Беги, Федя, беги... авось да убежишь от меня.

— Правда-правда! Именно так и было! — с жаром закончил я свой рассказ двум представителям правопорядка, сидя в милицейском участке. — Мурзиков, вы точно уверены, что не знаете по какой причине случился этот инцидент? — еле сдерживая смех, спросил один из них. — Нет. Мужчины вообще загадочное явление. Абсурдно пытаться понять существо, которое писает стоя, — философски сказал я. — Ну тогда, я думаю, мы проведём очную ставку, — задумчиво сказал самый старший из них. — Мухин! Приведите задержанных! — скомандовал он своему напарнику, который моментально исчез за дверью. — А можно снять с меня наручники? Я же, вроде, свидетель, и ещё у меня рука болит, — жалобно попросил я. Вот как, блядь, я умудрился за день два раза побывать в наручниках, да ещё и найти огромную кучу приключений на свой зад?! Моя жизнь, как маленький артхаусный фильм: что, когда, зачем, че за хуйня вокруг происходит, пиздец, кто всё это говно придумал?! Кошмар! Только я начал мысленно причитать, как дверь в кабинет открылась, и в наручниках ввели «братика» и «медбратика». Биба и Боба — два долбоёба! В кабинете с их приходом стало как-то светло и уютно, потому как у каждого «братика» имелся фонарь под глазом, прекрасного лилово-красненького цвета, не говоря уже про другие разноцветные синяки и ссадины. Лепота! — Мы сейчас разберёмся, кто тут свидетель, кто потерпевший, а кто преступник, — рассудительно сказал милиционер, глядя на меня. А что сразу я? Крайний, что ли? — Итак, гражданин Любимый Н. В. и гражданин Любимкин В. Г., — прочитал с листика старший милиционер и посмотрел на этих двоих. Услышав фамилию медбрата, я не выдержал и тихо захихикал. Ой, не могу! Бывают же в жизни совпадения! Трындец! Любимый и Любимкин! Хорошая из них парочка выйдет! Я уж постараюсь... Эти два брата по разуму, в смысле Биба и Боба, уставились на меня и стали прожигать во мне дырку. Ага! Щаз! Вот взял так и сразу во всём сознался! Фиг вам! На столе зазвонил телефон. Поговорив пару минут, один из милиционеров подошёл к другому и что-то тихо сказал ему на ухо. — Больше двух говорят вслух! — ляпнул я. Что за тайны мадридского двора? Меня они проигнорировали и вышли из кабинета. — Не оставляйте меня одного с этими! — крикнул я, но меня уже никто не слушал. Не успел я придумать, как мне быть и куда бежать, как дверь с грохотом открылась, и в кабинет влетел ОН. Следом за ним зашли и два милиционера. Мой сердечный ритм сошёл с ума, отбивая чечётку. Выглядел он устрашающе красивым: черные потёртые джинсы, белая, облегающая его накачанный торс футболка, слегка растрёпанные волосы, сжатые плотно губы, брови, сведённые к переносице. Глаза из зелёных превратились в почти черные, что не сулило ничего хорошего, а из ноздрей чуть ли пар не валил. Попадись ему кто-нибудь сейчас на дороге, он бы и места мокрого не оставил. Хорошо, что я тут, в уголочке... В кабинете даже как-то потемнело и стало тяжело дышать. От извращенца просто исходили волны агрессии и жажды убийства, а воздух от напряжения чуть ли не искрил. Может, умереть от удара током было бы гуманнее? Не один я почувствовал себя беззащитной, загнанной в угол жертвой. Никита спрятался за широкую спину медбрата — гад, и когда только успел? — и стал мне подмигивать. Он чего это? Или это у него в голове тараканы жалюзи чинят? А может, у него нервный тик? Да овощ в помощь ему, то есть хрен с ним, тут свою тушку спасать нужно. Медбрат и милиционеры вообще наблюдали за происходящим с интересом. Может, и мне спрятаться? О, тут в кабинете сейф есть, небольшой, но страх творит чудеса. А внутри, интересно, защёлка есть или нет? Взгляд Виталика я почти ощущал физически. Казалось, он просканировал меня самым настоящим рентгеном, от которого у меня внутри всё сжалось, в горле пересохло, а желудок тихонечко заурчал. Бедненький, даже он урчать тихонько стал от страха. — И что это за хмырь? — разрушил затянувшуюся тишину медбрат. Бля! Да он герой! И медальку ему дадут... Шоколадную, посмертно. Для извращенца это стало спусковым крючком. Всё происходило как в замедленной съёмке: вот медбрат, как пушинка, отлетает в сторону — это при его-то комплекции! — а Никита оказывается прижатым к стенке. — Вит, я тебе всё объясню! — прохрипел Никита. — Ты что творишь? А вы чего стоите?! — заорал медбрат сначала извращенцу, а потом милиционерам, которые стояли и просто ошарашено наблюдали за происходящим. — Один псих, другой детей насилует, а вы стоите и бездействуете?! — наехал снова на ментов медбрат. Его руки были за спиной, да ещё и в наручниках, поэтому врезать извращенцу он не мог при всём желании. После его фразы Виталик даже немного ослабил хватку и, повернувшись к нему, медленно спросил: — Кто и каких детей насиловал? — Он, его, — сказал медбрат и показал сначала на Никиту, а потом на меня. Пиздец! Причем сначала Никите, а потом мне. Отомстил Никите за биту... Молодец я! Поздравляю тебя, Федька, ты — безмозглая бестолочь! Нет, но он сам виноват! Подумал, что ко мне медбрат домогается! А у меня вся грудь в засосах и ещё синяков куча старых, и царапин после кустов... Ну медбрат и спросил — откуда? А я взял и на Никиту показал, скромно потупив глазки. Вот они и начали метелить друг друга без разборов... Кто ж знал, что два дебила — это сила, особенно если мозга нет? После слов медбрата у Виталика глаза налились кровью, а Никите в глаз прилетел кулак. — Вит! Да это он к Мурзику приставал! Я зашёл, а он его лапал! — прошипел Никита, морщась от боли. Долго не думая, такой же удар получил и удивлённый медбрат. Ещё бы он не был удивлён, когда уже его обвинили в домогательстве ко мне! Что-то я расслабился, сейчас ведь и до меня очередь дойдёт... Если вам сказали, что ваш поезд ушел, помните: есть еще самолёты и яхты! Терять мне всё равно нечего, решил я и кинулся к милиционерам, которые до сих пор стояли в шоке и не вмешивались в разборки. — Дяденька милиционер! Посадите меня в камеру! Это я убил Владислава Листьева и Трофимова, того генерал-полковника в отставке. И Кеннеди тоже я! А фамилия моя настоящая Чикатило-Ганнибал-Лектор. Только не оставляйте меня с ним! — завопил я, вцепившись в ногу одному из милиционеров. Даже дикая боль в опухшей руке стала незначительной. Если Виталик так и меня стукнет, то точно не будет больше Мурзикова. — Виталий Алексеевич, мы вам ещё нужны? — спросила жертва моих домогательств, периодически дёргая ногой и пытаясь меня стряхнуть. — Да, всех ко мне в машину, я сам с ними разберусь, — прорычал Виталик. — И Любимкина? — Всех! — рявкнул он и вылетел из кабинета. Пока все пребывали в шоке и переваривали то, что произошло, меня оторвали от ноги, а Никиту и медбрата, взяв под белы рученьки, шустро выпроводили из участка и запихнули в машину на заднее сиденье. Меня почему-то запихнули между «братиками», которые зажали меня со всех сторон. Наручники с нас так и не удосужились снять, причём мне ещё повезло: у меня руки были скованны спереди, а вот Бибе и Бобе было неудобно. Никите не повезло ещё больше, потому как сидеть он мог только боком на одной «булочке» и постоянно шипел и скрежетал зубами от боли. Моя рука, зажатая между этими лбами, стала ещё больше болеть, и шипели мы с Никитой на пару. — Мурзик, ты олень! — прошипел Никита. — Кто обзывается — тот в морге разлагается! И это ты во всём виноват! — ответил я ему. Когда мы кое-как уселись, перед самым закрытием двери, чуть не сбив с ног конвоировавшего нас милиционера, в машину запрыгнул Дик и устроился у нас в ногах. И где он, интересно, пропадал всё это время? Никита уже хотел начать возмущаться, но, услышав угрожающее рычание у себя между ног, предусмотрительно заткнулся. — Никит, не яйца красят человека, а человек яйца, — злорадно сказал я ему и захихикал. — Да его вообще усыпить нужно! - За что это? Он, вообще-то, хозяина охранял! И я бы на твоём месте при нём так не выражался, а то, знаешь ли, прививки ему давно не делали, ест что попало и мечтает в последнее время реализовать себя в сексе! — мстительно выдал я ему, а Дик в подтверждение зарычал. — Так это твой пёс? Это он, что ли, за скорой и уазиком милицейским бежал? — поинтересовался медбрат. Ответить я не успел. Хлопнув дверцей, на водительское сиденье сел Виталик, и через секунду машина с визгом сорвалась с места. — Вот сейчас он нас в лес вывезет и заставит тебя, Никита, яму копать, — прошептал я парню. — Зачем? И почему меня? — не понял он. — Как — зачем? Останки твои, думаешь, он в морозильник положит, а потом соседям по дешёвке продаст? Я копать не могу: у меня травма и я хилый, поэтому работать будешь ты. Не зря же ты «любимый»! — прошептал я, а челюсть Никиты упала на пол. — Не переживай, Никитос! Вдруг не всё так плачевно, и он просто решил себе бассейн выкопать в лесу, а денег на рабочих не хватает. Да и одному тебе не придётся копать. У нас ещё Любимкин есть. Вот и будет у вас братская могилка, — стал я успокаивать его, а со стороны медбрата раздалось злобное сопение. — Интересно, что он с тобой сделает? — вставил свои пять копеек медбрат. - О! Никит! Твой брат по разуму проявил заинтересованность. А что он со мной сделает-то? Поймёт и простит. Ну или в бандероль упакует и вышлет куда-нибудь почтой России, чтобы никто никогда не нашёл. Эх, давно мечтал попутешествовать... — Мурзик, да ты оптимист! — восхитился Никита. — Не оптимист, а позитивный человек. — А разница? — Один даёт, другой дразнится! — сразу срифмовал я. — Позитивный человек — это тот, кого послали на хрен, а он оттуда вернулся отдохнувший и с магнитиками. — А он нас и правда в лес везёт? — снова спросил медбрат. — Догони тебя Борис Моисеев! Конечно, в лес! Шашлычки, водочка, девочки — красота! — вновь зашептал я. — Да кого ты слушаешь! Какой нафиг лес! Федя, не доводи до греха! — злобно прошипел Никита. — Обычно, некоторым людям для того, чтобы выбить дурь из головы, надо дать по заднице. Вот тебе, вроде, и по заднице дали, что сидеть не можешь, и даже в глаз два раза, но ты всё равно наивно думаешь, что он нас домой повезёт чаем поить и печеньками угощать? — поинтересовался я у «братика». — Хватит нести ерунду! — Мне можно, я же током шибанутый, — подколол я Любимого. — И кто тебя хамить-то научил? — устало спросил Никита. — Ещё один! А я и не хамлю... я пытаюсь объяснить, что у меня спинного мозга больше, чем у тебя головного. Никита только зарычал в ответ. — Слушай, да ты совсем нервный стал! Тебе это... успокоиться надо. Может, тебе съездить куда-нибудь? В челюсть, например? — прошептал я Никите. — Я тебя сейчас успокою, — прошипел он в ответ. — Не переживайте, вот сейчас в лесок приедем, и этот псих нас всех упокоит, — вклинился в нашу шептательную перепалку медбрат. Ехали мы, кстати, на очень приличной скорости, и медбрат пытался даже пару раз открыть рот на особо крутых поворотах, но я с Никитой на него шипели, а Дик рычал. Не хрен водителя от движения отвлекать, да ещё и нервного такого! Люди все разные, но котлеты из них получаются одинаковые. Исключение — Дик, из него получится шерстяная котлета. Как мы доехали живыми, не знаю, особенно учитывая мою везучесть, но остановились мы у знакомого дома, а не в лесу. Никита на меня посмотрел и ухмыльнулся. — Рано радуешься, мы за ножом, сапёрной лопаткой и пакетами для мусора, — тихо сказал я ему. Охранники и консьерж проводили нас заинтересованными взглядами. Ещё бы! Такая колоритная покоцанная тройка, в наручниках и под конвоем злобного надзирателя. До квартиры добрались в полном молчании. Оставив нас в прихожей, Виталик пошёл на кухню, а мы так и остались стоять столбами. Из кухни донёсся шум и маты. Никита и медбрат рванули туда. Нет-нет-нет, я туда не пойду! Я боюсь! И вообще, у меня нервы ни к черту, я вида крови и трупов боюсь. За день я так устал, что сел прямо в коридоре на пол. Ко мне подошёл Дик и улёгся рядом. С кухни послышались шум и ругань, а затем раздался звон разбитого стекла. Ну вот, они сейчас все проблемы и без меня решат. Моя рука ещё больше отекла от наручников, а в голове шумело от насыщенного дня, поэтому прислушиваться к их перепалкам не было ни сил, ни желания. Я уже почти заснул, как из кухни вылетел Виталик, даже не заметив меня. Кое-как встав, я зашёл на кухню. Крови не видно, мозги с потолка не свисают, следов разрушений — минимум, а главное - все живы и без наручников. Медбрат сидит и из горла водку хлещет, а Никита стоит у стола, выковыривая лёд из формочки. — Федь, ну ты и заварил кашу, — сказал Никита, прикладывая лёд то к одному глазу, то к другому. — Слушай, мне тоже лёд нужен, — пробасил медбрат, поставив на стол бутылку и вырывая лёд из рук Никиты. — Ничего я не заваривал. Ты сам виноват. Хочу горькую жидкость и дохлых членистоногих, — устало произнёс я и плюхнулся на стул. — Чего? — в один голос спросили «два брата». — Пиво с раками хочу, невежи! — буркнул я и потянулся к бутылке с водкой. Мне тоже не мешает стресс снять. — Никогда его таким не видел и, надеюсь, больше никогда не увижу. Он нас и слушать не стал, схватил бутылку коньяка, снял с нас наручники и ушёл. А ты, алкаш, руки от бутылки убери! — произнёс Никита и дал мне по рукам, забирая водку. — Я не алкаш, мне просто нравится жить в жидкой среде! — возмутился я. — Мурзиков, а тебе рука нужна? — спросил меня медбрат и странно покосился на неё. — Ну да, — не задумываясь, ответил я и посмотрел на руку. Она вся мало того что распухла, так ещё и синяя стала. — Ой, какая она синенькая... — нервно пробормотал я. — А ключей он не оставил нам, — констатировал Никита. — Давай так попробуем снять, — сказал медбрат и взял в руки нож. — Нет! — взвизгнул я. — Иди тогда проси ключи, пока ещё не... — договорить медбрат не успел. — Никитушка, Никиточка, Никитусесечка! Сходи к нему за ключами! Я боюсь его! Он же меня точно прибьёт, а спишут всё на аффект! — взмолился я, поняв, куда мне надо идти. — Кого уж, а тебя он точно не прибьёт, — ответил Никита, подталкивая меня к выходу. — Да он меня чуть взглядом не убил в участке! — Мурзик, да он нас скорее прибьёт, чем тебя, поэтому пойдёшь ты! — вынес вердикт Никита. — Слушай, а как тебя зовут-то? — жалобно спросил я у медбрата. — Василий, — удивлённо ответил медбрат. — Вася, судя по твоему мужественному протокольному лицу, ты умеешь обращаться с этим, — кивком указал я на нож в его руке. — На, режь! — сказал решительно, положил руки на стол и, отвернувшись, зажмурился. — Вася, не смей! Или ты хочешь, чтобы наc на самом деле распилили на кусочки, запаковали на маленькие бандерольки и отправили почтой?! — завопил Никита. — Вася, не слушай его, или ты забыл, кто тебе в бубен заехал?! — напомнил я ему. — Кстати, об этом, — вкрадчиво начал Василий. — Не хочешь ли ты, Мурзик, рассказать правду? — Мне тоже интересно послушать, — присоединился к нему Никита. Ну всё, они меня довели! — Ах, тебе интересно?! А в рот тебе морковкой не плюнуть?! Интересно ему! Я, вообще-то, из-за тебя оказался в больнице, вата ты матрасная! Меня током ударило, говоришь? Идиотина ты! Да я камушек вытряхивал, гандон ты штопаный! И я называю тебя гандоном, явно не подразумевая надежность, целостность и тонкий банановый аромат! А ты, Вася, извини, я просто этому оленю отомстить хотел, но не подумал, что «братика» проглючит, и он кинется тебе морду бить! — закончил я свой монолог. — А ты вообще хоть о чём-то задумываешься? — ядовито прошипел Никита. — Уйди, противный! А ты, Вася, — режь! И если этот вшивый ещё раз попробует «мяф-ф» сказать, то кастрируй его нафиг! — выдал я и посмотрел выразительно на Никиту. — Ну, как знаете, я в этом не участвую! — обиженно ответил «родственничек» и отвернулся. — Вася, я без анестезии не смогу, — сказал я, схватил бутылку с водкой и сделал пару больших глотков. — Вот теперь — давай! — скомандовал я, когда обжигающая жидкость опустилась в обезвоженный желудок. — А-а-а-а-а-а! Вася, ты не медбрат, ты патологоанатом! Чем я теперь есть буду?! Теперь меня даже в армию без руки не возьмут! — прокричал я и рухнул в обморок.