***
Когда комната вновь наполняется тишиной — на этот раз тишиной, полной покоя и теплоты — Куроо лениво закидывает ноги на оставшийся край дивана, спиной двигая Дайшо подальше — без лишних слов, чтобы тот понял, что его тушка занимает неприлично много места. Но тот не поддается, а рука, лежавшая на изголовье дивана, съезжает со щеки, заставляя голову свеситься вниз. Тетсуро фыркает, понимая, что тот успел задремать, но когда обмякшее тело с новой силой начинает наваливаться на него — он не выдерживает, отсаживаясь на тот самый край. Секущиеся концы волос все еще были сырыми, слипались в одну большую выжженную кляксу и спадали на диван, затрагивая несколько пальцев Куроо. Ему, если честно, всякий раз было интересно потрогать эту копну, больше напоминающую добротный кусок сена или соломы, заботливо облитый ядреной краской и водруженный на эту бестолковую голову. Пальцы сами продвинулись дальше — под лежащие на его руке волосы, касаясь одними кончиками, самую малость, да так, что едва можно было почувствовать, слегка примять, перетереть между подушечками, а после, более уверенно, сжать тремя пальцами, будто смакуя ощущения. Омерзение, пропитанное каждым жестом Тетсуро, ютящегося на последнем оставшемся кусочке дивана — неподдельное, искреннее и люто давящее. От себя, от Дайшо или от его волос — черт его разбери. Рваные, но аккуратные движения руки становились более плавными, уверенными. Хотелось сжать, дернуть, услышать недовольное сонное бормотание, увидеть испуг от собственной уязвимости в чернющих зрачках — держать ровно до того момента, пока не послышится сдавленный скулеж. — Собирайтесь, поедем к Вакатоши, заодно обработаем ваши боевые ранения, — Яку заходит тихо, так, что Тетсуро хватает времени отдернуть руку от чужих волос — до того, как успевает проснуться Дайшо, но очень сильно после того, как в комнату входит Яку, успевший уловить эту странную картину. Сначала он молча смотрит, улыбка непроизвольно растягивает губы. Потом подходит ближе, кидает в Тетсуро какие-то затертые спортивки — тот все еще сидел в трусах, ему хватило умыть лицо, протереть грязные саднящие руки. — Ни за что на свете, — тихонько так припоминает Мориске, качая головой — то ли осуждая, то ли просто подтрунивая. — Да блять, я вот даже объяснять тебе ничего не буду. — А мне и не нужно, — разводит руками Яку, поглядывая на квадратные настенные часы с огромной черной стрелкой. — У вас десять минут на сборы, и так два часа прохлаждались.***
По приезде в больницу — по совершенной (не)случайности там же обнаруживается Тендо. Они смотрят друг на друга, Куроо понимающе хмыкает. Без лишних вопросов. Почему-то сразу стало ясно, что он рванет туда при первой же возможности. На это указывало все — резко поникший вид, опущенная голова, теребящие одежду руки. Он волновался, решив оставить возню с погоней на потом — с совершенно чистой совестью смывшись под шумок, когда Куроо отвернулся. Поступок, конечно, не из разряда правильных, но и осуждать его у Тетсуро не было никакого желания. Вакатоши не был сильно ранен, но люди Терушимы приходили и по его душу. Слишком уж быстро распространялась информация о том, что Ушиджима как-то в этом замешан. Разгон был на уровне огромного снежного кома, который катился на дичайшей скорости вниз, прихватывая всех, кого увидит на своем пути. Медсестра заботливо кружила вокруг Тетсуро, шутила какие-то несуразные шутки, обрабатывая руки, лицо и шею большой ватной палочкой с щиплющей кожу жидкостью. Он стойко терпел, почти не двигался и всем своим видом показывал, что это — сущие пустяки, хоть было и жутко неприятно. Под смех и разговоры ни о чем — все проходило куда быстрее, под расспросы Тендо — особенно, ведь когда они оторвались от погони — все были целы. Особенно много вопросов вызывал внешний вид Дайшо, но тот лишь сдержанно хмыкнул, пожимая плечами. «Так вышло.» И когда очередь доходит до того самого, который внятно не может объяснить свою разукрашенную физиономию, отмахиваясь и фыркая — спокойная атмосфера, заполняющая комнату последние двадцать минут, растворяется, так и не успев дать прочувствовать себя в полной мере. Его уводят в соседний приемный кабинет, который тут же наполняется айканьем, шипением и таким ультразвуковым криком, будто его прямо сейчас режут без анестезии. Слышать было неприятно, а смотреть, когда тот вышел с вновь хлынувшей кровищей — и подавно. Куроо успел выучить каждую его эмоцию, подчеркивая в любой из них что-то отвратительное, но сейчас чужое лицо выражало скомканное и хмурое противостояние собственным чувствам — от боли непроизвольно слезились глаза, руки мелко подрагивали, плечи то и дело часто вздымали в хаотичных попытках переключиться с болевых ощущений на рваное дыхание, сконцентрироваться на нем. Им тут же занялась до этого момента тяжко вздыхающая медсестра, пихая в нос два добротных куска ваты, перед этим щедро смочив их каким-то мутным раствором, а следом заделывая всю эту конструкцию большим куском пластыря. — Жить будет, — сообщает девушка, на что получает раздосадованный цок со стороны Куроо. Тендо тычет его в бок, невольно заставляя закатить глаза. — И откуда вы все такие сегодня. Бойня какая-то была где-то, что ли, — хмыкает она, кидая расходные материалы в урну и стаскивая с тонких кистей латексные перчатки. — Может остаться маленькая горбинка. Но все-таки советую сделать МРТ, от удара в любую часть лица можно получить сотрясение. Можете лечь к нам на обследование, займет пару дней, с этим лучше не затягивать. — Не помру — и ладно, — отмахивается Сугуру. — Тогда вам нужно подписать отказ от госпитализации по собственному желанию, — она тут же суетится, слегка удивленная чужим ответом, стаскивает со с стойки регистрации толстый клипборд с закрепленными бланками и кладет перед Дайшо, не забыв положить рядом вытащенную из кармана медицинского халата ручку. — Как сахарный, — парирует Тетсуро, но так, чтобы было слышно только стоящему рядом Тендо. — От одного удара уже откинуться готов. Напоследок ему ставят капельницу с обезболивающим, уведя в одну из свободных палат и дав строгий наказ — не вставать с места, лежать так ровно час прихода любого медработника, не дергать рукой, не издавать лишних движений и отдыхать. Но Дайшо был бы не Дайшо, если бы не проследил за цоканьем короткого каблука вдаль по коридору и тут же не поднялся, хватаясь за эту самую капельницу и утаскивая ее за собой из палаты. Руку жгло от случайных движений — игла двигалась под кожей, зудела и ныла, заставляя сильнее сжать металлическую стойку. — В который раз убеждаюсь, что ты твердолобый дурень, — Тендо вздыхает тяжко — так, будто даже не удивлен увидеть Дайшо в коридоре, из которого его заботливо под ручку увели примерно десять минут назад. Тетсуро комментировать это не хотел от слова совсем, молча наблюдая за перекошенным лицом и отрывая спину от стены. Недавние слова Дайшо постепенно обретали смысл, хоть и казались пьяным неадекватным бредом. Он перестал ощущать контроль. И каждый оставленный след на лице Дайшо — живое тому подтверждение.***
— Кому ты задолжал? — Вакатоши возится на месте, пытаясь привстать на больничной койке так, чтобы перемотанный добрым слоем бинтов бок не саднил при малейшем движении. — Какой-то колумбийской группировке, они базируются в штатах, — Сугуру солидарно кривит лицо от боли, усаживаясь на подоконник и подтягивая за собой своего одноногого спутника. — Но имеют очень много связей в Японии. — Конкретное имя, — требует Вакатоши, наконец принимая удобное сидячее положение. — Я не знаю, мы с ними не знакомились, все делали через посредников, — Сугуру отводит взгляд, ощутив на себе давление всех присутствующих в комнате глаз. — А хотя бы их имена ты знаешь? — Ушиджима раздраженно хмыкает, понимая, что с Дайшо бесполезно вести диалог. Он был омерзителен в своей беспечности. — Может быть и знаю, но точно не вспомню, — жмет плечами тот. — Если бы не появившийся хер пойми откуда Терушима, то я бы имел еще какую-то уверенность в ситуации, но сейчас в этом замешано слишком много людей, чтобы я хоть что-то понимал. Снова тупик. — Если бы только Коджи мог что-то сказать, — вздыхает Сугуру. — Была бы зацепочка. Хотя бы одна, я уверен. — Трупы не умеют говорить. Если бы ты подумал головой, то может что-то и вышло бы, — умничает Куроо, на что получает неодобрительный фырк от Сугуру. — Я? — удивленно переспрашивает Дайшо. — Мне хоть и хотелось прикончить его, но после нашего разговора он ушел целехоньким. За исключением дырки в предплечье, — он слегка улыбается, и, довольный собой, подмечает. — Для профилактики. И тут маленькие кусочки пазла постепенно начали складываться в голове как минимум трех присутствующих в палате. — Юджи сказал, что Коджи мертв, — будто осенило Сугуру. — Мог ли Коджи дать им наводку на Вакатоши? И на то, что я нахожусь в Японии? — Мог, — согласно кивает Сатори. — А потом они его… Того. За ненадобностью. — Изначально, — с какой-то ноткой неподдельного нежелания поднимать эту тему, вдруг начал Дайшо. — Я вышел на этот картель через Терушиму. У нас произошла одна… Не очень приятная ситуация. Коджи предложил от него избавиться, но мы не успели, потому что он свалил с деньгами, а всех собак спустили на меня. — Это мало что дает, — мрачно отзывается Ушиджима. Яку вертит головой, спрашивая: — Нужны подробности. Детали. Говори все, что знаешь. Дайшо вновь цокает, будто концентрируясь и хватаясь за последние клочки памяти. — Мы познакомились с ним, когда приезжали забирать товар у одного из поставщиков. Он был то ли курьером, то ли сопровождающим… Ну, знаете, такие мужики, которые угрожают пушкой при одном кривом шаге во время сделки. Но угрожающим он не выглядел, много шутил и разгонял атмосферу, даже сигаретой угостил, — Дайшо на несколько секунд прерывается, про себя подмечая, что было бы неплохо выйти покурить, но вновь натыкаясь взглядом на капельницу, отрезающую возможность к нормальному передвижению, а после продолжая. — Завязался разговор, он предложил дать контакты некоторых скупщиков, которые есть в его личной базе, мол, берут дорого и много, вопросов не задают, серьезные дядьки. У нас тогда дела шли с переменным успехом, поэтому Коджи даже спрашивать меня не стал, а я не успел возразить. Через какое-то время мы встретились на нейтральной территории, выпили по вискарю, он примерно обрисовал ситуацию и сказал, что будет брать процент — не большой, нас он устроил. Мы работали вместе недолго, повторюсь, до определенной ситуации, после которой он стал вести себя как еблан, поэтому мы тактично слили его. — А что за ситуация? — скорее, с профессиональным интересом спрашивает Ушиджима, перебивая его. — Это вряд ли на что-то повлияет, — отмахивается Дайшо, вновь показывая нежелание копаться в этом дальше. — И все же, — настаивает Вакатоши, сверля его тяжелым взглядом под неловкое молчание всех присутствующих. Даже вставлять ничего не хотелось, когда диалог велся между Дайшо и Ушиджимой. Слишком тяжелым и едким напряжением наполнялся воздух, а разговор больше напоминал психологический триллер с Дайшо в главной роли, и с Вакатоши, который давил одним своим взглядом, каждым словом и малейшими изменениями в интонации. — Я, если честно, и сам не понял, — Сугуру неловко озирается, ловя на себя взгляд Куроо — перед ним он определенно не хотел выворачивать какую-то изнанку своей личной жизни. — Он… Ну прям слишком сильно пытался с нами подружиться, притереться, общаться вне рабочих моментов. Потом ему понравилась моя девушка, я случайно их познакомил, честно, до сих пор жалею, что попросил подвезти нас из аэропорта, когда я забирал ее. Куроо открывает для себя какую-то новую ачивку, смотря на то, как меняется лицо Дайшо при упоминании его, кажется, уже бывшей девушки. Страх, смешанный с какой-то тоскливой теплотой — в голове сразу всплывают слова Терушимы и переполненный яростью Сугуру, несущийся на него на всех парах при первом упоминании той самой девушки. — Чувство такта у него отсутствовало, он знал, что она занята, но продолжал к ней лезть, выпросил номер, написывал и названивал, — рука непроизвольно сжала стойку с капельницей — еще сильнее, чем раньше. — Сначала в шутливой форме говорил, что натравит на нас полицаев, если она не сходит с ним на свидание, но потом шутки кончились. Когда она уехала назад в Японию, он начал донимать нас с Коджи, мы с такого шизоидного напора немного зассали и решили с ним больше не работать. Его это, видимо, сильно задело, поэтому он буквально начал портить нам жизнь — угрожал, устраивал облавы и срывал сделки. — Так он больной, получается? — с нервным смешком разрезает повисшую тишину Тендо. — Когда мы с ним работали — не замечал ничего такого, хоть мы и виделись раза три от силы. Обычный на вид пацанчик. Дайшо смеется с издевкой, ставящей чужие слова под сомнение. — Я виделся с ним почти каждый день на протяжении месяца. Он как будто помешался, не давал покоя, грузил какой-то своей херней. — Так, ладно, — одергивает Вакатоши, возвращаясь к основной теме разговора. — Какая лично для него выгода квитаться с тобой? — Либо обида, либо прижатые яйца, — предполагает Сугуру, пожав плечами. — Он не был псиной картеля, но был посредником, поэтому мог словить нехилых пиздюлей за такие убытки. — Не хочу перебивать, но кто-то будет кофе? — Яку хлопает в ладоши, нервно дергая уголками губ в кривой улыбке. — О, вот это моя остановочка, — ловко подхватывает Куроо, припоминая, что с утра ему так и не дали нормально насладиться кофе, а позже и вовсе напоили омерзительно горьким — нет, серьезно, как Лев с Яку его пьют — чаем. Получив отказ от всех остальных, Яку неловко шаркнул ногой по кафелю, разворачиваясь в сторону выхода из палаты. — Я с тобой схожу, чего уж, — в спину бурчит Тетсуро, спешным шагом направляясь за ним, наконец оставляя гнетущую атмосферу за тихо прикрывшейся дверью. Но сильно легче не стало — они все так же молча спускались к лифту, молча ехали четыре этажа вниз и перекинулись парой фраз только когда смогли найти автомат с напитками. Яку потыкал кнопки на сенсорной панели, приложил к встроенному терминалу карту и, по прошествии пары минут, вручил Тетсуро горячий пластиковый стаканчик. Пахло отвратительно, на вкус — такая же привычная растворимая горечь, как и у него дома. Не хватало только кружки со сколами и обволакивающей дымки прокуренного помещения, где даже потолок и стены успели знатно пожелтеть — все почти так, как и должно быть. — Ай, горячо! — бурчит Мориске, перехватывая свой стакан другой рукой, а после и вовсе ставя его на один из большого ряда металлических стульев в зале ожидания, тряся рукой и зубами открывая пакетик с сахаром. — Еще и воняет. — Да ну, нормально, — отвечает Тетсуро, с блаженной моськой делая небольшой глоток. — Лучше, чем твой чай. Тот даже не думает смотреть на него, высыпая в пластиковый стакан уже третий пакетик с сахаром и ворча себе под нос: — Я к нему со всей душой, отмыл, чаем напоил, а он… — драматично шмыгнув носом, Яку наконец решается отведать получившийся напиток, перед этим размешивая причудливой пластиковой палочкой скопившийся на слое пенки сахар. — Тебе вредно проводить столько времени с Дайшо, становишься таким же хамлом. — Не правда, — оскорбляется Тетсуро, не сумев подобрать других аргументов. — Даже спорить с тобой не хочу, слишком много в тебе от змеюки, — отмахивается Мориске, меняясь местами со стаканом и присаживаясь на стул. Первый глоток не задался, он показательно сморщил лоб, высунув кончик языка. — Какая мерзость! — Конечно мерзость, там сахара больше, чем кофе, — прыскает от смеха Тетсуро, вертя в руках стаканчик и проходясь взглядом по снующим мимо них людям. — Без сахара я бы вообще не вывез! Яку успевает еще несколько раз пожаловаться на отвратительный вкус, пока кофе не оказывается допитым, а стаканчики не улетают в ближайшую мусорку, от и до забитую пакетами, бахилами и такими же пустыми стаканчиками. Минуя табло с большой бегущей строкой, они огибают стойку регистрации, пробираясь через приличную очередь и поднимаясь по маленькой лестнице через пост охраны. Мужчина, запомнив, что не так давно они выходили оттуда, нажал на кнопку, позволяя пройти через турникет, отделяющий зал ожидания от лифта с палатами, процедурными и операционными комнатами. Очередь на лифт собралась небольшая, но этого с головой хватило, чтобы неловко перешептываться в тишине собравшихся тут людей, рассуждая о вместительности лифта. И когда взгляд в очередной раз мазнул по столпившимся и толкающимся людям, а ноги на автомате понесли его вперед, хватая слишком мелкого для такой толпы Яку за локоть и утаскивая за собой — через поток идущих навстречу людей он успел разглядеть знакомое лицо. Куроо тут же пробрал секундный холодок, заставляя пропустить очередной ритмичный вдох. Едва удержав мельтешащего за ним Мориске, он прибавляет шаг, будто не заметил высокого мужчину с все таким же идеальным зачесом назад — омерзительно желтым, высветленным самым дешевым осветлителем. Рука была перебинтована и зафиксирована на груди, а свободная — та, которая здоровая, прижимала к уху телефон. Вид у него был больше поникший, чем злой, но Куроо в последнюю очередь хотел знать причину его расстройства, умом на пару секунд понимая, что он и есть та самая причина. Проходя мимо друг друга, они встречаются взглядом на ту самую долю секунды, о которой Куроо молил — лишь бы пронесло, лишь бы не заметил, но удача все так же поразительно ловко обходила его стороной. — Не думал, что мы встретимся так скоро! — тот поворачивается не сразу, будто закрепляя и переваривая информацию, затем останавливается напротив, когда люди успевают рассосаться, а основная масса все-таки успевает зайти в набитый лифт. Смотрит, ловя на себе непонимающие взгляды толпы, расплываясь в довольной и предвкушающей лыбе, в аккуратном жесте отрывая руку с телефоном от уха и размахивая кистью — туда-сюда, плавно, каждый жест отдавался отголосками зарождающегося страха где-то внизу живота. — Черт, — тихо шипит Куроо — так, чтобы услышал только Яку. — Ни за что не поверю, что на весь город всего одна больница. Стоя напротив медленно закрывающихся дверей, мужчина не переставал приветственно махать рукой, омерзительно ласково улыбаясь и провожая их взглядом. — А кто это? — наконец спрашивает Яку, когда двери полностью отрезают их от улыбчивого знакомого. — Терушима.