Монополия

      Прошло три гребаных дня с того момента, как Бокуто перестал выходить на связь. Акааши упорно игнорировал звонки Тетсуро, тот в свою очередь не мог найти себе места. Из головы вылетело даже то, что сегодня жертва его недолюбви возвращается на недельные каникулы между летними и осенними семестрами в университете, и у них будет совсем немного времени, чтоб хоть как-то привести личную жизнь в порядок.       Дайшо, к огромному счастью, скрылся из его поля зрения еще два дня назад, не оставив никакой информации о том, что ему делать дальше, и в чем вообще заключается его помощь. Возможно, это было даже к лучшему, но затишье перед так называемой бурей напрягало еще больше.       На улице было удивительно солнечно — август словно отдавал свое последнее тепло, давая маленькую возможность еще немного понежиться под теплыми лучами и порывами свежего ветра. Отличная погода для того, чтоб жизнь постепенно начала возвращаться в привычное русло.       Но Куроо решил начать этот день с того, что в очередной раз слишком много думал и слишком мало спал.       Будильник на смартфоне давно разрывался раздражающей трелью, прогоняя одну и ту же мелодию по четвертому кругу. Будь телефон живым — ему не хватило бы никаких нервов, он скорее шлепнулся бы на сонную рожу Куроо и сказал, что увольняется, потому что ежедневные тщетные концерты с попыткой разбудить своего хозяина его совсем не устраивают. Но телефон оставался простым сгустком микросхем, точно выполняющим свою работу, поэтому на седьмую такую трель Тетсуро все-таки соизволил разлепить глаза и с тяжким вздохом потянулся к мобильнику, осознавая, что он поспал всего три с лишним часа.       Время на экране смартфона заставляет его чуть дернуться от осознания того, что через каких-то полчаса у него состоится важная встреча с человеком, приезда которого он ждал больше, чем чего-либо на свете. И он снова проебался, поэтому в очередной раз получит неодобрительный взгляд из-под вытянутых линз очков.       — Блять, — он вымученно шипит себе под нос, вскакивая с постели и начиная разыскивать по всей комнате хоть какие-то чистые и не мятые вещи. К его удивлению, не находится ничего. Вообще.       Он в который раз чертыхается, ругая себя за то, что не подготовил все заранее, не закинул вещи в стирку и не достал откуда-то с полок старый пыльный утюг. Но времени на самобичевания у него практически не оставалось — он натягивает, что попало, наспех забрызгивая все это едким дезодорантом, после кое-как заливает гнездо на голове лаком, что совершенно не помогает. Выслушивать подколы в сторону своей прически — его маленькое хобби.       Когда времени не остается совсем — он вспоминает о том, что следовало хотя бы умыться, и так же быстро набирает в ладони ледяной воды, пару раз окатывает лицо, смотрится в зеркало и снова вымученно стонет. В ответ из зеркала на него таращится какая-то побитая собака, но ничего не попишешь. Как говорится, люби таким, какой есть, либо катись к черту.       Поясная сумка со всем необходимым обнаружилась где-то за кроватью, в нее отправились сигареты, телефон, остатки денег.       «Ну ты и днище», — про себя причитает Тетсуро, пулей вылетая из квартиры и пару раз прокручивая ключ в дверном замке.       «Он пошлет тебя нахуй», — повторяет себе Тетсуро, заваливаясь в автобус. Пятнадцать минут молча трясется в общественном транспорте, теребит ремешок поясной сумки и ругает себя в тысячный раз.       «Может, он расстроился и не стал ждать?» — кажется Тетсуро, когда он взглядом пытается выискать в толпе родную светлую макушку.       «Я бы тоже послал себя нахуй», — горько хмыкает про себя он, когда проходят добрые двадцать минут. Телефон по-прежнему молчит, звонки по ту сторону трубки сбрасываются наглейшим образом.       Смысла бродить по станции не было никакого, он закурил третий раз за эти двадцать минут и пошел в сторону лестницы, чтоб спуститься с платформы и вернуться на свою остановку.       «Молодец, придурок», — снова крутится в голове. Зная импульсивность его пассии — его могут просто-напросто бросить из-за этой ситуации. Да и из-за любой в принципе. Так было трижды. Первый раз был, когда он закончил школу. Они здорово повздорили, ведь Тетсуро не планировал поступать в университет, наивно полагая, что деньги можно заработать любым путем. Его на тот момент новоиспеченный любовник искренне полагал, что без образования ты — никто, пустой, без дальнейшей цели в жизни, профессии, работы, семьи. Традиционные понятия въелись в корку его подсознания с самого детства, а Тетсуро просто не хотел лишний раз ссориться и доказывать свою правоту.       К слову, оказалось именно так, как его и предупреждали. Он был без нужного образования, с никчемной работой и таким же никчемным существованием, всеми силами пытаясь выжить, просуществовать от зарплаты до зарплаты не без помощи хороших друзей.       Вторая ссора была не менее идиотской. Когда школу закончил второй из этого неудачного тандема — родители сослали его в заморский университет, набираться знаний, наследовать родительский бизнес, прыгать в омут предпринимательского дела с головой и класть на отношения большой и толстый, что он и сделал, ни на секунду не задумываясь о том, что Куроо тот еще мистер «уважаемый случайный прохожий, присядь на мое лицо».       Третья ссора была на почве вышеупомянутого. От Тетсуро требовали отчетности, словно от маленького неспособного ребенка, контролировали, словно последнюю блядь — ревновали, закатывали сцены на пустом месте, строили теории о его похождениях, названивали и написывали.       Но он слишком долго добивался этого доморощенного ревнивца, чтоб просто так отступить. Они прошли через многое, и Куроо чувствовал всем своим большим сердцем и крохотным мозгом, что эти отношения — навсегда, насовсем, свое, родное. То, что он никогда не осмелится разрушить и никогда не потеряет, будет стараться и сделает все, чтоб его «навсегда» сохранилось рядом с ним, на общей кровати, сонно прижимающееся носом к его плечу.       — Куроо-сан, Вы опоздали, — доносится откуда-то со спины. Тетсуро дергается и оборачивается, как последний придурок таращась на лицо с падающей от очков тенью.       От этого «Вы» становится даже как-то тепло на душе. Сколько бы раз он не бился за нормальное обращение к себе — консервативный Тсукишима срывался на «ты» только в особых случаях, добавляя к этому пару нецензурных слов. «Так правильно, меня так воспитали», — отмахивался он, а тема сразу же обозначалось закрытой, потому что спорить с ним — это словно биться головой о непробиваемую стену, себе в ущерб.       — Я успел подумать, что ты ушел.       — Нет, — он демонстрирует маленькую коробку клубничного молока с трубочкой. — Отошел в магазин, пока ждал Вас.       — Тсукишима, мать твою, Кей! — Он рвется с места, поднимаясь назад по лестнице и налетает на высоченного блондина, сгребая в объятия.       — Не прожгите мне куртку сигаретой, — он безучастно фыркает, чуть сминая в руках коробку.       — Прости, что опоздал. Я поздно лег и не услышал будильник в первые несколько раз.       — Я привык.       — Что с настроением? — Он все так же нагло прижимает Кея к себе. — Ты мне не рад?       — Перелеты все еще даются мне трудно. У меня было три часа после самолета, чтоб отдохнуть и немного вздремнуть, но семья решила, что мне это не нужно, — он тактично отлепляет Тетсуро от себя, хмуро озираясь вокруг. — Акитеру снова говорил со мной о том, как семье важна моя учеба.       — Я так понимаю, гулять ты не хочешь?       — Правильно понимаете. Я устал и хотел бы просто посидеть в тишине хотя бы час.       — Посидеть — обеспечим, но вот не факт, что в тишине. Ты приехал ко мне, о какой тишине вообще речь?       — Действительно, — с тенью сарказма цедит тот.       Разговор как-то не клеился, что заставляло всегда невероятно уверенного в себе Куроо сейчас испытывать какую-то неловкость.       — Тем более, мы уже не школьники, чтоб за ручку гулять, — улыбается Тетсуро, снова обвивая чужую талию одной рукой. Ему хотелось видеть вечно недовольную рожу напротив себя всю свою блядскую жизнь. Это именно то, чем он живет, для чего продолжает тянуть свое бесполезное существование.       — Ваши пошлые намеки сейчас неуместны, — он морщит лоб, отводя взгляд куда-то в сторону.       — А когда они будут уместны? — чуть ли не урчит он в ответ. — Думаешь, я ждал столько времени для того, чтоб мы устроили чаепитие? Выпили по чашечке с печенькой и завалились спать? Брось.       — Возраст не научил Вас думать головой, а не причинным местом.       — Возраст? — Даже как-то оскорбленно тянет он. — Я в самом расцвете сил, вообще-то!       — А в голове все так же пусто, — как факт отчеканивает Кей, упиваясь чужим недовольством через очки.       — За мозг в нашей паре отвечаешь ты. Я, так уж и быть, возьму на себя тяжкую роль самого очаровательного придурка.       — Сколько раз мне повторить, что мы не пара?       Тетсуро цокает и закатывает глаза, убирая руку с чужой талии, и начинает загибать пальцы, считая очевидные вещи:       — Мы трахаемся уже почти шесть лет, никого другого не было ни у тебя, ни у меня. Мы оба испытываем какие-то чувства, и ты просто не можешь отрицать самую очевидную вещь в своей жизни. Мы созваниваемся каждый день, мы не вылезаем из переписки друг с другом, строим совместные планы на будущее, и лично я, — он загибает все пять пальцев на руке. — Уже не представляю без тебя свою жизнь.       — Слишком много говорите. Пойдемте уже, — Кей едва заметно дергает уголками губ — совсем не улыбается, нет. Но уверенно хватает Куроо за сжатую в кулак ладонь, заставляя расслабить руку и переплести ее с теплыми пальцами.       Тетсуро светится, словно ребенок. Лишние слова тут и вправду ни к чему.

***

      Дайшо чувствует всю опасность ситуации на холодеющих пальцах ног. То самое ощущение, когда кровь от всего тела яро приливает к ногам, каждая клетка организма кричит «БЕГИ», руки немеют, а мысли в предвкушении адреналина плывут какой-то кашей. Припереться вот так, без оружия, без задней мысли, вежливо выставив ладонь для рукопожатия, чтоб мирно обкашлять один вопрос. На что он, собственно, надеялся?       — Убирайся, — сквозь зубы цедит собеседник.       — Я пришел с миром, — Дайшо поднимает ладони к груди в примирительном жесте, чувствуя, как капля пота медленно стекает по затылку под волосами к шее, впитываясь в капюшон толстовки.       — Любое твое появление в Японии заканчивается каким-то пиздецом, я не знаю, что у тебя в голове, но заранее в этом не участвую, — он говорит так, словно ему совершенно все равно, но на лице читается какая-то тень презрения.       — Брось, — он улыбается как-то слишком натянуто, пихает руки в карман толстовки и переплетает свои же пальцы, ногтем впиваясь в костяшку от волнения. — Я хочу найти старого приятеля, но у меня не осталось контактов.       — Хироо не в Японии, — отмахивается он.       — Мои источники говорят, что он вернулся сюда месяц назад.       — Твои источники пиздят, если бы этот подонок оказался тут, то я придушил бы его собственными руками, — он слишком спокойно усаживается на один из диванов. Дайшо чуть мнется, но садится рядом.       — Вижу, у нас немного схожие цели, — Сугуру чуть смелеет, тянет губы в ухмылке.       — Нам с тобой не по пути.       — Я бы так не сказал.       — Я так сказал. Не хочу иметь ничего общего с беглым вором.       — О, так это и до тебя дошло, — он горделиво задирает подбородок. — Но это не так. Коджи увел всю партию у меня из-под носа, а мне пообещали несколько лишних дырок в голове за то, что сейчас он живет припеваючи, скинув все это на меня.       — Ты знал, на что шел, когда набирал себе крыс в коллеги. Тебя уделали таким же наглым трюком, какими ты пользовался по отношению к другим, — мужчина чуть морщится, перебирая в голове десятки ситуаций, в которых он оказывался ни с чем по вине Дайшо и его компании. — Это твоя плата.       — Ты всегда так груб со мной, Ушиджима, — он хотел было сделать вид, что оскорблен до глубины души, но лишь хмыкнул. — Плачу пятьдесят тысяч за твой товар и помощь.       — У тебя деньги-то есть? — На секунду его лицо исказилось подобием смешка. Дайшо поморщился, у Вакатоши всегда получалось выглядеть довольно опасным парнем, но его эта улыбка вызывала двоякие ощущения. Смех вперемешку со страхом.       — Будут. И ты мне с этим поможешь.       — Смотрю, ты уверен в себе.       — Как никогда, — кивает Дайшо, лыбясь во все тридцать два.       — Раз так, — начинает он, после оборачиваясь на мужчину за барной стойкой. — Тендо, подойди.       Тот самый, который Тендо, лениво выруливает из-за стойки и встает перед ними во всей красе, пятерней смахивая свою огненно-рыжую челку назад.       — Что угодно, мальчики? — оскал — шире того, что обычно демонстрирует змей. Плюс сто к харизме и минус двести к уверенности Дайшо.       — Не скажу, что рад снова тебя видеть, — улыбается в ответ Сугуру. — Но мне нужна помощь ваших людей в одном интересном деле. Плачу половину.       — Половина — это сколько? — Глаза у Тендо начинают как-то нездорово блестеть при упоминании денег.       — Пятьдесят тысяч долларов.       — Семьдесят, — лыбится Тендо.       — Шестьдесят, — так же лыбится в ответ Дайшо, с вызовом заглядывая тому в глаза.       — Восемьдесят, — Тендо напирает так, словно совсем не настаивает. Делает шаг к сидящему Дайшо, наклоняется к его лицу и чуть щурится.       Вакатоши устало прикрывает глаза и со всей силы хлопает по столу ладонью.       — Мы согласны предоставить свои услуги за шестьдесят тысяч. Тендо, сядь.       Сатори словно по струнке выпрямляется и плюхается рядом с Дайшо, но пялиться на того сквозь сощуренные глаза не перестает.       — Это будет весело, — эхом разносится по бару со стороны служебного входа. Дайшо переводит взгляд на больно уж знакомый голос, а после заливается смехом.

***

      Куроо выглядел довольным, словно наевшийся сметаны кот. Алкоголь приятно расслаблял, давая волю не только мыслям, но и телу. Руки развязно скользили под чужую рубашку, но Кей не противился, поддаваясь невинно-наглой ласке. Из-под полуопущенных ресниц по Тетсуро прошелся смазанный пьяный взгляд, на что тот отреагировал без лишних слов — потянулся вперед, наваливаясь на разомлевшее тело всем весом.       Полупустая банка пива ощутимо мешала правой руке и сковывала движения, но Куроо не спешил с ней расставаться, сделав глубокий глоток, прежде чем уместить ту на прикроватный столик. Фильм, который был включен двадцать минут назад — к черту. Расстояние, неловкость и ссоры на пустом месте — туда же. В этой комнате значимыми остаются только смазанные поцелуи куда-то в скулу, кажущиеся смешной прелюдией, смысла и чувств в которых куда больше, чем в любом развязном жесте. Но и губы не остаются без должного внимания; сначала он невесомо целует в уголок, взглядом как бы спрашивая: «Можно?», а Кей не сопротивляется, наоборот — обвивает чужую шею руками и подается вперед, вжимаясь своими губами в чужие с каким-то отчаянием. Никакому объяснению не поддается то, какие черти из счастья и теплоты пляшут в голове у Тетсуро, когда он чувствует рядом это пылающее от смущения и алкоголя тело.       Но гул звонка где-то в коридоре заставляет Тетсуро нехотя отлипнуть от чужих губ, напоследок хорошенько чертыхнувшись.       — Пойдете открывать? — Кей сверкает глазами, чуть кривя губы в ухмылке. Его ладони лезут под чужую футболку, прохладными подушечками пальцев очерчивая участок кожи. Он ясно дает понять, что сейчас не время отрываться от начатого.       — Это может быть Бокуто, — он наконец противоречиво мотает головой, когда звук из коридора становится более настойчивым.       — Смотрите. Я ведь могу и передумать.       — Блять, прости. Я должен открыть, — он слезает с Кея, на что тот раздосадовано фыркает и забирает чужую банку со столика, но Тетсуро игнорирует уведенное из-под носа пиво и уверенно направляется в коридор.       «Если это не Бокуто, то это труп», — сам себе повторяет он, когда подходит ко входной двери.       — Кто, сука, там?       С другой стороны двери слышится неразборчивый мат, кто-то айкает и заливается смехом.       — Мы с гостинцами, — вопит пьяный незнакомый голос.       — Кто вы-то, блять? — Куроо непонимающе таращится в глазок, но обнаруживает темноту по ту сторону двери. — Покажитесь, черти. Это не смешно.       — Мы, конечно, черти, — смеется уже знакомый голос. — Но все же с подарками.       Куроо не нравится любой звук, который хоть как-то похож на голос Дайшо. Куроо не нравится сам Дайшо, который нагло рвется в его квартиру под каким-то тупым предлогом. Куроо вообще ничего не нравится в таком контексте, поэтому он несколько секунд молчит, а после в самым ненавидящим голосом говорит:       — Все еще советую тебе пойти нахуй.       Дайшо тем временем откровенно смеется, что прекрасно слышно через не такую уж и толстую дверь. — Если ты не откроешь сам, то я прострелю твой хиленький замок своим новым другом, и мы войдем уже без хорошего настроения, — Куроо готов поклясться, что мысленно наложил мерзкую улыбку Дайшо на его слова. — Не порть настроение, ну, кошак.       — Кто там? — Кей слегка обеспокоенно подходит сзади и кладет руку на плечо вообще ничего не понимающего, но явно злющего Куроо.       — Просто иди в ванную и желательно закройся там.       Уже не принадлежащий Дайшо голос за дверью восторженно пищит:       — О, так ты не один?!       — Просто съебите, ребят. Не время, серьезно.       — Мы тоже серьезно, — наконец подозрительно спокойным тоном чеканит Дайшо. — Серьезнее некуда.       И Куроо уверен на тысячу процентов, что слышит звук перезарядки оружия, который не спутает ни с чем в своей жизни.       — Да вы, блять, издеваетесь, — он щелкает дверным замком и быстро юркает на лестничную клетку.       — Мы собирались зайти, — расстроенно тянет парень с огненным взрывом на голове.       — Вы собирались нахуй пойти. Что вам надо?       — Вопрос один обговорить, — Дайшо подходит вплотную, демонстративно светя оружием.       — Грохнуть меня решил? — с ноткой облегчения и сарказма смеется Куроо. Но на самом деле ему было ой как не до смеха.       — Нет, я же говорю, с гостинцами пришел. У нас таких еще много, и мы решили оставить это тут, потому что больше негде.       — Моя квартира — не склад для ваших игрушек.       — Игрушек? — оскорбился Тендо. — Хочешь проверить мои «игрушки» на прочность? Или свое жалкое тельце? — он подошел к Куроо еще ближе, чем Дайшо, практически втыкаясь в чужое лицо. — А? Ну? Смелый самый?       — Пошли нахуй. Оба. Я не буду повторять еще раз.       И как бы Куроо не старался подпирать собой дверь — из нее все равно просунулась до одури любопытная блондинистая макушка.       — Сугуру-сан?       — Очкарик?       — Бля-я-ять, — тянет Тетсуро.       Кей глотает слова, видя в руках Дайшо оружие. Тот в свою очередь готов был поклясться, что вставит ему дуло пистолета в глотку быстрее, чем тот успеет проронить хоть слово.       — Так впустите нас? — Вкрадчиво интересуется Тендо, что заставляет Кея напрячься еще больше.       — Блонде сразу череп продырявить или подумать? — Дайшо скалится, как только замечает секундный страх на лице Тетсуро. Все становится совершенно ясно и без пояснительной бригады.       — Убирайся, Дайшо, — в который раз говорит Куроо, а тон становится более боязливым и просящим. Он всегда готов словить пулю лицом, но вот подставлять под пули самое ценное, что у него есть — хрен там.       — Каждая псина в этом городе так и потирает лапы, чтоб сожрать меня живьем, — вдруг начинает он. — И ты думаешь, что блонда умеет держать язык за зубами?       — Если ты хочешь поговорить, то говорить мы будем только тут.       Естественно, все идет не по плану Тетсуро. Дайшо самым наглым образом заталкивает его в собственную квартиру, с силой вдавливая прохладное дуло в затылок. Не без мата, но он соглашается и ведет себя куда спокойнее, чем обычно — даже слишком спокойно для человека, который готов разложить тело Дайшо по разным пакетам и отправить в удивительное путешествие до ближайшего леса.       Когда Тендо как-то по хозяйски закрывает дверь на замок — становится не по себе.       То есть, не по себе Куроо стало еще тогда, когда он услышал вкрадчивый голос по ту сторону двери, но сейчас это ощущение усиливалось с каждым шагом, взглядом, смешком и движением Сугуру.       — Что ж, — Дайшо забрался на излюбленную кровать, даже не удосужившись снять ботинки и тут же закинув ногу на ногу.       Куроо проглотил и это, не решаясь нарваться на лишний конфликт в присутствии Тсукишимы, чем Дайшо умело манипулировал, видя, как от злости на лбу Тетсуро пульсируют вены, кривятся губы, движения становятся более резкими. Он присматривается, словно кот, готовый вот-вот напасть на свою жертву, но выжидая более удобный момент — когда не будет того, что может помешать или остановить. Когда они с Дайшо в очередной раз останутся один на один. Тогда он отыграется, мать вашу! Так отыграется, что блядский Сугуру пропадет из его жизни так же быстро и резко, как и вторгся в нее неделю назад.       Кей молчал. Стиснув зубы в животном страхе, словно игнорируя реальность и отказываясь ее принимать, но все-таки молчал. Кажется, наличие глока в руках может заставить молчать даже самого изворотливого и проворного очкарика. Вот оно, то чувство, когда ты со спокойной душой подвесил над табуреткой чужую жизнь и только тебе решать — выбить ли эту табуретку из-под чужих ног, а пока — манипулируй, развлекайся и бери от этой чертовой жизни все!       — Как прошел ваш день? — вдруг интересуется Дайшо, видя немалое количество пустых банок из-под алкоголя. И без вопросов ясно, что вечер протекал просто прекрасно до их появления, но интерес все равно берет верх. — Ты и очкарик. Довольно странная дружба, никогда бы не подумал, — он чуть кривится и потертым ботинком захлопывает крышку ноутбука, до этого вещающего какой-то неизвестный фильм — посторонние звуки раздражали Сугуру куда больше, чем рождение Тетсуро на этот свет.       Кей снова собирается открыть рот, но Тетсуро заслоняет его собой в самый нужный момент, давя едкий смешок.       — Он живет в другой стране и других контактов у него не оказалось. Я единственный, с кем можно классно затусить, — он чуть пихает того в бок. — Да, Тсукки?       — Да, — тихо соглашается Кей, кивая откуда-то из-за спины Тетсуро. — Мне больше не с кем провести время каникул.       — Куроо Тетсуро — самая отвратительная компания, которую ты мог для себя выбрать, — он смакует ситуацию, растягивая каждое слово. Удивительно, на что люди готовы пойти, чтоб сохранить свои жизни и прогнуться под властью того, у кого есть пушка. Безусловно, если в какой-то ситуации у тебя есть доверху забитый оружием рюкзак — ты выиграл и эту ситуацию, и эту жизнь.       — Меня все устраивает, — Кей жмет плечами и становится более уверенным. Одними кончиками пальцев касается ладони Тетсуро, давая понять, что все в порядке, и тут же убирает от него руку, вставая рядом. Дайшо пропускает этот невинный жест мимо глаз, упиваясь настолько жалким господством.       — Что-то душно, — нараспев тянет Сугуру, когда блондин в очередной раз пытается проделать в нем дыру взглядом и бросает довольно едкие комментарии, больше похожие на детские провокации то ли ради забавы, то ли ради реакции.       Прохладный ветер открытой дверцы балкона лениво колышет шторы, Дайшо поднимается с кровати и по-хозяйски забирается на подоконник, предварительно сдвинув в общую кучу несколько горшков с полумертвыми растениями, на что Тетсуро собирается в который раз вставить недовольную фразу, но снова сдерживается — лишь бы не нарваться на агрессию.       — Поговорим? — Сатори шаркает носком кед по ковру и пробегается взглядом по комнате, выискивая комфортный угол.       — Не при нем, — цедит Куроо, но его снова одергивают за рукав.       — Я в любом случае требую объяснений, — блондин чуть сильнее сжимает в пальцах чужой рукав, не переставая пилить Сугуру взглядом и простыми невинными жестами обозначать все права на это недоразумение с дохлой кошкой на голове.       — А вы двое… — Дайшо едва заметно дергает уголками губ, делая протяжную паузу. — Довольно близки…       — Куроо разве похож на педика? — рыжеволосый пропускает мерзкий смешок.       — Я — нет, но вот ты очень даже, — глаза непроизвольно закатываются. — Не думаю, что моя дружба с кем-либо должна становиться темой для обсуждения.       — Он, на удивление, прав. Мы тут не за этим, — Сугуру одобрительно кивает в сторону Тендо, который был уже вовсю наготове отстаивать свою гетеросексуальность.       — Тсукишима, тебе пора, — наконец говорит Тетсуро и чувствует, как чужие пальцы впиваются уже не в рукав, а в кожу руки — он явно боится оставлять Куроо с этими двумя.       Несколько секунд неловкой паузы заставляют Дайшо вымученно простонать, тем самым подгоняя Кея хоть на что-то, но тот упорно не двигался с места и молчал, опустив взгляд в пол.       Тендо тут же подмечает недовольство Сугуру, произнося грубо и четко:       — Если ты не уйдешь сам, то я придам тебе ускорения парочкой новых дыр в теле.       Блондин едва заметно дергается от чужого голоса и так же молча кивает, отходит к кровати, чтоб стащить с нее свою кофту, и единственный раз бросает взгляд на Куроо, встречаясь с глазами, полными раскаяния за весь этот цирк.       Спустя еще минуту он проходит мимо и делает несколько ощутимых хлопков по плечу, пытаясь проявить то ли ободрение, то ли сочувствие, но все так же не произносит ни слова и уходит в коридор.       — Милая мордашка, — наконец улыбается Тендо, растеряв всю былую серьезность.       — Если с этой «милой мордашкой» что-то случится, то я лично закопаю тебя в месте с видом на очаровательные мордашки червей, — Куроо цедит это будничным тоном и наконец слегка расслабляется, приземляясь на кровать. — Валяйте.       — Как ты уже успел понять — мои друзья готовы спонсировать наше маленькое приключение. И, разумеется, бесплатно это мне не обойдется.       — На кой черт тебе тогда нужен я, если у тебя уже есть какие-то связи в этом городе? — Тетсуро непонимающе сводит брови к переносице, на что Дайшо фыркает, словно тот не замечает самой простой истины.       — Тебя будет не жаль пустить в расход при контакте с нашими поставщиками и информаторами. Будешь нашим, так скажем, официальным представителем.       — Ага, лицом компании, — прыскает рыжий.       — И в случае провала вы пожертвуете мной?       — Именно. Но шанс успеха все-таки куда больше, плюс ко всему, тебя ждет небольшой процент, который поможет тебе выбраться из этой, — Дайшо неосознанно проходится взглядом по комнате. — Дыры.       В коридоре громко хлопает входная дверь.       Тетсуро на секунду загорается энтузиазмом. Рискованный шанс поднять денег и доказать Тсукишиме… Нет, даже не так. Доказать себе, что он способен на лучшую жизнь, пусть и не совсем законным путем, но инстинкт самосохранения всячески отвергает эту идею, сигналя красной табличкой «опасно».       — Какой процент? — В глазах Куроо мелькает шальная искра, которую Сугуру, естественно подмечает и довольно хмыкает.       — Пятнадцать тысяч долларов. Вполне хватит на то, чтоб хоть немного сгладить все углы твоего жалкого существования.       Тендо слегка напрягается и сверлит взглядом то Куроо, то Дайшо, вскоре все-таки решаясь спросить:       — Ты так и не сказал, что за сумма стоит на кону. Откуда мне знать, что ты не обвел нас с Вакатоши вокруг пальца и не приберешь к рукам большую часть денег?       — Вакатоши уже заключил со мной сделку, если вдруг у него появятся вопросы, то мы обсудим это с ним, а не с его пешками, — он жмет плечами, мол, ничего личного, и вытаскивает из поясной сумки портсигар с криво скрученными косяками. — Огоньку не найдется, кошара?       Тетсуро роется в карманах джинс и на ощупь находит цветастую турбо зажигалку, глядя на Дайшо с немым вопросом: «Поймаешь?», а после с предельной ловкостью запускает ее тому точно в лоб.       — Придурок, — Сугуру сдавленно шипит и ловит зажигалку, отскочившую куда-то на колени, тихо матерясь.       Возможно, он бы и разукрасил его наглую улыбающуюся рожу за такую выходку, но этим вечером им предстояло еще многое обсудить, а после, возможно, набить друг другу рожи как в старые-добрые, наконец выпустив весь накопившийся за эти дни стресс.