carpe diem

В гнетущей тишине закипающий чайник кажется самым настоящим землетрясением. И чайнику стоит сказать спасибо – за то, что вибрациями с эпицентром на кухне он привносит хоть какое-то подобие жизни в абсолютно не подававший признаков оной дом. Даже мыши давно уже перецапались и перегрызлись от скуки. Самая стойкая - и та повесилась на собственном хвосте, банально устав ждать, пока хозяйка жилплощади соизволит пойти в супермаркет и купить хоть что-нибудь, чем можно было бы заполнить холодильник. Тут подошла бы даже банка с машинным маслом. Это, однако, в ближайшие планы женщины не входит – она следует жизнеутверждающей схеме “коробка пиццы/день” и, похоже, вполне довольна собой. Хозяйка дома сама почти слилась с тишиной. Легкое подрагивание пола Симмонс спиной и затылком ощущает даже сквозь футболку и, на первый взгляд, непробиваемый ворс ковра. Воспаленные нервы, теперь уже бывшего, агента Сектора 7 оно успокаивает даже лучше, чем выпивка. Женщина лежит на полу, закинув ноги на диван и одну руку за голову. Пальцами второй Самира отвлеченно водит по горлышку бутылки из-под дорогущего пятизвездочного коньяка – прощальный подарок от друзей «в честь» увольнения. В самой таре признаков спиртного не наблюдается уже дней эдак… Симмонс косится на сложенные аккуратной стопочкой такие же пустые коробки из-под пиццы. Ну да, двадцать дней. Двадцать дней со времени Мишшн-сити. С тех пор, как Сектор 7 был расформирован, и все его сотрудники оказались самым грубым образом вышвырнуты на улицу. Молодцы, быстро лавочку прикрыли, ничего не скажешь. Самира не сомневается, что многие из ее бывших сослуживцев снова вернутся на поприще работы с инопланетной живностью, теперь, когда трансформеры официально предложили свои услуги американскому правительству; что же касается ее самой… а вот об этом как раз женщине думать не хочется. Двадцать дней. Два-адца-ать дне-ей… Двадцать дней Симмонс буравит взглядом потолок и играется с пустой бутылкой. Ровно двадцать дней назад в выделенный кибертронскому медику ангар в экстренном порядке доставили разорванный на две аккуратные половины корпус автобота по имени Джазз. Почему-то именно этот мелкий (по сравнению с остальными мехами) серебристый выскочка сразу же привлек ее внимание. Все остальные – роботы как роботы, необычные, новый инопланетный вид и все такое, это да. А вот Джазз… Самира вообще-то на дух не переносит романтику и прочую подобную дребедень, но тут, что называется, сердце екнуло. Потом уже, в перерывах между баррикадированием архива и потугами отбиться от шелупони Френзи, агент основательно подумала над этим вопросом. И пришла к интересному заключению: между ней и автоботским разведчиком, как бы странно это не звучало, очень много общего. Порой – даже чересчур. Манеры (вернее, их полное отсутствие), клиническая наглость, некоторые привычки – Симмонс где-то все это уже видела. Где-то в районе зеркала. Того самого, которое в полный человеческий рост, и которое так уютно занимает ее прихожую. И когда Самира узнала, что «ИНП-1» разорвал «заинтересовавшего» ее меха на части… ее накрыло. Накрыло так, как не накрывало еще ни разу в жизни. Хотя, казалось бы, причин для этого не было. Вроде чужой в ее жизни человек (или, в данном случае, механоид с планеты Кибертрон), просто очередной прохожий на жизненном пути, с которым они и парой слов не перебросились… … и, несмотря на все это, Симмонс молча выслушала речь своего начальника, молча подписала рапорт «по собственному», молча собрала вещи с рабочего стола и, прихватив с собой подаренную кем-то бутыль коньяка, молча ушла. Приехала домой, побросала все в самый дальний угол… и заказала себе пиццу. Вот так просто закончилась человеческая жизнь, и началось простое бесцельное существование. И вот, спустя двадцать дней этого самого существования, Самира Симмонс нашла в себе силы лишь на то, чтобы задним умом удивиться такому своему поведению. Ей уже давно не 16, а ведет она себя соответственно пубертатному периоду. Ниже падать уже некуда. Если у Судьбы есть хотя бы намек на совесть, то Самире сейчас в срочном порядке нужен кто-то, кто привел бы ее в чувство. Хотя бы пинком. Хотя бы моральным. Тяжелый вздох вписывается аккурат в грохот, с каким люстра на втором этаже спасовала перед земной гравитацией. Где-то за окном кто-то изъясняется с Космосом на языке электростатики, потолок ходит ходуном так, что местами сыпется штукатурка, а женщина, и не думая вставать с пола, с все нарастающим умилением наблюдает за потугами подозрительно знакомых серебристо-черных коленок… сделать, чего им там понадобилось. Как там говорят: зачем барану новые ворота? – а чтобы рога в форточке не застревали! Мимо автоботских сервоприводов пустая тара пролетает с типичным свистом фанеры над Парижем. Звон разлетающегося вдребезги стекла моментально перекрывается от неожиданности врубившимся радио. Are you awake? Will you give what you take? Will you open your eyes? Open your eyes. Are you awake? To the real and the fake? Will you open your eyes? Open your eyes. Симмонс довольно фыркает и отклеивает ноги от дивана. - Отличный вкус, парень! – высунувшись по пояс из окна, бывший агент одаривает автобота своей фирменной наглой ухмылкой. Будто и не было почти месячной депрессии. И только темноватые круги под глазами упрямо доказывают обратное. – Я только надеюсь, старина Ники – не единственная стоящая вещь в твоем плейлисте… - О, за это можете не переживать, мисс, - Джазз в ответ ухмыляется так, будто только что выиграл премию «Грэмми». В номинации «Лучший саундтрек к собственному избиению». А Симмонс смотрит на опоясывающие разведчика свежие сварные швы с металлическими скобами, и начинает замечать, что мир слегка перевернулся с ног на голову. И что совесть у Судьбы все-таки есть…