Shit happens

- Ну что, рожаем? – улыбающийся Хирага-сан встретил прямо на стоянке и помог выбраться из машины. - Нет, еще рано, - покачал головой Манабу и позволил врачу завести себя в клинику. - А тебя никто не спросит рано или не рано, - усмехнулся тот и обратился к проходящей мимо медсестре: - Палату готовьте. И вот теперь Манабу по-настоящему запаниковал. - Я не хочу, я домой хочу… - Ну вот родишь и поедешь, в чем проблема-то? - Проблема в том, что я не могу! Манабу остановился посреди коридора как вкопанный, в голове металась только одна мысль: что нужно бежать, что дома, конечно, станет легче, а это просто больничные стены давят. - Ну чего ты? - Мне надо выйти… Он сделал шаг назад, и тут же наткнулся на кого-то спиной. - Манабу, успокойся. Этим кем-то оказался Руи, который тут же мягко, но настойчиво подтолкнул вслед за Хирагой-саном по коридору. - Не делай глупостей, ты не только за себя теперь отвечаешь… И Манабу ничего не оставалось, кроме как согласиться. Он уныло шел за врачом по коридору, деваться было некуда, но он очень хотел надеяться, что врач ошибается, что слишком рано. Он еще не был готов, впрочем, разве в то назначенное время он был бы готов? Напрашивался ответ, что нет. - Когда началось? – поинтересовался Хирага-сан уже в палате. - Что началось? Ничего не начиналось, я уже чувствую себя хорошо. Устало откинувшись на больничной кровати, Манабу еще раз сверился с ощущениями: вроде бы и правда уже лучше? - Так я тебе и поверил. Казуки где? - Не знаю. - Вот дела… Узнаем, а ты сиди тут и даже думать не смей уходить, поняла меня? - Да. Когда врач ушел, Манабу почувствовал себя совсем одиноко. Руи в палату не пускали, а Казуки был неизвестно где. Может, Манабу умрет вот-вот, а он развлекается. От таких мыслей стало совсем тяжело, не хотелось оставаться одному в этот момент. А потом напомнила о себе боль, правда, снова как-то кратковременно, так что через пару минут можно было опять выдохнуть. Лежать, будто умирающий, Манабу вовсе не собирался, а врач ничего не говорил о том, что двигаться ему нельзя, поэтому долго не думая, он поднялся и вышел в коридор. Оставаться в одиночестве категорически не хотелось. Руи обнаружился совсем недалеко, как-то особенно нервно расхаживая по коридору. Неужели он так и собирался тут околачиваться, если Манабу до самого утра не выпустят? - Ты можешь ехать домой, все в порядке, - сообщил ему тот, стараясь выглядеть не слишком напуганным, ведь Руи ему ничего не должен, да и устал наверно, как всегда после работы. - И тебя тут одну оставить? Нет, я останусь. - Мне страшно. Скрываться уже смысла не было, да и на лице, скорее всего, все было написано. - Нашла чего бояться, все рожают и ты родишь, - как всегда непонятно откуда возник Хирага-сан. - Я не… - А вот это мы скоро и узнаем. Осмотрим и все точно тебе скажем, только не рассчитывай, что сегодня домой отправишься, - усмехнулся врач. - Да и завтра тоже. - Почему? - Да потому! Марш в палату. - Я буду здесь, - шепнул на ухо Руи и приободряющее улыбнулся. *** Манабу понятия не имел сколько прошло времени, он все еще жив, или уже умер? Те боли, которые посещали еще в палате, были ничем по сравнению с тем, что он испытывал сейчас. Хотелось поскорее умереть, а вокруг кружили медсестры, что-то говорили, что-то советовали. Казалось, что он губы уже искусал в кровь, а может, так и было, а глаза застилали подступающие слезы. Манабу намертво вцепился в рукав проходящего мимо врача, чтобы тот понял, он и правда больше не может ни секунды, ни минуты. - Вколите мне все, что у вас есть, а потом вырежьте из меня это..! - Не говори глупостей, сама родишь, уже скоро, – сказал врач, а потом аккуратно выдернул свой рукав из его пальцев. - Казуки, мне его найти надо… - Он скоро придет. И ушел. Казалось, будто прошла вечность, в которой существовала одна сплошная боль. - Я здесь. Манабу постарался сфокусировать взгляд. - Казуки? - Я успел? - Ты… - между очередными приступами боли, которая казалось бы начинается где-то внутри, а потом обжигающей волной расходится по всему телу, Манабу старался успевать говорить. - Сука! Где ты... был, мать твою?! - Манабу, сейчас не время… - Ненавижу тебя, ты же обещал… со мной быть! - Я с тобой. Манабу всхлипнул и закусил губу. Он не был уверен, что доживет до утра, не был уверен, что ему хватит сил пережить это. - Казуки, мне больно, я не хочу, я не могу..! - Сможешь, а теперь будь умницей и слушай, что тебе врачи говорят. Манабу ничего не ответил, лишь кивнул. Кажется, ему стало спокойнее. *** - Твой материнский инстинкт тебя обманул, - сообщил Казуки, как-то совсем зловредно улыбаясь, будто выиграл спор. А Манабу постарался разглядеть то, что шевелилось и кричало. - Что это? Страшный… - Девочка. - На фасоль похожа. Так и знал, что от тебя ничего хорошего не родится. «Интересно все младенцы настолько страшные, или это только она какая-то дефектная?», - озвучил разум последнюю мысль. - Ну вот, а говорила не сможешь,- раздался голос Хираги- сана. - Поздравляю, Казуки. Твои девочки просто молодцы. Дальше что-то происходило, все суетились, а потом сознание и вовсе куда-то ускользнуло вроде бы на несколько мгновений, но когда Манабу снова открыл глаза, обстановка была уже другой. Где-то рядом кто-то разговаривал, яркий свет ослепил, а пробуждение вновь вернуло боль, будто все тело ломало. - Я все еще баба, да? – спросил он, не понимая, насколько абсурдно прозвучит этот вопрос для непосвященного в его тайну человека. - Ничего не изменилось, Манабу, - ответил Казуки откуда-то из центра комнаты, а потом подошел ближе, только сейчас удалось рассмотреть, когда глаза привыкли к свету, что в руках он бережно держал сверток. - Оно выжило? - Ну конечно, только не оно, а она… Манабу приподнялся на кровати, устроившись удобнее на подушке, и хотел было сказать что-то против, но промолчал, когда Казуки с чего-то вдруг решил, что Манабу захочет взять сверток руки. С последнего раза, когда Манабу ее видел, она уже не была такой страшной и синей. Младенец как младенец, только вот ничего, кроме какого-то волнения, Манабу не испытывал, а наверное должен был, ведь родители любят своих детей. - Она на тебя не похожа. - Ты на что-то намекаешь? - Ни на что, просто не похожа… - Манабу вздохнул и протянул ребенка обратно, но Казуки мотнул головой. - Ее покормить нужно. Принесли, а ты спишь. - Казуки... - Манабу бросил на него быстрый взгляд, и вдруг заметил то, что сразу не бросилось в глаза. - А что у тебя с губой? - А... Это... - Казуки осторожно прикоснулся к разбитой губе и улыбнулся, чуть поморщившись от боли. - Да, некрасиво вышло... - Что случилось? - строго спросил Манабу, даже не пытаясь придать голосу обеспокоенные интонации и с радостью осознавая, что хотя бы что-то осталось неизменным: еще со студенческих времен он прекрасно помнил, насколько тяжелый у Казуки кулак и был уверен, что если он с кем-то подрался, то его противник наверняка разукрашен еще ярче. - Друга твоего встретил по дороге сюда, - недовольно ответил Казуки. - Спрашивал меня, где я был. - А где ты был? - Манабу боялся ответа на этот вопрос, ужасно боялся, но сколько можно строить предположения? - Насчет новой работы договаривался. Не хотел тебе раньше времени говорить, вдруг не получилось бы... - Зачем тебе новая работа? - Так теперь у меня семья, - хмыкнул Казуки. - Нужно больше денег. - Я не инвалид, тоже могу зарабатывать... - А ты будешь с дочкой сидеть. Ты ей имя выбрал? - Нет... - Манабу жалобно посмотрел на девочку, будто бы ожидая, что та сама представится. - А ты? - И я нет. - Но ведь ты хотел девочку! - почему-то разозлился Манабу. - Тебе и мучиться, значит... А где Руи, кстати? - Уехал. Но пригрозил, что приедет проведать тебя... Когда синяк сойдет. Казуки отвел взгляд, будто ожидая, что Манабу сейчас начнет ругаться за то, что так обошелся с его другом, и будто бы даже чувствуя, что действительно не прав... - Зачем ты его ударил? - строго поинтересовался Манабу, изо всех сил сдерживая улыбку. Перед Руи был неловко и нужно было извиниться потом, он же волновался все-таки... Но те слова о Казуки, которые он говорил – они оказались неправдой, он не должен был обвинять вот так. - Он первый начал... - пробурчал Казуки. - Я бы не ударил, если он много лишнего не сказал. Прости, что меня не было рядом. Манабу, уже не в силах сдерживаться, рассмеялся, и Казуки озадаченно посмотрел на него. - Чего ты? - Устроить драку в родильном отделении... От тебя можно было ожидать... Сверток в руках зашевелился, а Манабу тут же нахмурился. Он не имел представления, что делать с новорожденными детьми. И не думал о том, что когда то будет отцом, а уже матерью тем более. - Ее покормить нужно, - начал Казуки, присаживаясь на кровать. - Ну так покорми, - Манабу решил, что настал момент отдать ребенка обратно Казуки или пусть медсестре, и пусть она ее унесет. Куда там уносят всех детей? - Это твоя обязанность, и голову ей придерживай, а то шею свернешь. - Мои обязанности кончились, Казуки, - рассерженно пробормотал Манабу и все-таки сунул в его руки уже начинающую недовольно всхлипывать девочку. - Хорошо, я сейчас. Когда Казуки вышел из палаты, Манабу устало откинулся на подушки и закрыл лицо руками. И что теперь? Он правда надеялся, что этот ад закончится, ведь после всего, что он уже пережил, пора было заканчивать эти чудеса. Куда уже больше страдать? Он и так получил сполна. Но проблемы не закончились, напротив, появилась новая, и что с ней делать, Манабу совершенно не представлял, а знал ли Казуки? Тот и сам никогда не думал о детях, а тут вдруг стал заботящимся отцом. - Эй…ну чего ты, все же хорошо… То, что Казуки вернулся, Манабу заметил лишь тогда, когда его обняли за плечи. Обняли, а затем поцеловали за ухо. - Казу, я не хочу так, не хочу оставаться в этом теле. Это все неправильно. И как дальше жить? - Не переживай, мы что-нибудь придумаем. Голос Казуки звучал твердо, но Манабу точно был уверен, что он и сам растерян и ни в чем не уверен. - Когда можно будет вернуться домой? - Скоро, только не сегодня. Потерпи, пожалуйста. Манабу нашел в себе силы лишь кивнуть и вздохнуть куда-то Казуки в плечо. - Джин звонил, спрашивал, как ты. Поздравлял, - рассказывал тот последние новости, но Манабу будто бы не слышал. - Я хочу домой, - прошептал он, обнимая за плечи. – Хочу к тебе. - Знаю, знаю… - Казуки недоверчиво улыбнулся, будто бы не верил тому, что Манабу говорит ему, но очень рад был слышать это. – Скоро будем дома… - Только не уходи больше! - сердито буркнул Манабу, отстраняясь. – Ты был так нужен мне… Казуки… - Нет, я не уйду. - Не уходи, потому что я… Я тебя выпотрошу, если снова начну рожать на улице, чертов придурок! – оттолкнув его, Манабу откинулся на подушку и закрыл глаза. – Все, иди домой. Выглядишь усталым. Манабу услышал, как Казуки поднялся с места и постарался удержать горестный вздох: так хотелось, чтобы он побыл рядом еще немного. Атмосфера больницы раздражала, а его присутствие отвлекало и успокаивало. «Как же я влип», - подумал Манабу и вдруг почувствовал осторожное прикосновение к своим губам. - Я приду завтра, малыш. После работы, - шепотом сказал Казуки, и Манабу так же шепотом поинтересовался: - И заберешь меня? - Заберу. До завтра. Казуки вышел из палаты, и только тогда Манабу открыл глаза. - Ну что за жизнь? Так попал, да еще и рад этому как ребенок, - пробормотал он и облизал губы, запоминая вкус поцелуя. *** На следующий день Манабу не отпустили, и потом тоже. Приходилось ходить на идиотские процедуры, а никаких развлечений, кроме чтения скучных женских журналов в больнице не было. Для всех прочих мамочек не было момента радостнее, чем когда им приносили их мелких уродливых детишек, Манабу же боялся этого больше всего на свете, отказываясь кормить малышку, зато визитов Казуки он ждал как второго пришествия, а стоило тому покинуть его палату, как Манабу тут же начинал отсчитывать минуты. Но не только Манабу радовался коротким посещениям. - Какой у тебя муж красивый, - сказала однажды одна из девушек, а вторая согласно закивала: - Да, повезло тебе… Манабу сильно сомневался в том, что их зависть была белой, уж слишком недовольно они поглядывали на него, будто спрашивая: «За какие заслуги этой сучке такой красавчик?» «Заслужил», - мысленно ворчал Манабу и сладко улыбался. - Казуки настоящее сокровище, так-то! Надежный, ласковый, а главное - любит меня больше жизни, – говорил он, а те тоже начинали улыбаться, да так, будто у них рожи вот-вот треснут. Они даже высчитали, к какому времени «муж» приходит, и незаметно прихорашивались. А Казуки ни о чем не подозревал, заглядывая в палату и глядя только на Манабу, растрепанного и вечно недовольного своей судьбой и соседками по палате. - Привет, малыш. Добрый вечер, дамы, - говорил Казуки, улыбаясь, и Манабу уже без лишних слов поднимался с кровати и уводил его в коридор, пока «дамы» кокетливо хихикали. В один из таких визитов, выходя из палаты, Манабу сквозь зубы выругался, и Казуки сразу напрягся: - Что такое? У тебя все хорошо? - Все прекрасно, - пробурчал тот. – Только мы все положили глаз на одного мужика, и они кудахчут, как курицы, достали уже. - И ты тоже? – Казуки нахмурился, разглядывая Манабу, который пытался пристроить задницу на узком подоконнике. - И я, - вздохнул тот, все-таки решив, что лучше постоит. - Но у меня шансов однозначно больше. Растерянное выражение лица Казуки он заметил не сразу, а когда обратил внимание, даже испугался: настолько потерянным тот выглядел. - А как же… я?– спросил Казуки, и Манабу только сейчас понял, как прозвучало то, что он сказал. Захотелось срочно что-то сделать, чтобы понял, сказать, что он – единственный мужик, на которого Манабу вообще способен обратить внимание, и что другого никого не нужно, но это так смущало, ему в первый раз приходилось говорить что-то подобное, поэтому он лишь фыркнул и пробурчал с деланным недовольством: - Ну а я про кого, дурья твоя башка? Про тебя, идиота бестолкового. Кстати, я попросил в свидетельстве о рождении Чиё твою фамилию написать. Не успел Казуки прокомментировать первую часть вываленной на него информации, как вторая уже заставила удивленно захлопать ресницами. Чиё – так решено было назвать дочку. Когда Манабу спросили, наверное, в пятый уже раз, как записать ребенка, он назвал первое пришедшее в голову имя, а Казуки страшно обрадовался, потому что так звали его любимую бабушку. - Так звали моего попугая, - прервал его радостные вопли Манабу. – Он умер, когда мне было двенадцать. Казуки почему-то скис, но было уже поздно что-то менять. - П-почему мою? – удивился он, осмыслив, что Манабу ему только что сказал. - Потому что я снова стану парнем, и что тогда? Девушка-Манабу исчезнет, а парень-Манабу не может быть ее матерью, в это даже идиот вроде тебя не поверит. Зато останешься ты, законный папаша. Не бойся, я никуда не убегу, бросив ее на тебя. Жаль мне что-то эту фасолину, ты ж ее дебилом воспитаешь. Будет жрать один фаст-фуд и гамать в браузерки целыми днями… Внутренне Манабу очень боялся, что Казуки будет недоволен такому самовольному поступку и вообще откажется от него и ребенка, но, к счастью, этого не произошло. Целоваться в коридоре больницы у всех на виду было как-то неприлично даже, но, заметив выглянувших из палаты соседок, Манабу решил позволить Казуки эту маленькую вольность. Чтобы все знали и имели в виду: он своего «мужа» не отдаст никому. *** Долгожданное возвращение домой радости не принесло. Постепенно дикое счастье от того, что избавился от мелкого зародыша внутри и небольшого, но все равно раздражающего живота, испарилось, оставив место черной депрессии: Манабу понятия не имел, как обращаться с уже родившимся ребенком, да и вообще не думал прежде, что ему придется уделять столько времени, которое прежде можно было спокойно тратить на себя. Теперь это казалось настоящим адом, и все пережитое прежде просто не шло ни в какое сравнение с тем, что началось после. Малышка часто плакала и действовала своими криками на нервы. Если это происходило ночью, Казуки всегда говорил: «Я сам», вставал и уходил к ней, успокаивая и укладывая спать, а затем возвращался, целовал Манабу в щеку и засыпал до следующего вопля. Днем же приходилось все делать самому, а еще ее нужно было кормить, пеленать и купать. Это сводило Манабу с ума, заставляло все время злиться и… как обычно срываться на Казуки. Казуки не помогал ему, Казуки только работал и вечно пропадал где-то, Казуки был невнимательным, он был отвратительным отцом… А Казуки слушал все это с каменным лицом, обнимал и шептал что-то успокаивающее, но Манабу не слушал, лишь утыкался носом в его грудь и бормотал свои проклятия. Манабу курил четвертую по счету сигарету, бездумно глядя в окно, Казуки снова задерживался, и звонить ему было бесполезно, он порой был так занят, что даже трубку не брал. Девочка снова плакала, и как ее успокоить Манабу не знал, да и звонить советоваться было некому. Если Джин и Кимико теоретически знали, как обращаться с детьми, то практического опыта у них не было и понять причину почему накормленный и уложенный спать ребенок вместо того чтобы спокойно заснуть, ревел так, что хотелось просто выйти из квартиры, они не могли. И Манабу не мог. А еще он порой ловил себя на мысли, что Чиё его пугает. А принять тот факт, что она все-таки является его ребенком, до сих пор не получалось. Затушив сигарету, Манабу уныло дошел до спальни и склонился над кроваткой. - Прекрати, спи уже. Девочка, конечно же, не послушалась, а лицо уже покраснело от слез и бесконечных воплей, как она только не охрипла. Манабу уже хотел взять ее на руки, может так она замолчит, как вдруг остановился. Внезапная догадка осенила, и стало по-настоящему страшно, так что он даже отступил на шаг, не прекращая неотрывно смотреть на ребенка. А тот в ответ как по волшебству замолчал… Насколько сильна ведьма, что она могла в итоге придумать? А вдруг то, что лежит в кровати, даже не человек, чудовище, которое однажды убьет и его, и Казуки? Она даже не похожа ни на одного из них. Кто она? А Казуки так радостно с ней возится в каждую свободную минуту, эта девочка усыпляет его доверие. Манабу часто смотрел фильмы ужасов о том, как из милых замечательных детишек вырастали твари, которые доводили своих родителей, да и всей поблизости до смерти. Он никогда не воспринимал такие фильмы всерьез, если бы с ним не случилось такое, если бы то, кем он стал не заставило его поверить в существование сверхъестественных сил, которые развлекались тем, что превращали жизнь простых людей в сущий ад. - Кто ты? Манабу вцепился в деревянную спинку детской кроватки и еще раз пристально посмотрел на девочку. Она точно не могла быть их ребенком, это выходило за рамки возможного. С ней нужно было что-то делать, пока не с ними не произошла какая-нибудь трагическая случайность. Манабу помнил, как однажды вечером, взбесившись окончательно, готов был начать ломать мебель от злости, но тут в его затуманенный ненавистью ко всему живому мозг пришла замечательная идея: избавиться от ребенка. Ведь так просто и легко было раньше, когда в их жизни не было дочери, они были так счастливы только вдвоем… Но тогда его что-то отвлекло, сейчас он понимал, что, скорее всего, это было колдовство, некие чары, может, ведьмы, а может, этой маленькой твари, но тогда он успокоился, да и Казуки пришел… Но сегодня его нет, и никто не помешает. Будто загипнотизированный, Манабу подошел к окну и распахнул его настежь. Сквозняк всколыхнул занавески и растрепал волосы, но не привел в чувство, и, полностью уверенный, что поступает правильно, Манабу с опаской вернулся к кроватке и взял девочку на руки. Он ждал чего угодно: что двери захлопнутся, что его что-то остановит, или кто-то убьет, может этим кем-то и будет та тварь, что прикидывается младенцем у него на руках. Ничего не происходило. В комнате чуть слышно шумел компьютер, где-то сверху, а может снизу, слышались разговоры соседей. А Манабу сидел на подоконнике и старался не смотреть в лицо Чиё. Это ведь могло быть опасно..? Он не хотел умирать, он просто хотел, чтобы все было как раньше, пусть так, пусть в женском теле, но без этой твари, которая уже заполучила Казуки, а однажды может убить его, или убить только Манабу, может, ей нужен только Казуки, или он нужен ведьме..? Квартира находилась на верхнем этаже, и до земли было так далеко, что голова кружилась. Чиё недовольно захныкала, будто бы предчувствуя какую-то беду, но только разозлила Манабу еще больше. - Заткнись, мелкое чудовище! – зашипел он и вздохнул. Сердце стучало как бешеное. В голове, одна за одной, собирались мысли: «Как ты это объяснишь это Казуки?» «Как на тебя будут смотреть люди?» «Тебя посадят за убийство!» «Казуки тебя возненавидит…» пронеслась последняя мысль, и Манабу вздрогнул. От страха, от безысходности, от того, что его действительно не простят, но у него просто выхода не было, и Казуки однажды поймет, что этим поступком Манабу спас их жизни. - Ты никому не сможешь причинить вред, даже не мечтай об этом, - сообщил, склонившись над Чиё. Вдохнуть, разжать руки и выдохнуть… А потом кошмар кончится.