Тепло умершего города

— На каждой станции есть чернокнижник. — Я заметил. — Знаешь, почему? Демон внутри него отпугивает мелочь, охране не приходится постоянно тратить силы, камер и патрулей хватает. Правда, иногда приманивает более сильных, особенно чудовищ, те всегда не прочь увеличить свою территорию. — А ты почему не получил станцию? — Я слишком сильный, — Кёнсу растянул губы в улыбке. — Настолько, что притягиваю других демонов, такого ни одна станция не выдержит, разве что пару недель, пока не почувствуют. Но тут есть и хорошая сторона, зато я герой и спаситель человечества. — Но ты не можешь жить с людьми. — Сухо! — он рассмеялся. — Оглянись, они меня боятся. Даже Чанёлю рядом со мной не по себе, а он однажды меня остановил. Даже Бэкхёну, хотя он мне жизнь спасал. Люди быстро станут меня ненавидеть, а я, знаешь ли, не бессмертный, когда защищаться начну, в живых никого не останется. Лучше уж военно-кочевая жизнь. — Кёнсу… — Я никогда не буду жить с людьми. Даже когда у нас будет анклав на поверхности, я смогу обеспечивать его необходимым и все. Если ты все еще хочешь увидеть солнце, не стоит оставаться со мной. — Я тебя не брошу. — Семь лет справлялся без тебя как-то и вдруг перестану? Чтобы выжить, ты мне не нужен. — Я тебя не брошу, — упрямо повторил Чунмён. Оказывается, его уже и не думали увидеть, он был в Аду больше недели. Оказывается, Кёнсу сделал то, что раньше считалось невозможным, заклинатели расширяли уже существующие разломы в Ад, но никогда не открывали новых. Оказывается, все получилось только благодаря Бэкхёну, неведомо как узнавшему, что Кёнсу что-то кажется, и плевавшему, что шансов пройти через такой разлом хотя бы в одну сторону у него почти нет. Все они психи, все, вспоминал он слова Сехуна. Бэкхён понес заслуженное наказание, а Чанёль не разговаривал с ним две недели — после карцера — да и в целом репутация Бэкхёна не улучшилась, у Кёнсу тоже было что-то дисциплинарное, но сам факт, что ради него решились на дело заведомо безнадежное, делал Чунмёна бесконечно счастливым. Никому никогда не удавалось связаться с людьми из Ада. Чанёль смеялся и говорил, что это сила любви, утирая воображаемую слезу, Бэкхён отвечал убийственными взглядами. Это благодаря ему разломы открывались рядом с Чунмёном, а не где придется, и, значит, Бэкхёну он тоже был очень дорог, куда больше, чем казалось. Чунмён пытался выразить, что чувствует, но получалась какая-то формальная благодарность. — Ты мне нравишься, — вздохнул Бэкхён. — Ты слишком честный, слишком корейский, слишком заморачиваешься, но ты мне нравишься. Ничего личного! — он предупредительно выставил руку, явно подумав, что Чунмён может сделать какую-нибудь глупость. — И Кёнсу мне нравится, он моя ухудшенная версия. — Чанёль считает тебя психом, а его нормальным большую часть времени. — О да, — Бэкхён довольно улыбнулся. — Но Кёнсу хуже. Ему каждые две недели крышу сносит, ну, меня бы тоже штырило на его месте, я демонов боюсь до смерти, аж передергивает как вижу. Позаботься о нем, — Бэкхён посерьезнел. — Ты выдержишь. Чунмён тоже надеялся, что выдержит. С его признания прошел почти месяц, но отношения не изменились. Иногда Чунмёну казалось, что Кёнсу действительно все равно, есть ли он рядом и что с ним, но уходить он тоже не собирался. Чунмён никак не мог понять, почему к нему Кёнсу относится холоднее, чем ко всем остальным, хотя времени вместе они провели достаточно. Может быть, дело в нем самом, а может, в прошлом Кёнсу, Чунмён уже не надеялся узнать, он почти научился относиться к этому с должным смирением. А иногда Кёнсу был нерешителен и едва ли не романтичен, он касался рукава Чунмёна кончиками пальцев и подолгу смотрел издалека, был так близко, что чувствовалось тепло его тела, но не более. Как будто хотел чего-то, и боялся. Чунмён с ума сходил от этой двойственности, Кёнсу ведь сказал, что будет рядом, почему его рядом так далеко? Когда Чунмён брал его за руку и переплетал пальцы, Кёнсу задерживал дыхание и почти не двигался, его рука чуть заметно дрожала. — Тебе не нравится? — Чунмёну хотелось спросить каждый раз и он, наконец, задал вопрос. — Не хочу все испортить. — Просто будь самим собой, — Чунмён обнял его свободной рукой, Кёнсу положил голову на плечо. — Я тоже боюсь, что ты однажды скажешь, что это ошибка. Кёнсу фыркнул. — Я уже могу, давно мог. Это была твоя самая большая ошибка, решить, что в меня влюблен, ты еще пожалеешь десять тысяч раз. Я буду ревновать, провоцировать, издеваться и доводить до белого каления, лучше все закончить сейчас. — Чунмён обнял его крепче. — Не говори потом, что я не предупреждал. Не то чтобы все сразу же наладилось, но теперь Кёнсу прижимался в ответ на объятья. Чунмён боялся, что скоро сделает какую-нибудь глупость. Например, поцелует. Поэтому, когда появился Тэхён со своими глазами-карамельками и увел Кёнсу по чернокнижным делам, Чунмён даже обрадовался — есть время успокоиться и остыть. Было бы. Каждые две недели, помнил Чунмён, а уже почти месяц прошел, и в этот месяц Кёнсу в Аду не был. Может, конечно, существовал способ, о котором он не слышал… Кёнсу вернулся через несколько дней и объявил, что умеет правильно делать анклав, они уже провели эксперимент, и теперь планируется все как надо, на всякий случай, подальше от станций, в Кимпхо, хотя Сехун жив-здоров. Пока жив-здоров, только надышался пыльцы и третий день чихает, а Чонин случайно проглотил пчелу, и как раз он-то чуть не умер. И поэтому они ждут, когда все будет готово, вот буквально на днях, как только Сехун прочихается. На протяжении своей речи Кёнсу касался его каждые несколько секунд и вообще был подозрительно нервный, как тогда, когда они за призраками ходили. На вопрос Чунмёна, может ли он чем-то помочь, Кёнсу отмахнулся, сказав, что все в порядке, сам справится. Сехун прочихался к вечеру, когда мрачный Чанёль привел с собой Бэкхёна и сказал, что он тоже что-нибудь нарушит, чтобы его понизили и Бэкхён ему больше руки не выкручивал, заставляя пользоваться служебным положением. Подошедший Кёнсу сказал, что у Чанёля есть более интересные штуки, чтобы выкручивать, и они выше пояса, ты что подумал, Чанёль, я о вас чего-то не знаю? — Трахни его уже, Сухо, — простонал Чанёль, закрывая лицо руками, пока Бэкхён покатывался со смеху. — Это я выкручу тебе следующим, — пообещал Бэкхён, — и нет, не то, что ты думаешь. Чунмён взял Кёнсу под локоть и отвел подальше от посторонних глаз. — Чем я могу помочь? — Ничем, — Кёнсу выдернул локоть. — Все в порядке. — Что сделать? — Ты ничего сделать не сможешь, ты не в моем вкусе, — Чунмён постарался проглотить обиду. — Закрой глаза. Кёнсу фыркнул, но подчинился, даже рот приоткрыл в ожидании. И застонал, вцепившись в его плечи, стоило только Чунмёну скользнуть языком между губ. Чунмён до боли стиснул пальцы в кулак, чтобы не сорваться, его еще никогда с таким отчаянием не целовали, потом толкнул Кёнсу к стене, взял его лицо в ладони, мешая двигаться, и ответил. Кёнсу постанывал жалобно, но целовался жадно, как в последний раз, его руки метались по спине Чунмёна, рот был обжигающе горячим, хотелось исследовать его медленно, но Кёнсу ласкал его язык своим так просяще, разве можно отказать… Кёнсу чуть отвернул голову и выдавил: — Хватит, — Чунмён открыл глаза и отпустил его волосы. Глаза Кёнсу блестели, он дрожал, но уже по другой причине. — Придется обойтись без минета, иначе я тоже кончу. — И что? — Чунмён поймал его губы, но Кёнсу куснул его за нижнюю. — Мне пока нельзя. — Помогло? — До полуночи должно хватить. — А что в полночь? — Страстный безудержный секс напоследок, конечно же. Что? — Чунмён покачал головой. Кёнсу нехотя вытащил руки из-под его одежды, но Чунмён так просто отпускать не собирался. Он касался лица Кёнсу легкими дразнящими поцелуями, проводил по коже губами, просунул бедро между его ног и надавил. Кёнсу выгнуло, он задохнулся, цепляясь за плечи Чунмёна. — Сухо-о… — Да? — он прикусил кожу на шее, чувствуя на языке густой терпкий вкус Кёнсу. Того трясло как в лихорадке, он запрокинул голову и терся о бедро Чунмёна. — Тебе нравится? — Кёнсу выругался. Чунмён почувствовал себя отомщенным, от собственного возбуждения было почти больно, но оно того стоило. — Мой способ лучше? — Ненавижу… тебя и твой способ… — Кёнсу закусил губу. — Лучше. Чунмён коснулся его губ напоследок и отошел, ему тоже нужно было прийти в себя. В нескольких метрах стояли Бэкхён и Тэхён, и смотрели в их сторону как-то слишком пристально. — Думали, мы тут сексом занимаемся? — Надеялись, — мрачно сказал Бэкхён. — Как ты понял, что его демон на стояк ведется? — спросил Тэхён. — Разглядел, — ответил Чунмён. Тэхён хохотнул. — Разведчики вернулись? Разведчики вернулись, по их словам выходило, что местность относительно свободная. Значит, не придется зачищать квадратные километры от демонов, достаточно будет пяти групп, по числу опор заклинания, и отпугивающих печатей. Высокоранговых демонов и чудовищ, которых печати могли бы привлечь, поблизости тоже не видели, а это значило, что есть даже пара дней в запасе. Ветка до аэропорта была, но на тех станциях никто не жил, слишком далеко и опасно, пришлось искать старые карты и сверять с информацией разведчиков. Чунмён с разведчиками и другими командирами сидели допоздна, разрабатывая план. Из командного центра он вышел за полночь и был тут же схвачен Кёнсу. — Какого черта вы так долго, — Кёнсу его куда-то тащил, а Чунмён даже не мог понять, для чего именно. — Я уже сорок минут жду. — Шел бы без меня. — Одному неинтересно, — с нажимом сказал Кёнсу и распахнул дверь. Чернокнижникам всегда выделяли отдельное помещение, не в последнюю очередь потому, что другие с ними жить отказывались, сейчас это было кстати. — Ушли отсюда, все. Внутри обнаружился один Тэхён, жующий вяленое мясо, и четыре раскладные койки. — Но теперь-то у вас секс? — спросил он с любопытством. — Да! — рявкнул Кёнсу. Тэхён расплылся в улыбке. — Не буду мешать. — У нас секс? — Чунмён, конечно, хотел, но думал, что заявление про полночь очередная провокация. — Ты против? — Кёнсу стаскивал с него свитер. — Нет… — и расстегивал джинсы. — Хорошо, потому что мне плевать. — Зачем ждал до полуночи? — Чунмён приподнял его водолазку и гладил горячую кожу. — Мы поспорили… и я выиграл, — Кёнсу замер, положив руки ему на плечи. Чунмён стянул водолазку и майку. — Это татуировки? — Нет. Неважно. Я тебя убью, если остановишься. Чунмён притянул его за пояс и обнял. Кёнсу дрожал, его кожа была слишком горячей. — У тебя жар. — У моего демона, из-за него всегда тридцать восемь. Трахни меня уже! — А я не обожгусь? — Кёнсу зарычал и укусил его в плечо. Чунмён против воли рассмеялся, пока расстегивал чужие джинсы, и просунул руки под ткань. — Куда? Кёнсу глубоко вздохнул и положил ладони поверх его, потом сжал и повел ниже, снимая одежду чужими руками. Чунмён весь сосредоточился на ощущении горячей бархатистой кожи, зачарованно глядя в глаза Кёнсу, он гладил живот, бедра, поясницу, помедлив, скользнул руками к ягодицам. Кёнсу сжимал его запястья, но не останавливал, только кусал губы. Чунмёну хотелось их целовать, он потянулся, но Кёнсу отвернулся, бросил «у стены», отпустив его руки, и сделал шаг в сторону койки. Растянулся и взвыл, джинсы все еще болтались на щиколотках. Чунмён подхватил его на руки, стараясь не улыбаться, Кёнсу бы этого не простил, и понес в указанную сторону. Собственные расстегнутые джинсы опасно съезжали. Он опустил Кёнсу на одеяло и смотрел, как тот лихорадочно избавляется от ботинок и путается в штанах. Чунмёну казалось, что в их первый секс будет волноваться он, а не Кёнсу, и вряд ли доставить сможет удовольствие, но вышло все наоборот. Чунмён бросил вещи рядом с кроватью и опрокинул Кёнсу на спину. — Сними их с меня, — Кёнсу подчинялся, пока. Чунмён лег сверху, почувствовал, как Кёнсу затрясло, и толкнулся вперед несколько раз. Кёнсу застонал, его руки, царапая, прошлись по спине Чунмёна и запутались в волосах, он развел и поднял ноги, член Чунмёна оказался как раз там, где нужно. — Сними их, Сухо. — Мне так нравится, — Чунмён целовал его шею и грудь. — А тебе? — Кёнсу застонал от желания и злости. — Тебе нравится? — Да, да, да, твою мать, Сухо! — Чунмён лизнул его сосок, Кёнсу задохнулся. — Смазка под подушкой, я готовился, давай уже! — Я не хочу так. Кёнсу чертыхнулся и попытался из-под него выползти, Чунмён почти позволил, а потом уложил лицом вниз и накрыл собой. Кёнсу вырывался, но Чунмён был сильнее и тяжелее, а ощущать его на себе слишком приятно, Чунмён ласкал медленно и мало, Чунмёна всегда было слишком мало, Кёнсу сдался и сжал одеяло. — А я хочу тебя. Что мне сделать, чтобы ты меня, наконец, трахнул. — Мы не будем трахаться, — Чунмён коснулся губами его шеи, — мы будем заниматься любовью. Он целовал шею и плечи Кёнсу, тот дрожал и безмолвно просил еще, прижимался, стонал в одеяло. Чунмёну слишком хотелось дарить ему удовольствие, не похоже, чтобы Кёнсу к такому привык. — Хватит нежностей, вставляй. — Мне нравится твое смущение, — Чунмён сжал зубами покрасневшее ухо. — Хочу, чтобы ты сгорал от стыда, не искушай. Чунмён приподнялся, чтобы достать смазку, а потом и вовсе сел. — Что опять? — Ты красивый, — напряженные руки, спина с проступающими лопатками, округлые ягодицы, разведенные, насколько можно, ноги… Судя по молчанию, Кёнсу и правда удалось смутить. Чунмён входил осторожно, но Кёнсу все равно напрягся. — Больно? — Блядь, да! — Кёнсу дышал глубоко и быстро, а Чунмён не знал, чем помочь. — Большие члены нравятся мне во рту, а не в заднице! — Кёнсу… — какой он у Кёнсу по счету, хотелось спросить Чунмёну. — Не вздумай. Выйдешь — убью. — Чунмён вошел чуть глубже, потом еще, качнулся назад, потом снова вперед. — Не останавливайся, не смей останавливаться! И Чунмён не останавливался. Стоны Кёнсу перешли во всхлипы, он заставлял Чунмёна двигаться слишком быстро и резко, отдавался весь без остатка. Он был слишком, обжигающе, горячий, особенно внутри, горячий, и страстный, и его, и просил еще. Чунмён не мог ему отказать, никогда не мог. Кёнсу кончил почти беззвучно, Чунмён чуть погодя, чувствуя, как внутри отпускает, расслабляется и становится еще жарче. Если ритуал снова пройдет неудачно, плевать, лучшее в жизни уже было. Он закрыл глаза. Под боком заворочался, устраиваясь, Кёнсу. Чунмён лежал у стены, головой на подушке, но не помнил, чтобы ее вытаскивал. Наверное, заснул на пару минут, а Кёнсу о нем позаботился. Чунмён прижал его к себе и зарылся лицом в волосы. — Так в чем был спор? — Что я продержусь месяц без секса. Что мы продержимся. Чунмён подумал, был бы он уверен в их отношениях, если бы Кёнсу в первую же неделю ему… Что у них есть отношения. — Это Бэкхён предложил, да? — он потерся носом о затылок Кёнсу. — Сехун, Бэкхёна бы я сразу послал… Да они меня развели! — Чунмён благоразумно промолчал. — Я должен им отомстить. — Может, завтра? — Ну не прямо сейчас же, — фыркнул Кёнсу. — Месть без плана не делается. И я рассчитываю на бодрящий утренний секс. Наутро, впрочем, из них двоих Чунмён был куда бодрее, а взгляды Кёнсу стали особенно убийственными после того, как Бэкхён начал распределять выигрыш, а Сехун сказал, «Ну, это было очевидно», глядя на его задницу. На месте Сехуна он бы на пару дней затаился. Но Сехун подошел, поздоровался и даже завязал разговор. — У тебя такой красивый голос, хён. Я бы тоже не отказался, чтобы ты для меня спел. Хён, спел! Почему ты сразу плохое думаешь? — годы тренировок, определенно. Их ждал аэропорт Кимпхо, огромное пустое ровное пространство полей и взлетных полос. Чунмён никогда не бывал в Кимпхо в прошлой жизни, а в этой к большим открытым пространствам относился подозрительно. Конечно, оставались ангары и само здание аэропорта, но они пройдут в стороне и, если повезет, незамеченными. До станции шли по тоннелю — отчасти потому, что Чанёль обзавелся новыми огненными мечами, и ему хотелось покрасоваться, отчасти потому, что быстрее. В центральной группе шел Кёнсу, он должен был читать заклинание. Чунмён настоял, что тоже в ней будет, раз уж Кёнсу так надо в самое опасное место, а с прикрытием туго, свободных бойцов в Ордене после прошлой попытки стало не так много. Именно по этой причине Чунмёна хотели включить в состав одной из крайних групп, чтобы не попасть в Ад, тем достаточно отойти от опор заклинания на пару метров. Они вышли на поверхность, не встретив особого сопротивления, Чунмён даже посочувствовал Чанёлю, с гиканьем крутившему свои мечи. Еще две группы отправились по тоннелю дальше, с двумя оставшимися разделились и пошли каждая в свою сторону. Демонов, даже летающих, оказалось совсем немного, только несколько резаков да трясуны, которых Чунмён терпеть не мог за привычку собираться вместе и целиться молниями в мечи. Кёнсу шел рядом, Чунмён подумал, что здесь было бы хорошее место для свиданий. Небо, солнце, ветер и цветущий луг. — Я скучаю по солнцу, — сказал Чунмён. — Наверное, по солнцу больше всего. — Скоро передумаешь, — за те полчаса, что проходил эксперимент, Сехун ухитрился сгореть. Не сильно, уже все прошло, но обидно. Кай дразнил его принцессой Белоснежкой и демонстративно взял с собой крем от загара. Потом они наткнулись на каких-то тварей, лезущих из нор, и говорить стало некогда. Твари, к счастью, кончились довольно быстро, спасибо новой ауре, Чунмён отделался всего-то двумя использованными стимуляторами. И злобным тычком Кёнсу, который сказал, что может сам о себе позаботиться. На взлетной полосе Чанёль снова включил феникса, потому что… — Злоебучий пиздокрыл! …там их ждал маленький сюрприз. Много маленьких сюрпризов со стрекозиными крыльями, растущими из… кхм… пизды. Они складывали крылья, пикировали и присасывались к доспехам, пытаясь нащупать незащищенное место. Улыбающийся Кёнсу сжигал их в воздухе. — Убейте матку, они ее защищают. Вон тот мясной стог, — упомянутых стогов по полосе было десятка полтора. — Может, ты сам? — спросил Бэкхён, стреляя гранатой из подствольника. Матка разлетелась, пиздодкрылы начали хаотично сновать в воздухе и постепенно снова опустились на землю. — Или новый способ вам больше нравится? — Кёнсу запустил пиздокрылом ему в голову. — Я просто спросил! — Ты делал ставки. — Ты тоже делал… Кёнсу! — врезаясь, пиздокрылы заляпывали вонючей зеленой жидкостью. — И заметь, я выиграл. Но дальше маток уничтожал все-таки Кёнсу. Их цель располагалась прямо посреди бетона, Кёнсу вытащил из рюкзака мел и начал чертить, остальные рассредоточились по периметру. — Почему пиздокрыл? Чанёль закашлялся. — Перед тобой первооткрыватель, спроси, — безразлично ответил Кёнсу, выводя на земле закорючки. Чунмён был не вполне уверен, буквы это, иероглифы или просто узор. — Ну он же похож, — пробормотал Чанёль. Чунмён признал, что да. — Я не знал, что в классификатор так и запишут. — У нас шесть часов осталось, — напомнил Кай с другого конца. — Что делать? — Ты будешь спать, — к закорючкам прибавлялись геометрические узоры. — А Чанёль нам лагерь разобьет, правда, Чанёль? Чанёль жалобно посмотрел на Чунмёна. Чунмён пожал плечами. Сехун старательно делал вид, что его тут нет, Бэкхён рассматривал окрестности через оптический прицел. Через полчаса Кёнсу закончил подготовку и сказал, что можно страдать фигней, печати он поставил. Сехун немедленно принялся страдать фигней, Кай растянулся на бетоне и задремал, Кёнсу сел рядом, но смотрел в другую сторону. Чунмён снял перчатку и взял его за руку. Показалось, что Кёнсу хотел вырваться, но потом передумал и переплел их пальцы. — Все в порядке? — спросил Чунмён на ухо. — Да. Просто нервничаю, — Кёнсу вздохнул. — Я с тобой. — Потому и нервничаю. Чунмёна тоже грызла тревога. Он не сомневался, что все получится, ведь у Кёнсу уже один раз получилось, а это значило, что у них есть шанс. У тех остатков человечества, что в Сеуле и у них лично, шанс на мирную жизнь, солнце и небо над головой, на совместную старость, много-много поздних ужинов и рассветов в объятьях друг друга. — Ты умеешь готовить? Я не очень хорошо, — смущенно пояснил Чунмён. — Умею, а что? — Приготовишь мне что-нибудь? Там, потом. — Вряд ли. За шесть часов они успели поспать по очереди, обсудить все, что можно, поспорить и проиграть, потрепаться с остальными группами и даже устроить пиздокрыльи бега. Пиздокрыл Бэкхёна почти всегда приходил первым, и он от души щелкал в лоб всем по очереди. Не повезло ему один раз в начале, когда Чанёль еще не получил достаточно и не был кровожаден, и в последний, у Сехуна на лбу уже была шишка, и он не сдерживался. Пока Бэкхён и Сехун провалялись на бетоне с головной болью, подошло время чтения заклинания. Четыре крайних группы отчиталось, что у них все в порядке и они отходят, можно начинать. Кёнсу ткнул в место, где им встать и ушел в центр чертежа. Чунмёна потряхивало от волнения, как в детстве перед праздниками. Кёнсу размеренным низким голосом произносил слова, которые Чунмён уже один раз слышал, взмахивал руками и складывал печати. На этот раз дым был светлый и больше похожий на туман. Когда он рассеялся, Чунмён понял, что стоит в поле. Под голубым небом и ярким майским солнцем. По пояс в умопомрачительно сладких цветах. Среди разноцветных бабочек. — У нас получилось! — заорал Чанёль. Чунмён присоединился к общему хору, но Кёнсу в нем не хватало. И Чунмён его нигде не видел. — Где Кёнсу? — Да тут где-нибудь, что ему сделается, — отмахнулся Чанёль. Чунмён пошел вперед, туда, где должен был быть чертеж, но там даже цветы не примялись. — Сехун, где был Кёнсу в прошлый раз? — Не помню, не до того было, — Сехун смотрел вверх. — Настоящее небо, представляешь? Интересно, а звезды на нем тоже есть? Связаться с Кёнсу он, разумеется, тоже не смог. — Рассредоточимся. — Сухо, не паникуй. Ты же помнишь, в прошлый раз все окончилось хорошо, — Бэкхён хлопнул его по плечу. — В мой прошлый раз заклинателя на части разорвало. Бэкхён кивнул. Никаких следов они не нашли, вымазались в пыльце, набрали образцов, засняли окрестности на камеры шлемов и были счастливы как дети. Чанёлю двадцать два, вспомнил он, секаям девятнадцать, а сколько Кёнсу, он так и не узнал. — Я бы тут так и остался, — Чанёль расплывался в улыбке. — Забыл, что так здорово бывает, я уже как-то привык думать, что нормальный мир мне приснился. Ни взлетной полосы, ни мусора, ни здания аэропорта. Вокруг только цветы, трава, река, горы и никаких признаков Сеула. Как будто людей никогда не существовало. — Мы вернемся. Теперь нам есть, куда возвращаться. Мир внезапно заплыл густым белым туманом, несколько десятков шагов вернули их обратно в Сеул. Здесь все осталось как было, разве что позади них ровно, как по линейке отрезанный, лежал кусок будущего. Связь ожила, Тэхён сказал им идти на восток. Остальные группы уже на подходе. На вопрос Чунмёна он ответил, что Кёнсу с ними. Чунмёна даже трясуны теперь устраивали, было, на что отвлечься. Сам Кёнсу Чунмёну не ответил. До группы Тэхёна дошли быстро, до самого Кёнсу Чунмён дошел еще быстрее, сгреб в объятья, прижал к себе. — Не так уж давно мы не виделись, — попытался высвободиться Кёнсу. — Я боялся, что тебя больше нет. — Приложило, когда вышвырнуло, но я жив и деваться никуда не собираюсь, — голос Кёнсу звучал насмешливо, но он обнял Чунмёна в ответ. — Рация разбилась, не смог ответить. — Я принес тебе цветов. Кёнсу рассмеялся. — Как там, расскажи? — Да, расскажи, — о пятнадцати людях вокруг они и забыл. — Хочешь крылышко? — Они вкусные, — кивнул Кёнсу. В штаб возвращались долго, новость разлетелась и на каждой станции хотели знать подробности. Чунмён рассказывал, остальные перебивали и добавляли, размахивали цветами и пробирками с жуками и бабочками. Кёнсу улыбался, но думал о чем-то своем. Командованию докладывали вечером следующего дня, никто, впрочем, не настаивал на срочности. Царила атмосфера всеобщего праздника. Как будто кто-то собрал всю неиспользованную радость за семь лет и рассыпал над головами. Счастье было такое, что Чунмён бы не удивился, если бы увидел гирлянды и конфетти. Все строили планы и придумывали, как будут жить дальше. На волне эйфории Чунмён даже предложенное Тэхёном крыло съел, найдя вкус не вполне приятным, но необычным. Кёнсу его избегал. Сказал, что нужно время подумать, но не приближался уже второй день. Он и до этого вел себя странно, Чунмён решил, что два дня достаточный для размышлений. Кёнсу он нашел в лаборатории с призраками. — Я хочу жить в доме у реки, — подошел, обнял со спины и положил на плечо подбородок. — Ты не против? Всегда любил воду. Будем сидеть на ступеньках и смотреть на закат над рекой, представляешь? — Кёнсу не ответил. — А рядом с домом сделаем огород, надо же выращивать еду. Как думаешь, там есть зима? А если есть, вдруг будет снег? Можно будет слепить снеговика. Никогда ничего не лепил из снега, а ты? — Кёнсу промолчал. — Кстати говоря, если зима есть, надо придумать, как дом отапливать, деревьев-то там почти нет. Я думал сделать камин и лежать перед ним зимой. Ты любишь камины? — он сделал паузу, но Кёнсу не реагировал. — Кёнсу? — У нас ничего не получится. — Почему… Конечно, получится. — Надо было сказать раньше. — О чем сказать? — Нет-нет-нет, почему сейчас, когда все хорошо и он так счастлив? — Я не смогу с тобой жить, — Кёнсу тряхнул головой.— То есть… Я никогда не смогу быть там. А ты скучаешь по солнцу, по воде, да вообще тут людям не место. — Ты бросаешь меня? — Чунмён сжал руки, обнимая крепче. — Да, наверное, да. — Как будто я тебя отпущу. Я тебя люблю и буду рядом всегда, где бы ты ни был. Понятия не имею, с чего ты это решил, да мне и плевать, ты значишь больше чем солнце, вода и все остальное. Не хочу жить без тебя, — Кёнсу опустил голову. — Мы все еще вместе? — А если я скажу нет? — Буду рядом просто как друг. Не надейся, от меня не отделаешься. — Кёнсу усмехнулся. — Расскажи, что случилось. — Ничего не случилось, это побочный эффект. Заклинание очищает землю от демонов, от всех демонов. — А ты… — начал понимать Чунмён. — Не один в этом теле. Меня бы пропустило, но демона во мне нет, нас выкинуло с территории, как только я закончил. Так что я застрял тут. А ты можешь быть там, где мечтал, — Кёнсу развернулся. Чунмён молчал, подбирая слова. — Знаешь, мне в голову лезут какие-то романтические глупости вроде «Я мечтал быть с тобой», так смущает. Давай сделаем вид, что я сказал что-то пафосное. — И поцелуемся? — грусть из глаз Кёнсу никуда не делась, но взгляд потеплел. — И поцелуемся. Нежно, несмело, медленно. — Ты мог хотя бы испугаться. Или взвесить решение, — в том, что Кёнсу обнимал в ответ, было что-то волшебное. Жить с Кёнсу или жить без Кёнсу, что тут думать-то. Без Кёнсу он жил, ему не понравилось. — Странный привкус. — Пиздокрыл, — пояснил Чунмён. Кёнсу поморщился. — Они правда вкусные. А ты обещал мне что-нибудь приготовить.