Сова и пантера

- Ты выжила из ума?! И Эмма, сдвинув брови, смотрит на Регину. Та отвечает ей очередным гневным взглядом - дескать, как ты смеешь так со мной разговаривать... Скрещение взглядов накаливает воздух так, что еще секунда - произойдет взрыв. В голове у Эммы как будто кто-то шепчет "ненавижу, ненавижу"... Вероятно, то же происходит и с Региной. - Заходи,черт возьми! - Я не пойду туда! Ты мне не приказываешь, Манхэттен! Эмма разворачивается и делает несколько шагов, намереваясь свалить к черту из этой больницы, от этой женщины, из этого дурацкого города... С нее хватит! Но не тут-то было. Регина хватает ее за руку, впечатывает в стену, прижавшись всем телом - ощущение на данный момент несвоеременное, но приятное, и Эмма коротко смеется, ощутив ее горячее дыхание на щеке. - О да, детка, если ты хочешь затащить меня туда, чтобы трахнуть, то надо было так и сказать, я бы не сопротивлялась... Регина вдруг замирает, как кролик перед удавом. Вероятно, она не ожидала подобной реакции и раздумывает, что делать, но Эмма не оставляет ей времени для размышлений. Под пальто ее руки ложатся на бедра Регины, сдавливают их, вжимая в свои бедра, тело берет на себя инициативу. Регина даже не успевает ничего сделать. - Ты очень красивая, - шепчет Эмма перед тем, как накрыть рот Миллс губами. Это не поцелуй - Регина тут же отстраняется, шокированная, отталкивает ее от себя, но Свон успевает слизнуть с нижней губы чуть-чуть помады, даже скользнуть внутрь языком, оставив ощущение влажности. Теперь она победоносно улыбается, облизнувшись. - Какие сладкие губки... - Прекрати, черт возьми! - Регина, покраснев, одергивает полы пальто, запахивает его, пытаясь не думать о руках Эммы на своих ягодицах. Но ощущение не уходит - будто заклеймили... Еще ни одна женщина не касалась ее... так... И ни одна так откровенно не демонстрировала свое желание. Она трясет головой, глядя на то, как Эмма запрокидывает голову, упираясь затылком в стену. В ее глазах плещется насмешка и огонь - Эмма, не таясь, пожирает ее взглядом. - Манхэттен, признайся, что у тебя никогда этого не было с женщиной... Регина указывает рукой на дверь. - Ты зайдешь туда. Прямо сейчас. - Неа... Эмма демонстрирует Регине два ряда белоснежных зубов, но это не улыбка вовсе... - А я сказала, зайдешь... - рычит Регина, протягивает руку, чтобы схватить Эмму за рукав, но останавливается на полпути. Касаться Свон опасно - каждую стычку она превращает в приставание, а как с этим справиться, Регина пока не придумала... - Поцелуй меня, тогда зайду, - нагло заявляет Эмма, скрещивая руки на груди. Глаза Регины округляются, рот приоткрывается от удивления. - Чтооо? - Ага, - кивает Свон. - Всего лишь один поцелуй, и я войду туда по своей воле. Ты ведь этого хочешь? Регина яростно сдвигает брови, взгляд ее темнеет до цвета горького шоколада, голос полон яда: - Да я лучше жабу поцелую, чем тебя, - шипит она. - Ты не понимаешь? Ребенок умирает, а для тебя все это - забава? Но Свон даже не сдвигается с места. - Ага, забава, - кивает она и нахально скалится. - Я ведь этого и не скрываю. А что до жабы, так ты меня этим не оскорбишь, красавица. Так я получу еще больше удовольствия. Люблю трудности, знаешь ли. - Заходи и хватит молоть чушь. Я не буду тебя целовать! - Тогда я пошла. Всего хорошего. И Эмма отделяется от стены, плечи расправлены, шаги широкие, и Регина не успевает подумать - как же остановить ее, если она так себя ведет. Регина бессильна. Она кусает губы, глядя, как Эмма уходит, и, помимо воли, с губ срывается предательское: - Хорошо... Эмма останавливается, обернувшись, лицо ее серьезней некуда, в глазах - ни тени насмешки. Почему-то Регине становится не по себе от ее взгляда. Это уже не игра, и ладони сами собой стали влажными, а во рту пересыхает. Эмма глядит как-то по-новому - не наигранно, не зло, не с сарказмом. Регина молча смотрит, как она приближается. - Я не шучу, Манхэттен, - предупреждает Эмма. - Мне нужен поцелуй. Настоящий, а не чмок в щечку. Регина вся взрывается от нетерпения и злости: - Господи, я поняла, давай побыстрее покончим с этим. Эмма хмыкает, и руки ее берут Регину за отвороты пальто. - Ну уж нет, дорогая, "побыстрее" сойдет для чего угодно, но не для поцелуя... Регина раздраженно вздыхает, пытаясь отвернуть голову, уклоняется от жадного взгляда, но не тут-то было. Эмма прижимает ее спиной к стене быстрее, чем она успевает подумать. Теплое тело накрывает ее целиком - и Регина стремительно краснеет, когда ощущает женскую грудь, прижатую к ее груди. Эмма без лифчика - под тонкой футболкой нет ничего, и это ощущение ставит весь мир с ног на голову. - Ну, что же ты, Манхэттен, - глаза совсем близко, теплое дыхание щекочет губы. Странно, но ей не противно. Ощущения совсем новые, Регина теряется - кто кого должен целовать? Она никогда еще не оказывалась в такой ситуации - раньше ей приходилось играть разные роли - соблазнительницы, искушаемой, холодной, неприступной, страстной - но теперь впервые ее целовали насильно, принудив угрозами, причем делать это собирался человек, которого она яростно ненавидела. Возненавидела с первого взгляда, потому что поняла, что эта девушка - пустышка, агрессивное быдло, которое в жизни мечтает только о том, чтобы сладко жрать, долго спать и с наслаждением совокупляться. И вот теперь она шантажом заставляет ее, Регину Миллс, целовать себя. Ну хорошо, будет тебе поцелуй. Глаза Эммы скользят по лицу Регины - нежно и слегка насмешливо, тонкие губы улыбаются как-то по-особенному. Палец касается щеки. Регина безотчетно дергается. - Не бойся, - шепчет Эмма. - Вот еще... - Регина отворачивает голову, смотрит вверх, стараясь не встречаться взглядом с серыми глазами, но Эмма - невыносимая Эмма - хватает ее за подбородок и вынуждает смотреть на себя. - Нет уж, никаких принцесс в лапах у пиратов, Манхэттен. Ты поцелуешь меня сама. Регина стискивает зубы. Как со стороны она слышит собственный голос: - Ну, что ты там собиралась делать? Будем тут полдня стоять? С каким-то рычанием Эмма прижимается ртом к ее губам, пальцы крепко держат Регину за подбородок, поцелуй не нежный и не мягкий - Регине кажется, что ее губы прилипают к зубам. Это длится недолго, Эмма, раскрасневшаяся, отрывается от Регины, чтобы прошипеть: - Ну как, понравилось? - Если так ты целуешь своих шлюх, то представляю, с какой скоростью они от тебя убегают, - язвит Регина, оглядываясь. В коридоре никого, но это мнимое безлюдье. А за стенкой Генри... - Ну, если ты считаешь себя моей шлюхой, - коротко хохотнув, Эмма наблюдает за тем, как лицо Регины приобретает цвет спелой вишни. Миллс открывает рот, чтобы послать Эмму, дергается - но теплые пальцы берут ее за запястья, а влажные губы внезапно запечатывают ее губы. На этот раз Эмма нежна - Регина чувствует язык, скользящий по губам, и ее вдруг охватывает слабость. Эмма углубляет поцелуй, она умело разжигает томление, лаская рот Регины языком, танцуя губами по ее губам. От нее пахнет больничным мылом, шампунем и еще немного - самой Эммой, и кожа на щеках непривычно нежная, мягкая, и губы такие сладкие и пахнут земляникой почему-то. Регина вдруг ощущает возбуждение - она целует женщину, и уже ладони Эммы скользят по ее рукам, а бедро как-то незаметно вторгается между ног Регины. Все тело Эммы слегка покачивается, и Регина, сама не осознавая, отвечает, запрокинув голову - ее язык встречается с языком Эммы, и это невыносимо, немыслимо, это как молния. Эмма вдруг резко отшатывается. Она выглядит обескураженно, но – Регина моргает – всякое выражение тут же исчезает с ее лица, и блондинка кривится, подбоченясь: - А ты не такая ледышка, как кажется, Ман… Следующим звуком становится громкий хлопок пощечины. Регина бьет сильно, наотмашь, вкладывая в удар всю ненависть и обиду, которую чувствует. Голова Эммы, мотнувшись назад, замирает, волосы падают на лицо. Ладони больно – Регина в ужасе смотрит на застывшую в этой странной позе Эмму – она второй раз не сдержалась, ударила практически незнакомого человека, к тому же раненого, к тому же… Ее щеки вспыхивают от стыда за саму себя. Эмма, наконец, поворачивает голову, в глазах у нее нехороший металлический блеск, губы сжаты. - Послушай-ка меня, Ре-ги-на, - цедит она, делая шаг к женщине. Регина, которая и без того стояла, прижатая к стене, невольно прижимается к ней еще крепче. Эмма подходит вплотную, от нее исходят волны ярости, теперь никакой страсти нет и в помине. Она хватает Регину за руку, крепко, не заботясь о том, чтобы не причинить боль. - Еще раз ты поднимешь на меня руку, имей в виду… И я отвечу… Регина раздувает ноздри, наклоняясь к Эмме. - Попробуешь тронуть меня, я сдам тебя копам вместе с твоим чудным порошочком, Эм-ма, - их губы опять рядом, но теперь уже не до поцелуев – дыхание смешивается, ногти Эммы на секунду впиваются Регине в запястье, а потом она убирает руку. - Трону, Манхэттен, еще как трону… - она улыбается торжествующе. – И будь уверена, ты сама попросишь меня… - она делает паузу, и говорит противным масляным голосом. – Трогать тебя… Какой-то странный жар расползается в груди Регины. Ведь она бы соврала, если бы сказала, что поцелуй Эммы оставил ее безразличной. По правде говоря, она так и вспомнила тут сцену возле подъезда Свон, когда незнакомая девушка стонала, притягивая голову Эммы к своей груди. Неужели и она сама дойдет до такого? Нет, нет и нет. Как бы умело Свон ни целовалась, она мерзкая и невыносимая девица, боль в заднице, сводящая с умка истеричка, с отвратительным характером, полная немотивируемой агрессии. И Регина толкает Эмму всем телом – не сильно, но ощутимо. - Ты обещала войти, если я поцелую тебя, - бросает она, поправляя волосы. – Я поцеловала. Ты умеешь держать слово? - Конечно, - издевательски произносит Эмма и громко зевает, прикрыв рот рукой. – Но не жди, что я… Регина не дает ей договорить. Она толкает дверь палаты Генри, стремясь уйти от Свон, вспомнить, что самое главное в ее жизни – вот тут, в этой палате, и когда видит обеспокоенное, заспанное личико мальчика на подушке, то нежность накрывает ее с головой. Она едва удерживает рыдание. Эмма останавливается на пороге, привалившись плечом к косяку. - Мама? Что случилось? – Регина стремительно подходит к сыну, обнимает его, садясь на кровать. Он похудел еще немного, она целует его щеки, держа лицо в ладонях, и ищет на нем ответы, которые не может дать ни один доктор. - Милый, милый, ничего не случилось. Просто я скучала по тебе. - Я тоже скучал, - он зевает, прикрывая рот ладонью, и Регина тут же вспоминает Свон. Она чувствует взгляд, направленный на ее спину – едкий, как серная кислота, прожигающий. Генри поверх ее плеча бросает взгляд на незнакомую женщину. - Как ты себя чувствуешь? – она отстраняется, силясь улыбнуться. - Меня сегодня не рвало, - говорит он даже с каким-то торжеством. Регина улыбается. Раньше подобные фразы приводили ее в ужас. Да что там, раньше видя на градуснике температуру 100, она приходила в ужас, а сейчас для нее и 102 не проблема. Все зависит от точки зрения. Все в этом мире… - А кто эта женщина? – вполголоса спрашивает Генри, опять глядя на незнакомку. Его глаза полны живого любопытства, и, боже, как давно она не видела ничего подобного на лице сына. - Мм… - Регина наконец, поворачивается к Свон. – Ну, как тебе сказать…. И, поскольку Эмма не шевелится, она раздраженно бросает: - Эмма, закрой уже дверь и подойди… Следует пауза, а затем Свон невыносимо медленно, издав обреченный вздох, закрывает дверь и подходит. Мальчик во все глаза смотрит на нее. Регина чуть оборачивается, пытаясь понять, о чем думает Эмма. Но лицо блондинки непроницаемо. В комнате горят лампы, и в их свете глаза Эммы кажутся совсем светлыми. И холодными как лед. - Генри, - Регина кладет руку на ладонь сына. Его глаза полны вопросов, и она внутренне собирается - как, позвольте спросить, сказать ему, что это его мать? Но он сможет. Она сможет. - Это Эмма. Эмма Свон. Она... твоя... Глаза Генри вдруг расширяются, и непонятно, от ужаса или восхищения. Он часто моргает, как совенок, который только что увидел кобру. - Моя? - Твоя биологическая мама, Генри, - Регина бросается с обрыва. Она чувствует, как краска приливает к щекам, и Генри, все так же глядя на статую по имени Эмма, спрашивает севшим голосом: - Значит, ты нашла ее? Регина кивает, боясь сказать хоть слово, потому что слезы подозрительно жгут глаза, и горло отказывается повиноваться. - Вы... вы приехали? - тоненьким голосом спрашивает Генри. - Значит, вы спасете меня? Я не умру? Эмма молчит. Ну, скажи хоть что-то, умоляет Регина про себя, сжимая ладонь сына. Хоть что-то, не стой истуканом, чертова Свон... Эмма откашливается, пряча глаза. Генри едва заметно улыбается. Но вслед за этим опять воцаряется тишина. Регина оборачивается, сквозь радужную пленку слез, застилающих глаза, она смотрит на неподвижное лицо Свон. - Не молчи, - шипит она, выпуская руку Генри и встает. Эмма, будто очнувшись, переводит взгляд на Регину. - Что? - в ее тоне весь холод Арктики и еще камни Эвереста. В этот момент Регина понимает, какую ошибку она совершила, приведя ее сюда. Но уже поздно. - Чего ты от меня хочешь? - холодно спрашивает она. - Хотя бы поздоровайся с сыном... И тут взрывается бомба. Регина не успевает ничего сказать, не успевает броситься и прикрыть ее своим телом - ядовитые горячие осколки разлетаются по комнате, задевая всех присутствующих. - Он не мой сын! - громко говорит Эмма. - Не смей так называть его! Генри весь как-то сжимается, тонкие пальцы непроизвольно вцепляются в одеяло. Регина с широко открытыми глазами смотрит на Эмму, не веря своим ушам. - Тсс... - Нет уж! - Эмму уже несет, и она яростно расставляет ноги, перебегая взглядом с женщины на мальчика и наоборот. - Плевать я хотела, что он там думает! Ты не мой сын, малец, понятно? Генри только кивает, он не привык, чтобы на него кричали, к тому же незнакомые люди. - И она - твоя мамаша - притащила меня сюда силой! Она ворвалась ко мне в Бостоне и угрожала, а когда я сказала ей, что не поеду, то наставила пистолет и увезла, прострелив мне плечо! Так что, парень, не знаю, на что ты там рассчитывал, а я свою почку никому не отдам... Мне жаль, что тебе крышка, но я здесь не при чем... Можешь винить кого угодно, бога, дерьмовые гены, Будду или Магомета, но такова жизнь... Я тебе не помощница, и в мамочку играть я не собираюсь! Так что живи, как живется, делай свои процедуры и проси боженьку спасти тебя! А меня оставь в покое, понял? - Заткнись! - кричит Регина, обходя кровать с намерением врезать ей еще раз, но Эмма угадывает ее желание - подняв руки и издевательски улыбаясь, она отступает к двери, спиной, как преступник, которого выводят из комнаты посещений. - Проваливай в коридор и жди меня там, - Регина смахивает слезы одной рукой - Эмма видит, а Генри нет - она стоит к нему спиной. Эмма шутливо отдает честь, но глаза у нее несчастны и кривая улыбка полна горечи. Она хлопает дверью. Регина поворачивается к Генри.

***

Регины нет долго. Эмма шляется по коридору, считает квадраты на линолеуме, потом замечает автомат с кофе, подходит к нему, вспоминает, что у нее нет денег. Ни чертова цента. От злости она пинает ногой ни в чем не повинную машину так долго, что на ней образуется вмятина. Но кофе он все равно не дает. Только за американские деньги, дамы и господа, не за удары и не за ласку. Так и все в ее жизни. Все только продается или покупается. Нет никакой любви или нежности. Только деньги правят миром. О том, что деньги втравили ее в сложную ситуацию, Эмма старается не думать. Это побочный эффект. Бизнес есть бизнес - есть опасность, но ведь итог может превзойти все ожидания. Пока она, слоняясь вдоль палаты, ждет Миллс, мимо проходит хорошенькая медсестра. Глянув на ее белый халат, доходящий до колена, Эмма мельком отмечает длинные ноги. Она преграждает путь девушке. Но уже спустя пять минут только что выдуманного разговора убеждается - ничего. Ни-че-го. Не заводит. Раньше она любила коллекционировать их. Таких вот свеженьких и неиспорченных. Пробуждала в них желание и пользовалась умело. Давала радость в постели, а потом выбрасывала, прибавляя очередную ракушку на свое ожерелье. А теперь все - перегорело. Девушка мило смущалась, лепетала что-то, но Эмме было скучно. Она свернула разговор, даже извинилась - дескать, ошиблась, искала некую Кристи, а вы на нее так похожи. И, слыша замирающий стук каблучков, вспомнила Регину. С ней скучно не было. Да что там скучно - с ней было невыносимо. Невыносимо трудно и тяжело. Но какая сладость ожидала, если миновать шипы и трудности... Эмма вспомнила, как целовала ее у стены. Эта женщина воистину была роковой - ради такого стоило бы и орган отдать. И она могла бы - предложить ей почку в обмен на постель. Но незачем - Регина сама отдаст ей себя. Судя по ее учащенному дыханию во время поцелуя, она ей позволит. А там будь что будет, после нас хоть потоп. И тут запоздало пришла мысль о Генри. Эмма вспомнила, как увидела его, войдя в дверь. Вылитый... Да, похож на отца. И на нее - чуть-чуть... Лучше бы вообще был не похож. Ему же лучше. Кто она? Отброс общества, преступница, алкоголичка, бездушное говорящее животное. Правильно, что он теперь возненавидит ее. Для всех так будет лучше. Она смотрит, как открывается дверь. На пороге Регина. - Уходим, - не глядя, она проходит мимо. Глаза у нее красные, и что-то внутри Эммы сжимается. Но она стискивает зубы и идет следом. В полном молчании.