Вампир в домике на дереве

- Доброе утро, - сказал я, улыбаясь и склоняясь над открывавшей потихоньку глаза, Марселин. - Доброе утро, мистер Абадир, - сквозь полусонное состояние ответила она на автомате. Я еще шире улыбнулся ей, вглядываясь в ее полуприкрытые глаза и почти не моргая, смотрел на нее. Она же в свою очередь пару раз моргнула глазами быстро-быстро, просыпаясь после длительного сна, и когда наконец-то ее сознание восприняло реальность, и глаза увидели мое лицо, склоненное над ней, тень ужаса упала на ее лицо. - Как вы посмели зайти ко мне в спальню?! – крикнула она, натягивая на себя одеяло по самое горло и пытаясь переместиться на другую сторону кровати. - А я в своей спальне, и вы лежите в моей постели, - я продолжал улыбаться так же широко и искренне. Она непонимающе осмотрелась по сторонам, и видимо заметила что комната, в которой она ночевала, последние месяцы сильно отличается от той, в которой она находилась сейчас. Да и постельное белье вовсе не было тем же самым, а было бардового цвета сшитое из атласа. Я не спал в кровати, но это не говорило о том, что я не хочу оформить свою комнату как подобается истинному вампиру. Красный и черный цвета должны были составлять основную гамму, и они это делали в комнате, которая считалась моей личной спальней. Никто ведь не знал, что я предпочитаю уютный гроб с тяжелой металлической крышкой и бархатными подушками, поэтому горничные с усердием убирали эту комнату и заправляли каждое утро постель. Марселин замешкалась, вертя шеей в разные стороны и мутно вспоминая недавние события: грязный подвал, картина, смех, клыки вампира, темнота. Такими вот кусками память кидала ей в голову воспоминания до ее обморока, который случился пару часов назад. На больших старинных часах была ночь, и очень мило было с моей стороны пожелать ей доброго утра заранее, за много часов до его наступления. - Что вы со мной сделали? – трясущимся голосом спросила она, пытаясь осмотреть себя. - Всего лишь донес вас до кровати и укрыл одеялом. Вы больно плохого мнения обо мне, ведь даже я могу быть аккуратным и вежливым с людьми. - Даже вы? – переспросила она. – То есть мне не приснились ваши клыки и портрет человека точно похожего на вас? - Ваши догадки подтвердились, и я в правду вампир, как вы и заявили в тот первый вечер нашей встречи. Никто из людей, кто отважился назвать меня вампиром и тыкать в меня пальцем не прожил столько дней, сколько вы, Марселин. Вы должны быть почтены моим таким отношением к вам. Но сделал я это неспроста и хочу сразу раскрыть вам все свои карты: вы мне нравитесь. Только вот те ребята, что ходят по моему замку и трогают мои вещи, уж жутко раздражают мой чувствительный нос, и я хочу, чтобы они ушли как можно скорее, пока есть возможность уйти живыми. Я даю шанс им и вам шанс. Информация свалилась глыбой камней на бедную чувствительную девушку, и было видно, что она не знает как себя вести, придавленная этим грузом непосильным для ее хрупкости. Ее карие глаза бегали из стороны в сторону и явное замешательство и страх за жизнь своих друзей мешались в ней и одну большую консистенцию, словно в варенье добавили большие куски ржавого железа. Она сидела на кровати, обнимая одеяло, и не могла смотреть на меня, и кажется даже не могла думать и понять, что именно сказать в этот момент и как себя повести. Ее как будто облили льдом и она не знала то ли бежать за полотенцем то ли в горячую ванну. Я видел это смятение и видел, как ее губы дрожат, но мне правда надоели эти люди за все эти дни, и мне хотелось, чтобы они ушли и оставили ее со мной. Только она и я в огромном замке, где можно разговаривать часами и узнавать друг друга, ведь было что узнавать и о чем спрашивать, потому что это был редкий случай, когда ее душа была такой же прекрасной как и внешность. Я вампир и вижу людей насквозь, пропуская через глаза внешность и вытаскивая истинную сущность красоты, сидящую внутри. Для меня она была как маленький худой комок прекрасного света, и я жаждал узнать про каждую клеточку ее души и тела. Вот так сильно меня заинтересовала смертная женщина, что я был окрылен как мотылек, летящий на свет, и уже не замечал ничего вокруг. Люди называют это «потерять голову», видно такое ощущение и присутствовало у меня в те смутные дни. Страшно подумать, что первый и последний раз я был влюблен шесть веков назад, и за это время никто не заставил мое сердце волноваться, кроме нее. Как она появилась, словно вихрем захватило меня и закружило в этом урагане странных чувств и действий. Я был уже не я. - Я узнала, что вы вампир и теперь не могу это оставить просто так. Вы пойдете с нами в наш институт, и там мы будем решать что делать, - она собрала всю свою храбрость и наконец-то выговорила мне все что хотела. Я опять улыбнулся. И надо заметить, что тогда я улыбался чаще, нежели чем сейчас. - Ты не поняла, Марселин, - я бестактно перешел на «ты». – Мне ничего не стоит поломать ваши шеи и оставить ваши трупы гнить в подвале. Ваша смерть не проблема для такого могущественного вампира как я, и куда бы вы не бежали, я найду вас везде и все равно убью. Пойми, что ты затеяла не самую правильную игру в своей жизни. Игру, в которой ты изначально проигравшая, как и твои коллеги. Одно дело делать вид, что ищешь сверхъестественное и думать что ты такая вся из себя исследовательница, а другое дело в лоб столкнуться с настоящим вампиром. Ты же дико меня испугалась и сейчас боишься, а это говорит о том, что в глубине души, в подсознании ты не верила в реальность всех этих существ. Ты не верила в меня, или в фей с единорогами. Тебе просто нравилось делать вид, что ты веришь в это все, но на деле это далеко от истины. Ведь истинный верующий не испугался бы меня, а наоборот накинулся бы как обезумевший фанатик с горящими глазами. К сожалению подобных верующих в сверхъестественное нет. И я был прав, сказав подобное, ведь тогда и в правду их не было. Люди придумывали себе чудо и либо боялись его до дрожи в пальцах, либо хотели его встретить. В обоих случаях все заканчивалось печально. В современное время, скажу, что есть такие фанатики, как например твой друг Бенджамин. Увидев меня, он сразу захотел пойти в лабораторию и изучать каждую частичку моего тела, чтобы выявить эликсир бессмертия. Ведь даже не испугался, а это похвально! Но секрет в том, что никакого секрета нет. Не существует эликсира бессмертия, и невозможно остаться живым и бессмертным. Ты либо умираешь и становишься вампиром, либо проживаешь свой век и умираешь дряблым стариком лет в восемьдесят. Ведь бессмертие дано вампирам от тех же демонов, которые когда-то влили свою кровь в тело человека – первого вампира на свете. То есть получается, что вампир он и есть демон, а демон он и есть вампир. Правда, все только отчасти. В аду тоже есть некая классификация демонов, и те, чья кровь течет в вампирах очень похожи внешне на нас, но не являются людьми по природе. Их кровь, смешавшись с человеческой дала такой эффект, а они не были людьми изначально и поэтому как таковыми вампирами и не являются. Человеческая кровь сильное средство, которое может при смешении изобрести немало различных рас, которым лучше не появляться на земле. Если вдруг демон из каждого вида решит влить свою кровь в человека, то на земле начнет хаос из существ, противоречащих законам ада и земли. Это будет катастрофа и вот поэтому в мире достаточно тех существ, которые уже есть и создавать новых нет смысла даже для самих демонов, иначе им же это обернется боком. Ну и антидота против бессмертного дара пока не существует, но может когда-нибудь, когда люди перейдут в стадию «человек-будущего», и смогут стать умнее и гениальнее, то тогда возможно кто-то из них придумает сыворотку чтобы можно было снова стать человеком. Хотя я в это не верю, ведь люди не настолько умны, чтобы додуматься до такого, да и дорога в ад при жизни им заказана. Хотя все что можно представить – можно воплотить, но смотря на современных людей, я вижу, что они идут по лестнице вниз и вовсе не вперед. Из этого следует, что революция сознания возможно и не произойдет. Да и сколько там людям осталось?! Солнце когда-нибудь обязательно потухнет, и если людей нечто не убьет ранее, то от этого они точно все умрут. А для вампиров будет рай, ведь все время будет ночь. Но я как обычно увлекся, философствуя на тему вечной жизни. Вернемся к моему разговору с Марселин. (Маршалл усмехнулся, и откинул челку назад, понимая про себя, что слишком много говорит и рассказывает этой смертной девочке, совершенно не боясь и не скрывая ничего. Это было странное чувство, но оно почему-то очень нравилось вампиру. Его слушали, и он не стеснялся и не скрывал ничего, будто знал Фионну миллионы лет). Она только и делала что молчала, слушая мои речи и испуганно озираясь по сторонам. Я продолжал: - Все что ты должна сделать это попросить их отсюда уйти, и я уверяю тебя, что с моей стороны не будет никаких нападок на них и их семьи, но ты должна остаться здесь. В противном случае, если ты сбежишь, то всей семье каждого из этих друзей грозит гибель от моих рук. Подумай, что именно ты выберешь: поголовную смерть всех твоих друзей или принесение себя в жертву. Теперь она смогла посмотреть на меня, но уже со слезами на глазах. Они собрались маленькими каплями в центре ее глаз, касаясь нижних ресниц и готовые вот-вот выпрыгнуть и покатиться в веселый путь по щекам. Она почти плакала, растерянно смотря на меня. Никогда в своей жизни я не видел более растерянного и немощного взгляда; ее поставили в тупик, и выхода из него не было. Мое сердце тогда очень сильно сжалось, но я понимал одну вещь: она никогда не полюбит меня добровольно. Никто не согласится по собственной воле любить чудовище. Можно только заставить ее это сделать и расположить к себе, если она останется со мной. Я был уверен, что смогу ее влюбить в себя, и покажу свой настоящий характер, будучи с ней самым честным, нежным и добрым. Да, я не прогадал тогда, подумав, что это наилучший из вариантов в моем положении, но в тот день, когда она смотрела на меня такими глазами, мне было больно. Ради своей прихоти я хотел лишить человека права на собственный выбор и свою жизнь, и минутки сомнения поселились в моей душе, струнами играя на жалости. Со мной сделали то же самое, и я поступал точно так же, но по отношению к существу, которое мне безумно нравилось. Тогда стоя в комнате и раздумывая над своим поведением, видя ее взгляд, я решил, что не буду менять правила игры целиком, но в то же время не буду ее заставлять оставаться со мной насильно. Пусть выгонит этих бездельников с моего замка и останется со мной на пару месяцев и если за это время она не проникнется ко мне, так же как и я к ней, то я ее отпущу. Не буду убивать никого и ее в том числе, а просто отпущу домой или куда она сама захочет поехать. Я принял твердое решение в тот вечер и решил, что именно так и поступлю, а сейчас не буду говорить ей об этом, чтобы она не расслаблялась. Во мне всегда видели монстра, и так пусть она увидит его сразу, чем будет раскрывать потихоньку. Горькую правду лучше выпить одним глотком, как ненавистный компот, чем смаковать по глоточку. Стоя в комнате и продолжая вглядываться в ее глаза, с которых все-таки скатилась слеза, я вспомнил сказку о Красавице и Чудовище. О, да – я был именно им сейчас. Только загвоздка заключалась в том, что под маской чудовища находится такое же чудовище. И под маской того чудовища опять находится чудовище. То есть, сколько масок с меня не снимай, я все равно чудовище и в принца не превращусь никогда. - Я согласна, - робко пролепетала она, пока я находился в завороженном состоянии, погруженный в свои думы. - Ты сделала правильный выбор, - ответил я. Она только качнула головой и заплакала, уткнувшись в свои руки. Мне захотелось ее обнять и погладить по волосам, чтобы успокоить и рассказать что все не так уж страшно, но я себя остановил. Сейчас я должен был быть непоколебим и строг, а потом я буду другим, таким, каким захочет она. Я понял одно: жизнь до нее была такой серой. Яркие краски весенних цветов наполняли мои глаза, и казалось, будто тот самый ангелок, которого ты видела в саду, играет на арфе и поет райскую мелодию из самых далеких облачных городов, летая подле моих ушей. В темной ночи, мир казался мне ослепленным яркими красками, которые могут иметь такие цвета только при наличии солнца, отражаясь от его лучей. Возможно, это было только в моей голове, ведь когда человек счастлив для него весь мир становится прекрасным садом без намека на грусть и боль. Жаль, что это чувство я не мог испытывать на протяжении многих веков, хотя безумно хотел ему поддаться. Стена, которая выстроилась в моей душе, мешала мне сделать самому первый шаг к любви и поэтому любовь сама сделала первый шаг навстречу ко мне. Серость, холодность и безысходность этого мира стояли у меня перед глазами много веков, и только в тот момент будто появился невидимый художник и раскрасил каждую веточку и каждый листок, который мне попадался на пути сочными гуашевыми красками, расплескивая их направо и налево. Назвать это счастьем – да, могу. Я был счастлив, и совершенно забыв это чувство, вспоминал и открывал его снова, глупо надеясь, что в этот раз оно сохранится навсегда. Марселин выгнала своих друзей с территории замка, рассказав им чистую правду про мои слова. Они теперь тоже знали, что я вампир, и как недавно я пригрозил твоим друзьям, так же я тогда пригрозил и им: в случае если кто-то узнает о моем существовании, то все их родственники умрут и бла, бла, бла. Угрожать я мастер, и всегда мои угрозы одинаковые, но это не значит, что их не стоит бояться. Те, кто решил их игнорировать, давно остались без плоти, а кости их обглодали хищники. Так что учти это, если надумаешь пойти наперекор моим словам. Она осталась со мной в моем замке и больше не рыскала в подвале и ничего не искала, ведь свое предназначение она и так выполнила, но только не на пользу себе. Казалось, что ее покинула жизненная сила и все что она делала это сидела в саду, задумчиво смотря в стороны цветов, грациозно выпрямив спину. Только иногда она ходила в библиотеку и листала тысячи моих книг, монотонно переворачивая страницу за страницей, с равнодушием свойственным потерянным людям. Я видел, что она грустная, но не мог перестать радоваться и забить в себе это ощущение счастья. Она осталась со мной. Хотя какой ценой! Мы разговаривали каждый день, но поначалу больше говорил я, рассказывая ей, различные истории обо всем, что приходило мне в голову. Я старался быть вежливым, умным и учтивым по отношению к ней и никогда больше не обижал ее словами и поступками. Я терпеливо ждал, когда она откроется мне и решит что может меня полюбить. Так глупо, глупо, глупо! До сих пор виню себя за такой безрассудный поступок, который я совершил. Умный вампир, поддался, каким-то импульсам и в итоге наша история закончилась ее смертью в молодом возрасте. Если бы я отпустил ее вместе со всеми, не заставляя быть в этом замке, а позволяя жить, так как она хочет, возможно, у нее не было бы никакой болезни и она бы не умерла. Или даже если бы все равно заболела, то прожила годы до этой болезни в окружении близких любимых людей, не оставаясь затворницей в замке вампира. Я так жалею об этом, и так сильно себя виню! Прошлое, то, что никогда не сотрется с моей памяти и как бы я не хотел его отпустить, я все равно буду в него возвращаться и мечтать все сделать по-другому. - Так на портрете правда не ты? – однажды спросила меня она. - Правда. Это мой потомок Энтони, которого в здешних краях все считают вампиром, но которым он никогда не был, - ответил я. - Им был ты? - Вампиром? Ну, да. Так как мы были как близнецы, я решился сыграть его роль, когда он умер, но как видишь неудачно. Я плохой актер и вряд ли смогу когда-либо исправить плохие нотки в своей игре. - Ты паршивый актер. И я засмеялся. А потом и она улыбнулась. В этом не было ничего смешного или радостного, но мы почему-то оба засмеялись в тот день и с этого времени она начала оттаивать по отношению ко мне. Смех – это, то с чего может начаться дружба, любовь или ненависть. После этого она часто разглядывала портрет Энтони, отмечая про себя, насколько одинаково выглядели разные люди. Кажется, ей он нравился и вскоре портрет поселился в ее комнате. - В глазах этого человека на холсте читается доброта и честность. Видно, даже немного сострадания и верности своим принципам, а еще много любви к ближнему, - как-то заговорила она, в очередной раз, смотря на портрет. - Он был именно таким, - поддакнул я. - Ты совсем не такой и в твоих глазах этого нет. Вот в чем различие между тобой и им. Пусть я не видела его при жизни, как вижу тебя при смерти, но даже на портрете видно, что вы выглядите точной копией друг друга. Я думала, чем же вы отличаетесь, и только сейчас поняла… Твои глаза – они пустые. - В них есть зеленая смесь вокруг зрачка, - попытался пошутить я. - Глаза – зеркала души, как человека, так и вампира. Мы не сильно отличаемся друг от друга, но в твоих глазах нет ничего, как будто ты никогда не испытывал никаких эмоций. Хотя я вижу, что ты бываешь разным в зависимости от настроения, но я не вижу его отражение в зеркале твоих глаз, - Марселин подошла поближе. – Потому что этих эмоций нет здесь, и они не проходят током через тебя. Она коснулась ладонью моей груди и повернула голову в сторону. Эта девушка не умела читать мысли, но она сказала чистую правду, будто умела это делать и залезла мне в голову. - Даже сейчас, когда ты грустишь, я вижу только стекло в твоих глазах, - продолжила она. – Ты говоришь, что влюблен в меня, но твои глаза не выражают той самой любви, словно ты боишься ей поддаться и действительно переместить свою влюбленность на новый уровень – в любовь. Чего ты боишься? Я ведь все равно здесь с тобой, и никуда не уйду до самой смерти. - Неужели мои глаза в правду выглядят такими безжизненными? – был удивлен подобной проницательной речи. - Ничто не выдает твоей смерти, как твои глаза. Кажется, что ты умер в тот день, когда стал вампиром и до сих пор живешь будто призрак. Не надо бояться впустить меня к себе в сердце полностью, а не поверхностно, ведь я уже тебя впустила, - она улыбнулась. Это был тот день, когда она завуалировано, призналась мне в любви, и именно тогда безжизненность с моих глаз пала. То, что видела в них Сьюзан, когда писала свои портреты, было именно тем самым, что хотела от меня Марселин. Она хотела, чтобы я чувствовал жизнь в полной мере, даже если я бессмертен и поддавался своим эмоциям, будь то печаль или счастье. Чтобы я пускал людей к себе в сердце и полностью умел жить ими, погружаясь в них как в воду. К сожалению, меня, хватило только на нее, и больше никого до нынешнего времени я к себе не подпустил близко, но мои глаза больше не стали такими же безжизненными, какими были до встречи с ней. Если бы это было так, то твоя бабушка никогда не заостряла бы внимания на моих глазах, которые сейчас красные, а не зеленые, как в начале двадцатого века. ( - А почему твои глаза сейчас красные? – перебила его Фионна. - Я перейду к этой теме, как только расскажу о смерти Марселин, - ответил Маршалл и продолжил). Уж не знаю, как я смог повлиять на ее сердце и чем именно вызвал в ней привязанность, но у меня получилось это сделать, расположив ее к себе. Мы даже выходили вечерами гулять по ночному Лондону, обсуждая абсолютно все на свете, и даже платья дам, которые шли впереди нас. Марселин оказалась очень остроумной девушкой и, расслабившись рядом со мной, переставая грустить, она начала потихоньку все больше и больше улыбаться. Я спрашивал ее о работе, с которой ей пришлось расстаться из-за роли пленницы в моем замке, и не тоскует ли она по ней и друзьям, но она четко отвечала «нет». Врала ли? - Мне хватает сверхъестественного тебя, а так же миллионы древних книг в твоей библиотеке. Если ты хотела услышать сногсшибательную историю любви полную страсти, то зря спросила меня о Марселин и попросила рассказать о ней. Я не могу рассказать что-то, что может взорвать твой мозг от понимания силы любви, так что ты ахнешь и падешь ниц! Не было ничего такого и близкого по духу, как описывают в романтических книгах, рассказывая о том, как дышала каждая клеточка тела. Страсти, ссоры, ругани или признания не бурлили в наших отношениях, и все было ровно и гладко, но это были действительно хорошие отношения, в которых была любовь. С моей стороны уж точно. Меня до сих пор не покидает чувство, что она меня не любила и просто мирилась с ролью жертвы, хотя я много раз говорил ей о том, что не держу ее, и если она не хочет быть тут, то может уйти. Она всегда оставалась.