HEYOO

      Лиам крепко зажмурился, пытаясь представить, что все происходящее — и сейчас, и до этого, на протяжении нескольких месяцев — просто бредовый сон; что стоит ему открыть глаза — и не будет истинного альфы Скотта, пытающегося принимать верные решения, но неизменно творящего очередную херню, не будет его более здравого и не менее странного друга Стайлза, не будет оборотней, банши и всего остального, стремного и слишком взрослого.       Именно поэтому он обратился к Кире — та ни за что не примотала бы ничего не понимающую Мэдисон скотчем к стулу.       Открыв глаза, Лиам громко вздохнул и с трудом заставил себя втянуть когти. Кира, милая, зачастую непосредственная Кира, не зря встречалась со Скоттом: теперь Мэдисон сидела в ванной и была прикована к батарее парой неизвестно откуда изначально (так-то Кира достала их из одного из ящиков в своей комнате) взявшихся наручников. Хорошо, что не пушистых и, тем более, не розовых — иначе не получилось бы вообразить, что их используют исключительно для того, чтобы сковывать преступников или кого-то вроде них. И, естественно, она орала. Очень громко. Так, что из-за чуткого оборотничьего слуха хотелось сбежать из этого дома, района; из этого города, лишь бы больше не слышать напуганную и взбешенную в равной мере Мэдди.       — Я не это имел в виду, когда просил помочь, — негромко произнес Лиам, наблюдая за расхаживающей из стороны в сторону Кирой.       — Лучше бы ты обратился к Скотту, — отозвалась она, не останавливаясь.       Кажется, крики сверху ее тоже нервировали, но наступившая буквально мгновение назад тишина настораживала еще больше.       — Именно из-за того, что после обращения Скотт привязал меня к стулу, я и попросил тебя!       — Скотт хотя бы знал, что с тобой происходит! Мэдисон наверняка опасна. Лиам, она не может даже потушить огонь на собственной руке.         — Но и не делает его больше. Пока. Кира, он размером с огонек зажигалки! Это не спалит тебе дом.         Кира устало не села даже — упала на стул и посмотрела на Лиама так, как на него смотрела часто его мама: будто ему было не дано постичь каких-то элементарных вещей.         — Я все равно звоню Скотту. И к ней не пойду.       Он не сразу понял, что она сказала. Кира же вроде хорошо относилась к Мэдисон — именно она таскала ее за собой и именно под ее внимательным взглядом та замолкала и начинала вести себя прилично (то, что происходило до этого в ванной — не в счет). Так что настолько изменилось? Лиам не чувствовал в Мэдисон ничего опасного — она все еще была человеком, пахла как человек. А что до того, что они нашли ее в крови на месте преступления… Почему-то Лидию никто не пытался связать или приковать, хотя та находила трупы, а заодно и неприятности для всех чересчур часто.       Впрочем, может, он был в своих суждениях немного необъективен.       — Значит, я пойду, — пробурчал Лиам, наблюдая за тем, как Кира увлеченно строчит сообщение. — Отдай ключ.       Не то чтобы он всерьез рассчитывал, что она его послушает, учитывая, что Лиам собирался нивелировать все затраченные до этого усилия своими действиями. Мэдисон, конечно, не могла в полной мере оказать хоть какое-либо стоящее сопротивление, но обслюнявила Кире всю руку, поначалу считая, что они ее разыгрывают, а потом несколько раз укусила Лиама до крови и надолго замолчала лишь в машине, когда боевые ранения на его ладони затянулись у нее на глазах. У дверей в дом ее накрыла истерика — со слезами и испуганным смехом одновременно, — и только в ванной она начала кричать.       — Скотт приедет через час. — Кира вздохнула и бросила в Лиама ключами; по ее лицу было неясно, специально она целилась ему точно в лоб или так вышло случайно, и то, что он поймал их налету, ее ну совсем не расстраивает.       Подъем по лестнице показался ему бесконечным.       Мэдисон сидела там, где они с Кирой ее и оставили: на полу у батареи, вытянув ноги и бездумно глядя на собственные скованные руки. Когда Лиам вошел, она подняла на него покрасневшие глаза — теперь они казались еще больше, чем обычно, и на ум приходило сравнение с оленем посреди шоссе в свете автомобильных фар.       — Я тебя ненавижу, — прохрипела она. — Серьезно. Я бы ни за что в этом в другой ситуации не призналась, но я безумно напугана. Хочу наорать на Киру, а тебя избить. Но боюсь больше, потому что это все ненормально. Особенно наручники! Я же ничего не сделала, я даже не понимаю, что происходит…       Лиам смотрел на Мэдди, а видел себя пару месяцев назад, разве что тогда Скотт и Стайлз использовали скотч и холодную воду, и он действительно был опасен, а не… Впрочем, чужие методы все равно не укладывались у него в голове.       — Мэдисон, все хорошо. — Лиам сделал попытку улыбнуться, но, даже не видя собственного лица, понимал, что получилось жалко. — Ладно, все не настолько плохо, как может показаться на первый взгляд. Извини, что получилось так: Кира немного перестаралась. Если ты не будешь кричать и пытаться убежать, то я тебя сейчас отцеплю.       — С сорванным голосом орать немного проблематично, умник. — Мэдисон хлюпнула носом и сощурилась, будто хотела лучше его разглядеть, а потом почти прошипела: — Ненавижу тебя.       Он не прислушивался, но получилось как-то само собой; возможно, это был секундный порыв, но сердце у Мэдди не сбилось с ритма, так и продолжая частить — она не врала. От нее пахло страхом, яростью и злостью.       Лиам был почти стопроцентно уверен, что все это кажется ему таким привычным и даже отчасти родным, потому что он сам слишком часто испытывал подобные эмоции. Ему претил страх, но сложно не бояться, когда одномоментно тебя начинает окружать слишком много паранормального. Ярость мешала ему думать, но он раз за разом ей поддавался — даже раньше. Злость на себя и на всех вокруг обездвиживала, заставляла опускать руки, погружала в отчаяние.       Мэдисон внимательно следила за тем, как Лиам пытается справится с наручниками, но молчала. Когда ее руки больше не были прикованы к батарее, она вовсе забилась в угол, подтянула колени к груди и уставилась на него, будто ждала, что он сделает что-то еще. Более худшее. Например, убьет ее. Или покалечит. Или… Вариант приходило на ум много.       Затишье продолжалось недолго: он почти окончательно решил, с чего стоит начать задушевный и абсолютно неадекватный для среднестатистического человека разговор, когда Мэдди бросилась к двери, даже не до конца поднявшись на ноги. Это было глупо и заведомо провально, учитывая, что она через два своих шага — весьма небольших, учитывая ее обычную обувь на каблуке — вписалась прямо в Лиама и безрезультатно попыталась его оттолкнуть.       — Эй, это нечестно! — Он на автомате перехватил ее руки. — Стой!       — Никто и не обещал быть честным, — прохрипела Мэдисон. — Отпусти меня!       Первым, что Лиам почувствовал, было тепло. Потом — жар. И только после — боль. Он старался несильно сжимать чужие запястья — не оставить синяков или чего похлеще, — но даже этого хватило, чтобы… Ему показалось, что он засунул ладони в кипящую воду, не меньше.       Руки у Мэдди до локтя полыхали: огонь спалил часть рубашки, но дальше не пошел, и ей особого вреда не наносил.       — О Господи! Я не хотела! Прости! Я не!.. Это не… — зачастила она, отпрыгнув назад. — Я?       Лиам зажмурился: на место боли пришел зуд, ожоги медленно начали затягиваться. Когда он открыл глаза, Мэдисон стояла совсем рядом, чуть ли не носом утыкалась ему в футболку, и, рыдая, пыталась что-то сказать — то ли извиниться, то ли задать вопросы, на которые ей никто не мог ответить. С руками у нее было в порядке: обычные девчоночьи руки, бледные, с хорошо заметными родинками.       — Эй, — приобнял ее Лиам, чувствуя себя не в своей тарелке. — Не плачь.       — Я не плачу. Я пытаюсь захлебнуться слезами!       Это было похоже на глупую шутку, а раз у нее получалось шутить, значит, дела обстояли не совсем дерьмово. Во всяком случае, он очень хотел бы в это верить.