Мое королевское величество

      - Петенька, ты на завтрак яичницу будешь или просто бутербродами обойдемся? – кричит с кухни отец.       - Па… мне все равно, - отзываюсь из ванной. – Кофе только побольше свари!       - Ага. Понял.       Стою перед зеркалом, опираясь руками на раковину. Дышу. Иногда по утрам меня одолевают панические атаки, но я старательно учусь с ними справляться с помощью правильного дыхания.       Отец, как только узнал о них, сразу потащил к невропатологу. Тот объяснил причину их возникновения – стресс, неразрешенные внутренние противоречия. Дал два варианта решения проблемы: или бороться с помощью антидепрессантов, или разобраться, в чем корень зла, и учиться контролировать свое состояние.       Я выбрал второй путь. Видимо, изначально моя нервная система слаба и предрасположена к сбоям в работе. Но если я хочу двигаться дальше – надо брать себя в руки. А причину мне не нужно искать – я ее знаю.       Месяц назад я видел Алексея. На расстоянии, буквально, пары метров. Он выскочил с озабоченным лицом прямо передо мной из остановившегося такси с какими-то скрученными в рулоны ватманами и, не заметив меня, заскочил в подъезд здания. Задрав голову, я прочитал вывеску: «Дизайн-мастерская Алексея Любимова». Я мало успел схватить деталей его внешности: запомнил только, что он был в стильном черном пальто нараспашку, и его волосы по-прежнему вороньим гнездом лежали на голове. Я в первый раз шел по этой улице – просто гулял. И у меня не хватило смелости зайти к нему. Пялился на вывеску и не мог сдвинуться с места.       Трусость. Вот как это называется. И вот, что меня сжирало. И это именно то, из-за чего меня бросил Леша.       Смотрю на свои шрамы, оставшиеся на запястьях. Я мог бы удалить их лазером в любом центре эстетической медицины, но оставил их себе в качестве напоминания о своей самой большой слабости. Спустя пять лет после произошедшего я четко осознаю, что тот поступок был последним вывертом избалованного, капризного короля. За это время я многое переоценил в своей жизни, и на многие вещи поменял взгляды. Я уже не чувствую себя раздробленной на части личностью – наконец-то нашел некий баланс, золотую середину, выработал свои собственные принципы.       Будучи одиноким двадцать лет, я по истечении прошедших пяти неожиданно обзавелся аж двумя отцами. Ирония, да? Но Николая Петровича я зову папой, а Сергея Ивановича – батей. Ему подходит.       Как так вышло?       Сам не знаю. Ну, с Николаем Петровичем все ясно: он всегда был рядом, и в этом плане ничего не изменилось. А с Сергеем Ивановичем… Однажды он начал присылать мне подарки на праздники, и это были не деньги, и не дорогущие безделушки, которыми он отделывался от меня раньше. А настоящие, сделанные от души подарки.       В первый мой Новый год на вышке он прислал мне посылку с теплым свитером из овечьей шерсти, несколько пар таких же носков, зимние «рыбацкие» ботинки и письмо. Буквально, пара строк, где он просил меня беречь себя. На день рождения презентовал мне полное собрание сочинений Довлатова, и я узнал, что это – его любимый автор. Своего рода потрясение для меня. Потом была гитара и рассказ о том, что на колхозных отработках благодаря игре на этом инструменте он стал первым парнем на деревне. Затем – часы, но не баснословной стоимости «нардины» или «патеки», это были его часы, которые он купил с первой зарплаты и носил не снимая. Теперь он хотел, чтобы они принадлежали мне, потому что я их честно заслужил. И я носил, как и научился бренчать на гитаре. Так, незамысловато, но научился.       Каждый его подарок приоткрывал мне тайну личности человека по имени Сергей Константинов, и я был благодарен ему за то, что хотя бы сейчас он это сделал для меня - раскрылся. У нас вошло в привычку обмениваться письмами. От руки.       И как-то незаметно батя начал звонить едва ли не каждый день.       Когда я вернулся с вышки, он пригласил меня к себе на новогодние каникулы вместе с Николаем Петровичем. Я отказался – еще не мог. Но впоследствии…       У меня было уже целых три совместных семейных праздника.       Ему хватало такта молчать о деньгах. Он оставил мне в открытом доступе все кредитки, но я не пользовался ими. Сам выкручивался. И за это он меня действительно начал уважать.       Прошлым летом мы даже вместе съездили в гости к Нино и Марине. В те дни я был по-настоящему счастлив.       Но для полной гармонии, для настоящего мира в душе мне не хватает последней, самой важной составляющей – любимого человека.       И в моем понимании это все еще Алексей.       Следуя совету Марины, я пробовал встречаться с другими людьми. Девушками. Пробовал завязать тесные отношения с одним парнем – мы познакомились на конференции, посвященной будущему энергоресурсов. Я искал себя, проверял – чего действительно хочу. Мне нужно было стать честным по отношению к самому себе и своим чувствам.       Но никто не мог меня заинтересовать настолько, чтобы я хотя бы на какой-то период перестал думать о Леше. Даже занимаясь сексом с моими «пробными» увлечениями, я малодушным образом представлял себе вместо партнера Алексея. И только в этом случае испытывал оргазм. Хм… Н-да.       - Тебя ждать после работы? – папа высаживает меня у главного входа здания филиала. Сам он сейчас поедет встречать иностранных гостей вместе с гендиректором. Будет возить их по северной столице.       - Нет, не жди. Пройдусь.       - Ну и правильно. Май нынче теплый – подыши воздухом… Тогда до вечера.       - До вечера, пап.       Люблю гулять по Питеру… Ох, сколько километров я намотал пешком, не уставая удивляться этому многоплановому городу. Моментами сверкающему куполами и бравирующему шпилями, а порой – грязному, слякотному, унылому. Я его полюбил во всех видах.       В этот раз я наобум выхожу из метро на площади Восстания и иду на Лиговский проспект. Оттуда наугад сворачиваю еще на какую-то улицу. В голове звучат стихи. Как обычно, когда я остаюсь наедине с собой.       Не помню, сколько я прошел таким образом вычерченных по линейке кварталов. Останавливаюсь резко. Передо мной здание с подсвеченными огромными окнами-витринами на первом этаже и вывеска над входом – «Арт-галерея Марии Видякиной». А далее читаю на большом красивом плакате-афише: «Открытие персональной выставки художника Алексея Любимова. Вход бесплатный».       Бешено колотится сердце. Но… В конце концов, сколько можно бегать от самого себя? Когда-нибудь надо встретиться с судьбой, поэтому захожу.       Галерея довольно-таки обширная, гостей много, среди толпы скользят вымуштрованные официанты с бокалами. Фоном играет музыка, и я различаю Шуберта. И едва не сбегаю.       Беру себя в руки. Черт возьми, мы не виделись пять лет. Думаю, хотя бы поговорить нормально сможем. Я почему-то уверен, что Алексей здесь. Не может же он не присутствовать на открытии собственной выставки?       Брожу между картинами. Узнаю его руку, но техника явно стала отточеннее. Много городских пейзажей, этюдов морской тематики, портретов, с улыбкой замечаю карандашные рисовки – ему они всегда особенно хорошо удавались. Есть работы-подражания великим мастерам. Все картины выставлены на продажу, с удовлетворением замечаю, что ценник – далеко не смехотворный.       Я, конечно же, следил за его жизнью – не мог это не делать. И уже читал несколько положительных рецензий о его творчестве. Ему прочили большое будущее. После той случайной встречи я узнал от Веры, что Леша на третьем курсе со своим другом Александром (что меня не могло не покоробить – ревновал, если честно) открыл мастерскую, где на заказ писал картины под любой интерьер, еще занимался росписью в частных квартирах и домах. И дела последний год шли очень хорошо – он уже собирался нанять помощников, так как не справлялся с заказами в одиночку. К тому же ему предложили по окончании университета (а по моим подсчетам он закончил обучение как раз в прошлом году, к своему двадцатипятилетию) остаться на кафедре – преподавать, и он согласился. Саша вел финансовые дела и занимался раскруткой приятеля.       Мой художник… Талантливый и в то же время практичный. Я им горжусь. Так и надо. Играть в непризнанного гения глупо.       Замираю напротив центральной картины.       Под названием…       «Мой король».       Сглатываю, потому что внезапно пересохло в горле.       Это мой портрет. И написан он год назад, если верить дате на табличке под ним. Все мои черты переданы с доскональной точностью. Но из колеи меня выбивает другое. На этой картине я нарисован спящим, с разметавшимися по постели руками, обнаженным по пояс. Одеяло прикрывает лишь нижнюю часть тела. У меня безмятежное лицо и слабая улыбка на губах. И это наша спальня. НАША! Я вижу детали интерьера моего бывшего дома.       И картина не продается…       У меня сбивается дыхание, кружится голова. Я чувствую приступ подступающей паники. Оглядываюсь по сторонам и хочу выскользнуть незамеченным из галереи.       Но на полпути меня хватает за локоть цепкая рука…       - Петя? – удивленный голос. Его голос – знакомый мне каждой интонацией.       Я оборачиваюсь.       - Привет…       Алексей почти не изменился. Может, черты лица стали чуть более выразительными. Красота, сотканная из множества несочетаемых нюансов. На нем темные узкие брюки и футболка с забавным рисунком – взрослости не прибавилось в этом плане. Волосы уложены небрежно, но я замечаю, что лоб и уши приоткрыты. Как мне нравится. И все тот же парфюм.       - Какими… - он запинается, вглядываясь в мое лицо. И я вдруг понимаю, что Алексей жутко нервничает. – Какими судьбами?       - Мимо проходил. Увидел афишу и решил зайти, - говорю охрипшим от волнения голосом.       - Мимо проходил? – он вскидывает брови.       - Я… Я живу здесь. Около года.       - Живешь здесь? – кажется, от шока до него туго доходит информация.       - Да, - киваю. И опускаю глаза на его руку, которая все еще крепко держит меня за локоть. Он ее отдергивает. – Ты молодец. Твои работы превосходны.       - С-спасибо, - бормочет Леша, по-видимому все еще не веря своим глазам. – Как твои дела?       - Неплохо.       - Я слышал, что ты… так и не женился. И вообще у тебя все кардинально поменялось.       - Вера рассказала? – улыбаюсь.       - Да. Но она не сказала, что ты сейчас здесь.       - Она не знает. Я ей не говорил.       - Почему?       - Не знаю, - отвечаю, помедлив. – Мы последний год почти не общались. Она вся в семейной жизни…       - Ты не хотел, чтобы я узнал? – прямолинейно спрашивает Алексей.       Молчу.       - Почему? – он смотрит пристально.       Молчу. Как признаться в том, что я боялся встречи с ним?       Его отвлекает какая-то женщина в вечернем платье, по-видимому, хозяйка галереи. Леша перекидывается с ней парой фраз, не спуская с меня глаз, от взгляда которых мне становится не по себе.       - Надо пообщаться с журналистами, - сообщает мне Алексей. – Ты не торопишься?       - Нет.       - Подождешь меня?       - Конечно.       Он секунду медлит, потом быстро произносит:       - Я рад, я очень рад тебя видеть.       - Ты простил меня? – тихо спрашиваю.       - Давно.       И он стремительно уходит, а я отхожу в сторону, хватаю бокал с шампанским и залпом его выпиваю. С моего лица не сходит широкая улыбка счастливого идиота. Я наблюдаю за перемещениями Алексея по галерее, за его общением с журналистами и постоянно ловлю встревоженный взгляд, который, находя меня, становится улыбчивым.       - Я не уйду, - говорю ему одними губами, беззвучно.       Он кивает.       Боже, неужели это правда? Неужели он простил меня? И, может быть, даже ждал этой встречи? Возможно ли, что его чувства не изменились? Смотрю на портрет и понимаю, что нет, не изменились. Иначе зачем писать портрет бывшего любовника спустя столько времени?       Нам нужно поговорить о многом… Может быть, он согласится поужинать со мной? Это было бы превосходно!       Наконец Алексей освобождается – возвращается ко мне.       - Жаль, что нет Саши, - бросает он, знакомым движением взъерошивая волосы. – Но у него сегодня, представляешь, репетиция свадьбы. Но ничего, я вас завтра познакомлю.       - Тебе здесь до конца надо быть? – спрашиваю.       - Нет, официальная часть прошла, с нужными гостями я побеседовал, причитающиеся с меня интервью дал. В принципе, я свободен.       - Поужинаем?       - С удовольствием.       Мы выходим на улицу в теплый майский вечер. Леша накидывает просторный кардиган. Медленно идем по сумеречной улице, обмениваясь взглядами. Трудно начать разговор, если последний был закончен на фальшивой ноте.       - Так ты теперь у нас Петя Савельев? - он первым задает вопрос.       - Угу, - улыбаюсь. – И больше не наследник.       - Расскажешь о себе?       - А что ты хочешь знать?       - Все. Я хочу знать о тебе все, - он останавливается и дергает меня за руку. Долго вглядывается в мое лицо, и я теряю контроль. Просто наклоняюсь и целую его. Я так по нему соскучился, я так долго ждал этого момента. И даже если он оттолкнет меня сейчас – я переживу. У меня ведь есть вполне осязаемая надежда на осуществление мечты.       Но он не отталкивает. Отвечает на мой поцелуй страстно, глубоко, схватив меня одной рукой за ворот рубашки, а второй – прижимая к себе, обняв за талию.       - Я люблю тебя, - выдыхаю, когда мы на секунду отстраняемся друг от друга, чтобы восстановить дыхание. – И все время любил. Не переставая. Даже тогда. В тот вечер.       - Я знаю, - Леша прикасается своим лбом к моему. – Знаю, что ты сделал для меня. Мама рассказала. И те деньги… Я их не использовал – отправили в благотворительный фонд… Все равно благодарен тебе за заботу. Я не понимаю, зачем ты тогда поступил так со мной… Но… Ты же мне расскажешь?       - Обязательно. Я все тебе расскажу.       - Петя… Поехали ко мне…       Очень трудно подниматься по лестнице, когда не можешь оторваться от губ любимого человека. Еще сложнее искать ключи, если чьи-то наглые руки уже стаскивают с тебя футболку. Но Леша молодец, справился!       Мы вваливаемся в темный коридор и наощупь пробираемся в… наверно, гостиную. Я ничего не вижу и не замечаю вокруг. Я исследую губами тело Алексея, вспоминая на вкус его кожу, вдыхая родной запах.       - У тебя же… У тебя же нет никого? – тяжело дыша, спрашивает Леша, отступая назад и утягивая меня за собой на диван.       - Нет. А у тебя?       - Никого, - от этих слов я дурею. Горячие поцелуи становятся нетерпеливее. Путающимися между собой пальцами я пытаюсь стащить с него брюки, пока Леша с еле слышными чертыханиями расстегивает на мне рубашку, обрывая пуговицы.       - Господи, как в первый раз… - бормочет он, усаживая меня к себе на бедра.       - Только в шахматы играть не будем, ладно? – смеюсь, нависая над ним и покрывая его лицо поцелуями.       - Камень, ножницы, бумага? – усмехается Леша, оглаживая мой живот руками.       - Уступаю, - говорю, жадно следя за тем, как он касается губами моей груди, постепенно спускаясь ниже, насколько позволяет его положение.       - Мне кажется, первый раз будет все очень быстро… - с легким смешком произносит мой художник. – У меня давно никого не было.       - Не беспокойся – в этот раз на равных, - признаюсь. – У меня тоже. Кажется, я однолюб.       - Не поверишь – я тоже…       Он переворачивает меня под себя, мы какое-то время просто лежим, крепко обнявшись, вжимаясь истосковавшимися друг по другу телами. А затем… Погружаемся в абсолютнейшее безумие, когда остается только одно – чувствовать. И я чувствую…       Из гостиной переходим в ванную, повторяя любимый ритуал совместного принятия душа. Леша, обмывая теплой водой, ласкает мое тело.       - Ты стал еще красивее, - бормочет он. – Не знаю, как такое может быть, но это так.       - А ты всегда был самым красивым… - отвечаю. – Для меня.       Он берет мои руки за запястья и подносит к губам, чтобы поцеловать, и вдруг замирает.       - Что это? – спрашивает он, глядя на шрамы. Черт, я совсем про них забыл!       - Это… Чтобы объяснить это, мне придется рассказать тебе очень длинную историю… - говорю.       - Петя… Что же ты сделал с собой? – он целует каждый шрам.       - Многое.       - Значит, сначала мы поговорим… - Леша поднимает на меня внимательно смотрящие глаза.       Мы проговорили почти до утра, позабыв на время о телесном. Я рассказал все, как есть, без утайки. Не приукрашивая и не преуменьшая.       - Я получил от тебя то сообщение, - замечает Алексей. Мы сидим на уютной кухне с высоченными потолками за бутылкой вина, но почти его не пьем. Оно, скорее, для атмосферы. – «Daydream. I miss you». Но… я же не знал, что с тобой происходит. Думал, это твоя очередная насмешка. После него попросил Веру никогда о тебе не говорить… Господи, Петя, какой кошмар! Как же ты мог? – он тянется ко мне через стол руками.       - Это в прошлом. Правда. Я другой.       - Верю.       - Леш, мы можем начать все сначала?       - А разве мы уже не начали? – улыбается он. – Или ты думаешь, я после такой ночи отпущу тебя?       - Надеюсь, что нет…       - А знаете, Петр Николаевич, спать уже бесполезно… Не хотите все-таки сразиться, встретившись со мной на шахматном поле боя? – он лукаво приподнимает бровь и прикусывает нижнюю губу.       - Ох, Алексей Николаевич, в этот раз вы проиграете. У меня было очень много времени, чтобы усовершенствовать свои навыки…