Почти на одной волне.

POV Александра. — Как Вы себя чувствуете по прошествии нашего предыдущего сеанса? — спросил мужчина, сидевший напротив меня. Сны. Все к чему сводится любой сон — отголоски прошлого. Все воспоминания смешиваются в одно ужасное, причиняющее боль, даже большую, чем суровая реальность. Я пытаюсь не спать, и поэтому мне приходится пить кучу энергетиков, которые, кстати, почти не помогают. За то время, что я не сплю, я успеваю сделать много полезных дел. Сегодня ночью я перекрасила стены в комнате. Знаете, в такой темно-голубой цвет. Будто тот цвет, что у моря, когда смотришь на горизонт. Я успела заполнить свой ежедневник на неделю вперед, сделать запеканку, покрасить волосы, трижды исправить предсмертную записку. С ежедневником, конечно же, дела обстояли лучше всего. Понедельник. Принять таблетки. Вторник. Принять таблетки. Среда. Принять таблетки. Четверг. Принять таблетки. Пятница. Принять таблетки. Суббота. Принять таблетки. Воскресенье. Принять таблетки. Иногда заполнением ежедневника я могу заниматься целые сутки. Как жаль, что страниц там не так уж и много. — Да, мне намного лучше, — выдавив из себя улыбку и непроизвольно хихикнув, ответила я. Мистер Алберсон нахмурился, но сделал вид, что поверил. Чертов психотерапевт. О, кстати, психотерапевты бывают двух видов: одни плюют на все и верят в магическое исцеление от таблеток, а вторые любят докапываться до мелочей, проводить кучу консультаций и заставлять вспоминать все, короче, садисты. Так вот, Алберсон — садист. Такие пациенты, как я, приносят ему удовольствие. Он любит копаться в этой грязи. — Как проходят твои прогулки? — вновь загорелся мужчина. — А как насчет физического контакта? Эта свинья знает, что я не готова ко всему этому, но продолжает гнуть свою палку. — Нет, знаете, я гуляю, но одна, — отвечаю я. — Не стоит замыкаться в себе, — он делает небольшую паузу. — Такое поведение может привести к еще большим осложнениям. Мне хотелось заехать ему по его ехидной роже… Но, увы, я, как человек живущий на социальном пособии, хожу бесплатно (вот радость то, а?) и принудительно к психиатру. Нет, я не опасна для общества, но оно считает, что я опасна для самой себя. — А физический контакт? Как у Вас с этим дела обстоят? — Алберсон поправил свои, абсолютно идиотские, очки. — Стараюсь избегать, — совершенно честно ответив, ухмыляюсь я. Мужчина стянул с себя пиджак и, положив его на подлокотник своего шикарного кресла, начал настойчиво всматриваться в мое лицо. Каждый раз во время моего посещения, он брал такую паузу, чтобы просто пялится на меня, возможно, в надежде увидеть что-то, что бы ему помогло в моем лечении. Хотя, иногда таким взглядом он заставлял меня чувствовать себя неловко. — Я, наверное, пойду, — едва заметно улыбнулась я, чтобы показаться вежливой. — До свидания. Поднявшись на ноги, я быстро проследовала к двери, в надежде скорее покинуть кабинет обернулась напоследок, пока тянула ручку двери на себя. Ничего не произошло. Дверь не открылась. — У Вас тут дверь закры… — успела протянуть я перед тем, как оказалась прижата к стене. Надавив локтевой костью мне на горло, Алберсон не позволял мне проронить ни звука. Шипя и пытаясь выкрутиться из его огромных ручищ, я хрипела, в надежде что у меня получится закричать и кто-нибудь примчится на помощь. В голове всплывали наставления моей матери. »Кричи, чтобы слышали все. Ты должна отбиваться изо всех сил!» — Боюсь, что это наш последний сеанс, Александра, — прошипел мужчина, все так же надавливая мне на горло, но уже повалив меня на пол. — Уберите руки, — с глазами полными слез и на грани того, чтобы отключиться, прокашлялась я. Брыкаясь, как только могла, я думала лишь об одном. «Нет. Только не снова. Нет, пожалуйста. Я сплю. Это все — плохой сон!» Но это была реальность. Алберсон начал сдирать с меня джинсы и, ослабив хватку у меня на шее, он позволил мне на секунду, повернуть удачу в мою сторону. Скинув его руку со своей шеи, я буквально выползла из-под него и, зарядив ему кулаком в нос, попыталась подняться на ноги. Все происходило слишком медленно. Тело меня практически не слушалось, все движения были неуклюжими и нерасторопными. Я тогда слышала лишь стук своего сердца. На лбу проступил пот, когда я подскочила на ноги. Вновь ломанувшись к двери, я начала кричать и стучать по ней, что есть сил. Вместо крика я услышала лишь приглушенное шипение, а вместо стука… Руки не слушались, но я продолжала свои бесполезные попытки. Мужчина уже успел очухаться от удара. Почему никто меня не слышал? Почему? Алберсон ударил меня под колено, он чего я с диким грохотом упала и ударилась лбом о дверь. Притянув меня за волосы, мужчина потащил меня по полу к своему столу. Получив две, три, нет — четыре звонкие пощечины, я уже готова была потерять сознание. Буквально швырнув меня на стол, мужчина склонился надо мной… — Ты же не будешь огорчать меня, милая? — противно процедил он, наклоняясь к моему уху. Все. Тогда все оборвалось. Я уже не пыталась вырваться, не пыталась кричать. Из глаз лились слезы, и я полностью смирилась. Приняла это снова. История повторилась. — Заберите ее, — абсолютно бесчувственно приказал мужчина санитарам, заходящим в кабинет. — Я тебя запомнила, сука. Слышишь? Я тебя запомнила! — прохрипела я.