У каждого Темного Лорда...

Мы всей толпой аппарируем к телефонной будке, и я некстати вспоминаю, что статуя "Магия — сила", уменьшенная до смешных размеров, до сих пор ведь лежит где-то в доме на Гриммо. Теоретически, я мог бы взять ее с собой, достать в зале суда и вернуть ей прежний размер. Это был бы самый смешной теракт в магической истории, наверное. Интересно, задавило бы весь Визенгамот разом или только часть? В этот раз я, конечно, заранее знаю, что нас будут судить полным составом — а как иначе-то? Поттера иначе не судят, ясно же! А тут ведь не один Поттер, а целая армия Поттера, да еще и преступления такие звучные! То есть вообще без вариантов. А еще я точно знаю, что в этот раз не будет никаких неожиданностей со временем: Перси еще вчера предупредил меня, что заседание (по распоряжению чуть живого Ранкорна) сдвинули с полудня на десять утра, потом еще попытались сделать закрытым, но получили протест от всех тех членов Визенгамота, кто уже обещал своей семье хорошее развлечение, и, в отсутствие министра и его заместителя на работе, оставили все как есть. Чего я не знаю, так это того, кто будет вести заседание: вечером баталии по этому поводу еще шли и наверняка продолжились утром. Расположенная ко мне мадам Боунс или некто Хоукворт, дававший комментарии "Пророку" насчет моей вседозволенности? Или некто третий, нейтральный? А что еще я точно знаю, что где-то рядом вьется (и выбирает, на кого бы сесть) жук по фамилии Скитер — мы сами прислали ей время и место общего сбора. Никто, конечно, не сомневается, что она и без нас бы попала на суд — причем могла бы даже сделать это вполне официально, не прибегая к анимагической форме, — но, во-первых, так интереснее, а во-вторых, я вечно влипаю в какую-то ерунду, мало ли, сколько всего можно пропустить, если явиться только и исключительно на слушание! Например, можно пропустить шикарную сцену проверки моей палочки при входе в Министерство. Я иду первым из всей толпы, кладу свою палочку на весы, они немного думают, потом выплевывают на руки служащему исписанный пергамент. — Бузина и волос фестрала, — привычным тоном зачитывает он, — используется... На этом месте он замирает, хмурится и просит меня взять палочку и снова положить на весы. Я слушаюсь и повинуюсь, хотя больше всего мне хочется выхватить у него пергамент: я ведь и сам не представляю, сколько этой палочке лет! Пятьсот? Тысяча? Когда жил этот Антиох Певерелл? Весы снова выплевывают бумажку, результат снова не устраивает служащего. — Да ладно вам, — говорю я. — Со мной вечно какие-то странности, ну, показывает что-то не то, и ладно. Материал-то правильный. Но, конечно, с готовностью кладу палочку на весы в третий раз. Ребята сзади начинают напирать, роптать и возмущаться — не потому что в самом деле возмущены, а чтобы этот господин не заставил меня проделывать эту процедуру еще раз десять. Ну, старая у меня палочка. Очень старая. Ну и что? На моем курсе как минимум двое донашивали палочки за старшими родственниками. Что тут такого-то? Я пропускаю к весам Рона, Гермиону, Джорджа, весы без малейших проблем подтверждают материал и юный возраст их новых палочек. Служащий стоит рядом со мной, думает и нервничает. — Я на слушание опоздаю, сэр, — делаю еще одну попытку я. — Давайте попробуем еще разок? Да пожалуйста, мне не жалко. Смотрите, сэр, думайте, из какого склепа я достал такую древность. На что угодно спорю, его комментарий будет в ритином репортаже. И будет он таким зловещим, будто я его тут чуть этой палочкой не убил. Интересно, а как Дамблдор тут ходил? Или ему со старой-старой палочкой было можно? Или он никогда не ходил через вход для посетителей, а только камином, как член Визенгамота? Весы в очередной раз выдают бумажку с возрастом палочки. Я снова пытаюсь подглядеть, снова безуспешно. — Сэр, а сколько ей лет-то? Что у вас там написано? — Идите, мистер Поттер, — внезапно то ли пугается, то ли решается он. — Вы ведь Гарри Поттер, да? — Да, сэр. — Удачи на слушании. — Спасибо. Я наконец получаю обратно палочку, прохожу, жду, пока проверку пройдут все остальные. И вот наконец мы набиваемся в лифты, которые по-прежнему не едут до десятого уровня, а значит, ехать нам до Отдела Тайн. Дальше только по лестнице. Внизу нас встречает Артур Уизли. Он коротко обнимается со своими, ободряюще кивает остальным и ведет нас к "старому залу номер десять". В нем меня уже судили, а я, признаться, надеялся на какое-никакое разнообразие! Впрочем, ладно, не буду придираться, и так сойдет. Мы заходим в зал за пять минут до начала заседания. Рассаживаемся (почти все) на кресла для обвиняемых — цепи угрожающе звякают и тянутся к моим рукам, некоторое время вьются вокруг, как бы решая, стоит связываться или нет, а я думаю про себя: "Только попробуйте". Наконец цепи делают правильный выбор и ложатся обратно на пол. Хорошо быть сильным и зловещим. Я начинаю к этому привыкать, вот что страшно. С десяток членов Визенгамота с интересом наблюдают за нашей с цепями пантомимой. Я с не меньшим интересом осматриваю их. В центре сидит мадам Боунс, которая, очевидно, и будет ведущей при допросе. Честно говоря, я на это надеялся. Надеялся, но совершенно не рассчитывал. А тут такая удача, слов нет! Слева-справа незнакомые мне маги, причем левый смотрит явно неприязненно — видимо, для равновесия такой обязательно нужен. Некоторое время я пытаюсь вычислить, с кем из присутствующих мы переписывались, потом бросаю это дело. Все равно в лицо я их не знаю, а Прорицания — вообще не моё. — Если все в сборе, можно начинать, — говорит Амелия. Повинуясь ее сигналу, сбоку встает Перси и начинает свое вступительное слово: "Слушается дело о нарушении указа такого, нарушении указа сякого..." Я довольно быстро перестаю это слушать, поскольку и так, в общем, представляю, в чем обвиняют меня и остальных, я полный список прочитал не один раз. Я разглядываю зал. Вижу много знакомых лиц — Хогвартс, Орден, какие-то случайные маги, которых я определенно где-то видел, и маги совсем не знакомые; смутно напоминающие однокурсников и не напоминающие никого; на специальной скамье для прессы сидит, неожиданно для меня, сияющий Ксенофилиус Лавгуд и машет рукой Луне. На верхнем ряду справа Молли, Билл и Флёр, рыжее пятно и почти светящееся обаяние вейлы. — Гарри Джеймс Поттер... — я ненадолго включаюсь в речь Перси, но понимаю, что это он перешел к перечислению обвиняемых, то есть нас. А это еще на пару минут, если каждого по полному имени, да с адресом проживания. А значит, у меня как раз есть время для важного дела. Я достаю из кармана мантии Воскрешающий камень, кладу на подлокотник своего кресла. Да, я ничего скрывать не собираюсь, смотрите и увидите! — Допрос ведут: Амелия Сьюзен Боунс, исполняющая обязанности главы Отдела обеспечения магического правопорядка, — ого у них там кадровые перестановочки из-за нее, наверное! — Чарльз Альберт Хоукворт, Питер Джеймс Шафик. Секретарь суда — Персиваль Игнациус Уизли... — Свидетель защиты — Альбус Персиваль Вулфрик Брайан Дамблдор, — заканчиваю я и чувствую, как за моей спиной появляется тот, кого я только что вызвал. Шум обрушивается на нас со всех сторон. Кто-то что-то кричит возмущенно, кто-то ахает в совсем другой тональности, многие члены Визенгамота выглядят откровенно напуганными, и среди всего этого два оплота спокойствия — мадам Боунс и Перси, которым, похоже, просто интересно, что еще я сегодня выкину. Я оборачиваюсь, чтобы посмотреть, как профессор Дамблдор устраивается в свеженаколдованном им кресле — подозреваю, для живых оно совершенно непригодно. Надо будет попробовать в нем посидеть. — Приветствую всех, — говорит он. — Я тоже очень рад вас видеть, но может быть, приступим, собственно, к делу? Гомон стихает с первыми звуками его речи, но потом возвращается на место с новой силой. Наконец, перекрывая весь прочий шум, волшебник справа от Амелии — интересно, Хоукворт или Шафик? — выкрикивает: — Это некромантия! Это запрещенный ритуал! Требую немедленного удаления духа из зала, а Поттера — в Азкабан! Это переходит все границы! О, да. Как я этого ждал!