от дороги. Здесь они легли плашмя. Фродо несколько секунд колебался: любопытство боролось в нем с желанием спрятаться. Звуки копыт приближались. Он как раз вовремя спрятался в высокой траве у подножия дерева, тень от которого падала на дорогу. Приподняв голову, он с любопытством взглянул в щель между корнями деревьев. Из-за поворота вышла черная лошадь, не пони, на каких обычно ездили хоббиты, а настоящая большая лошадь: на ней сидел большой человек, одетый в длинный черный плащ с капюшоном: из под плаща видны были только сапоги со стременами. Лицо его было закрыто тенью и невидимо. Когда он оказался рядом с деревом, за которым прятался Фродо, лошадь остановилась. Всадник продолжал сидеть неподвижно, наклонив голову, как бы прислушиваясь. Из-под капюшона донеслись фыркающие звуки. Он как будто старался уловить запах, голова его начала поворачиваться справа налево. Внезапный ужас охватил Фродо, и он подумал о своем Кольце. Он не осмеливался вздохнуть, однако желание достать Кольцо из кармана было таким сильным, что он начал медленно двигать рукой. Он чувствовал, что достаточно просунуть палец в Кольцо, и он будет в безопасности. Совет Гэндальфа казался нелепым, Бильбо ведь использовал Кольцо. "А я все еще в Шире, - подумал Фродо, когда пальцы его коснулись цепи, на которой висело Кольцо.»«Властелин Колец: Братство Кольца.»
Галворн чувствовал близость Кольца Всевластья. Он почти видел золотое сияние металла и алую вязь букв по ободку Кольца. Рядом. Не больше десятка шагов. Но направление… его было сложно идентифицировать. Похоже, к изысканиям следовало подойти иначе, чем делал Улаири до сих пор. Надо было искать не предмет, а живую кровь и плоть вблизи. Назгул сосредоточился, распахнул фибры ощущений своих навстречу вечернему лесу. «Еретик, у меня тут свежие следы! С полмили на восток. Давай ко мне!» Призыв Гуртанга нарушил покой, разбил сосредоточенность. «Да подожди ты!» - откликнулся он досадливо. «У тебя там что? - мгновенно подобрался Восьмой. - Эльфы шастают?» «Да нет, - Галворн отвечал, внутренним зрением шаря в округе в поисках давешнего ощущения. - Показалось, что Оно рядом, ну просто в паре шагов…» «А! - облегченно отозвался Гуртанг. - Ерунда это, фантомы-фантазии, в общем. Это тебе глюканулось, уж очень найти первым хочется… Дайвай-ка ко мне, у меня тут следы реальные!» Галворн некоторое время колебался, пытаясь пробудить недавнее видение свое, но, не добившись результата, тронул поводья коня. «Еду я, еду! Не ори ты…» « …«А я все еще в Уделе,» - подумал Фродо, когда пальцы его коснулись цепи, на которой висело Кольцо. В этот момент всадник выпрямился и натянул поводья. Лошадь двинулась вперед, вначале медленно, а затем все быстрее и быстрее. Фродо глядел вслед всаднику, пока тот не исчез вдали. Ему показалось, что прежде чем исчезнуть из виду, лошадь повернула направо к группе деревьев. Впрочем, он не был в этом уверен. "Очень странно и тревожно, - подумал Фродо, подходя к товарищам. Пин и Сэм продолжали лежать в траве и ничего не видели, поэтому Фродо описал всадника и его странное поведение. - Не могу сказать почему, но уверен, что он выглядывал или вынюхивал меня: и еще я уверен, что очень не хочу, чтобы он меня нашел. Ничего подобного в Уделе раньше не было. - Но что общего имеет с нами этот всадник из высокого народа? - спросил Пин. - Что он делает в этой части Удела? - Люди здесь встречаются, - сказал Фродо и добавил. - В южном Уделе у жителей даже бывали с ними неприятности. Но я не слышал ни о ком похожем на этого всадника... Интересно, откуда он явился. - Прошу прощения, - внезапно сказал Сэм, - но я знаю, откуда он. Из Хоббитона, если только нет других Черных Всадников. И я знаю, куда он направляется. - Что ты имеешь в виду? - резко обернулся Фродо, удивленно глядя на Сэма. - И почему ты молчал до сих пор? - Я только теперь вспомнил, сэр. Вот как это было: когда я вчера отправился к нашей норе с ключом, отец увидел меня и говорит: "Привет, Сэм! Я думал, что вы отправились с мастером Фродо утром. Странный незнакомец спрашивал о мастере Бэггинсе из Торбы-На-Круче. Он только что ушел. Я послал его в Баклбери. Он мне не понравился. Он очень разозлился, когда я сказал ему, что мастер Бэггинс покинул свой старый дом. Зашипел на меня. Я даже задрожал". "Кто он такой?" - спросил я. "Не знаю его, - ответил он, - но он не хоббит. Он высокий и черный, он наклонялся, говоря со мной. Я думаю, он из высокого народа. Говорил с акцентом." Я не мог дальше оставаться, сэр - вы меня ждали. Да и я не обратил на этот случай внимания. Старик не молод, он теперь подслеповат, а когда незнакомец пришел на холм, было уже темно. Может, отец ошибся. - Нет, он не ошибся, - сказал Фродо. - Я слышал его разговор с незнакомцем, который расспрашивал обо мне, я уже чуть не подошел, чтобы спросить, кто это. Хорошо, если бы ты сказал мне раньше. Нам следовало быть осторожнее на дороге. - Но, может быть, между этим всадником и незнакомцем старика нет никакой связи, - сказал Пин. - Вы оставили Хоббитон в тайне, и я не представляю себе, как он мог последовать за нами. - А как насчет принюхивания незнакомца, сэр? - спросил Сэм. - И старик говорил, что парень был черный. - Хотел бы я дождаться Гэндальфа, - пробормотал Фродо. - Но, может быть, это было бы только к лучшему. - Значит, ты что-то знаешь об этом всаднике? - спросил Пин, вздрогнув от последних слов Фродо. - Догадываюсь, - ответил Фродо. - Отлично, кузен Фродо! Можешь держать свой секрет при себе, если хочешь казаться загадочным. Однако что мы будем делать? Я хотел бы перекусить, но думаю, что лучше уйти отсюда. Этот разговор о принюхивающихся всадниках с невидимыми лицами мне не нравится. - Да, я тоже считаю, что отсюда нужно уходить, - сказал Фродо, - но не по дороге, на тот случай, если всадник вернется или за ним едет другой. Нам придется сегодня совершить немалый переход. Бакленд все еще во многих милях.»«Властелин Колец: Братство Кольца.»
* * *
«- Когда вы в последний раз видели Гэндальфа? - спросил Фродо. - Знаете ли вы, где он и что делает? Бродяжник серьезно посмотрел на него. - Не знаю, - ответил он. - Я расстался с ним весной, когда он шел на запад. В последние несколько лет я следил за границами Удела, когда он был занят где-то. Он часто оставлял границы неохраняемыми. В последний раз мы виделись в начале мая. У брода Серипиже по Брендивайн. Он говорил мне, что его дела с вами идут хорошо, и что вы двинетесь к Ривенделлу в последнюю неделю сентября. Когда я узнал, что он с вами, я отправился по своим делам и плохо сделал, потому что, очевидно, в это время он получил какие-то новости, и я не мог ему помочь. Впервые за все время знакомства с ним я был серьезно обеспокоен. Даже если бы он не пришел сам, он должен был бы оставить сообщение. Вернувшись много дней спустя, я услышал плохие вести. Повсюду слышны были толки, что Гэндальф исчез и видели всадников. Эльфы Гилдора рассказали мне это: а позже они сообщили мне, что вы оставили свой дом, но известий о том, что вы покинули Бакленд, не было. Я с беспокойством следил за Восточным Трактом. - Вы думаете, Черные Всадники имеют к этому отношение. Я имею в виду отсутствие Гэндальфа? - спросил Фродо. - Не знаю ничего, что могло бы задержать его, кроме самого Врага, - возразил Бродяжник. - Но не отчаивайтесь! Гэндальф более велик, чем можете представить себе вы, жители Удела... Вы ведь, как правило, видели его шутки и фокусы. Но наше дело - его величайшая задача. Пин зевнул. - Простите, - сказал он, - но я смертельно устал. Невзирая на все опасности и беспокойства, я должен отправиться в постель иначе я усну там, где сижу. Где же этот бездельник Мерри. Не хватало, если нам придется искать его во тьме. В этот момент они услышали стук в дверь, затем топот в коридоре. Вбежал Мерри, за ним Боб. Мерри торопливо закрыл дверь и прислонился к ней. Он тяжело дышал. Все с тревогой ждали, пока он заговорит. - Я видел их, Фродо! Я видел их! Черные всадники! - Черные всадники! - воскликнул Фродо. - Где? - Здесь. В поселке. Я оставался около часа в комнате. Вы не приходили, и я отправился прогуляться. Возвратившись к гостинице, я стоял в тени и смотрел на звезды, вдруг я вздрогнул и почувствовал, что что-то ужасное приближается ко мне: среди теней на дороге появилась какая-то более глубокая тень на краю круга света от фонаря. Без звука она скользнула во тьму... Лошади не было. - Куда он пошел? - внезапно и резко задал вопрос Бродяжник. Мерри удивленно взглянул на него, впервые заметив незнакомца. - Продолжай! - сказал Фродо. - Это друг Гэндальфа. Я объясню тебе позже. - Похоже, он двинулся к дороге, на восток, - продолжал Мерри. - Я попытался следовать за ним. Конечно, он немедленно исчез, но я дошел до последнего дома у самой дороги. Бродяжник с удивлением взглянул на Мерри. - У вас храброе сердце, - сказал он. - Но это было крайне неосторожно. - Не знаю, - сказал Мерри, - было ли это храбростью или глупостью. Меня как будто что-то тащило туда. Во всяком случае, я пошел и вдруг услышал голоса у стены поселка. Один бормотал, другой шептал или свистел. Я не понял ни слова из их разговора. Ближе подойти я не смог, потому что начал весь дрожать. Я почувствовал ужас и повернул назад и уже приблизился к гостинице, когда что-то схватило меня сзади и... Я упал. - Я нашел его, сэр, - воскликнул Боб. - Меня послал мастер Наркисс с лампой. Я пошел к западным воротам, оттуда к южным. У самого дома Билла Ферни мне показалось, что я вижу что-то странное на дороге. Не могу поручиться, но как будто два человека наклонились над чем-то, поднимая это. Я закричал и побежал туда, но когда прибежал, там не было ни следа, и только сбоку от дороги лежал мастер Брендизайк... Казалось, он спит. "Я думал, что погрузился в воду", - сказал он мне, когда я затряс его. Он был очень удивлен, и как только я поднял его, он побежал, как заяц. - Боюсь, что это правда, - согласился с Бобом Мерри, - хотя я и не знаю, что говорил. Мне кажется, что я видел отвратительный сон. Как будто меня разорвали на куски. Не могу сказать, что со мной происходило. - Я могу, - сказал Бродяжник, - это черное дыхание. Всадники, очевидно, оставили лошадей снаружи и тайно проникли через южные ворота. Теперь они знают все новости, так как навестили Билла Ферни: вероятно, южанин был их шпионом. Кое-что может случиться этой ночью, еще до того, как мы покинем Пригорье. - Что случится? - спросил Мерри. - Они нападут на гостиницу? - Думаю, что нет, - ответил Бродяжник. - И они не все здесь. Во всяком случае, это не их обычай. В темноте и одиночестве они сильней. Они не станут открыто нападать на дом, где есть огни и много населения. Но их сила в ужасе, и кое-кто в Пригорье уже попал в их лапы. Они заставят этих негодяев работать на себя: Ферни и некоторых шутников, а может и стражников ворот. Они разговаривали с Гарри у западных ворот в понедельник. Я следил за ними. Он был бледен и дрожал, когда они ушли. - Похоже, у нас повсюду враги, - заметил Фродо. - Что же нам делать? - Оставаться здесь и не идти в спальни! Они, конечно, знают об этих спальнях. Помещения хоббитов выходят окнами на север, окна же совсем у земли. Мы все останемся вместе и закроем окно и дверь. Но вначале мы с Бобом принесем ваш багаж… <…> Когда они готовились ко сну в гостинице Пригорья, тьма легла на Бакленд: туман потянул с низин и с берегов рек. Дом в Крикхэллоу стоял молча. Фетти Болдер осторожно открыл дверь и выглянул. Весь день в нем нарастало чувство ужаса, и он не мог ни работать, ни отдыхать: в ночном воздухе нависла угроза. Когда он смотрел во тьму, под деревьями двинулась темная тень, и ворота, казалось, открылись сами по себе и тут же беззвучно закрылись. Ужас охватил его. Он отшатнулся и несколько мгновений, дрожа, стоял в прихожей. Затем закрыл дверь на засов. Стояла глубокая ночь. Послышались звуки лошадиных копыт: кто-то тихо вел лошадей по дороге. У ворот топот смолк, и появились три черные фигуры и, как ночные тени, крадучись двинулись к дому. Одна подошла к двери, две другие к разным сторонам дома за углы. И так они стояли, как тени от камня, а ночь медленно тянулась. Дом и деревья, казалось, ждали, затаив дыхание. Слабо зашуршали листья, где-то далеко закричал петух. Приближался холодный, предрассветный час. Фигура у двери шевельнулась. Во тьме без луны и звезд сверкнуло обнаженное лезвие, как будто зажгли холодный свет. Раздался удар, мягкий, но тяжелый, и дверь задрожала. - Откройте, именем Мордора! - произнес тонкий и зловещий голос. От второго удара дверь поддалась и упала - замок был сломан, во все стороны брызнули щепки. Черные фигуры быстро прошли в дверь. В этот момент в деревьях поблизости раздался звук рога. Он звенел в ночи, как огонь на вершине холма. "Вставайте! Ужас! Огонь! Враги! Вставайте!" Фетти Болдер был вовсе не дурак. Увидев темные фигуры, крадущиеся в саду, он понял, что должен либо бежать, либо погибнуть. И он бежал - через черный ход, через сад и поле. Добравшись до ближайшего дома более чем в миле, он без сил упал у порога. - Нет! Нет! Нет! - закричал он. - Не я! У меня его нет! Прошло некоторое время, прежде чем кто-нибудь смог понять, что он говорит. Наконец, соседи поняли, что в Бакленде враги, что произошло вторжение чужаков из старого леса. Больше они не теряли времени. Ужас! Огонь! Враги! Звучал рог тревоги - в Бакленде не слышали его уже свыше ста лет, с тех пор, как в свирепую зиму, когда замерзл Брендивайн, напали белые волки. Вставайте! Вставайте! Где-то далеко послышался ответный звук рога. Тревога распространялась.»«Властелин Колец: Братство Кольца.»
Трое из четверых поняли мгновенно, что ошиблись дверью. «Здесь нет пищи,» - сказал Хелеворн. Моргул и Гхаш промолчали. Король-Чародей не чувствовал в комнате наличия живых существ, Гхаш - чужого сознания. - Иллюзия? - переспросил сам себя целитель. Мысли Кольценосцев, даже не высказанные, всегда сливались в единую реку, и каждый из Девяти слышал другого, как самого себя. Гуртанг, разъяренный тем, что добыча в очередной раз проскользнула между пальцев, обнажил меч, рубанул без замаха и вспорол наволочку подушки на ближайшей к нему узкой и короткой, словно предназначенной для ребенка, кровати. «Будем искать?» - спросила Гхаш. Король коротко мотнул головой в ответ. Даже его привыкшее хранить спокойствие лицо на этот раз выражало раздражение. «Нет. Они здесь, это главное. Устроим им гостеприимную встречу чуть позже!..» Моргул первым покинул хоббитскую спальню гостиницы «Резвый Пони», остальные последовали за ним - все, кроме Гуртанга, замешкавшегося слегка, чтобы выместить свое разочарование на ни в чем не повинной мебели. «Вставайте! Вставайте! Где-то далеко послышался ответный звук рога. Тревога распространялась. Черные фигуры отпрянули от дома. Один из них уронил при этом плащ хоббита. На дороге послышался топот копыт, перешедший в галоп, он прогремел во тьме. Везде вокруг Крикхэллоу раздавались звуки рога, слышались крики и топот. Но Черные Всадники как буря пронеслись через северные ворота. Пусть трубят маленькие человечки! Саурон займется ими позже. А пока у них другое поручение: теперь они знают, что дом пуст и Кольца в нем нет. Они проскакали мимо охраны ворот и исчезли из Удела. Среди ночи Фродо вдруг проснулся от глубокого сна, как будто какой-то звук или чье-то присутствие обеспокоило его. Он увидел, что Бродяжник настороженно сидит в кресле: глаза его сверкали от огня, который вновь был разожжен в очаге и пылал ярко. Но он не двигался. Вскоре Фродо снова уснул, но его сну вновь помешали звуки ветра и топот копыт. Ветер, казалось, кружил вокруг дома и сотрясал его, а где-то далеко он услышал звук рога. Он открыл глаза и услышал крик петуха во дворе гостиницы. Бродяжник отбросил занавес и со стуком открыл ставни. В комнату ворвался первый бледный свет дня, а через открытое окно струился холодный воздух. Когда Бродяжник разбудил всех, они направились в спальни. Заглянув туда, они обрадовались, что последовали совету Бродяжника: окна были раскрыты, ставни свисали и занавеси были сорваны, постели смяты и перевернуты, подголовные валики искорежены и разбросаны по полу, а коричневый матрас, изображавший Фродо, разорван на кусочки. Бродяжник немедленно отправился за хозяином. Бедный мастер Наркисс выглядел сонно и испугано. Он едва сомкнул глаза за всю ночь (как он сказал), но не слышал ни звука. - Никогда ничего подобного не случалось за всю мою жизнь! - воскликнул он, в ужасе поднимая руки. - Гости не могут спать в своих постелях, столько добра испорчено! К чему мы идем? - Такие времена, - сказал Бродяжник. - Но когда вы избавитесь от нас, вас оставят в покое. Мы уходим немедленно. Не забудьте о завтраке: глоток воды и кусок хлеба - и этого вполне достаточно. За несколько минут мы должны упаковаться.»«Властелин Колец: Братство Кольца.»
* * *
Четкими контурами обозначились руины Амон-Сул на горизонте, когда Моргул, придержав коня, поехал подле Гхаш. Они долго молчали, занятый каждый своими мыслями. «Ты хотел мне что-то сказать?» - не выдержала Гхаш уже тогда, когда подковы ее лошади, сошедшей с тракта, беззвучно примяли высокую по-осеннему потемневшую траву. «Да…» Он не продолжил. Она некоторое время ждала, потом уточнила: «И что же?» «Возвращайся в Барад-Дур. Это не приказ. Предложение.» Гхаш удивилась, и не попыталась своего изумления скрыть. Полуобернулась в седле. «Но почему?..» «Для того, чтобы изловить этих полуросликов достаточно сил одного - любого из нас. Мы не рационально тратим свое время.» «Так приказал Властелин,» - скорее по инерции, чем всерьез попыталась возразить Гхаш. «Он приказал добыть Кольцо, а как мы будем это делать, поверь, его не особенно волнует.» «Но тогда… почему я?» Губы Короля скривились сардонической усмешкой. «А кому, кроме тебя, я могу доверить покой нашего Властелина?» Гхаш покоробила усмешка Моргула. Отчего то ей показалось, что Первый знает о той слабости, неуверенности в себе, что подтачивает последние годы силы Властелина, пусть он и борется с нею. Болезненным неприятием кольнуло: «И этот меряет все лишь законом силы!» Но Третья тут же осадила себя: Моргул бы не вел с ней приватных бесед, не отсылал бы ее к Повелителю, если бы не понимал - и сильный иногда нуждается в поддержке тех, кто верен. «Тогда… я поеду?» «Да, - он кивнул. - Давай, разворачивайся!» «Был уже почти полдень, когда они вновь подошли к южному концу тропы и увидели перед собой в бледном ясном свете октябрьского солнца серо-зеленую насыпь, которая как мост вела к северному склону холма. Они решили немедленно направиться к вершине, пока еще стоит день. Скрываться дальше уже было невозможно и оставалось лишь надеяться, что никакой враг или шпион не следит за ними. Ничто не двигалось на холме. Если Гэндальф находился где-то поблизости, ничто не выдавало его присутствия. На западной стороне Заверти они нашли запущенное убежище, на дне которого было бочкообразное углубление с травянистыми стенками. Здесь они оставили под присмотром Сэма и Пина пони и весь багаж. Остальные трое продолжали подъем. Через полчаса Бродяжник достиг края плоской вершины. Фродо и Мерри следовали за ним, устав и тяжело дыша. Последний участок подъема был крутым и каменистым. На вершине, как и говорил Бродяжник, они обнаружили широкий каменный круг, теперь раскрошившийся и поросший травой. В центре круга была нагромождена груда камней... Они почернели, как от огня. Вокруг них дерн выгорел до камней, и по всему кругу трава съежилась и почернела, как будто пламя гуляло по всей вершине. Но не было видно ни следа живых существ. Стоя на краю разрушенного круга, они видели внизу под собой местность далеко во все стороны: большая часть ее была пустынной и лишенной всяких особенностей, за исключением нескольких рощиц к югу, за которыми тут и там видны были отблески далекой воды. Под ними с южной стороны, как лента, бежала старая дорога, проходившая с запада, извивающаяся, поднимающаяся и опускающаяся, пока не исчезла за хребтом в темной земле на востоке. По ней ничего не двигалось. Проследив за лентой дороги к востоку, они увидели горы: вначале шли мрачные коричневые подножья, затем высокие серые холмы, а за ними - белые, сверкающие среди обломков пики. <…> Некоторое время они молча стояли на вершине холма, у южного края его. В этом одиноком месте Фродо впервые по настоящему осознал свою бездомность и ту опасность, которой он подвергался. Он горько пожалел, что судьба увела его из спокойного и любимого Удела. Он смотрел вниз на ненавистную дорогу, ведущую назад, на запад, к дому. Внезапно он понял, что две черные точки медленно движутся по дороге, направились на запад: взглянув еще раз, он заметил еще три такие же точки, движущиеся им навстречу. Он вскрикнул и схватил за руку Бродяжника. - Смотрите! - сказал он, указывая вниз. Бродяжник немедленно упал на землю, потянув за собой и Фродо. Мери лег рядом. - Что это? - прошептал он. - Не знаю, но опасаюсь худшего, - ответил Бродяжник. Они медленно подползли к краю круга и выглянули в щель между двумя камнями. Свет больше не был ярким - ясное утро кончилось, с востока наползли облака и закрыли солнце, как будто оно начало заходить. Все видели черные точки, но ни Фродо, ни Мерри не могли определить их размер или форму: однако что-то говорило им, что там далеко внизу, на дороге у подножья холма, встречаются Черные Всадники. - Да, - сказал Бродяжник, чье острое зрение не позволило ему сомневаться. - Враг здесь! Они торопливо отползли от края круга и спустились по северному склону холма к своим товарищам. Сэм и Пиппин не теряли времени зря. Они осмотрели углубление и прилегающие склоны. Неподалеку они обнаружили источник чистой воды, а возле него след ноги не более одного-двух дней давности. В углублении оказались следы костра и другие свидетельства того, что недавно здесь был чей-то лагерь. На краю углубления ближе к склону холма было несколько упавших обломков скал. За ними Сэм нашел спрятанный запас дров. - Может, здесь был Гэндальф, - сказал он Пиппину. - Кажется, тот, кто оставил это, собирался вернуться. Бродяжник очень заинтересовался их открытием. - Хотел бы я сам осмотреть все вокруг, - сказал он, направляясь к источнику, где обнаружили след. - Этого я и боялся, - сказал он, вернувшись. - Сэм и Пиппин затоптали там все. Здесь были рейнджеры. Именно им принадлежит след. Но здесь есть также несколько следов, не принадлежащих рейнджерам. И один из них оставлен тяжелыми башмаками не более чем один-два дня назад. По крайней мере, один. Не могу утверждать определенно, но думаю, что здесь было много ног в башмаках... Он замолчал и о чем-то задумался. Каждый из хоббитов увидел в своем воображении Всадников в плащах с капюшонами и башмаках. Если они знают о существовании этого углубления, то чем быстрее Бродяжник уведет их куда-нибудь в другое место, тем лучше. Сэм, услышав о том, что враги находятся на дороге всего в нескольких милях от них, осматривал убежище с неодобрением. - Не лучше ли убраться отсюда, мастер Бродяжник? - нетерпеливо сказал он. - Уже поздно, а эта дыра мне не нравится. - Да, нам нужно решить, что делать, - согласился Бродяжник, посмотрев на небо и оценив время и погоду. - Что ж, Сэм, - сказал он, наконец, - мне это место тоже не нравится: но не знаю, сможем ли мы найти что-нибудь получше до ночи. Здесь нас, по крайней мере, сейчас не видели, а если мы двинемся, нас тут же заметят. Все, что мы сможем сделать, это отклониться вправо от нашего пути к озеру: там местность такая, как здесь. Дороги охраняются, но нам придется пересечь ее, если мы попытаемся укрыться в зарослях к югу. С северной стороны дороги за холмами местность голая и плоская на много миль. - Видят ли вообще всадники? - поинтересовался Мерри. - Мне кажется, они чаще используют нос, чем глаза: они нас вынюхивают, если можно так сказать, по крайней мере, при свете дня. Но вы заставили нас лежать там, наверху: а сейчас вы говорите о том, что они увидят нас, если мы будем двигаться. - Я был слишком неосторожен на вершине холма, - объяснил Бродяжник. - Мне хотелось найти следы Гэндальфа: но было ошибкой подниматься туда втроем и оставаться там так долго. Потому что лошади Черных Всадников могут видеть, а Всадники используют людей и других существ в качестве своих шпионов, как мы видели это в Пригорье. Сами они не видят мир при свете, как мы, но каждый предмет отбрасывает тень в их мозгу: эту тень уничтожает лишь полуденное солнце. А во тьме они воспринимают множество знаков и форм, которые скрыты от нас. И в любое время они ощущают запах крови живых существ, они жаждут этой крови и ненавидят ее. Существуют и другие чувства помимо обоняния и зрения. Мы ощущаем их присутствие - оно тревожит наши сердца раньше, чем мы видим Всадников. Они же ощущают наше присутствие гораздо острее. К тому же, - добавил он, понизив голос, - их притягивает Кольцо. - Как же тогда спастись? - спросил Фродо, с отчаянием осматриваясь. - Если я двинусь, то я все равно привлеку их. Бродяжник положил ему на плечо руку. - Нужно надеяться, - сказал он. - Вы не один. Используем эти сухие дрова. Огонь защитит нас от Всадников. Саурон может использовать огонь в своих целях, он может все, но эти всадники не любят огня и боятся того, кто им владеет. Огонь - наш друг. - Может быть, - пробормотал Сэм. В самой глубокой части своего убежища они развели костер и приготовили еду. Поползли вечерние тени, становилось холодно. Неожиданно они почувствовали, что сильно проголодались, ведь они ничего не ели после завтрака. Но они осмелились съесть лишь скромный ужин. Местность перед ними была пустой: здесь вообще никто не жил, за исключением немногих птиц и зверей. Все расы покинули эту местность. Только рейнджеры иногда проходили за холмами, но их было немного, и они здесь не останавливались. Остальные путешественники были еще более редки, и все принадлежали к злым расам: временами из северных долин туманных гор выходили тролли. Только на дороге можно было еще встретить путников, большей частью гномов, торопившихся по своим делам. <…> Когда опустилась ночь и огонь запылал ярче, он <Бродяжник> начал рассказывать им сказания для того, чтобы побороть их страх. Он знал множество легенд об эльфах и людях, о добрых и злых делах древних дней. Хоббиты гадали, сколько ему лет и откуда он все это знает. - Расскажите нам о Гил-Гэладе, - вдруг сказал Мерри, когда Бродяжник закончил рассказ о королевстве эльфов. - Знаете ли вы это древнее сказание? - Знаю, - ответил тот. - И Фродо знает, это слишком тесно связано с нами. Мерри и Пин взглянули на Фродо, который смотрел в огонь. - Я знаю немного, лишь то, что рассказал мне Гэндальф, - медленно сказал Фродо. - Гил-Гэлад был последним великим королем эльфов Средиземья. На языке эльфов Гил-Гэлад означает "звездный свет". С Элендилом, Другом Эльфов, они отправились в землю... - Нет! - прервал его Бродяжник. - Не думаю, что бы это сказание нужно было рассказывать сейчас, когда рядом с нами слуги Врага. Если нам удастся попасть в дом Элронда, то там вы сможете услышать его полностью. - Тогда расскажите нам что-нибудь другое о давних днях, - попросил Сэм. - Я очень хочу услышать еще что-нибудь об эльфах: тьма, мне кажется, все больше сжимается вокруг нас… <…> - Смотрите! - сказал Мерри. - Луна встает. Должно быть уже поздно. Остальные подняли головы и увидели на вершине холма, на фоне луны что-то маленькое и темное. Возможно, это был лишь большой камень, освещенный бледным лунным светом. Сэм и Мерри встали и отошли от костра. Фродо и Пин продолжали сидеть в молчании, Бродяжник внимательно смотрел на вершину. Все казалось спокойным и тихим, но теперь, когда Бродяжник молчал, Фродо чувствовал, как холод подкрадывается к его сердцу. Он подвинулся ближе к огню. В этот момент прибежал от края углубления Сэм. - Не знаю, что это было, - сказал он, - но я внезапно почувствовал страх. Ни за какие деньги я не осмелился бы выйти из углубления, мне казалось, что что-то подбирается по склону. - Ты видел что-нибудь? - спросил Фродо и вскочил на ноги. - Нет, сэр. Я ничего не видел, но я не останавливался, чтобы посмотреть. - Я кое-что видел, - сказал Мерри, - а может, мне показалось. Там, к западу, где лунный свет падает на ровное место, мне кажется, я видел две или три черные фигуры. Они как будто направлялись сюда. - Все соберитесь к огню, но лицом обратитесь наружу! - воскликнул Бродяжник. - И возьмите в руки палки подлиннее! Некоторое время они сидели так, молча и встревожено, обернувшись спиной к костру и глядя на окутывавшую их тень. Ничего не произошло. В ночи не было ни звука, ни движения. Фродо заерзал, чувствуя, что он должен прервать молчание, иначе он закричит во весь голос. - Там... - прошептал Бродяжник. - Что это? Они скорее почувствовали, чем увидели, что над краем углубления поднимается тень... Одна или несколько. Они напрягли глаза - тени росли. Вскоре сомнений не оставалось, три или четыре высокие черные фигуры стояли на склоне, глядя на них сверху, они были такими черными, что казались темными дырами на фоне глубокой тени за ними. Фродо показалось, что он слышит слабый свист, как будто ядовитое дыхание, и чувствует пронзительный холод. Тени начали медленно приближаться. Ужас сковал Пина и Мерри, и они плашмя упали на землю. Сэм прижался к Фродо. Фродо же был испуган не меньше своих товарищей, он дрожал, как от сильного мороза, но его ужас был поглощен внезапным искушением надеть Кольцо. Желание сделать это, охватило его, и он не мог думать ни о чем другом. Он не забыл курган, не забыл послание Гэндальфа, но что-то заставляло его отбросить все предупреждения, и он сдался. Не надеясь на спасение, не желая совершить что-то плохое или хорошее, он просто почувствовал, что должен взять Кольцо и надеть его на палец. Он не мог говорить. Он чувствовал, что Сэм смотрит на него, как будто знает, что его хозяин в большой опасности, но не смог повернуться к нему. Он закрыл глаза и некоторое время продолжал бороться: но вскоре сопротивление стало невозможно. Он медленно вытащил цепочку и надел Кольцо на палец левой руки. Сразу же, хотя все остальное оставалось прежним, тусклым и темным, фигуры стали ужасно четкими. Фродо получил возможность заглянуть под их черную оболочку. Их было пятеро, пять высоких фигур: две стояли на краю углубления, три медленно приближались. На их белых лицах горели пронзительные глаза: под плащами были длинные серые одеяния, на головах серебряные шлемы, в изможденных руках - стальные мечи. Они двигались к нему, а их глаза не отрывались от него. В отчаянии он выхватил собственный меч, и ему показалось, что его меч стал красным. Две фигуры остановились. Третья была выше других, волосы ее были длинны, на них, под шлемом сверкала корона. В одной руке у нее был длинный меч, в другой нож. Нож и рука, державшая его, слабо светились. Этот третий прыгнул вперед и ударил Фродо. В этот момент Фродо упал на землю и услышал собственный крик: О Элберет Гилтониэль!.. В тот же момент он ударился о ноги врага. Резкий крик прозвучал в ночи, Фродо почувствовал, как что-то ледяное пронзило ему плечо. Теряя сознание, он успел в надвигающемся на него тумане увидеть Бродяжника с пылающими ветвями в обеих руках. Последним усилием Фродо, уронив меч, снял Кольцо с пальца и зажал его в правой руке.»«Властелин Колец: Братство Кольца.»
Язык пламени лизнул и опалил плащ. Но это едва ли остановило бы Короля, когда искомая цель была так близко. Он отступил, отшатнулся, чувствуя, что обычный огонь факела причиняет его призрачному телу боль, которую давно уже не могло причинить оружие. Четверо почувствовали смятение одного, и атакующий строй рассыпался. Дунадан размахивал своим факелом, словно мечом, и Назгулы колебались, не зная, что им делать и стоит ли переходить в атаку. Их предводитель молчал, ошарашено зажимая обугленную рану на торсе. Она болела, словно тело было не призрачным, а реальным, но не сама боль парализовывала сознание, а невозможность понять, осмыслить ее. Кхамул, не понимавший, что происходит, поудобнее перехватил эфес меча, и изготовился идти в атаку, прикрывая собой Короля-Чародея. События уложились не больше чем в дюжину ударов сердца. Усилием воли Моргул подавил смятение, и его приказ: «Отступаем!», заставил Кхамула скользнуть во мрак, так и не скрестив сталь своего меча с древком чадившего факела в руках следопыта. «- Теперь, я думаю, - сказал Бродяжник, - что враги в течение нескольких дней следили за этим местом. Если даже Гэндальф приезжал сюда, он вынужден был уехать и не смог вернуться. В любом случае здесь мы в большой опасности после наступления темноты и вряд ли в другом месте встретим большую опасность. Как только полностью рассвело, они торопливо поели и упаковались. Фродо не мог идти, поэтому они разделили большую часть багажа между собой и посадили Фродо на пони. <…> Они двинулись в южном направлении. Это означало необходимость пересечь дорогу, но это был ближайший путь к более лесистой местности. А им нужно было торопиться: Бродяжник сказал, что Фродо нужно согревать, особенно по ночам, к тому же огонь будет некоторой защитой для всех остальных. Его план сводился к тому, чтобы сократить путь, срезав еще одну большую петлю дороги: восточнее Заверти она изменяла свое направление, делая широкий изгиб к северу. Они медленно и осторожно спустились по юго-западному склону холма и через некоторое время оказались у дороги. Не было ни следа Всадников. Но, пересекая дорогу, они услышали два крика: холодный голос звал и холодный голос отвечал. Дрожа, они торопливо отправились к зарослям впереди. Местность перед ними клонилась к югу и было дикой и бездорожной. Группами росли кусты и низкорослые деревья, их разделяли большие открытые пространства. Трава была скудной, жесткой и серой, листва деревьев увяла и опала. Это была безрадостная земля, а их путешествие было медленным и тоже безрадостным. В пути они почти не разговаривали. Рана Фродо болела, он с грустью смотрел на своих товарищей, которые шли, опустив головы. Спины их гнулись под грузом. Даже Бродяжник казался усталым и расстроенным.»«Властелин Колец: Братство Кольца.»
* * *
«Дорога была такой спокойной в длинных тенях раннего вечера. Не было видно ни одного путника. Так как у них не было другого пути, они спустились с возвышенности, и повернули налево, двигаясь, как могли, быстрее. Вскоре отрог хребта закрыл от них закатившееся солнце. С гор им навстречу подул холодный ветер. Они уже начали искать место в стороне от дороги, где можно было бы переночевать, когда услышали звук, от которого страх вновь проник в их сердце: позади раздавался звук копыт. Они оглянулись, но ничего не увидели из-за многочисленных изгибов и поворотов дороги. Быстро, как могли, они оставили дорогу и принялись взбираться по поросшему черникой склону. Вскоре они достигли густых зарослей. Оттуда они видели дорогу, серую в вечернем освещении, в тридцати футах под собой. Стук копыт приближался, он сопровождался легким звоном. - Не похоже на лошадь Черного Всадника, - сказал Фродо, внимательно вслушиваясь. Остальные хоббиты обрадовано согласились, но оставались в укрытии. Они так давно подвергались преследованию, что любой звук сзади казался им зловещим и враждебным. Но Бродяжник наклонился вперед, прижав руку к уху, и лицо его повеселело. Свет тускнел, листья на кустах мягко шелестели. Ближе и яснее слышался звон колокольчиков. Вдруг они увидели внизу белую лошадь, выделявшуюся в тени и быстро бегущую. В сумерках ее сбруя блестела, как будто усеянная живыми звездами. Плащ всадника развевался, капюшон был отброшен назад, ветер шевелил его золотые волосы. Фродо показалось, что в одежде всадника и в упряжи его лошади горит белый свет, как через тонкую вуаль. Бродяжник выпрыгнул из убежища и с криком побежал вниз, к дороге, но еще до того всадник натянул узду, остановил лошадь и посмотрел вверх на заросли, в которых они стояли. Увидев Бродяжника, он спешился и поспешил навстречу со словами: "Анна ведун дьюндейн! Мае гованнен!" Его речь и ясный звонкий голос не оставили никаких сомнений - всадник был эльфом. Ни у кого из жителей широкого мира не было такого прекрасного лица. Но в его голосе, казалось, звучала нотка торопливости и страха, и они увидели, что он торопливо говорит что-то Бродяжнику. Вскоре Бродяжник поманил их, и хоббиты вышли из кустов и заторопились к дороге. - Глорфиндейл, он живет в доме Элронда, - сказал Бродяжник. - Здравствуйте, наконец-то мы встретились, - сказал эльф, обращаясь к Фродо. - Я послан из Ривенделла искать вас. Мы боялись, что на дороге вас ждет опасность. - Значит Гэндальф достиг Ривенделла, - радостно спросил Фродо. - Нет. Его не было, когда я уезжал, но с тех пор прошло девять дней, - ответил Глорфиндейл. - Элронд узнал обеспокоившие его новости. Кое-кто из моих родичей, путешествуя в ваших землях за Барандуином, прислал нам сообщение. Они сообщили, что Девять вышли на дороги мира, и что вы находитесь в пути с большим грузом и без проводника, потому что Гэндальф еще не вернулся. Даже в Ривенделле мало кто может открыто выступить против Девяти. И Элронд разослал нас на север, запад и юг. Он думал, что вы можете свернуть далеко в сторону, чтобы избежать преследования, и заблудитесь в Диких Землях. Моя обязанность была наблюдать за дорогой, и я отправился на мост через Митейтел и оставил там знак семь дней назад. На мосту было трое слуг Саурона, но, увидев меня, они отступили, и я следовал за ними на запад. Там я увидел еще двоих, но они свернули на юг. С тех пор я ищу ваш след. Два дня назад я нашел его и следовал по нему через мост, а сегодня я заметил, что вы вновь спустились с холмов. Но идемте! Нет времени для разговоров. Так как вы уже тут, мы должны, несмотря на опасность дороги, идти по ней. За нами пятеро, найдя наш след на дороге, они помчатся за нами, как ветер. Но это еще не все. Я не знаю где остальные четверо. Боюсь, что они ждут нас у брода. Пока Глорфиндейл говорил, вечерние тени становились гуще. Фродо чувствовал огромную усталость. Как только солнце зашло, туман перед его глазами сгустился, и он видел, как тень закрывает от него лица друзей. Рана начала сильно болеть, по всему телу полз холод. Он застонал, сжимая руку Сэма. - Мой хозяин болен и ранен, - гневно сказал Сэм. - Он не может двигаться после захода солнца. Ему необходим отдых. Глорфиндейл подхватил падавшего на землю Фродо и, держа его на руках, с беспокойством посмотрел ему в лицо. Бродяжник коротко рассказал ему о ночном нападении на их лагерь и о смертоносном ноже. Он вытащил рукоять ножа и показал ее эльфу. Глорфиндейл взял ее с заметной дрожью, но осмотрел внимательно. - Здесь, на рукояти злое заклинание, - сказал он, - хотя, может быть, вы его и не видите. Сохрани ее, Арагорн, пока мы не достигнем дома Элронда. Но будь осторожен и какможно меньше держи ее в руках! Увы! Не в моей власти лечить такие раны. Но я сделаю все, что смогу - но все же настоятельно советую вам двинуться в путь без отдыха. Он ощупал рану на плече Фродо, и лицо его стало хмурым, как будто то, что он узнал, обеспокоило его. Но Фродо почувствовал, как холод в его руке и боку тает, какое-то тепло согрело ему плечо, боль стала меньше. Вокруг, казалось, стало светлее, как будто рассеялось какое-то облако. Он более ясно увидел лица друзей, и к нему вернулась надежда и силы. - Вы поедете на моей лошади, - сказал Глорфиндейл, - я укорочу стремя, а вы сидите и держитесь как можно крепче. И не бойтесь, моя лошадь не позволит упасть всаднику, которого я поручил ей. Ее бег легок и ровен, и если опасность приблизиться, моя лошадь унесет вас с такой скоростью, что ни один конь врагов не сможет за ней угнаться. - Нет, - ответил Фродо. - Я не поеду верхом! Я не могу ускакать в Ривенделл, оставив своих друзей в опасности. Глорфиндейл усмехнулся. - Сомневаюсь, - сказал он, - чтобы ваши друзья были в опасности, когда вы не с ними. Преследователи гонятся за вами, а нас оставят в покое. Именно вы, Фродо, и то, что вы несете, навлекает на нас всех опасность. На это у Фродо не нашлось ответа, и ему помогли взобраться на белого коня Глорфиндейл. На пони нагрузили большую часть багажа хоббитов, так что теперь им идти было гораздо легче, и некоторое время они шли очень быстро. Но вскоре уставшие хоббиты начали отставать от легконогого эльфа. Ночь была темной, не было ни звезд, ни луны. До самого рассвета Глорфиндейл не позволил им останавливаться. Пин, Мерри и Сэм к тому времени чуть не засыпали на ходу, даже плечи Бродяжника поникли от усталости. Фродо, сидя на лошади, беспокойно дремал. <…> Дорога продолжала опускаться, с обеих сторон ее росла густая трава, иногда хоббиты шли по ней, чтобы не так болели усталые ноги. В полдень они оказались в месте, где на дорогу падала тень высокой сосны, затем дорога уходила в крутое узкое ущелье со стенами из красного камня, поросшего мхом. Эхо сопровождало их движение, им казалось, что вслед за ними раздаются звуки множества шагов. Наконец, как сквозь ворота, дорога вырвалась из ущелья на открытое пространство. Перед собой они увидели длинный, как шило, пологий спуск и в конце его - брод на Ривенделл. На противоположной стороне реки крутой коричневый берег, пересеченный извивающейся тропой, за ним видны были высокие горы, поднимавшиеся, отрог за отрогом и пик за пиком, в тускнеющее небо. За ними по-прежнему слышалось эхо от чьих-то шагов, в ветвях сосен шумел резкий ветер. На мгновение Глорфиндейл повернулся, прислушиваясь, затем прыгнул вперед с громким криком: - Бегите! Бегите! Враг за нами! Белая лошадь устремилась вперед. Хоббиты бросились по спуску. Глорфиндейл и Бродяжник следовали за ними, как арьергард. Они были на полпути к броду, когда услышали за собой топот копыт. Из ворот ущелья выехал Черный Всадник. Он натянул поводья и остановился, покачиваясь в седле. За ним показался еще один и еще, а потом еще двое. - Скачите вперед! Скачите! - кричал Глорфиндейл Фродо. Фродо повиновался не сразу, страшное нежелание действовать охватило его. Пустив лошадь шагом, он повернулся и посмотрел назад. Всадники, сидевшие на своих больших лошадях, показались ему статуями, их фигуры были отчетливо видны, в то время как все остальное тонуло в темном тумане. Внезапно Фродо понял, что они молча приказывают ему подождать. Страх и ненависть проснулись в нем. Он отпустил луку седла и ухватился за рукоять меча. - Скачите! Скачите! - кричал Глорфиндейл и затем внятно и громко скомандовал лошади на языке эльфов: "Норо ли, норо лим, хофалот!" Мгновенно лошадь стрелой понеслась по дороге. В тот же момент пустились в преследование и черные лошади с вершины спуска. Всадники испустили ужасный крик, точно такой, как слышал Фродо в Восточном Уделе. На него ответили и, к отчаянию Фродо и его друзей, слева из-за деревьев и скал выехали четверо других всадников. Двое поскакали к Фродо, двое к броду, чтобы перерезать путь к бегству. Фродо казалось, что они летят как ветер, быстро увеличиваются и становятся все черней. Он на мгновение оглянулся через плечо. Фродо не мог видеть своих друзей. Всадники отставали, даже их огромные лошади не могли сравниться в скорости с белым конем эльфа. Фродо вновь посмотрел вперед, и надежда оставила его. Казалось нет возможности добраться до брода, не встретившись с Всадниками, которые ожидали в засаде. Теперь он видел их ясно. Они отбросили свои черные плащи и капюшоны и оказались одетыми в белое и серое. В их бедных руках сверкали обнаженные мечи, на головах у них были шлемы. Их холодные глаза блестели, и они звали его тусклыми голосами. Ужас заполнил мозг Фродо. Он больше не думал о своем мече. И не кричал. Он закрыл глаза и ухватился за гриву лошади. В его ушах свистел ветер, колокольчики на упряжи звенели резво и пронзительно. Волна смертельного холода ударила его, как копье, в последнем усилии, как вспышка белого пламени, лошадь эльфов летя, как на крыльях, пронеслась перед самым лицом переднего Всадника. Фродо услышал всплеск воды. Она пенилась вокруг его ног. Потом он ощутил подъем и увидел, что находится на каменистой тропе. Лошадь взбиралась на другой берег. Он пересек брод.»«Властелин Колец: Братство Кольца.»
Хелеворну почти удалось нагнать белогривого скакуна Глорфиндейла, тогда как остальные Назгулы безнадежно отставали, даже Моргул, разрываемый на двое желанием не только изловить полурослика, но и посчитаться с эльфом, напомнив тому об их последней встрече под Форностом... В какой-то момент Девятого Кольценосца отделяло от хоббита расстояние не больше, чем в полкрупа, и Хелеворн уже нагнулся в седле, потянулся вперед - совсем чуть-чуть и его призрачная ладонь коснулась бы живой плоти, иссушая ее силы. Полурослик не оглянулся, но конь эльфа, как будто бы почувствовав опасность, грозящую наезднику, совершил такой скачок, какой превышал все мыслимые представления о способностях животного его породы, и оторвался от преследователя. …Кхамул вылетел к броду, не сдержав галопа коня. Он отставал от Девятого Кольценосца, каким-то чудом вырвавшегося вперед всего отряда, не больше, чем на полдюжины корпусов. По расчетам Второго, Хелеворн должен был настигнуть хоббита, так как тот, волей неволей принужден будет замедлить бег своего коня, чтобы тот не переломал себе ноги на скользкой речной гальке. На полном скаку Кхамул обнажил меч… …И натянул удила, удивленный картиной, открывшейся его глазам за изгибом подлеска. Белогривый конь со своей ношей, обмякшей в седле, был уже на противоположном берегу реки, обдававшей пенными брызгами валуны, высившиеся над волнами на протяжении всей тропинки брода. Лошадь Хелеворна гарцевала возле самой кромки воды, но наездник раз за разом сдерживал порыв животного, не давая ему войти в реку. Ноздри Второго Назгула раздувались и трепетали не менее гневно, чем у разгоряченного погоней коня под ним, когда он подъехал к Девятому, и глаза его ало полыхнули из-под капюшона плаща. - Какого рожна?! Хелеворн, стервец, что ж ты делаешь?! - Я целитель, а не загонщик!.. - попытался принять защитную стойку Девятый, но быстро сник, видя, как выезжают к реке остальные Назгулы, потерянно оглядел всех и прошептал: - Я… я боюсь воды, вы же знаете… Король-Чародей с одного взгляда разобрался в обстановке и не стал мешкать. «Вперед!» «…Он <Фродо> пересек брод. Но преследователи были близко. На вершине подъема лошадь остановилась и яростно заржала. Внизу, у начала брода, было девять всадников, и дух Фродо вновь упал при виде их бледных лиц. Он не знал ничего, что могло бы помешать им пересечь реку так же легко, как это сделал он, и чувствовал, что бесполезно пытаться убегать от них, как только они перейдут реку. Он чувствовал, как что-то настойчиво приказывает ему остановиться. Вновь его охватила ненависть, но у него уже не было сил для сопротивления. Внезапно передний Всадник двинул свою лошадь вперед. Она задержалась у воды и отпрянула. С большим усилием Фродо выпрямился и вытащил свой меч. - Возвращайтесь в Мордор и больше не преследуйте меня! Голос его прозвучал тихо и слабо. Всадники остановились, но у Фродо не было власти Тома Бомбадила. Враги засмеялись резким хриплым смехом. - Сюда! Иди сюда! - звали они. - Мы тебя возьмем в Мордор с собой! - Уходите! - прошептал он. - Кольцо! Кольцо! - кричали они мертвыми голосами, передний вновь заставил лошадь войти в воду, за ним последовали еще двое. - Клянусь Элберет и прекрасной Лутиэнь, - с последним усилием сказал Фродо, поднимая меч, - вы не получите ни Кольца, ни меня. Тогда передний всадник, находившийся уже на середине реки, остановился, угрожающе приподнялся в стременах и поднял руку. Фродо онемел. Он почувствовал, что его язык прилип к гортани, сердце сжалось, меч выпал из его дрожащей руки. Лошадь эльфа попятилась и фыркнула. Всадник снова двинулся и почти достиг берега. В этот момент послышался рев и треск - гром воды, передвигавшей тяжелые камни. Как в тумане, Фродо увидел, что река под ним поднялась и по ней помчалась кавалерия волн. На вершинах волн сверкала белая пена, и Фродо на мгновение показалось, что он видит белых всадников на белых конях с развевающимися гривами. Три всадника, находившиеся в реке, исчезли, поглощенные волнами. Остальные отпрянули от воды. Теряя сознание, Фродо услышал крики, ему показалось, что за теми всадниками, что остались на том берегу, он видит сияющую белую фигуру. А за ней множество других фигур, которые в затмевающем мир тумане казались красными. Черные лошади как будто сошли с ума, в ужасе понесли они вперед, погружаясь со своими всадниками в кипящую воду. Крики всадников смешались с ревом воды. Фродо почувствовал, что падает, и рев и смятение поднимают и несут его вместе с врагами. Больше он ничего не видел и не слышал.»«Властелин Колец: Братство Кольца.»
* * *
Улаги вместо коней. Эту идею Повелитель обдумывал не первый год, но пересадить всех Назгулов на крылатых ящериц у него все не доходили руки. Теперь вот дошли. - Если она начнет вращаться в воздухе, я не грохнусь? - опасливо осведомилась Гхаш, вскарабкиваясь в высокое седло на спине улага. - Ну и грохнешься! - усмехнулся Кхамул. - В самую гущу врагов. То-то вам будет обоюдной радости! Им сперва, а тебе чуть позже… Гхаш неуверенно усмехнулась в ответ, поймав на себе напряженный взгляд Моргула. …Понять бы мне, что гложет Первого после возвращения из этой погони? Он сам не свой. Смотрит как-то затравлено… Оставив кровного братца забавляться со своей ящерицей - Мужчине только покажи новую игрушку, и он обо всем на свете забыть готов!.. - Третья подошла к Королю-Чародею, стоявшему посреди учебной арены Барад-Дура, чуть в стороне от семерых Кольценосцев, круживших вокруг улагов и оживленно обменивавшихся мнениями. «Первый…» Он смотрел куда-то в сторону, а, может быть, вглубь себя, но когда Гхаш подошла, перевел на нее взгляд. «Что?» «Сама не знаю… Вроде, я что-то хотела спросить, - женщина смущенно улыбнулась. - Да вот забыла!» Моргул коротко вздохнул. «Знаешь, наверное, я зря отослал тебя тогда. В двух следующих столкновениях ты была бы нам полезна.» Гхаш не понравилось то, как легко и открыто Король признал свою ошибку. Подобное поведение было ему несвойственно. Ранее он всегда руководствовался принципом: чтобы не случилось, авторитет лидера неприкосновенен. …Да что же такое творится?! Сначала Властелин, теперь - Моргул… «В самом деле? - переспросила она вслух. - А что бы мое присутствие существенно изменило в ситуации?» «Не манерничай, Гхаш! - он рассердился и стал больше похож на себя прежнего. - В отличие от тебя, меня под стенами Линдона не было. Если уж ты тогда умудрялась стоять против заклятий Трех Эльфийских, то с одним Вилья наверняка бы справилась! Или, во всяком случае, почувствовала бы, раньше меня, что происходит…» «Не знаю, - Гхаш покачала головой. - Это далеко не факт. А вот за тобой, Первый, я как-то раньше не замечала тяги к самоистязанию! И что это за второе столкновение, в котором я вам, оказывается, зачем-то была нужна? Зачем?..» Ответный взгляд, которым наградил ее Король, был колючим, недоброжелательным: «Спроси наших сплетников: Лингула или Мор’эна. Они тебе с радостью все расскажут!» И не прибавив больше ни слова, Моргул развернулся и зашагал прочь с тренировочной площадки. Гхаш некоторое время озадаченно смотрела ему вслед, будучи уже всерьез взволнованной душевным состоянием своего командира. …Это надо же сколько эмоций! Такое чувство, что он разом взялся выплескивать все то, что копилось на сердце веками… Назвал Лингула и Мор-Ромэна сплетниками. Конечно, они языком почесать горазды, но все же… эпитет его прозвучал как-то зло. Словно он не доверяет им, в чем-то их подозревает. Или, наоборот, чего-то боится с их стороны… Какая кошка между ними пробежала? Надо будет, все-таки, поподробнее разузнать, что у них там приключилось после моего отъезда…* * *
Хильмор вернулся в Барад-Дур 6 марта 3019 года. Отчет, принесенный им Владыке Мордора, был не на много более подробным, чем те слова, которые Шестой адресовал Гхаш и Лингулу, когда они поинересовались Дол-Гулдуром, лишенным командования. «Урук-хаи достаточно исполнительны, чтобы четко следовать моим приказаниям. И достаточно умны, чтобы самостоятельно сориентироваться в обстановке, буде вероятность сюрприза со стороны эльфов…» «А если мы недооцениваем наших врагов?» - осторожно уточнил менестрель. «Будет прискорбно, но едва ли это случится. Основная цель моих ребят отвлекать внимание Элдар, а уж с этим они справятся. В Лориэне не ждут открытой атаки.» «А Трандуил?» - вмешалась Гхаш. «По последним данным боеспособная часть его войска не превышает полторы тысячи единиц. Мы хорошо потрепали Синдар в последних стычках… Когда Первый намерен выступать?» «Через четверо суток,» - двое Назгулов отозвались в один голос, переглянулись и улыбнулись друг другу. «Горлум, ухватившись за плащ Фродо, со страхом и нетерпением свистел. - Мы должны идти, - говорил он. - Мы не должны стоять здесь. Торопитесь. Фродо неохотно повернулся спиной к западу и позволил проводнику вести себя во тьму востока. Они миновали кольцо деревьев и пошли вдоль дороги к горам. Эта дорога тоже некоторое время шла прямо, но скоро начала отклоняться к югу, пока не оказалась прямо под большой скалой, которую они видели с расстояния. Темная и запретная, возвышалась она над ними; обогнув ее, дорога снова повернула на восток и начала круто подниматься. Фродо и Сэм с тяжелыми сердцами тащились вперед, не в силах больше думать об опасности. Голова Фродо была наклонена, а ноша его вновь тянула вниз. Как только перекресток остался позади, тяжесть Кольца, почти забытая в Итилиене, вновь начала расти. Теперь, чувствуя, как он увидел его, как и сказал Горлум: город духов Кольца. Город скрывался за каменным отрогом. Длинная наклонная долина, полная тени, глубоко врезалась в горы. На ее дальней стороне, высоко на скалистой площадке у черных склонов Эфел-Дуат, стояли стены и башни Минас-Моргула. Вокруг него все: и земли, и небо - было темно, но сам он был освещен. Но не пламенными лучами луны, пробивающимися сквозь мраморные стены давнего Минас-Итиля, башни луны, прекрасного и лучистого убежища меж холмов. Свет города был теперь бледнее света луны, страдающей где-то в затемнении; свет этот дрожал и колебался, как зловонное испарение распада, трупный свет, свет, не освещающий ничего. В стенах и башнях видны были окна, как бесчисленные черные дыры, глядящие в темноту; верхняя часть башни медленно поворачивалась, вначале в одну сторону, потом в другую: огромная прозрачная голова глядела в ночь. Несколько мгновений путники стояли, окаменев, дрожа от страха, глядя вверх неповинующимися глазами. Горлум первым пришел в себя. Он снова нетерпеливо потянул их за плащи, но не сказал ни слова. Он почти тащил их вперед. Каждый шаг они делали неохотно, и время, казалось, замедлилось, так что между поднятием ноги и ее опусканием проходили целые невыносимые минуты. Так они медленно подошли к белому мосту, здесь дорога, слабо блестя, проходила над ручьем в середине долины и продолжала извилистый путь к городским воротам - черному зеву, открытому во внешнем круге северной стены. По обеим сторонам дороги лежали тенистые луга, полные бледными белыми цветами. Цветы светились в темноте - они были прекрасны, но в то же время и ужасны, как порождения сумасшедшего сна, и они издавали слабый могильный запах: запах разложения заполнял воздух. Мост перепрыгивал от луга к лугу. У входа на него стояли фигуры, искусно вырезанные в форме людей и животных, но искаженные и отталкивающие. Вода текла под мостом беззвучно, от нее поднимался пар; эти испарения, окутывающие мост, были смертельно холодны. Фродо почувствовал, что теряет сознание, голова у него кружилась. Внезапно, как будто сдавшись чужой воле, он начал торопиться, спотыкаясь при ходьбе, вытянув руки и раскачиваясь из стороны в сторону. Сэм и Горлум побежали за ним. Сэм схватил своего хозяина за руку, когда тот споткнулся и чуть не упал на приступе моста. - Не сюда! Нет, не сюда! - шептал Горлум, и дыхание, вырывавшееся сквозь его зубы, казалось, хлыстом разрывало тишину, и он упал на землю в ужасе. - Держитесь, мастер Фродо! - бормотал Сэм на ухо Фродо. - Назад! Не сюда. Горлум так говорит, и впервые я согласен с ним. Фродо провел рукой по лбу и с усилием оторвал взгляд от города на холме. Светящаяся башня зачаровала его, и он боролся с подавляющим его желанием броситься по блестящей дороге к воротам. Наконец с усилием он повернул назад и тут же почувствовал сопротивление Кольца, тащившего его за цепь, надетую на шею; глаза его, когда он отвел их в сторону, в первые мгновения ничего не видели. Тьма вокруг них была непроницаема. Горлум, прижавшийся к земле, как испуганное животное, почти совершенно исчез во тьме. Сэм, поддерживая и ведя своего спотыкающегося хозяина, шел за ним быстро, как только мог. Недалеко от берега ручья в каменной стене у дороги был проход. Они вошли в него, и Сэм увидел, что он стоит на узкой тропе, которая вначале блестела, как и главная дорога, а затем, миновав луга смертоносных цветов, темнела и исчезала из виду, извиваясь по северной части долины. По этой тропе и потащились хоббиты. Они шли рядом и не видели впереди Горлума. Тот лишь изредка оборачивался и манил их, вот тогда становился виден зеленый цвет в его глазах - то ли отражение отвратительного свечения Моргула, то ли проявление собственных мыслей. Фродо и Сэм постоянно чувствовали свечение башни и устремленные на них темные отверстия, даже когда смотрели вперед, на темнеющую тропу. Медленно двигались они вперед и вверх. Когда они вышли из зоны отравленных лугов и испарений ручья, дышать стало легче, в головах у них прояснилось. Но в телах их ощущалась страшная усталость, как будто они целую ночь шли с тяжелой ношей или долго плыли против сильного течения. Наконец они уже не могли идти дальше без остановки. Фродо остановился и сел на камень. Они только что взобрались на вершину очередной голой скалы. Перед ними было углубление в стене долины, вокруг этого углубления шла тропа на самом краю пропасти; тропа пересекала южный склон горы и исчезала во тьме наверху. - Я должен немного отдохнуть, Сэм. - прошептал Фродо. - Оно тяжело на мне, Сэм, очень тяжело. Долго ли я смогу его нести? Я должен отдохнуть перед этим. - И он указал на поднимающуюся впереди тропу. - Ссс! Сссс! - свистел Горлум, торопливо возвращаясь к ним. - Ссс! - пальцы его были прижаты к губам, он яростно качал головой. Ухватив Фродо за рукав, он указал на тропу, но Фродо не двинулся. - Еще нет, - сказал он. - Еще нет. - Усталость и что-то большее, чем усталость, овладели им: казалось, могучее заклинание наложено на его тело и мозг. - Я должен... Должен отдохнуть, - пробормотал он. Тут гнев и возбуждение Горлума настолько возросли, что он снова заговорил, зажимая в то же время рот рукой, как бы для того, чтобы не выпустить слова в воздух. - Не здесь, нет. Не отдыхать здесь. Дураки! Глаза могут увидеть нас. Когда они придут на мост, они увидят нас. Прочь отсюда! Взбирайтесь, взбирайтесь! Идемте! - Идемте, мастер Фродо, - сказал Сэм. - Он снова прав. Мы не должны оставаться на этом месте. - Хорошо, - сказал Фродо слабым голосом, как будто говорил во сне. - Я попробую... И он устало поднялся на ноги. Но было слишком поздно. В этот момент скала под ними задрожала. Громкий рокочущий гул прокатился над землей и отразился в горах. Затем с пугающей внезапностью вспыхнуло красное зарево. Далеко за восточными горами оно поднялось в небо и окрасило облака в алый цвет. В этой долине теней и холода блеск зарева казался невыносимо ярким; на фоне пламени Горгорат из тьмы выскочили острые, как ножи, пики. Донесся сильный удар грома. И Минас-Моргул ответил. Последовала бледная вспышка молнии, столбы синего пламени поднялись из башни и окружающих холмов в низкие тучи. Земля застонала, а из города донесся крик. Смешанный с хриплыми высокими воплями, похожими на крики хищников, и резким ржанием лошадей, одичавших от гнева и страха, донесся вой дрожащий, повышающийся, так что вскоре он вышел за порог восприятия. Хоббиты упали на землю, зажимая уши руками. Когда ужасный крик кончился и на них снова обрушилась тишина, Фродо медленно поднял голову. На другой стороне узкой долины, теперь почти на уровне его глаз, возвышались стены злого города; его резные ворота, сделанные в форме рта со сверкающими зубами, были широко открыты. Из ворот выходила армия. Все воины были одеты в черное, темное, как ночь. Фродо видел их на фоне бледных стен и светящейся дороги - маленькие черные фигуры за рядом ряд быстро и молча проходили ворота, как бесконечный поток... Перед ними двигался большой отряд всадников во главе со всадником огромного роста - черным, лишь на голове у него зловещим светом блестела корона. Всадник направлялся к мосту, и Фродо следил за ним, не в силах мигнуть или оторвать взгляд. Несомненно, это был глава девяти всадников, вернувшийся на землю, чтобы вести свое войско на битву. Это был изможденный король, который уложил когда-то Хранителя Кольца своим смертоносным ножом. Старая рана запылала болью, и страшный холод пронзил сердце Фродо. Когда эти мысли поразили Фродо ужасом и держали его неподвижным, как будто скованным, всадник неожиданно остановился у въезда на мост, а за ним остановилось все войско. Наступила мертвая тишина. Может, глава духов почувствовал зов Кольца, ощутил присутствие какой-то силы в своей долине? Туда и сюда поворачивалась голова, увенчанная короной, пронизывая тени невидящими глазами. Фродо ждал, неспособный двигаться, как птица ждет приближения змеи. И, ожидая, чувствовал, как кто-то приказывает ему надеть Кольцо. Но как бы не велико было это давление, он не чувствовал желания сдаться ему. Он знал теперь, что Кольцо лишь предает его и что даже если он наденет Кольцо, у него не хватит силы сопротивляться королю Моргула - пока не хватит. Его собственная воля больше не сопротивлялась команде, и он чувствовал огромную силу, нависшую над ним. Эта сила взяла его за руку, а Фродо, как посторонний, следил за тем, как рука его дюйм за дюймом двигалась к цепи на шее. Затем, напрягая всю свою волю, он овладел рукой, отдернул ее и заставил искать другую вещь, спрятанную у него на груди. Когда он коснулся этой вещи рукой, она показалась холодной и твердой... Это был фиал Галадриэль, почти забытый до этого часа. Коснувшись фиала, он почувствовал, что впервые за много часов Кольцо исчезло из его мозга. Он вздохнул и склонил голову. В этот момент король духов повернулся и пришпорив лошадь, въехал на мост, и его темное войско последовало за ним. Может, эльфийский плащ обманул его невидящие глаза, а может, мозг его маленького противника, напрягшись, отразил мысли короля. Король спешил по приказу своего великого хозяина - он двигался на войну на запад. Скоро он проехал, как тень среди теней, вниз по извивающейся дороге, а за ним темные ряды прошли мост. Такая огромная армия не выходила до этого из этой долины со времен могущества Исилдура; никогда такая сильная и злобная орда не нападала на броды через Андуин. И все же это было лишь одно и не самое большое войско Мордора. Фродо зашевелился. Неожиданно сердце его устремилось к Фарамиру. "Шторм наконец-то разразился, - подумал он. - Страшная буря копий и мечей движется в Осгилиату... Успеет ли Фарамир пересечь реку? Он догадывался об угрозе, но знает ли он о часе? И кто сможет удержать броды, когда идет сам король девяти всадников? А за ним придут другие армии. Я опоздал. Все потеряно, я слишком медлил в пути. Все погибло... Даже если я выполню свое задание, никто и не узнает об этом. Не будет никого, кому бы я мог рассказать. Все напрасно". Побежденный слабостью, он всхлипнул. А войско Моргула продолжало двигаться через мост. Потом с далекого расстояния, как будто он доносился из воспоминаний об Уделе, из какого-то освещенного солнцем раннего утра, когда день зовет и все двери открыты, Фродо услышал голос Сэма: - Проснитесь, мастер Фродо! Проснитесь! Если бы этот голос добавил "ваш завтрак готов", Фродо не удивился бы. Сэм настаивал: - Проснитесь, мастер Фродо! Они ушли. Послышался глухой звон. Ворота Минас-Моргула закрылись. Последний ряд копий исчез на дороге. Башня по-прежнему смотрела на долину, но свет в ней ослабел. Весь город снова погрузился в тишину и мрак. Но по-прежнему он был насторожен и бдителен. - Проснитесь, мастер Фродо! Они ушли, и нам тоже лучше уйти. Что-то живое есть в этом месте, что-то с глазами или с видящим мозгом, если вы понимаете меня; и чем дольше мы остаемся на одном месте, тем легче оно обнаружит нас. Идемте, мастер Фродо. Фродо поднял голову, потом встал. Отчаяние не оставило его, но слабость прошла. Он даже улыбнулся невесело, ясно чувствуя, как и за момент до того, как над ним нависла чья-то воля, что-то, что он должен сделать, нужно сделать, даже если Фарамир или Арагорн, или Элронд, или Гэндальф, или кто-нибудь еще об этом так и не узнают. Фродо взял в одну руку посох, в другую руку фиал. Увидев чистый свет, пробивающийся сквозь его пальцы, он сунул фиал за пазуху и прижал к сердцу. Затем, повернувшись спиной к Моргулу, теперь всего лишь серому пятну на черном фоне ущелья, приготовился дальше подниматься по дороге. Горлум, как только ворота Минас-Моргула открылись, уполз во тьму, оставив хоббитов одних. Теперь он вернулся, зубы его стучали, пальцы щелкали. - Глупость! Вздор! - свистел он. - Торопитесь! Они не должны думать, что опасность миновала. Она не миновала. Торопитесь!»«Властелин Колец: Две твердыни.»
* * *
«Ворота закрылись. Всю ночь часовые на стенах слышали гул врагов, кишевших снаружи; они жгли поля и деревья, рубили подряд всех людей, захваченных снаружи, живых или мертвых. Число врагов, перешедших реку трудно было определить во тьме, но когда над равниной поднялось утро, точнее его тусклая тень, стало ясно, что даже в ночных страхах трудно было преувеличить их число. Равнина потемнела от марширующих отрядов, и насколько хватало глаз, повсюду, как грибы-поганки, появлялись лагеря черных и ярко-красных платок. Копошась, как муравьи, орки торопливо копали глубокую траншею, кольцом охватившую город на дальности выстрела из лука; когда траншея была окончена, ее заполнили огнем, хотя никто не видел, как он разжигался и поддерживался. Весь день продолжалась эта работа, а люди Минас-Тирита смотрели, не в силах помешать ей. Когда траншея была готова, они увидели большие телеги; в сопровождении отрядов орков они везли различные метательные снаряды. Ни один стрелок в городе не мог достать до них и прекратить их работу. Вначале люди смеялись и не очень опасались этих механизмов. Главная стена города была очень высокой и толстой, она была построена, когда еще помнили силу и искусство Нуменора: ее внешняя поверхность была подобна башне Ортханка, она была гладкая, темная и твердая, недоступная ни стали, ни огню, неразрушимая, разве что сама земля содрогнется в конвульсиях. - Нет, - говорили жители Минас-Тирита. - Даже если бы Неназываемый пришел сюда, он не смог бы войти, пока мы живы. Но другие отвечали: - Пока мы живы? Но долго ли мы проживем. У него есть оружие, которое привело к падению многие крепости начала мира. Голод. Дороги отрезаны. Рохан не придет. Но машины не тратили на непробиваемые стены. Не простой капитан или предводитель орков руководил нападением на величайшего врага Мордора. Власть и злоба руководили им. Как только со множеством криков, со скрипом веревок и колес были установлены большие катапульты, они начали бросать снаряды удивительно высоко, так что они пролетали над укреплениями и с грохотом падали внутри первого круга города; и многие из них, благодаря тайному искусству, взрывались огнем, падая на землю. Вскоре возникла опасность большого пожара, и все, кто был способен, тушили огонь, вспыхивающий во многих местах. Потом на город обрушились другие снаряды, менее разрушительные, но более ужасные. На улицы города посылались маленькие круглые снаряды, которые не взрывались. Некоторые люди побежали посмотреть, что это такое, и они громко закричали и заплакали. Потому что враг бросал в город головы тех, кто погиб в Осгилиате, в Риммасе или на полях. Страшно было смотреть на них: некоторые были разбиты и бесформенны, некоторые грубо разрублены, но черты лица многих можно было разобрать, и казалось, что они умирали в мучениях; и на всех было выжжено клеймо в виде безвекого глаза. Но часто случалось, что люди узнавали лица своих знакомых, хотя они были изуродованы и обесчещены, которые недавно с оружием в руках гордо ходили по улицам, обрабатывали поля или приезжали на праздники с зеленых долин в горах. Напрасно люди бессильно угрожали кулаками врагам, толпившимся перед воротами. Те не обращали внимания на проклятия, да и не понимали языка жителей города, а их хриплые крики напоминали вопли хищников или пожирателей падали. Но вскоре мало осталось в Минас-Тирите таких, кто мог бы бросить вызов врагам. У Повелителя Тьмы было и другое оружие, более быстрое, чем голод: ужас и отчаяние. Снова появились Назгулы, и по мере того как Повелитель Тьмы разворачивал свои силы, их голоса, выражавшие лишь его волю и злобу, наполнялись злом и ужасом. Они кружили над городом, как грифы, ожидающие свой доли человеческого мяса. Их голоса потрясали воздух. С каждым новым криком они становились все непереносимее. Наконец даже самые могущественные падали на землю, когда скрытая угроза пролетала над ними, или останавливались, выронив оружие из онемевших рук, а разум их затягивала чернота, иони больше не думали о войне, а только об укрытии, о бегстве, о смерти. <…> …Гэндальф принял на себя командование последней обороной столицы Гондора. И где бы он не появлялся, люди веселели и крылатые тени уходили из их памяти. Безустанно сновал он от цитадели к воротам, с севера на юг, вдоль стен; вместе с ним был принц Дол-Амрота в своей сверкающей кольчуге. Он и его рыцари по-прежнему вели себя как повелители, в которых живет раса Нуменора. Люди, видевшие их, шепотом говорили: - Старые предания говорили правду: в жилах этого народа течет кровь эльфов, потому что потомки Нимродэли жили когда-то в этой земле. И они начинали петь строки легенд о Нимродэли или другие песни долин Андуина давно ушедших годов. И, однако, когда они уходили, тень снова смыкалась над людьми, сердца их холодели, и слава Гондора превращалась в пепел. Так медленно переходили тусклые дни страха в тьму ночей отчаяния. Теперь в первом круге города уже не тушили пожары, и у гарнизона на внешней стене во многих местах были отрезаны пути отступления. Но мало кто оставался на своих местах, большинство бежало за вторые ворота. Вдали от битвы через реку быстро перекинули мосты, и весь день по ним переходили войска и возили оружие. Наконец в середине ночи началось нападение. Авангард нападающих прошел через траншею огня по многим оставленным там окольным тропинкам. Они двигались вперед, попадая в пределы досягаемости лучников, но не обращая внимания на потери. Впрочем, мало осталось таких, кто мог бы причинить им потери, хотя свет огней превращал нападающих в отличную цель для лучников, искусством которых некогда гордился Гондор. Догадавшись, что сопротивление города слабеет, скрытый капитан посылал вперед свои силы. Медленно катились вперед во мраке большие осадные башни, сделанные в Осгилиате. <…> В середине ночи началось решающее наступление. Загремели барабаны. С севера и с юга отряд за отрядом враги устремились к стенам. Как дома, двигались мумаки - огромные животные из Харада, таща за собой через линии огня большие башни и машины. Капитан врага не очень заботился о том, что делают наступающие и сколько их убито: главная задача заключалась в том, чтобы испытать силу обороны и держать людей Гондора занятыми во многих местах. Главный удар обрушился на ворота. Ворота были очень прочны, сделаны из стали и железа, охранялись башнями и укреплениями из неприступного камня, однако это был ключ, самое слабое место всей высокой и несокрушимой стены. Барабаны загремели громче. Огни наступали. Большие машины ползли по полю; а в середине полз огромный таран, в сотню футов длиной, подвешенный на могучих цепях. Давно ковали его в темных кузнецах Мордора, а его отвратительный лоб из черной стали был отлит в виде воющего волка. Этот таран назывался Гронд, в память о молоте подземного мира древности. Большие животные тащили его, окруженные орками, а сзади шли горные тролли, чтобы управлять его работой. Но у ворот сопротивление было по-прежнему сильным, здесь стояли рыцари Дол-Амрота и храбрейшие из гарнизона. Стрелы и снаряды падали дождем; осадные башни вспыхивали, как факелы. Земля по обе стороны ворот была усыпана обломками и телами убитых; но как безумные, стремились вперед все новые и новые враги. Гронд полз вперед. Его не мог затронуть огонь. И хоть время от времени огромное животное, тащившее его, в безумии бросалось по сторонам, топча бесчисленное количество орков, их тела отбрасывали с дороги, и другие занимали их место. Гронд полз вперед. Барабаны дико гремели. Над горами убитых появилась страшная фигура - всадник, высокий с капюшоном и одетый в черное. Медленно, топча павших, ехал он вперед, не обращая внимания на стрелы. Он остановился и выхватил длинный бледный меч. И когда он сделал это, сильнейший ужас охватил всех - и защитников, и осаждавших. Руки людей опустились, ни один лук не выстрелил. На мгновение все затихло. Барабаны гремели. Гронд, направляемый огромными руками, качнулся и устремился вперед. Он достиг ворот. Ударил. Глухой удар прогремел по городу, как гром из туч. Но железные двери и стальные столбы выдержали удар. Тогда черный капитан поднялся в стременах и закричал ужасным голосом, выкрикивая на каком-то забытом языке слова власти и ужаса, потрясшие сердца и камень. Трижды он крикнул. Трижды ударил тяжелый таран. И с последним ударом ворота Гондора разбились. Как от взрыва, они подались, блеснул огонь, и обломки упали на землю. Глава Назгулов двинулся вперед. Большая черная фигура маячила на фоне огня, распространяя ужас и отчаяние. Вперед под арку ехал глава Назгулов, куда никогда не входил враг, и все бежали перед ним. Все, кроме одного. Молча и неподвижно на площади за воротами ждал Гэндальф на Обгоняющем Тень. Лишь Обгоняющий Тень из всех лошадей мог выдержать этот ужас, не двигаясь, непоколебимый, как гравированное изображение из Рат-Динен. - Здесь ты не пройдешь, - сказал Гэндальф, и огромная тень остановилась. - Возвращайся в бездну, приготовленную для тебя! Уходи! Провались в ничто, которое ждет тебя и твоего хозяина! Иди! Черный всадник откинул капюшон, и смотрите! На нем была королевская корона; но она сидела на невидимой голове. Красные огни просвечивали между короной и широкими черными плечами. Из невидимого рта донесся смертоносный хохот. - Старый дурак! - сказал черный всадник. - Старый дурак! Это мой час. Разве ты не узнаешь смерть? Умри и будь проклят! С этими словами он высоко поднял меч, и пламя пробежало по лезвию. Гэндальф не двигался. И в этот момент на каком-то городском дворе прокричал петух. Резко и чисто прозвучал его голос. Не зная ничего о колдовстве, ни о войне, он приветствовал утро, которое пришло далеко и высоко над тенями смерти. И как бы в ответ, издалека донеслись звуки. Рога, рога, рога. Темные склоны Миндолуина отразили их протяжным эхом. Звучали большие рога севера. Наконец пришел Рохан. <…> Передовой отряд устремился вперед. Было по-прежнему темно, несмотря на предсказание Видфары. Мерри сидел за Дернхелмом и держался левой рукой, а правой старался достать меч из ножен. Теперь он горько понимал правду королевских слов: что вы будете делать, Мериадок, в такой битве? "Только то, - подумал он, - что я буду мешать всаднику и надеяться, что меня не выбросят под копыта". Оставалось не больше лиги до внешней стены. Скоро они достигли ее слишком уж скоро, по мнению Мерри. Послышались крики и звон оружия, но все это продолжалось недолго. Орков на стене было мало, их захватили врасплох и перебили или разогнали. Перед развалинами северных ворот Риммаса король снова остановился. Первый Эорд проехал мимо его. Дернхелм держался рядом с королем, хотя отряд Элфхелма повернул направо. Люди Гримболда тоже свернули и прошли через широкую брешь в стене дальше к востоку. Мерри смотрел из-за спины Дернхелма. Далеко, может быть в десяти милях или больше поднималось большое зарево, а между ним и всадниками широким полумесяцем тянулись огни. Ближайшая точка этого полумесяца находилась менее чем в лиге от них. Мерри мало что различал на темной равнине и не видел никаких проблесков утра, не чувствовал изменения ветра. Войско Рохана молча устремилось на поля Гондора, как мощный прилив через бреши плотины, которую люди считали целой. Но мозг и воля черного капитана были полностью поглощены гибнущим городом, и никаких известий не получал он о том, что в планы его вкралась ошибка, просчет. <…> …Далеко на юге стали видны медленно движущиеся облака, за ними лежало утро. В тот же момент блеснула вспышка, как будто молния ударила из-под земли в городе. На какое-то мгновение поднялся столб белого света на черном фоне, вершина его была подобна сверкающей мгле; затем тьма сомкнулась вновь, и над полями прокатилось тяжелое бум. При этом звуке согнутая фигура короля неожиданно распрямилась. Он вновь стал высоким и гордым; поднявшись в стременах, он крикнул громким голосом: - Вставайте, вставайте, всадники Теодена! Проснулись свирепые дела: огонь и убийство! Будут трещать копья, будут ломаться щиты, День меча, красный день до захода солнца! Вперед! Вперед! Вперед к Гондору! С этими словами он взял у Гутлафа, своего оруженосца, большой рог и затрубил в него. И тут же загремели все рога в войске, и звук рогов Рохана был подобен буре на равнинах и грому в горах. - Вперед! Вперед! Вперед к Гондору! Король крикнул что-то Снежной Гриве, и лошадь понеслась вперед. За ним развевалось на ветру королевское знамя - белый конь на зеленом поле, но он опережал его. За королем грузно скакали рыцари королевского дома. Здесь ехал Эомер, белый лошадиный хвост на его шлеме развевался: передние ряды Эорда летели вперед, как бурун прибоя, но догнать Теодена было невозможно. Ярость битвы новым огнем зажглась в его жилах, он был похож на древнего бога, на Ороме великого в битве валар, когда мир был еще молод. Его золотой щит сверкал, как солнце, трава разлеталась по сторонам из-под белоснежных ног его лошади. Щит сверкал, потому что пришло утро, утро и ветер с моря; Тьма отступила, и войско Мордора, охваченное ужасом, закричало; враги побежали, они умирали, и копыта гнева топтали их. И тут все войско Рохана запело, и, убивая, воины пели, потому что их охватила радость битвы, и прекрасные и ужасные звуки их пения долетели даже до города. Но не простой вождь орков руководил осадой Гондора. Тьма рассеялась слишком быстро, раньше даты, назначенной его хозяином: счастье на мгновение изменило ему и мир повернулся против него; победа ускользала в тот самый момент, когда он протянул к ней руки. Но у него были длинные руки. Он все еще располагал огромными силами. Король, Дух Кольца, глава Назгулов - он владел многими видами оружия. Он покинул ворота и исчез. Теоден, король Марки, достиг дороги, соединяющей реку с городом, и повернул к городу, до которого теперь было не больше мили. Он немного уменьшил скорость в поисках новых врагов, и рыцари, а с ним и Дернхелм, догнали его. Впереди, ближе к стенам, люди Элфхелма появились у осадных машин; они рубили, убивали, сбрасывали врагов в огненные ямы. Вся северная часть Пеленнора была захвачена, здесь пылали палатки, орки толпами бежали к реке, как дичь перед охотниками. Рохиррим передвигались свободно во всех направлениях. Но они еще не сняли осаду и не освободили ворота. Много врагов оставалось перед ними, а на другой половине полей их войска еще не вступили в бой. Южнее, за дорогой, находились главные силы харадрим, и здесь всадники южан собирались вокруг знамени своего вождя. Вождь увидел, что знамя короля Рохана находится далеко впереди и окружено лишь небольшим отрядом. Он громко крикнул, развернул свое знамя - черный полумесяц на алом фоне - и поскакал к белому коню во главе большого отряда. Блеск кривых сабель южан напоминал блеск звезд. Теоден увидел это и, не дожидаясь нападения, поскакал ему навстречу. Громкий звон сопровождал их встречу. Но ярость северянина была горячей, а рыцари короля были искусней во владении длинными копьями. Их было меньше, но они разбили южан, как молния жжет лес. Прямо через толпу скакал Теоден, сын Тенгела, меч его сверкал и обрушился на врага. Потом меч короля разрубил древко знамени и знаменосца - и черный полумесяц закатился. Тогда все уцелевшие всадники южан повернули и побежали. Но смотрите! Неожиданно в расцвете славы золотой королевский щит померк. Новое утро исчезло с неба. Тьма опустилась на поле. Лошади заржали. Люди падали с седел и десятками лежали на земле. - Ко мне! Ко мне! - кричал Теоден. - Вставайте, Эорлинги! Не бойтесь Тьмы. Но Снежная Грива в ужасе поднялась на дыбы, забила ногами в воздухе и затем с громким ржанием упала на бок: ее пронзила черная стрела. Король оказался под лошадью. Огромная тень опускалась, как падающее облако. И смотрите! Это было крылатое существо - птица, но больше всех других птиц, - и оно было голое, без перьев и пуха; его обширные крылья напоминали паутину между роговыми пальцами; от него исходило зловоние. Может, это было существо из древнего мира, чьи родители, скрываясь где-то в забытых горах, дожили до этих дней и вывели в отвратительном гнезде своего птенца, склонного ко злу. А Повелитель Тьмы взял его и кормил падалью, пока он не стал больше всех летающих существ; и дал его своему слуге в качестве крылатого коня. Вниз, вниз спускалась гигантская птица и затем, сложив крылья с пальцами, испустила хриплый крик и села у тела снежной гривы, выпуская когти и вытягивая голую шею. На птице сидела фигура в черном, огромная и зловещая. На голове у нее была корона, но между краем короны и одеждой не было ничего видно, кроме тусклого блеска глаз, - это был глава Назгулов. Он снова вернулся, вызвав своего крылатого коня, когда Тьма подалась; и вот он снова явился, неся с собой уничтожение, превращая в отчаяние надежду и победу в смерть. И он размахивал большой черной булавой. Однако Теоден еще не был обречен. Рыцари его лежали вокруг мертвые, другие, не сумев справиться с безумством своих лошадей, были унесены ими прочь. Но один из рыцарей оставался здесь - юный Дернхелм, чья преданность была сильнее страха; он плакал, потому что любил своего повелителя, как отца. Мерри, невредимый, прошел рядом с ним через всю атаку, но когда пришла тень, Виндфола в ужасе сбросила Мерри и теперь дико скакала по равнине. Мерри полз на четвереньках, как оглушенное животное, и такой ужас охватил его, что он ослеп и оглох. - Человек короля! Человек короля! - кричало его сердце. - Ты должен остаться с ним. Ты сказал, что он будет тебе, как отец. Но воля его не отвечала, а тело дрожало. Он не осмеливался открыть глаза и взглянуть. Потом сквозь тьму, охватившую мозг, ему послышался голос Дернхелма, но голос это теперь казался странным и напоминал другой, женский, некогда слышанный голос. - Убирайся, гнусная тварь, повелитель падальщиков! Дай мир мертвым! Холодный голос ответил. - Не становись между Назгулом и его добычей! Или он не убьет тебя просто так. Он унесет тебя в Дома Плача, за пределы всякой Тьмы, где плоть твоя будет сожрана, а дрожащий разум предстанет обнаженным перед безвекими глазами. Послышался звон меча, извлекаемого из ножен. - Делай, что хочешь. Но я помешаю, если смогу. - Помешаешь мне? Ты дурак. Ни один живой муж не может помешать мне. И тогда Мерри услышал звук, совершенно необычный для того часа. Дернхелм смеялся, и его ясный голос был подобен звону стали. - Но я не муж! Ты видишь женщину. Я Эовин, дочь Эомунда. Ты стоишь между мной и моим королем и родственником. Убирайся, если ты не бессмертен! Я убью тебя, если ты притронешься к нему. Крылатое существо зарычало на нее, но Дух Кольца не ответил, как бы охваченный внезапным сомнением. Крайнее изумление победило страх Мерри. Он открыл глаза, и тьма покинула его. В нескольких шагах от него находилась огромная птица, и все вокруг нее было во тьме: на ней сидел глава Назгулов, как тень отчаяния. Немного левее, лицом к ним, стояла она, та, кого он называл Дернхелмом. Шлем упал с ее головы, и светлые волосы бледным золотом сверкали на ее плечах. Серые, как море, глаза смотрели твердо и жестоко; на щеках блестели слезы. В руке она держала меч и прикрывалась щитом от ужасных глаз врага. Это была Эовин. В мозгу Мерри вспыхнуло воспоминание о лице, которое он видел, когда уезжал из Дунхарроу, - лицо того, кто лишился надежды и ждет смерти. Жалость заполнила его сердце, и неожиданно проснулась медленно разгоравшаяся храбрость. Он сжал кулаки. Она не должна умереть, такая прекрасная, такая отчаянная! Не должна умереть одна, без помощи! Лицо врага было обращено не к нему, но Мерри по-прежнему не осмеливался двигаться, боясь, что на него упадет взгляд свирепых глаз. Мерри медленно пополз, но черный капитан обратил на него не больше внимания, чем на червя в грязи. Неожиданно крылатое существо взмахнуло крыльями, и поднялся зловонный ветер. Оно поднялось в воздух и с криком упало на Эовин, угрожая клювом и когтями. Она не отступила, девушка из Рохана, дочь королей, хрупкая, но прочная, как сталь, прекрасная, но и ужасная. Она нанесла сильный быстрый удар, искусный и смертоносный. Она ударила по вытянутой шее, и отрубленная голова упала, как камень. Огромное существо упало, раскинув крылья; Эовин отпрыгнула, и на нее упал луч света, волосы ее заблестели в лучах восхода. Высокий и злобный, поднялся черный капитан, возвышаясь над нею. С криком ненависти, оглушившим всех, поднял он свою булаву и ударил. Щит Эовин был разбит, рука сломана, она упала на колени. Он наклонился над ней, как туча, глаза его сверкнули; он поднял булаву, чтобы добить ее. Но неожиданно он тоже пошатнулся с криком боли, булава пролетела мимо Эовин и вонзилась в землю. Это Мерри ударил его мечом сзади, пробил черный плащ и под кольчугой перерезал мышцы могучей ноги. - Эовин, Эовин! - кричал Мерри. Шатаясь, борясь с беспамятством, напрягая последние силы, она подняла меч и ударила под корону, когда широкие черные плечи наклонились к ней. Полетели искры, меч разбился на много осколков. Корона со звоном откатилась в сторону. Эовин упала на своего врага. Но что это? Плащ и кольчуга пусты! Они, съежившись, бесформенно лежали на земле, разорванные и разбитые; и в задрожавшем воздухе послышался крик, перешедший в резкий вой, унесенный ветром, бестелесный крик; этот крик улетел, и больше никто никогда не слышал его в этом мире…»«Властелин Колец: Возвращение короля.»
Однообразный протяжный вопль нескольких голосов, похожий одновременно и на последний стон смертельно раненного существа, и на немелодичное завывание ветра, заглушил на мгновение звон оружия, крики людей, ржание лошадей и прочий шум, сопутствовавший хаосу битвы. Семеро Назгулов одновременно почувствовали смерть своего предводителя - также, как и их Господин, находившийся в паре дневных переходов от места случившегося, и восьмая Улаири, бывшая подле него. Хильмор, резко натянув удила улага, заставил ящера камнем кануть вниз, к тому месту, где еще несколько мгновений назад он ощущал присутствие Короля-Чародея. Кхамул не отстал от принца даже на долю секунды. Голос Властелина набатом ударил в сознании обоих Назгулов, хотя слова его были обращены только к одному: «Нет, сын! Назад! Уже слишком поздно!» Улаири, одержимые желанием мести и слабой невысказанной надеждой: «Может быть, мы ошиблись?», не в силах были, однако, сопротивляться прямому приказу и выровняли полет своих улагов в тот момент, когда черепичные крыши жилых домов Минас-Тирита были совсем рядом - казалось, что стоит протянуть руку, и дотронешься до скрипучего флюгера, наконечником стрелы направленного в небо… «Сражающиеся смешались на полях Пеленнора - высоко поднялся звон оружия, сливаясь с криками людей и ржаньем лошадей. Трубили рога, гремели трубы, ревели мумаки, которых гнали в битву. Под южными стенами города пехотинцы Гондора выступили навстречу легионам Моргула, которые собирались для нападения. Но всадники поскакали на восток на помощь Эомеру. Это были Хурин Высокий, губернатор Кен и повелитель Лоссарнаха, Кирлуин с зеленых холмов и принц Имрахил со своими рыцарями. Но не слишком быстро пришла к рохиррим помощь: счастье изменило Эомеру, и ярость предала его. Его гневный удар опрокинул переднюю линию врагов, и большой отряд всадников прошел сквозь ряды южан, отгоняя их кавалерию и убивая пехотинцев. Но к мумакам лошади не осмеливались подходить, они дрожали и сворачивали в сторону; огромные чудовища были непобедимы, они возвышались, как защитные башни и харадрим собирались вокруг них. И вот наконец харадрим, втрое превышавшие численностью рохиррим, стали брать верх; по полям из осгилиата двигались новые отряды врага. Они собирались там для грабежа города и ждали только сигнала своего капитана. Он был уничтожен, но Готмог, лейтенант Моргула, послал их в битву; и они пошли: люди с востока с топорами, варяги из Кханда, южане в алом, черные люди из дальнего Харада - полутролли с белыми глазами и красными языками. Некоторые из них окружили рохиррим, другие направились навстречу людям Гондора, чтобы помешать им соединиться с Роханом. И вот, в тот момент, когда удача отвернулась от Гондора, послышался громкий крик со стен города. Была середина утра, дул сильный ветер, он унес на север дождевые тучи, ярко светило солнце. И в чистом воздухе часовые увидели зрелище, внушившее им ужас, и последние надежды покинули их. Андуин после изгиба у Хардонда просматривался на несколько миль от города, и люди с острым зрением издалека видели приближающиеся корабли. И, глядя туда, они закричали в отчаянии: на фоне блеска воды они увидели черный флот, подгоняемый ветром. Дромунды, имевшие и паруса и весла, корабли большого водоизмещения со множеством весел и с черными парусами, раздуваемыми ветром. - Пираты Умбара! - кричали люди. - Пираты Умбара! Смотрите! Идут пираты Умбара! Значит, Белфалас пал, захвачены Этир и Лебеннин! Пираты против нас! Это последний из ударов судьбы! И некоторые без приказа, потому что никто не руководил ими в городе, побежали и колоколами ударили тревогу; другие затрубили в трубы сигнал отступления. - Назад за стены! - кричали они. - Назад за стены! Возвращайтесь в город, прежде чем все погибнете! Но ветер, подгонявший паруса, уносил эти крики прочь. Но рохиррим не нужно было передавать тревожную новость. Они сами хорошо видели черные корабли. Ибо Эомер находился всего в миле от Харлонда, и большой отряд врага стоял между ним и гаванью; со всех сторон его обходили враги, отсекая от принца. Он взглянул на реку, и надежда умерла в его сердце, и ветер, который он раньше благословлял, теперь вызывал у него проклятия. Войско Моргула ободрилось и, полное новой ярости, бросилось в атаку. Настроение Эомера изменилось, голова его снова стала ясной. Он приказал трубить в рога, чтобы собрать всех людей у своего знамени: он хотел создать стену из щитов, стоять и бороться, пока не погибнут все и совершить деяния, достойные песен о битве на полях Пеленнора, хотя может быть, на западе не останется ни одного человека, чтобы вспомнить последнего короля Марки. Он подъехал к зеленому холму и установил на нем свое знамя; белый конь, раздуваемый ветром, казалось, бежал. - Отбросив сомнения, как отбросил тьму начавшийся день, Я иду в лучах солнца, с песней, меч мой обнажен. Я иду до конца надежды, до гибели сердца; Иду к гневу, к разрушению, к красной ночи! Такие стихи произнес он, но при этом он смеялся. Снова в нем проснулась радость битвы: он был король. И, взглянув на черные корабли, он поднял меч, бросая им вызов. И тут его охватило удивление и великая радость: он подбросил меч, сверкнувший в лучах солнца, и запел, поймав его. Все посмотрели туда, куда и он: на переднем корабле развернулось большое знамя. На нем пылало белое дерево - это был знак Гондора; а над деревом семь звезд и корона - знаки Элендила, которые люди не видели уже много лет. Звезды пламенели в лучах солнца, ибо были вышиты жемчугом Арвен, дочерью Элронда; корона ярко сверкала, ибо была сделана из мифрила и золота. Так пришел Арагорн, сын Арахорна, Элессар, потомок Исилдура, пришел через тропы смерти, пришел с моря в королевство Гондор; и радость рохиррим выразилась в взрыве хохота, в блеске мечей, а радость города - в музыке труб и звоне колоколов. А войско Мордора оторопело: ему показалось колдовством, что его собственные корабли полны противниками. Черный ужас охватил людей Мордора: они поняли, что судьба повернулась против них, судьба близка. На восток скакали рыцари Дол-Амрота, гоня перед собой врагов: троллей, варягов и орков, ненавидящих солнечный свет. На юг скакал Эомер, и враги бежали перед ним: они оказались между молотом и наковальней. Потому что теперь люди спрыгивали с кораблей на причалы Харлонда и неслись, как буря. Здесь были Леголас и Гимли с топором, и Хальбарад со знаменем, и Элладан, и Элрогир со звездами на лбу, и суровые дунаданы, следопыты севера, ведущие за собой большое войско Лебеннина и Ламедона - южных областей Гондора. А перед всеми шел Арагорн с пламенем запада - Андрилом, горящим огнем, восстановленным Нарсилом, смертоносным, как и в древности - на лбу его горела звезда Элендила. И, наконец, Эомер и Арагорн встретились в центре битвы; опираясь на мечи, они взглянули друг на друга и обрадовались. - Вот мы и встретились вновь, хотя все войска Мордора разделяли нас, - сказал Арагорн. - Разве я не говорил этого в Хорнбурге? - Так вы говорили, - сказал Эомер. - Но надежды часто обманывают, а я и не знал, что вы и есть человек, предсказанный пророком. Но дважды благословенна неожиданность, и никогда не была встреча друзей более радостной. - Они пожали руки. - И помощь более своевременная, - добавил Эомер. - Но вы пришли не очень скоро, мой друг. Много потеряно, и большая печаль выпала нам. - Тогда давайте мстить за нее, а не разговаривать, - сказал Арагорн, и они вместе поскакали в бой. Им предстояла еще жестокая схватка и долгая работа: южане были храбрыми людьми, а отчаянное положение еще усилило их ярость; а люди востока были сильны и опытны в военном деле и не просили пощады. То тут, то там, у сожженной фермы или амбара, на холме или вокруг кургана, под стеной или в поле, они собирались и сражались, пока не подошел к концу день. Наконец солнце зашло за Миндолуин, заполнив все небо огромным заревом, так что холмы как бы залило кровью; огонь отражался в реке, и трава Пеленнора краснела перед приходом ночи. В этот час закончилась великая битва на полях Пеленнора; и ни одного живого врага не осталось внутри Риммаса. Все были убиты или утонули в красной пене реки. Мало кто вернулся в Моргул или в Мордор, а в землю харадрим пришли только отдаленные слухи - рассказы о гневе и ужасе Гондора.»«Властелин Колец: Возвращение короля.»
Гхаш, находившаяся подле Повелителя, ощутила смерть Моргула не совсем так, как остальные семеро Улаири, захваченные горячкой битвы. Для нее он не ушел мгновенно, как виделось братьям: еще минут десять-пятнадцать она ощущала его присутствие в мире живых. В первый миг Гхаш не поверила в происшедшее: как можно убить бесплотного призрака? Потом ужаснулась, вопреки своим мыслям, чувствуя уход Первого. Он умер не мгновенно. Лишь материальной плоти можно было нанести смертельный урон одним точным ударом, призрачная же плоть Улаири, не знающая физических ограничений и тления, распадалась медленно, шаг за шагом, ступень за ступенью, рассеиваясь по крупицами серым туманом в эфире мироздания. Саурон сидел в высоком кресле, опершись локтями о письменный стол и закрыв лицо ладонями, и Гхаш откуда-то знала: Моргул еще и сейчас, когда она сама уже не слышит его, не ушел окончательно, и Повелитель говорит с ним. С безрассудной стремительностью, которая приходила к ней в перломные моменты, Третья, не испросив разрешения, слила своего сознание с сознанием Саурона. «…Нет, Повелитель мой. Эта свобода долгожданна, и я воспользуюсь ею. Я ухожу.» «Ты бросишь меня сейчас, когда один неверный шаг может решить победу мою или поражение?!» «Прощай, Повелитель…» Вмешательство Гхаш в беседу Саурон заметил мгновенно, и женщина отшатнулась от жара багровой ярости, вспыхнувшей в сознании Властелина из малой искорки гнева. Она попыталась объяснить, что подслушивала не из простого любопытства, но увидела Моргула так, как его видел Владыка Мордора - внутренним зрением Майя. Король расслаивался, рассыпался, увядал, таял… Гхаш рванулась за ним, уже понимая, куда приведет Первого следующий виток дематериализации. «Король! Постой!» …Порывы ветра треплют полы черных плащей, порой они столь сильны, что грозят свалить тебя носом в острое крошево камней на земле, и устоять можно, лишь широко расставив ноги. Свет неба, залитого заревом пожара, искажает цвета. Скрип изглоданных деревьев режет слух. Король-Чародей, придерживая полы плаща, норовившего надуться колоколом, и чуть сгорбившись, шел против ударов ветра, к радужному куполу, искрившемуся на горизонте. Не слишком быстро шел, но и не задерживался - как всегда, он без колебаний осуществлял принятое решение. Гхаш бросилась за ним бегом. Пару раз не удерживалась на ногах, поскальзывалась и падала, но поднималась и продолжала бежать. Ветер закрывал ей глаза прядями ее же собственных растрепанных волос. Волосы лезли в нос и в рот, она отплевывалась, убирала их за уши… - Остановись же, Король! Пара слов!.. Он остановился перед стеной радужного купола. Мгновение поколебался, взглянул через плечо на Гхаш, потом за грань купола и присел на ближайший валун. Гхаш спешила, боясь, что он передумает и уйдет - сделает последний шаг, так и не выслушав ее. Но он дождался. Запыхавшаяся, она остановилась подле него, с трудом удерживая равновесие под шквальными порывами ветра. Моргул молча смотрел на женщину, и черты лица его, не привыкшие к богатству мимики, сейчас выражали какое-то сложное, многогранное чувство, для которого Гхаш никак не удавалось подобрать определения. Первый коротко вздохнул и похлопал ладонью в пластинчатой латной перчатке по гладкому крутобокому скату валуна радом с собой. Металл лязгнул о камень. - Садись, Гхаш, - предложил он. - Что ты хотела спросить? Она села, перевела дух. Подняла на Первого глаза, в которых плескались непонимание и страх. Выдохнула: - Почему? Брат мой, почему?! Он отвел взгляд, но не достаточно быстро. Гхаш успела поймать отражение глухой, удушливой тоски в черных зрачках. - Что «почему», Третья? Почему так случилось? - И это тоже! Но, прежде всего: почему ты уходишь? И не говори мне, что спрашивать об этом я не имею права!.. Моргул смотрел в сторону. - У меня нет выбора, Гхаш. Вы, Восемь, присягали Повелителю безо всяких условий, я же поставил одно, когда брал Кольцо… Женщина недоверчиво фыркнула: - Ты что же… хотел смерти? - Да. Когда-нибудь. Все должно иметь свой конец, даже служение. Это закономерно. Гхаш развернулась к Моргулу всем корпусом, но он сидел вполоборота, не глядя на нее. - Это дерьмо, от которого за милю разит дурацкими принципами Верных, их рабской покорностью, - женщина нарочито расхохоталась, подавилась порывом ветра, ударившего ей в лицо, закашлялась и закончила: - …судьбе! При чем тут закономерность?! Моргул смотрел за радужный купол. Гхаш не видела его лица, и мысль, что небытие может притягивать Первого, пугала ее. - Философия, теология… Все эти споры - совсем не то, зачем ты пошла за мной, Гхаш. Верно? - Отчего же?! - распалилась она, и цепко впилась пальцами в его локоть, заставляя обернуться к себе. - Если подобная дурь заставила тебя лишиться рассудка, я буду говорить именно об этом! Он все-таки повернулся к ней. Аккуратно отцепил от себя ее руку и осторожно потер локоть, болезненно нывший после цепкого захвата пальцев. - Не надо, Гхаш. Если бы у меня были сомнения, Повелитель остановил бы меня. Почему ты думаешь, что сможешь переубедить меня, когда я не послушал его?.. Вопрос кольнул Гхаш. Почему?.. Она не думала, она действовала. Остановить Моргула, вернуть его было ее целью. Если бы она задумалась хотя бы на мгновение о том, что не удалось Властелину, она не решилась бы последовать сюда вслед за Первым. Гхаш искусала губы, ища ответ, но он пришел сам в тот момент, когда она уже отчаялась. - Я не хочу переубеждать тебя. Выбор можешь сделать только ты сам. Но я не плохо знаю тебя, Король, признай это… Я вижу, что ты и сам не хочешь уходить. Я вижу, что решение твое уйти не чистосердечно, потому ты и медлишь, потому и разговариваешь со мной. Ты хочешь остаться, и гонишь себя за Грань только усилием воли. Лучший ли это вариант?.. Теперь он взглянул ей в глаза, и Гхаш поежилась от того холода, которым тушил Король-Чародей искорку надежды, стремившуюся вырасти в его душе до размеров осознания. - Ты видишь мои потаенные желания, Третья? - переспросил он насмешливо. - Занятно! Почему же я не знаю об их существовании? - Потому что ты лжешь себе! - выкрикнула женщина, отшатнувшись на миг и снова пойдя в атаку: - Я не знаю, что держит тебя на Арде: верность ли Господину, заклятия ли его, вложенные в Кольцо, привязанность ли к нам, восьми: не смей врать, что ее не существует!.. незаконченные дела, сознание власти и ощущение своей нужности, которые можешь теперь потерять, я не знаю! Но я четко знаю одно - ты не хочешь уходить, Первый, ты хочешь остаться! Гнев и радость (радостный гнев? гневная радость?) полыхнули в темных глазах. Моргул соскочил с валуна и встал напротив Гхаш. Поза его была почти угрожающей. - Даже если бы ты была права, Третья, этот разговор бессмысленен. Я не могу остаться! - И почему же? Почему?! - Я уже мертв, Гхаш. Не жив. И не не-мертв. Просто мертв. Я уже не Назгул. Гхаш тоже спрыгнула с валуна и шагнула к Королю-Чародею. - Вот как? А я по-прежнему узнаю тебя, и знаю, что под перчаткой Кольцо на пальце твоем. Его сила еще не отнята у тебя! Моргул отступил на шаг - ближе к грани радужного купола. Он склонил голову и снова не смотрел на женщину. Ответил отрывисто, сквозь стиснутые зубы: - Довольно, Гхаш. Хватит. Ты говоришь о том, чего не понимаешь. - Так объясни мне! Он молчал больше минуты. Стоял неподвижно. Наверное, он подозревал, что если сделает хотя бы движение в сторону купола, Гхаш предпримет все возможное, чтобы не дать ему уйти: ударит ли заклятиями, достанет ли оружие или просто повиснет на нем, вцепившись мертвой хваткой и не давая сдвинуться с места. Третья не была уверена в том, что ей удастся справиться с Первым Кольценосцем в открытом противостоянии, но она была готова попытать удачу. Моргул окинул взглядом высокую фигуру Гхаш, казавшуюся хрупкой лишь тем, кто не ведал границ ее силы. На какой-то момент он даже усомнился: а сможет ли он сам справится с лучшей ученицей Черного Майя, пусть никто никогда и не называл так эту женщину. Дрогнул и отогнал сомнения. Сумеет. Вот только не хотелось бы драки… - Похоже, мне не уйти отсюда, не накормив тебя манной кашкой очевидных истин! - губы его исказились, он насмехался над ним двумя, а не над ней одной. - Хорошо, я объясню тебе то, чего ты не захотела понять сама. У меня больше не тела, Гхаш, тела хотя бы относительно материального. Моя душа была разрушена слой за слоем, остался лишь дух - ядро мой сущности. Здесь, в этой прослойке мироздания нашего мира, мое разрушение задержано лишь по одной причине: этот мир порожден Черной Магией, он создан Властелином в тот момент, когда откованы были Кольца. Существование этой прослойки бытия связано с нами, с Назгулами. Этот мир был сотворен для нас! Он охраняет меня, как последний щит, от окончательной смерти. Души обычных людей уходят за Грань, минуя его, но мне Некрос предоставил защиту - последнюю, Гхаш! Каждый камень, каждое дерево и это горящее небо, Гхаш, помнят речитатив моих заклятий, знают того, кто подкармливал их веками, кто помогал продлить их существование!.. Они защищают меня. Но я не могу сидеть в этом коконе до Второй Музыки Айнур! Я не могу вернуться в реальность плотного мира, Гхаш, так что же мне влачить свое существование в этой пустоши вечность?! Я бессилен влиять на реальность Арды, лишь здесь при мне моя сила. Я бесполезен Властелину, пусть даже ты и права - здесь и сейчас я по-прежнему Назгул. А теперь подумай, Гхаш: вечность бездействия и бессилия или смерть и миры, что лежат за нею - что лучше?.. Я выбрал второе. Плечи Гхаш давно уже поникли, из позы ушла агрессивность. Женщина стояла, понурив голову и разглядывая пыль и каменное крошево у себя под ногами, кутаясь в плащ. Ответила она после недолгой паузы, негромко, размеренно и бездушно: - Да, теперь мне многое стало понятней. Но, знаешь, Моргул, Повелитель не предлагал бы тебе остаться, если бы у тебя не было такой возможности. Возможность есть. Какая? Не знаю, но она есть, это точно. Почему-то ты отвергаешь ее. Почему? Не мое дело. Я сейчас уйду. Осуществляй твой выбор, если ты решился. На прощание скажу только - едва ли тебя существенно волнует мое мнение, и все же: - если ты шагнешь за Грань сейчас, не попытавшись отыскать иного решения, я назову тебя предателем и трусом… Трусом потому, что не приложил ты никаких усилий для обретения желаемого, испугался трудностей, выбрал легкий и очевидный путь, пойдя на поводу у слабодушия или глупости, проявленных тобой в юности… Предателем же… Я думаю, это не нужно конкретизировать. Мне останется только пожалеть того, кого еще недавно я считала честью называть своим братом. Прости, но большего возмездия я не могу придумать тому, кого считала равным - тому, в ком столь сильно ошибалась… Гхаш отступила на пару шагов назад. Моргул стол молча, взгляд его был устремлен внутрь себя. Он никак не отреагировал на ее движение... Гхаш канула обратно, в призрачную плоть души Улаири, и, едва пробудившись, дрогнула: Повелитель сидел на полу рядом с ней и держал ее прозрачную руку в своих ладонях. - Он ушел? - вопрос был безэмоциональным и напоминал скорее констатацию факта. Гхаш заворочалась и села, ощутив под собой деревянное покрытие пола. - Не знаю. Я оставила его наедине с его собственными терзаниями, Господин мой. Саурон резко поднялся с колен и отошел к камину, плевавшемуся синими искрами поверх витой решетки экрана. - Значит, ушел. - Может, и нет… - Посмотрим. Саурон смотрел в пламя камина. Гхаш молчала, не зная, как сформулировать ей вопрос: Ты что же не чувствуешь, не видишь его, Повелитель мой? Разве он ныне вне твоей власти?.. Или ты оставляешь на собственный его произвол этот выбор? Или не можешь помешать ему?.. Но она так и не оформила чувства в слова, не задала вопроса, лишь поднялась на ноги, подошла и встала рядом, коснувшись плечом плеча Черного Майя.* * *
«Становилось холодно. Утром снова поднялся ветер, но на этот раз он дул с востока и вскоре стал довольно сильным. Все ночные наблюдатели исчезли, земля казалась пустой. К северу, среди отвратительных ям лежали первые груды и холмы шлака, разбитых камней и сожженной земли - рвота Мордора; на юге теперь уже гораздо ближе возвышался Кирит-Горгор; были видны черные ворота и две башни-зуба по обе стороны их. В последнем переходе капитаны свернули со старой дороги, изгибающейся на восток, избегая опасности, таящейся в холмах, и теперь приближались к Мораннону с северо-запада, как это сделал и Фродо. Две огромных железных створки черных ворот под хмурящейся аркой были прочно закрыты. На укреплениях ничего не было видно. Все молчало, но выжидало. Итак, они подошли к концу своей безумной затеи и стояли заброшенные и маленькие, в сером свете раннего дня перед башнями и стенами, которые их армия не смогла бы преодолеть, даже если бы они привезли с собой осадные машины, а у Врага не было других сил, кроме охраны этих ворот. Но они знали, что все холмы и скалы вокруг Мораннона были полны скрытыми врагами, а затененные углубления за воротами были просверлены и полны дьявольскими изобретениями, и, стоя перед воротами, они видели, как парят над зубами башен Назгулы, как грифы; и они знали, что за ними следят. Но враг по-прежнему не подавал признаков жизни. У них не оставалось выбора, кроме продолжения игры до конца. Поэтому Арагорн поставил войско в удобную позицию, разместив его между двумя холмами опаленного камня, нагроможденными руками орков за годы работы. Перед ними к Мордору уходило похожее на ров большое болото с парящей грязью и дурно пахнущими лужами. Когда все было приведено в порядок, капитаны поехали вперед к черным воротам в сопровождении большого отряда всадников, со знаменем, с герольдами и трубачами. Здесь были Гэндальф и Арагорн с сыновьями Элронда, и Эомер Роханский, и Имрахил; Леголаса, Гимли и Перегрина тоже попросили ехать, чтобы все враги Мордора могли быть свидетелями происходящего. Они подъехали на расстояние крика к Мораннону, развернули знамя и затрубили в трубы; герольды встали и закричали: - Выходите! Пусть выходит Повелитель Черной Земли! Над ним будет свершен суд. Ибо он вероломно напал на Гондор и разорил его земли. Король Гондора требует, чтобы он ответил за свои злодеяния. Выходите! Наступило долгое молчание, со стен и от ворот в ответ не слышалось ни звука. Но у Саурона был свой план, и он хотел вначале поиграть с мышью, а уж потом убить ее. И вот, когда капитаны уже хотели возвращаться, тишина неожиданно прервалась. Послышался рокот больших барабанов, как бы гром в горах, а затем рев рогов, который потряс, казалось, камни и оглушил людей. Средняя дверь черных ворот со звоном отворилась, и появилось посольство Башни Тьмы. Впереди на черной лошади возвышалась высокая зловещая фигура; лошадь была огромна и отвратительна. Морда ее напоминала пугающую маску в виде черепа, а не живую голову, а в глазницах и в ноздрях пылало пламя. Всадник был одет в черное, и у него был высокий черный шлем. Но это был не Дух Кольца, а живой человек. Это был лейтенант башни Барад-Дура, и имя его осталось неизвестным, и он сам забыл его и говорил о себе: "я - голос Саурона". Говорили, что это предатель, происходивший из расы черных нуменорцев; они поселились в Средиземье в годы господства Саурона и преклонялись перед ним, очарованные его злыми знаниями. И он поступил на службу Башни Тьмы, когда она восстала вновь, и благодаря своей ловкости заслужил расположение своего Повелителя; и он овладел волшебством и хорошо узнал характер Саурона; и он был более жесток, чем любой орк. Именно он выехал из ворот и с ним был небольшой отряд солдат в черной одежде и единственное знамя, черное, но с горящим изображением красного злого глаза. Он остановился в нескольких шагах от капитанов запада, осмотрел их сверху до низу и рассмеялся. - Обладает ли у вас кто-нибудь достаточной властью, чтобы говорить со мной? - спросил он. - Или хотя бы имеет достаточно разума, чтобы говорить со мной? Но ты, во всяком случае, - усмехнулся он, с презрительной улыбкой оборачиваясь к Арагорну. - Чтобы стать королем, нужно что-то большее, чем кусок эльфийского стекла или подобный сброд. Любой разбойник с холмов был бы лучшим королем! Арагорн ничего не ответил, но их взгляды встретились, и мгновение они стояли так; и хотя Арагорн не двинулся и не брался за оружие, его противник дрогнул и отшатнулся, как от удара. - Я герольд и посол, на меня нельзя нападать! - воскликнул он. - Там, где исполняют этот закон, - вмешался Гэндальф, - существует также обычай, чтобы послы были менее высокомерными. Но никто не угрожает вам. Вам нечего опасаться, пока ваше поручение не выполнено. Но если ваш хозяин не обрел новой мудрости, тогда вы со всеми его слугами находитесь в большой опасности. - Так! - сказал посол. - Значит, это твое дело, седобородый старик? Разве не слышали мы о тебе и о твоих блужданиях, о заговорах и помехах на безопасном расстоянии? Но на этот раз ты сунул свой нос уж слишком далеко, мастер Гэндальф; и ты увидишь, что происходит с теми, кто вмешивается своим глупым рассудком в дела Саурона Великого. И у меня есть кое-что, что я должен показать тебе - тебе в особенности, раз ты осмелился прийти. Он сделал знак одному из солдат, и тот выступил вперед с узлом черной материи. Посол развернул материю, и, к удивлению и отчаянию всех капитанов, он показал им вначале короткий меч, которым был вооружен Сэм, затем серый эльфийский плащ с эльфийской брошью и, наконец, кольчугу из мифрила, которую носил под одеждой Фродо. Тьма застлала их глаза, и в следующий момент молчания им показалось, что их сердца умерли, а последняя надежда исчезла. Пиппин, стоявший за принцем Имрахилом, шагнул вперед с криком горя. - Молчание! - строго сказал Гэндальф и оттащил его назад, но посол громко рассмеялся. - Значит, с вами еще один из этих чертенят! - воскликнул он. - Какая вам польза от них, я не знаю: но посылать их в Мордор как шпионов, превышает всякое наше представление о глупости. Но все же я его благодарю: теперь ясно, что это отродье уже видело эти вещи, и вы теперь напрасно стали бы отрицать это. - Я и не хочу отрицать, - сказал Гэндальф. - Я знаю их и знаю их историю, чего вы, грязный рот Саурона, несмотря на свои насмешки, не можете о себе сказать. Но зачем вы принесли это сюда? - Кольчуга гнома, плащ эльфа, меч давно погибшего Запада и шпионы из маленькой крысиной земли Удела - ну, не нужно! Мы хорошо их знаем. Может, тот, кто носил эти вещи, вам дорог, может, вам не хотелось бы его потерять. Если так, то принимайте быстрее решение своим жалким разумом. Ибо Саурон не любит шпионов, и его судьба зависит теперь от вашего выбора. Никто не ответил ему: но он увидел, как посерели их лица от ужаса, и снова громко засмеялся: ему казалось, что дело идет хорошо. - Хорошо, хорошо! - сказал он. - Он дорог вам, я вижу. И его дело такое, что вам не хотелось бы, чтобы он потерпел поражение. Да, это так. А теперь ему придется выдерживать медленную пытку, такую медленную, какую только позволяет искусство великой башни. И ничто его не освободит, разве что когда он будет окончательно сломан, он придет к вам, и вы увидите, что сделали. Так и будет - если только вы не примете условия моего Повелителя. - Назовите условия, - спокойно сказал Гэндальф, но стоявшие рядом видели гнев на его лице, и он казался старым и сморщенным, согнутым и потерпевшим поражение. И они решили, что он примет условия. - Вот они, - ответил посол и улыбнулся, оглядывая их одного за другим. - Сброд Гондора и его обманутые союзники должны немедленно отступить за Андуин, вначале дав клятву никогда больше не нападать с оружием на Саурона Великого открыто или тайно. Все земли к востоку от Андуина отныне и навсегда будут принадлежать исключительно Саурону. Земли к западу от Андуина до туманных гор и прохода Рохана будут платить дань Саурону, люди здесь не имеют права носить оружие, но могут сами решать свои внутренние дела. Но они должны будут восстановить Изенгард, который они бессмысленно разрушили; Изенгард будет принадлежать Саурону, и в нем поселится его лейтенант - не Саруман, но более достойный доверия. Глядя в глаза послу, они прочли его мысль. Он будет этим лейтенантом, и все, что останется на западе, попадет под его пяту: он будет их тираном, а они - его рабами. Но Гэндальф сказал: - Это слишком большие требования за освобождение одного слуги. Ваш хозяин хочет получить взамен то, что ему иначе пришлось бы завоевывать. Или поля Гондора ослабили его надежду на победу в войне, и он начал торговаться? И если мы действительно ценим этого пленника так высоко, что помешает Саурону, главному предателю, и на этот раз сыграть свою роль? Где этот пленник? Пусть его приведут и отдадут нам, и тогда мы обсудим требования. Казалось, что Гэндальф, внимательно следя за своим врагом, нанес ему сильный удар, и посол на мгновение потерял дыхание; но затем он снова засмеялся. - Не перекидывайся словами в своем высокомерии с Голосом Саурона! - воскликнул он. - Ты говоришь глупости! Саурон ничего не дает. Если вы просите его о снисходительности, то сначала должны выполнить его требования. Вы слышали его условия. Принимайте их или отвергайте. - Вот что мы примем! - неожиданно сказал Гэндальф. Он откинул свой плащ, и белый свет сверкнул, как меч в темном месте... Прежде, чем посол смог отвечать, Гэндальф отобрал у него вещи: кольчугу, плащ и меч. - Мы примем это в память о нашем друге! А что касается условий, мы отвергаем их полностью. Уходите, ибо ваше посольство окончено и смерть близка к вам. Мы пришли сюда не для того, чтобы обмениваться словами с проклятым предателем Сауроном, а тем более с одним из его рабов. Убирайся! Посол Мордора больше не смеялся. Лицо его исказилось от удивления и гнева и стало похоже на морду хищника, который устремился к добыче и получил палкой по пасти. Гнев наполнял его, бессмысленные звуки ярости вылетали из него. Но он посмотрел на суровые лица капитанов, на их смертоносные глаза, и страх победил в нем гнев. Он громко крикнул, развернул свою лошадь, и весь отряд дико поскакал назад к Кирит-Горгору. Солдаты дунули в свои рога, подавая условный сигнал; и еще до того, как они доскакали до ворот, Саурон защелкнул свою ловушку. Забили барабаны, взметнулись огни, большие двери черных ворот широко распахнулись. Оттуда быстро, как вода из поднятого шлюза, выходило большое войско. Капитаны поскакали назад, и войско Мордора испустило насмешливый крик. Пыль поднялась в воздух, поблизости двинулась армия жителей востока, ждавшая сигнала в тени Эред-Литуи за дальней башней. От холмов с обеих сторон от Мораннона двигались бесчисленные орки. Люди запада оказались в ловушке, и вскоре их лагерь окружило кольцо врагов в десять раз и больше, чем в десять раз, превышавшее их число. Саурон принял предложенную приманку в стальные челюсти. Мало времени было у Арагорна для организации сопротивления. На одном холме стоял он с Гэндальфом, и здесь прекрасно и отчаянно было поднято знамя с деревом и звездами. На другом холме стояли знамена Рохана и Дол-Амрота - белый конь и серебряный лебедь. На каждом холме воины построились кругом, глядя во все стороны и ощетинившись копьями и мечами. Но в направлении Мордора, откуда должен был прийти главный удар, стояли слева сыновья Элронда с дунаданцами, а справа - принц Имрахил и люди Дол-Амрота, высокие и прекрасные, а также гвардейцы башни стражи. Дул ветер, пели трубы, свистели стрелы, но солнце опустившееся к югу, затянулось испарениями Мордора и сверкало сквозь дымку, отдаленное, тускло-красное, как будто наступил конец дня и, может быть, конец всего светлого мира. И из сгустившейся дымки вылетели Назгулы, своими холодными голосами издавая крики смерти; и всякая надежда погасла. <…> …Тут нападавшие ударили в них. Орки, задержавшиеся из-за болота, остановились и пустили в обороняющихся тучи стрел. Сквозь толпы орков вперед вышли, ревя, как звери, горные тролли Горгорат. Они были выше и шире людей и одеты только в сети из роговых чешуек; а может, это была их отвратительная шкура; они были вооружены огромными черными круглыми щитами и тяжелыми молотами. С ревом побрели они вброд через болото. Как буря, ударили они в линию людей Гондора, и удары лезвий о шлемы и копий о щиты зазвучали, как удары в кузнице, где куют горячее железо. <…> …Блеснул красный свет, и вот на самом краю пропасти, у самой щели судьбы стоял Фродо, черный на фоне зарева, напряженный, прямой и неподвижный, как будто превратившийся в камень. - Хозяин! - закричал Сэм. Фродо шевельнулся и заговорил ясным голосом, более ясным и сильным, чем Сэм когда-либо слышал; этот голос заглушил гул горы судьбы, поднялся до самого свода. - Я пришел, - сказал Фродо. - Но я не сделаю того, для чего пришел. Кольцо мое! И неожиданно, надев его на палец, исчез из вида. Сэм разинул рот, но крикнуть не успел: в тот же момент произошло множество событий. Что-то яростно ударило Сэму в спину, и ноги его подкосились, он полетел в сторону и ударился головой о каменный пол. Черная фигура пролетела мимо него. Он лежал неподвижно, на мгновение все покрылось мраком. Далеко отсюда, когда Фродо объявил Кольцо своим и надел его на палец, в самом сердце королевства Саурона, власть в Барад-Дуре была потрясена, и башня дрогнула от основания до гордой вершины. Повелитель Тьмы неожиданно узнал о нем, его Глаз пронзил все тени и увидел через всю равнину дверь и щель; в мгновение ока ему открылась вся глубина его заблуждений, и удушливый страх, как черное облако, поднялось в нем. Он знал, какая смертельная угроза нависла над ним. Его мозг сразу отвернулся от политики, от сетей страха и предательства, от всех стратегий и войн; по всему королевству пробежала дрожь, рабы его дрогнули, армии остановились, капитаны застыли, лишенные воли, беспомощные и дрожащие. Они были забыты. Весь его разум, вся мощь, которой он владел, устремилась к горе. По его приказу с пронзительным криком быстрее ветра Назгулы, духи Кольца, устремились на юг, к Горе Судьбы.»«Властелин Колец: Возвращение короля.»
«Кольцо!» Это был не зов, не приказ - в одно слово были вложены надрыв устремления, ярость и отчаяние, надежда и гнев. Восемь Назгулов не услышали голоса Повелителя, удар его воли был настолько велик, что они приняли посыл его, как собственное желание, и развернули улагов к горе. Содрогалась земля. Ородруин клокотал, выплевывая первые фонтанчики лавы, струйки ее бежали по склонам, оплавляя камень. «Сэм встал. У него кружилась голова, и кровь из раны на лбу заливала глаза. Он пошел вперед и увидел странное и ужасное зрелище. Горлум на краю пропасти боролся, как безумный, с невидимым врагом. Он раскачивался взад и вперед, то подходя так близко к краю, что чуть не падал туда, то отодвигаясь дальше, падая на землю, вставая и снова падая. Он свистел, но не говорил ни слова. Огни внизу проснулись в гневе, сверкнул красный свет, вся пещера наполнилась сиянием и жаром. Неожиданно Сэм увидел, как длинная рука Горлума протянулась ко рту, блеснули белые клыки и щелкнули. Фродо испустил крик. Он стоял на коленях на самом краю пропасти. Горлум, танцуя, как безумный, поднимал кверху откушенный палец с надетым на него Кольцом. Оно сияло живым огнем. - Сокровище, Сокровище, Сокровище! - кричал Горлум. - Мое Сокровище! О, мое Сокровище! - Глаза его не отрывались от добычи, он сделал неверный шаг, пошатнулся на краю пропасти и упал с криком. Из глубины донесся его последний вопль: - Сокровище!»«Властелин Колец: Возвращение короля.»
Гхаш не слышала братьев, лишь мелькнул впереди плащ Хильмора, ведшего своего улага в пике. Она была уже рядом с горой. Гнев и ужас Властелина гнали ее в пекло, не давая ни секунды размышлений. И она рухнула вниз, не чувствуя жара, от которого вспыхнул огнем ее плащ, не слыша визга улага, пытавшегося повернуть назад, не замечая его судорог. …Поймать! Поймать, Кольцо!.. Одна только мысль билась в сознании. А потом… Миг, и все изменилось. Она ощущала рядом братьев, но не так, как чувствовала их обычно, а так, как видела она Моргула, уходившего за грань бытия. И себя не узнавала она: огонь Ородруина проплавил призрачную плоть и обнажил то тело души, что стояло за нею. Но и оно уже тлело… И все же Гхаш, стоя у последней грани существования, не взирая на жар вулкана, уничтожавшего само ее существо, искала лишь одного - способа выполнить последний приказ Властелина. Гибли тонкие тела, ступень за ступенью проплавляемые магмой, но эфемерная плоть каждого из отгоревших тел несла на своем пальце узкое кольцо с лиловой вязью рун по ободку. И, прежде чем поняла Гхаш (впрочем, на этом уровне жизни у нее уже не было понимания), она призвала в себя, заглотила часть мощи расплавленного Кольца Всевластья, что дыбила ныне землю и пробудила Ородруин. Заглотила, впитала, приковала цепями к ядру неподверженного тлению духа, забрала, защитила, прикрыла… и потянулась за новой порцией. Семеро оказались рядом: они собирали, консервировали, впитывали и сохраняли исторгнутую силу Кольца Всевластья. Но они не успевали вобрать в себя все, и трещинами раскалывалось жерло вулкана, тряслась земля, и живой огонь, требующий пищи, заливал Горгорат маревным озером… «Послышался гулкий рев, языки огня лизнули своды. Гора затряслась. Сэм подбежал к Фродо, подхватил его на руки и оттащил от края. И здесь, на темном пороге Саммат-Наур, высоко над равнинами Мордора, его охватило такое удивление и такой ужас, что он стоял забыв обо всем и окаменев. Он видел клубящиеся облака, и в их середине башни и укрепления, высокие, как горы, возвышающиеся над неизмеримыми подземельями; огромные дворцы и тюрьмы, безглазые тюрьмы, крутые, как утесы, зияющие ворота из стали и адаманта. Потом все исчезло. Башни упали, стены обрушились и растаяли, поднялись с ревом столбы дыма и пара. И вот за многие мили долетел рев, грохот, гул, земля дрогнула, равнина покрылась трещинами, из Ородруина вырвались огни. Небо разразилось громом и молниями. Вниз, как свистящие хлысты, упали потоки черного дождя. И в самом сердце бури, с криком, пронзавшим сердца, разрывая в клочья облака, ринулись Назгулы. Охваченные пламенем, они падали камнем, сморщиваясь и исчезая. Навсегда.»«Властелин Колец: Возвращение короля.»
Дрогнул фундамент Барад-Дур. Брызжа каменным крошевом, обламывались зубцы Черной Башни. В страхе бежали орки и люди, но негде им было искать прибежища на залитой лавой равнине. Толстые стены, тронутые паутинкой трещин, дрожали от рева близкого к Башне вулкана. Секунды?.. Минуты?.. И Барад-Дур рухнула, погребая под глыбами стен своих всех тех, кто не успел скрыться. От стеллы башни, пронзавшей облака, вниз, к оплавленному лавой фундаменту, осела черная твердыня, окутанная облаком мелкой пыли… «Вокруг холмов все было покрыто войсками Мордора. Капитаны запада шли по дну в бушующее море. Солнце светило багровым светом, и от крыльев Назгулов тень смерти упала на землю. Арагорн стоял под своим знаменем, молчаливый и строгий, как будто погрузившись в мысли и воспоминания о далеком прошлом; глаза его сверкали ярче звезд в глубине ночи. На вершине холма стоял Гэндальф, белый и холодный, и ни одна тень не падала на него. Атака Мордора разбилась, как волна, об осажденные холмы, голоса ревели, как прибой среди утесов. Как будто увидев что-то неожиданное, Гэндальф шевельнулся; повернувшись к северу, он взглянул на бледное ясное небо. Потом поднял руки и громким голосом, перекрывающим шум битвы, крикнул: - Орлы летят! И много голосов подхватило его крик: - Орлы летят! Орлы летят! Войско Мордора смотрело вверх, гадая, что может значить этот знак. Летел Гвайхир, крылатый владыка, и Лендровал, его брат, самый большой из всех орлов севера, могущественный из потомков старого Торондора, который строил свои гнезда на недосягаемых вершинах Кольцевых гор, когда Средиземье было молодо. За ними быстрой длинной линией летели их подданные с северных гор, поднимая крыльями ветер. Прямо на назгулов устремились они, резко опускаясь с высоты, и ветер от их крыльев налетел на землю, как буря. Но Назгулы неожиданно повернули, бежали и исчезли в тени Мордора, услышав внезапный ужас призыва Башни Тьмы; в тот же момент войско Мордора дрогнуло, страх и сомнение пронзили сердца солдат, их смех замер, руки задрожали. Власть, которая их толкала вперед, наполняла ненавистью и яростью, дрогнула, ее воля отвернулась от них; глядя в глаза своих врагов, они увидели в них смерть и ужаснулись. Тогда все капитаны запада громко закричали, их сердца исполнились новой надеждой в самом центре тьмы. С осажденных холмов рыцари Гондора, всадники Рохана, дунаданы Севера ударили по дрогнувшему врагу, пронзая неприятеля острыми копьями. Но Гэндальф поднял руки и еще раз крикнул ясным голосом: - Стойте, люди запада! Стойте и ждите! Это час судьбы. И в этот момент земля у них под ногами дрогнула. Потом высоко над башнями черных ворот, высоко над горами поднялся черный столб, обвитый огнем. Земля стонала и тряслась. Башни зубов закачались и обрушились, могучие бастионы рухнули; черные ворота превратились в развалины; издалека то затихая, то вырастая, вздымались до облаков. Донесся гулкий рев, грохот, гул, и долгое раскатистое эхо ответило ему. - Настал конец королевства Саурона! - сказал Гэндальф. - Хранитель Кольца завершил свой поиск. Капитаны взглянули на юг, на землю Мордора, и им показалось, что там поднялась огромная черная фигура, увенчанная молниями, и заполнила собой все небо. Невероятно возвысилась она над миром, протянув на запад угрожающие руки, ужасные, но бессильные. И когда она наклонилась к ним в угрозе, подул сильный ветер и развеял ее по небу. Наступила тишина. Капитаны склонили головы; а когда подняли их, враги бежали, и власть Мордора рассыпалась, как пыль по ветру. Как муравьи, когда смерть обрушивается на их раздувшееся жилище, сходят с ума, бесцельно бегают взад и вперед и умирают, так и создания Саурона: орки, тролли, укрощенные заклинаниями звери - безумно бежали туда и сюда; одни убивали себя, другие бросались в ямы, с криками бежали прятаться в норы и темные проходы. Но люди Харада, жители востока и юга, увидели свое поражение войне и великую мощь и славу капитанов запада. И те, кто долго и верно служили злу, ненавидя запад, были однако людьми гордыми и храбрыми, они собрали все силы для последней отчаянной битвы. Но большинство бежало на восток; а некоторые бросали оружие и просили о милосердии.»«Властелин Колец: Возвращение короля.»
Это было не хуже и не лучше, чем раньше. …Властелин!.. Вопль Восьмерых рвался к поголубевшему небосводу бессильным воем, но уже не было гортани, чтобы исторгнуть крик, не было языка, чтобы направить звуки, не было призрачной формы, что рождала иллюзию существования, не было воли к борьбе - лишь воспоминание о ней, не было стремления к жизни - лишь память о том, что было некогда сделано, не было веры в сегодняшний день - лишь надежда на будущее. Ты вернешься, я знаю... Ты всегда возвращался, мой Властелин... А мы, Девять... Мы будем ждать тебя, как ждали прежде. Мы будем готовиться к твоему возвращению. Пресветлые глупцы! Они не понимают... Как может лава причинить вред призраку? Глупо... Смешно... Безрассудно... Безумно... Нелепо!.. Гхаш неспешно плыла, отдавшись течению потока магмы. Смешно!... Я просто отдохну немного... Посплю чуть-чуть, совсем недолго... Пару лет... Пару столетий... Наивные слепцы, и не надейтесь, что избавились от нас! Придет Дагор Дагорат, и мы, Девятеро, встанем рядом с Повелителем!.. Она то ли плыла, то ли парила, подхваченная потоком магмы, и усталость затмевала ее сознание черным, словно южная ночь, забытьем.