Вкус предательства.

Так странно было - то ему стало невыносимо больно и холодно (чёрт, для него, как для волшебника, чья стихия была льдом чистейшей воды, как бы странно это сейчас ни звучало, то, что ему холодно, было невероятно дурным знаком, иного значения у которого, кроме как его скорая смерть, попросту не было) после того, как он мысленно попрощался с теми, кто от него не отвернулся в самые поганые его времена, и после того, как попросил прощения за всё у Джувии, мысленно, разумеется, велев ей идти теперь по жизни дальше без него... он ведь даже помнил, как попытался просипеть последнее "Бегите" явно не сообразившим, что творится вокруг них, драконам и, чёрт бы побрал его надменную рожу, Фернандесу. Помнил, как задёргались Стинг с Роугом, не осознавая ещё в тот миг, что вот-вот станут свободны, помнил, что так ничего вразумительного сказать им не смог, пробулькав что-то клокочущей кровью глоткой и чувствуя, что собственный лёд рвёт его заживо на куски изнутри острыми осколками и заковывает в мёртвый панцирь его переставшее трепыхаться сердце. Он помнил, насколько же это было больно... А теперь Грей зашевелился и потянулся, чувствуя, что руки и ноги его полностью свободны, с такой лёгкостью, с какой может ворочаться в своей постельке человек проснувшийся и осознавший, что он на редкость хорошо выспался. Ну что ж, не открывая глаз, усмехнулся Фуллбастер, наверное, ему есть, за что себя похвалить. Оковы сто процентов пали. И лишь потом его словно чем-то острым в голову тюкнуло осознание одного не очень-то приятного факта, заставляя оцепеневшего всем своим нутром парня резко распахнуть глаза. У него ничего не болело, и чувствовал он себя просто замечательно. Даже если бы он и выжил после уже второй в своей жизни остановки собственного сердца, за учётом того, что искалечили его перед этим нехило, он бы сейчас без матюков и сдавленных стонов и мышцей дёрнуть не смог. К тому же, ледяной ещё помнил, каким адски болезненным было пробуждение после первой остановки сердца с подачи сломавшего ему грудную клетку Гажела. Стало быть, и второе пробуждение по-любому бы не обошлось без какой-то такой вот процедуры, которая на время превратила бы его в ещё большего калеку. Да и вдобавок окончательно Грей всё понял, когда стал осматривать место, где он очнулся. Это не была темница Шафрана, это не был дом Джуры, это не было чисто полюшко где-то за городом, расположившимся по соседству с отвергнувшей его Магнолией... Он лежал на облаке. Мать его, на самом настоящем облаке... таком похожем на купающееся в кроваво-красных лучах заходящего за горизонт солнца облаке. Над ним были облака, под ним были облака... повсюду были эти чёртовы бесконечные облака. И небо, словно залитое кровью, распростиралось так далеко, что, казалось, нет ему ни конца, ни края, а земля не просто далеко, нет, здесь её просто не существует. Не было ни луны, ни солнца, ни какого-то подобия светил в этом странном месте, в котором не было слышно ровным счётом ничего, не было ветра, хотя бы слабого его дуновения, но облака всё равно продолжали каким-то неведомым образом двигаться по своей однообразной траектории. И то самое окрашенное красными всполохами белое облако, на котором сидел ошарашенно оглядывающийся вокруг Грей, медленно, но плыло куда-то. И ни души живой тут не было. Зато была лавочка. - Чего? Лавочка в небе?.. - ошарашенно выдохнул ледяной, подавшись всем телом вперёд и глядя на проплывающую под ним самую настоящую лавочку. Со спинкой, самая обычная такая большая скамья, каких в городских парках пруд пруди, с облезлыми деревянными балками по всей поверхности и на чуть покосившихся ножках. Отметив, что разорванная крюком, а потом как попало зашитая губа, хоть и осталась изуродованной (это он понял, быстрым движением коснувшись лица испещрённой порезами и ранами рукой), при этом теперь перестала мешать ему разговаривать, и речь его не была похожа на невнятное бормотание беззубого старика, смешанного с завываниями умственно отсталого со всеми синдромами, какие там только есть, Грей быстро понял - даже если в этом месте он сиганёт с неожиданно начавшего плыть чёрт бы его знает куда облака на эту тоже решившую куда-то отправиться по просторам бескрайнего неба скамью, хуже ему вряд ли уже будет. Чего уж тут - тому, кто уже умер, хуже точно не станет. Ещё в тот миг, когда он понял, что лежит на облаке, Грей осознал - или его безбожно глючит, и он в некое подобие комы провалился, когда своё сердце заморозил... нет, это он не осознал, на это он запоздало понадеялся. Осознал Грей несколько иное - что песенка его отныне, похоже, окончательно спета. Ну и ладно, всё равно этим и должно было закончиться, махнул рукой ледяной и сиганул с неожиданно начавшего набирать скорость облака в сторону предательски уплывавшей из-под него скамейки. Фуллбастер сам не мог понять, отчего его так потянуло к этой плавающей по бескрайнему небосводу лавочке... но отчего-то сидеть на лавке даже явно за пределами мира смертных было как-то привычнее, нежели на облаке рассекать. А вот дальше начали твориться странности, которых на удивление быстро смирившийся с осознанием собственной смерти Грей как-то явно не ожидал. Во-первых, облако, любезно катавшее всё это время на себе, словно взбесилось, стоило ледяному изволить его покинуть. Рванув от скамейки так, словно с этой разнесчастной лавочкой облако находилось в многолетней и непрекращающейся вражде, облако начало сворачивать свои завитки в распоровшие кожу Отмороженного ветряные воронки в тот самый миг, как он бросился вниз. Правда, ледяного слишком уж заботило то, как бы в прыжке на движущийся предмет не промазать, и потому он даже не обратил внимание на то, как болезненно зажгло его тело там, где его коснулись воронки режущего его заживо ветра, не до этого ему было. А во-вторых, Грей, долбанувшись с разлёту о край закачавшейся в воздухе скамьи, чересчур уж явственно для мира, в который его занесло, ощутил то, как влетел его подбородок в испещрённое занозами дерево, как куда-то к кадыку поползла на удивление тёплая для его-то состояния (разве ж из мёртвых может течь тёплая кровь, причём из мёртвых, которые уже оказались на том свете или мире, отдалённо его напоминающем, недоумевал Отмороженный) кровь. Мало этого - едва ощутив на себе чьё-то касание, скамейка словно взбесилась похлеще не желавшего его отпускать облака: начала дёргаться рывками то вверх, то вниз, вертеться на ровном месте и делать всё возможное, чтобы сбросить нежеланного седока. Сколько раз бешеная лавка успела шарахнуть Грея по голове, рукам, плечам и бокам, пока дрыгалась, словно норовистая кобылка - парень в тот момент сосчитать даже не рискнул. Но разве ж Грей был из тех, кто просто так сдаётся, пусть даже дело касается оседлания скамейки в каком-то потустороннем мире?.. Болтаясь в небе, под которым, похоже, земли никогда и не было, и вися лишь благодаря тому, что его немеющие пальцы пока не разжимались, ухватившись за торчащие по бокам скамьи тонкие деревянные рейки, Фуллбастер вдруг понял - неспроста эта хренова лавочка так брыкается, что-то есть во всём этом, а, стало быть, надо бы оседлать её любой ценой. И решил попробовать использовать магию, вот пусть даже чисто наугад что-нибудь сколдовать. Нет, не наугад, пробежал по обнажённой спине Отмороженного неприятный холодок. Он же не мастак колдовать одной рукой, а, значит, на какое-то мгновение ему придётся отпустить обе. А отпустить сразу две руки - стало быть, упустить не желающую принимать седока скамейку, и либо приземлиться на другое облако и плыть покорно по течению ветров в этом мире, либо рухнуть камнем в пропасть, которая скрывалась где-то далеко внизу под этими бесконечными облаками. Подёргавшись ещё с минуту на словно окончательно слетевшей с катушек и начавшей на дыбы подниматься скамейке, ледяной понял - или он срочно и прямо сейчас вспоминает заклинание, которое поможет ему зацепиться за этот чокнутый кусок дерева, или... Точно же!.. Грей аж встрепенулся, догадавшись, как проверить, может ли он здесь колдовать, и в то же время не потерять чёртову скамью, отпустив её при этом на пару мгновений. В общем, как в народе говорят, как и рыбкой подкрепиться, и усесться кое на что. Ледяные крюки на длинных цепях изо льда - и дело в шляпе! Он их быстренько состряпает, раскрутит, зацепится крюками за настырную скамейку, и фиг потом куда от него убежит этот упрямый кусок дерева на ножках! Грей настолько воодушевился, что, отпуская скамью, даже оттолкнул её от себя на радостях. И, лишь набрав в лёгкие побольше воздуха, он аж запнулся, вспомнив ещё кое о чём. А что, если он не может колдовать в этом мире? Значит, всё, свою цель он окончательно упустит... И да, раз он сразу про это не подумал, значить это может лишь одно. Он не просто умер. Он ещё и отупел, похоже. Да и не плевать ли, сощурился Отмороженный, всё-таки обрадовавшись, когда, подчинившись его негромкому приказу, из его ободранных и разбитых рук устремились длинные ледяные цепи, увенчанные блестящими холодными крюками. Даже если эта грёбаная лавочка от него и уплывёт, он может считать, что у него просто не получилось позабавиться вдоволь. И вообще, запоздало задумался Грей, чего он так за этот плавающий в облаках кусок деревяшки зацепился, словно это был его проводник обратно к жизни или что-то в этом роде?.. Не иначе, у умерших это просто стадией неприятия своего состояния или ещё каким неадекватом зовётся. Но Грей не был бы Греем, если, даже и начав в мыслях смиряться с тем, что он мёртв, он не продолжил бы своего добиваться. Приземлившись на так удачно попавшееся под ноги облако с кроваво-красными всполохами по белым завиткам, ледяной раскрутил обе цепи и закинул их туда, где маячила проклятущая скамейка. Получилось. Дёрнув обмотанными цепями изо льда запястьями, Отмороженный почувствовал, что его ледяные крюки крепко засели в дереве, и, подпрыгнув, начал взбираться по холодным звеньям вверх, к так настырно не желавшей принимать его скамейке. На то, что кроваво-красный облачный завиток тут же превратился в такую же воронку из ветра, какие появились при его прыжке с первого облака, и болезненно полоснул его по лицу, оставив глубокий порез на щеке, охваченный ему самому пока непонятным азартом Фуллбастер даже внимания не обратил. Стоило ему подобраться к ретивой, словно необъезженная кобыла, скамейке, как та опять начала выделывать всяческие коленца, чтобы не пускать нежданного седока - и по голове ему двинула украшенной резьбою ножкой (однако, здравствуйте, матюкнулся Грей, поняв, что ножка, оказывается, металлическая), и перевернулась сама через себя аж несколько раз прямо в воздухе, и начала какие-то невообразимые скачки зигзагами похлеще дрессированной козы исполнять... Два раза по случайности примотав к скамье самого себя своими же цепями, один раз своей же цепью изо льда себя чуть не придушив и получив в уже порезанную сторону лица украшенной деревянными завитками спинкой лавочки, Грей одной рукой зацепился за её край, а второй, машинально утерев кровь с разбитого лица, машинально прислонился к самой её середине. Следом же, сдавленно взвыв сквозь стиснутые зубы, Отмороженный потянул руку на себя, вызволяя её из западни, в которую угодила его и без того не единожды травмированная ладонь. Грей поклясться был готов, что в тот миг, когда он прислонил руку к дереву, никаких огромных гвоздей в скамейке не было. Чёртов гвоздь буквально пророс сквозь кисть его руки, пробивая её остриём в самой середине и выползая наверх уже обагрённым его кровью. - Вот скотина бешеная... - раздосадованно прошипел ледяной, рывком высвобождая окровавленную руку и не сразу обратив внимание на следующую странность. Едва его тёплая кровь коснулась дерева, из которого была изготовлена эта чересчур уж своенравная скамейка, в тот же самый миг ретивая лавочка поумерила свой пыл и покорно приняла то, как раздражённый ледяной по-хозяйски уселся на неё, вытирая тронутую свежей (и надо сказать, на удивление болезненной для того, кто, на минуточку, умер!) раной руку о собственные штаны... точнее, об их изорванные окровавленные остатки, едва прикрывающие те места, которые миру демонстрировать не принято. И лишь в эту минуту до Грея дошло, что и гвоздь, вылезший из самого нутра скамьи, пропал, и сама лавочка угомонилась. - Кровожадная деревяшка, - буркнул ледяной, хмуро покосившись на присмиревшую лавчонку. Чёрт, знал бы, что оседлать эту скамейку можно, пожертвовав ей немного собственной крови и сделать так, чтобы кровь эта коснулась её середины - давно бы полоснул себе ладонь кинжалом изо льда да во время первого прыжка дал бы кровушки этому куску дерева, раз уж так ему того хотелось!.. А потом настало время смертельной скуки. Час, два, десять минут или сутки прошли - Грей даже не смог внятно объяснить. Он плыл, плыл и плыл по нескончаемому небосводу, сидя на этой осёдланной им с таким трудом скамейке и облокотившись на её жёсткую спинку, а вокруг лишь сменяли друг друга до тошноты однообразные облака... и больше, мать его, ничего не происходило. Этот заполненный красноватыми облаками вакуум без единого звука и шороха настолько стал выводить ледяного из себя, что в один миг он даже поймал себя на жутковатой мысли... Слышать лязг цепей, хрипение раненого Чени, вопли Стинга, смешки Джерара или окрики пытавшего их Джеро и то было не так страшно. Он начал напевать бессвязный мотивчик сам себе под нос, раскачиваться на продолжавшей свой путь из ниоткуда в никуда скамейке, отбивать им же самим придуманный ритм по полному заноз дереву... В какую-то минуту Отмороженному пришла в голову мысль, что, может, это уже ад, и его суть как раз и состоит в том, что накосячившая при жизни душонка обречена сходить с ума в тишине и одиночестве. Как бы что ни было, зато Леон избавлен от непомерной ноши в лице его опростоволосившейся персоны, отсутствие вины которой надо ещё попотеть, чтобы доказать. Джувия больше не тяготится человеком, с которым нормальной жизни и всех благ, которых так хочется девушкам, ей не видать из-за того, что бедами он оброс, как шелудивая псина репьями. Шерри больше не придётся прятаться, Гажел с Леви теперь не будут заклеймены пособниками преступника... Да и эти трое, наверное, сбежали, те, кто с ним на одной цепи сидел, и кого ждала скорая казнь. Выпрямляясь, Грей буквально заставил себя напоследок улыбнуться, пока он ещё не поехал тут крышей капитально. Нечего ныть и рвать себе душу в клочья, тоскуя по тем, кого ему уже никогда не видать. Он всё сделал правильно. Но подсознание словно против воли стало рисовать перед глазами лица тех, с кем больше ему уже точно увидеться не доведётся. Даже на минуточку, даже хотя бы ради того, чтобы просто узнать, чем всё закончилось, как их выпустили из реабилитационного центра, и насколько быстро с них со всех были сняты обвинения в пособничестве маньяку и убийце, покончившему с собой в темнице Шафрана... Отмороженный усмехнулся, представив себе, как в новостных сводках и газетных заголовках начинают мелькать новости о его "самоубийстве". Грею стыдно было признаваться в этом самому себе, но он здорово загрустил, вспомнив усталый взгляд вечно беспокоящегося за них за всех и всячески пытавшегося ему помочь Леона. Чёрт, сколько же ему довелось перенести лишь из-за того, что появился в его жизни один из тех, кого он считал погибшими... И если в случае с Гажелом появление стального Леону принесло только радость, то в его случае и сказать-то нечего. Наверное, то, что ныне он мёртв - это некое восстановление справедливости, подумал Грей. Остаётся лишь надеяться, что Леоныч оправится после всего, что ему довелось перенести с появлением в его жизни "дела Грея Фуллбастера". Ну ничего, у его братишки есть понимающая и всегда готовая простить во имя любви Шерри, у них всё будет хорошо. Поблагодарив голубоглазую красавицу за то, что ответила взаимностью на чувства его брата, да и вообще была, так сказать, по-настоящему своей, смелой и готовой на всё ради друзей волшебницей, за то, что так запросто поверила в его невиновность, лишь потому, что в этом её уверил её Леон, в общем, поблагодарив Шерри за всё, Фуллбастер вдруг почувствовал, что и о ней вспоминать ему стало невероятно грустно. Ему точно не будет хватать этого её молчаливого понимания, её умения поддержать даже тогда, когда хочется выть раненым волком от жрущей душу злой гиеной лютой тоски.... да просто её. Но... всё к лучшему, что ни делается, тем более, и в жизни Шерри один долбанутый на всю башку ледяной по имени Грей Фуллбастер навёл переполоху своим появлением. А Леви... вот уж кто его и впрямь удивил. Грей с того момента, как вляпался во всю эту историю с Эригором (или с Нацу, бес бы его разобрал, от кого тут по-настоящему исходила вся проблема), искренне был уверен, что малютка МакГарден, хоть и отличалась всегда смелостью взглядов, умением сначала разобраться в ситуации, а лишь потом делать выводы, и очень острым умом, способным чутко и тонко реагировать на детали, которые другим кажутся незаметными и немаловажными, всё равно ненавидит его, как и все хвостатые, после басен, которые Саламандр всем про него понарассказывал, стремясь выгородить свою подгорающую от страха после темницы при Совете драконью задницу. Ан нет, как оказалось, смелая словесница решила сказать своё Веское слово... и тоже, сколько могла, шла с ним до конца. Хорошо, что теперь Леви в руках Гажела. Рядом с этим хамоватым, но открытым сердцем и душой громилой она точно будет в безопасности, и так Грею точно будет спокойнее. Одно то, что Редфокс не отвернулся от него и не бросил его умирать в пещере придавленным обрушившимися на него обломками гор, то, с каким отчаянием он рвался в самые кровопролитные бои вместе с ним, плечом к плечу, и то, как отчаянно этот лохматый чудила, которому, по идее, плевать должно было, как разрешится его, Фуллбастерова, проблема, радел за то, чтобы Саламандр получил по заслугам. Причём, как не единожды говорил сам Гаж - не столько за убийство, сколько за предательство своё сучье. Что ж, эта самоотверженная груда металла теперь пускай перенастраивает свой жизненный вектор на то, чтобы оберегать маленькую Леви... и следить за своей неугомонной сестрицей. За той, что колдовала водой, за той, что для Грея стала этакой путеводной нитью, заставляющей вставать с колен даже тогда, когда это, кажется, бессмысленно, за той, ради которой Фуллбастер без раздумий вырвал бы своё, допустим, ещё живое сердце прямо из груди и скормил бы его самому Люциферу, если бы того обстоятельства потребовали. Да только теперь Джувии всё это не нужно будет. Всё, что мог, для друзей он сделал. Ах да, усмехнулся Отмороженный, и Джуре-сану есть за что, спасибо сказать - приютил компанию шалопаев, которым вечно неймётся, лишь бы справедливость восстановить любой ценой, да шороху навести... и показал ему таинство смерти через остановку сердца впервые. Второй раз останавливать сердце было уже не так страшно. Правда, в первый раз Грей особо не мог припомнить посещения каких-то таинственных миров - мрак, боль, да ни черта больше. Но теперь... всё пришло к своему логическому завершению, и его существованию в мире живых пришёл конец. И это правильно, кивнул сам себе ледяной. Остаётся лишь куковать на этой херовой лавочке, плыть среди нескончаемых облаков по нескончаемому небосводу и надеяться, что со временем Джу, Леона и Гажела отпустят из реабилитационного центра с извинениями и отстанут от них. Всё, пора отпустить уже их и дать каждому из них право наслаждаться спокойной и размеренной жизнью... в общем, жизнью без него. Чёрт, вдруг дёрнулся Отмороженный, чувствуя, что в давно остановившееся сердце будто раскалённый прут загнали, вот только не думать о том дне, когда однажды Джу повстречает другого и с ним разделит свою жизнь, не думать о том, как какой-то тип поведёт её в подвенечном платье к алтарю, не думать о том, как кому-то другому его капля дождика прошепчет заветное "Да"... - Блять! - рявкнул ледяной на себя, впечатывая уже не единожды битый кулак в скамейку под собой. И даже громкий треск дерева под собственной пятой точкой его не смутил. Если понадобится - он и башкой будет биться, только не позволять себе думать о вещах, которые превратят его в озлобленного призрака, не желающего покидать ту, оставленную им сторону, и донимающего близких бесплотной тенью! Он же знал, на что идёт, когда сердце замораживал? Знал. Вот и нехер, заткнись, дура ледяная, ругал себя Фуллбастер почём свет стоит, уже и не замечая того, что он перешёл сначала на громкий разговор сам с собой, а пару раз даже сорвался на озлобленный и хриплый крик человека, у которого последнюю надежду только что отобрали. - Грей?! - вдруг окликнули его. И, услышав этот голос, Отмороженный поначалу аж калёной струной застыл. Ну всё, вытаращил парень глаза, не понимая, откуда он слышит голос, столь ему знакомый, и почему он при этом никого не видит, здравствуй, сумасшествие, приплыли... даже подохнуть спокойно не смог, взял и поехал кукушкой, с досадой пришёл к выводу Грей. - Грей! - а голос прозвучал уже увереннее. Причём не с вопросительными интонациями, а с явной уверенностью в том, что его видят. А, потом, словно спохватившись, откуда-то сверху добавили: - Да подними ты башку, хорош на облака перед собой глазеть! Ошалело подчиняясь голосу сверху и уже признав себя окончательно поехавшим, в следующую же секунду ледяной аж подскочил, не веря глазам своим. Нет, нет, нет, чёрт побери... похоже, его выпад с замораживанием сердца не принёс столь плодотворного итога, на какой он рассчитывал, отважившись на, по сути своей, самоубийство в камере!.. На облаке прямо над его растрёпанной головой, обожжённый, израненный, но вполне себе бодрый, (что для этого мира было неудивительно, Фуллбастер на себе это уже испытал) восседал Стинг Эвклиф, прямо по ходу движения облака вынимая из своего тела огромные стрелы и бросая их вниз, в бескрайние просторы небес, на которые их теперь уже двоих, по ходу, занесло. Судя по грусти в голубых драконьих глазах, до светового убийцы драконов уже примерно дошло, что с ним случилось. - И ты?.. - ошалело выдохнул Грей, глядя на обвинённого в людоедстве волшебника. - И я, - кивнул Стинг. - Блять, - и снова Отмороженный не смог сдержаться. - Остальные живы? - Ну... - швырнув в никуда очередную вырванную из бока стрелу, световой убийца драконов задумчиво посмотрел вдаль, - этот ваш хвостатый с татуированной мордой оказался эфирным телом, и рассыпался на звёздную пыль почти сразу же после того, как ты коньки откинул, и оковы пали. Когда Фуллбастер услышал столь безрадостные вести, он почувствовал себя идиотом, которого использовали, как могли, а потом просто скинули ненужным хламом. Точнее, нет, всё куда было хуже - он оказался идиотом, который сам любезно себя использовал. И ради чего? Ради того, чтобы спустя несколько минут эфирное тело Джерара распалось бы на частицы эфира, а Оковы, приняв его исчезновение за смерть, так и так пали бы?.. - Во я лошара, - хрипло рассмеялся ледяной, с ужасом понимая, что, кроме как горько посмеиваться, ему уже больше ничего не остаётся. Чёрт, и как он не предположил, что хитрый Жора так просто копам ни за что не сдастся, непременно что-нибудь да провернёт, дабы в темнице не околачиваться?.. - Да кто ж знал... - виновато покачал головой Стинг. - Мы с Роугом почуяли, что в этом типе что-то неживое кроется, но мы не смогли вовремя распознать... а когда его фокус с эфирным телом вскрылся, ты... ну, мы уже свободны были, ну ты понимаешь... Знаешь, как Роуг взбесился, когда всё выяснилось? - похоже, пространные монологи помогали Стингу легче освоиться в этом мире. Или принять то, что он мёртв. Или выговориться хоть кому-то напоследок. Или... то ли ледяному показалось, то ли световой и правда пытался всё это время подвести к чему-то такому, в чём он хотел сознаться, покаяться, может, даже. А Эвклиф, нервно теребя ухо, из которого ныне была вырвана торчавшая там когда-то серьга в виде кристаллика, всё говорил и говорил: - Я тебе клянусь, я думал, Роуг прибьёт там этого Джерара, если волю ему дать! Знаешь, как его взбесило, что он сразу ничего не сказал? Он реально озверел от того, что Фернандес был когда-то твоим другом, а даже не сделал ничего, чтоб не дать тебе... ну ты понимаешь, что сделать... - Понимаю, - отрывисто произнёс Грей. Вот и настал его час на своей шкуре узнать, что такое напрасная жертва. Вот подожди он пару минут, не торопись с заморозкой сердца, всё точно пошло бы совсем по другому сценарию, и... возможно, таращившийся на него с грустью Стинг сейчас был бы жив. Ладно, подумал Отмороженный, пока есть возможность, надо ещё кое-что прояснить. И он воззрился на усевшегося по-турецки на облаке светового: - Что с Роугом? - Я не знаю, - виновато потупился Эвклиф. - Как это ты не знаешь? - недоверчиво глянул на него ледяной. - Скажи хотя бы, жив он был или нет, перед тем, как ты на тот... ну, теперь уже получается, на этот, - он обвёл рукой пространство вокруг них, - свет отправился?.. - Я не знаю, - а Стинг вдруг напрягся, вытащив очередную стрелу из плеча и просто монотонно заладил своё, повторяя одно и то же. - Я не знаю, не знаю, не знаю... - Ты чё, тупой? - раздражённо оборвал его Грей. Вот ещё, не хватало ему истеричного дракоши на том свете! Такая себе компания, надо сказать, лучше уж тогда в одиночку с ума сходить. - Давай говори, что с Роугом? Тоже, что ли, дуба дал?.. - Я... - осёкшись и решив, что говорить "Я не знаю", наверное, не стоит, пока Фуллбастер не заморозил его облако и не навалял ему при помощи своей магии, вздохнул Стинг. А потом уставился с высоты, на которой он парил над ледяным. И тут-то Грей оторопел: обожжённые драконьи глаза вдруг налились слезами, и Эвклиф, уже перестав сдерживать душащие его рыдания, прерывисто выпалил: - Прости... в общем, когда Фернандес исчез, я... я... в общем, я вас с Роугом в камере бросил и ушёл. - Отчего-то я даже не удивлён, - процедил ледяной, отворачиваясь от плачущего убийцы драконов и стараясь заставить себя сохранить вид безразличного к тому, что он слышит, человека. В общем-то, Грей не особо надеялся, что кто-то из его сокамерников будет пытаться его спасти, но отчего-то неприятная дрожь тронула его нервы, когда он услышал, как кается Стинг в том, что оставил его подыхать в камере. - А Роуг... Роуг, похоже, с тобой остался, - вдруг забубнил световой, нервно раскачиваясь и глядя в одну точку перед собой. - Он... чёрт, он же просил меня помочь, а я послал его лесом. Ну ты эт... пойми, я думал, что тебе уже ничем не поможешь. Я ушёл, за пару шагов до выхода угодил в ловушку, и всё - больше ни хрена не помню... и Роуга я больше не видел. Грей остолбенел. Так странно было - за него заступался тот, от кого он этого вовек не ждал, тот, кому он башку хотел открутить за боль, причинённую Джувии, и страдания Гажела в Райской Твердыне. Хотя... теневой ещё во время заседания их на цепи как-то странно себя вёл, психолога недобитого всё из себя корчил. Да ладно, вздохнул Отмороженный, слушая над головой жалостливые всхлипы Стинга, в них троих это пребывание в камере на одной цепи что-то поменяло. Он же до сих пор помнил, как они с ревущим ныне над ним и таким же мёртвым, как и он сам теперь, световым в едином порыве отчаяния начали прикрывать измордованного с подачи Джеро теневого... Какая теперь разница, что было, мысленно махнул рукой Грей на всё. Эту игру он бездарно просрал - он мёртв, причём, как выяснилось, зазря, можно было попытаться дать просраться стражникам шафранской темницы после исчезновения эфирного тела Джерара. Стинг тоже мёртв - решил бросить родного брата, и словно сама судьба усмехнулась ему в ответ, дав почти добраться до выхода, а после наслав жестокую погибель в тюремной ловушке... И, если Роуг Чени вздумал остаться с ним в камере или поволок его на себе в попытке его вызволить, или начал там из кожи вон лезть в бесполезных попытках его реанимировать, значит, и ему вот-вот конец. Тюремная стража такого точно не упустит, ещё и поглумятся над ним перед смертью. Винить оставалось только себя, вздохнул Отмороженный, понимая, что из этой истории живым выберется лишь изначально самим собой в тюрьму и не попавший Джерар. А вслух Грей лишь произнёс: - Что ж, раз так всё, как ты говоришь - стало быть, скоро ждём третьего из нашей охренеть какой дружной компании. Вздрогнув от злого сарказма, который едкостью и отчаянием отравил каждое слово Отмороженного, Стинг вдруг встрепенулся, поводя ноздрями и принюхиваясь. - Глянь! - он указал вперёд перед собой. - А это ещё кто?..