~~~
Капли дождя барабанят по холодному стеклу в унисон тикающим часам. В тишине, сопровожденные однообразным монологом лектора, они звучат громко, четко выстукивая свой импровизированный ритм, но стоит заветной стрелке пересечь черту, гул молодых голосов заглушает их постукивание, прерывая повисшее вокруг разнообразие жизнью. Тишину в коридоре сменяют звуки шагов. Старательные студенты спешат на дополнительные курсы, набиваются в читальные залы, такие как Брайан и я торопятся на тренировку, как Найл — либо собираются в культ активе, либо торчат дома, потому что никак не могут обеспечить себя зонтом. Одних ждет работа, других — веселая компания. А за окном все также пасмурно и до мерзости мокро. Тренировка проходит в крытом зале. У некоторых из нас лето вышло весьма загульным, так что тренер поставил перед собой задачу вернуть нас в надлежащую форму за самые короткие сроки. Мы в тупую наматываем круги, периодически прерываясь на различные комплексы упражнений, поочередно нагружая разные группы мышц. А вместе с этим выслушиваем инструкции относительно следующего занятия, которое полностью будет посвящено отбору нового мяса в наши ряды. Капитан нашей команды поделит нас на четыре части и проведет четыре матча, разыграв между нами три призовых места, предварительно дополнив составы команд новичками. Не самый объективный способ для отбора, потому что по жребию судьбы со временными товарищами по команде может ох как не повезти. Но в первую очередь тренер и капитан хотят посмотреть, смогут ли новенькие работать сплоченно и влиться во временный состав. Их индивидуальные способности ставятся на второе место. В раздевалку мы возвращаемся взмокшие, одна половина из нас молится, чтобы на следующий день у них не отвалились ноги, другая — хлещет воду в умывальнике из-под крана. Я отношусь ко второй половине, хотя ноги подгибаются, а завтра лифт станет моим лучшим другом. Но я предпочту пожаловаться на это потом. Брайан вместе с другими ребятами направляется в душ, я же настолько смертельно хочу вернуться домой и упасть на кровать, зарывшись в одеяло, что просто умываю лицо и небрежно сваливаю грязную форму в спортивную сумку. В университете уже почти никого нет, а от дождя на улице уже побаливает голова. Я выхожу в главный холл и замечаю фигуру, спускающуюся вниз по ближайшей лестнице. Парень замирает на середине и сначала, развернувшись, делает несколько шагов обратно наверх. Его плечи напрягаются и чуть вздергиваются к верху. Но желание сбежать в нем проигрывает. Он несколько мгновений неподвижно стоит на одной из ступенек, словно принимает решение, которое будет стоить ему жизни. Затем плавно разворачивается и размеренным шагом продолжает свой путь вниз. Он смотрит прямо, его лицо выглядит искусственно расслабленным, а плечи все так же скованны напряжением. — Ну что? Нашел свой бейджик? — по-доброму поддразнивая спрашиваю, но он не реагирует. Его небезразличие к моему прозвучавшему голосу выдают только поджатые губы. Он просто обходит меня чуть стороной. Я слежу за тем как он делает несколько шагов мимо меня. На нем уже красуется большой кремовый свитер, рукава которого достают до кончиков его пальцев. — Ты игнорируешь меня? — делаю несколько шагов за ним следом, но ответа так и не получаю. Закатываю глаза, на выдохе произношу. — Да ладно… серьезно? Не то чтобы я рассчитывал получить ответ и на этот вопрос, просто, если еще днем в кафетерии это немного подбешивало, то сейчас ситуация начинает казаться мне забавной. Быстрыми шагами обгоняю парня, но не преграждаю ему путь, просто иду рядом. Разворачиваюсь, шагая спиной. — Ты не поговоришь со мной? — настойчивость — одна из моих отличительных черт. — Ты не оставишь меня в покое? — немного озлобленно отвечает парень, а я гадаю, что именно делаю не так, потому что обычно всегда нравлюсь людям. Он вскидывает подбородок и поднимает на меня глаза. Свои большие глаза цвета весны. И у меня бегут мурашки вниз по позвоночнику. Я любуюсь их сочным цветом. У меня перехватывает дыхание. Его глаза, словно драгоценные камни. Он изучает взглядом мое лицо и, поняв, что именно в нем заставило меня смотреть на него в изумлении, тихо фыркает, отворачиваясь. Прерывая наш зрительный контакт. Возвращая меня в реальность. — Не надо смотреть на меня так, пожалуйста, — он убирает челку упавшую вперед на глаза, продолжая шагать вперед. — Я не животное в зоопарке. В это мгновение я впервые задумываюсь о том, что ему каждый день приходится терпеть все эти любопытные взгляды. Словно он белая ворона. Хотя в его случае «ворона из хризолита» подойдет больше. И все же. Какого это знать, что люди разглядывают тебя изо дня в день, словно ты другой? Это заставляет его чувствовать себя особенным в хорошем смысле? Или изгоем? — Я… не смотрю на тебя так, — стараюсь говорить так, чтобы мои слова звучали твердо, а выражение моего лица подтверждало смысл сказанного. Хотя это все ложь. Игра. Чистый фарс. Разве можно как-то по-другому смотреть в его глаза? — Забудь, — безразлично бросает он, а в его голосе проскальзывает разочарование. — Просто оставь меня в покое. Губы трогает улыбка. И я смеюсь про себя. Потому что мы словно разыгрываем эпизод дешевой мелодрамы. Мы, два незнакомых человека, тонем в этой нелепой между нами просьбе оставить его в покое. Я не маньяк-преследователь, я не сумасшедший влюбленный в него поклонник, я просто хочу быть приветливым. Я просто хочу поговорить с ним. Возможно, все дело в том, что он хризолит. Но ведь такие очаровательные ямочки на щечках, которые я разглядел краем глаза сегодня утром, бывают и у обычных людей. — Я просто хотел… познакомиться с тобой. Не думал, что это плохо, — хочу чуть поддеть его, рассчитывая что хоть это разговорит его и попадаю в точку. Только в противоположенную точку. Разговорить — не всегда означает расположить к себе. — Познакомиться со мной? Я дал тебе повод думать, что тоже хочу этого? — он не только обладатель прекрасных ямочек, которые я видел тайком, но и гневного румянца. — Ты думаешь, что если нравишься здесь всем вокруг, то должен нравиться и мне? И я, как и все, должен гореть энтузиазмом подружиться с тобой? Для начала мне интересно, что я такого сделал, чтобы вызвать в нем такой порыв негодования. Может быть, у меня темная аура? Во-вторых, я вовсе не «нравлюсь здесь всем вокруг». Это неправда. Я просто умею ладить с людьми. Но я не стараюсь получить всеобщее внимание. Я хочу получить внимание людей, которые мне интересны. Он мне интересен. Это разные вещи. — Ладно, — проговариваю, приподняв руки в примирительном жесте, — ладно, ты прав. Забудь. Он бубнит себе под нос что-то отдаленно напоминающее «вот и отлично» и толкает тяжелую стеклянную входную дверь. Шипит себе под нос, когда брызги дождя, залетевшие под навес ударяют ему в лицо. Он достает из сумочки зонт, и тот раскрывается после громкого щелчка. А затем клонится в сторону и порывом ветра загибается наизнанку. Спицы противно скрипят. Стонут. Ломаются в суставах, словно кости. А водонепроницаемая ткань повисает на них, умирая и оставляя хозяина зонта наедине с его чертыханиями. Парень плотно сжимает зубы, быстро подходит к ближайшей урне, чтобы избавиться от сломанного уродца. А затем обхватывает себя руками, превращаясь в большой кремовый шерстяной комок, и выходит прямо под дождь. Серьезно? — Эй! Ты намокнешь, пока дойдешь до машины… — бросаю ему в спину и осекаюсь, понимая, что он спускается по лестнице не в направлении стоянки. — Давай, я подброшу тебя! — Мы вроде бы сошлись на том, что ты оставишь меня в покое! — он на пару секунд оборачивается, его кудри уже впитали в себя влагу и начали распрямляться, позволяя каплям скатываться по его локонам вниз как по трамплинам. Как человек с такой потрясающей, располагающей к себе внешностью, может настолько яростно отталкивать от себя людей. Зачем? Бесполезно. Бесполезно сейчас говорить, что моя машина за углом. Я не кусаюсь. Я не навязываюсь, по крайней мере, я думаю, что я не навязываюсь. Самое правильное решение сейчас просто отдать свой зонт, дойти до машины и поехать домой. Потому что хоть беседа с этим безыменным парнем и оживила меня немного, я все еще смертельно хочу принять быстрый душ и лечь спать, забыв обо всех проблемах. Я так и поступаю. Открываю свой зонт, быстро сбегаю по ступенькам вниз, оказавшись рядом, и не отдаю ему зонт, а просто впихиваю тот в его руку. — Вот, ты берешь его, и я ухожу, — блестящие хризолиты последний раз смотрят мне в глаза. И теперь уже отворачиваюсь я. Потому что дождь бьет прямо в лицо. Противный и мерзкий. И я чувствую, как капельки прокрадываются за ворот моей рубашки. Когда я добираюсь до машины, джинсы неприятно липнут к ногам. Толстовка взмокла, но если снять ее, то я буду чувствовать себя суше. Печка обдает меня струей теплого воздуха, который не обещает, что высушит меня, но хотя бы создаст иллюзию того, что вся эта сырость осталась по ту сторону двери. Завожу мотор.Глава 2
28 октября 2014 г. в 11:33
Хризолиты — в нашем мире являются самым древним и редким явлением. Их первая и самая яркая отличительная черта — это зеленые глаза. Отсюда и сравнение с драгоценным камнем. Ген хризолита может быть заложен в ДНК как мужчины, так и женщины, однако термин «хризолит» используют только по отношению к мужчинами, потому что вторая особенность хризолита, которой наделен их мужской организм, это способность к деторождению. Их строение несколько отличается от строения обычного человека. Тазовые кости расставлены более широко, что в свою очередь оставляет свободное пространство для органа человеческого тела, присущего только хризолитам — амаит. Многие привыкли проводить его аналогию с утробой матери. Но это слишком поверхностно. Амаит устроен совсем по-другому. Он рассчитан на вынашивание лишь одного ребенка, и удаляется из тела хризолитов после созревания плода. Женщины же, что являются обладательницами гена хризолита, называются просто его носительницами. Для них особенности, даруемые геном хризолита, заканчиваются на зеленых глазах.
В Англии хризолитов встретишь не часто, в Исландии и Скандинавских странах их значительно больше. В младшей школе я учился вместе с девочкой, которая унаследовала этот ген по материнской линии. А еще несколько раз встречал пару хризолитов на улице, но не подбежишь же рассматривать их как экспонат в музее. Вы ведь не таращитесь в метро на, например, темнокожего человека, или альбиноса, верно? Смотрите украдкой, но разве таких взглядов достаточно.
Поэтому ажиотаж, который образовался вокруг нового работника кафе, меня ничуть не удивляет. Хотя бы потому что природа наградила их самыми прекрасными и выразительными глазами, в которые многим хочется заглянуть. И буду честным, я не исключение.
Я думаю об этих зеленых глазах весь оставшийся день. А затем они преследуют меня во сне. Декорации сменяются быстрым калейдоскопом, но в каждом сне я снова вижу это детское лицо: алые, припухшие губы, шоколадные кудри и вновь и вновь зеленые блестящие глаза. Зеленые магниты. Высасывают из меня всю душу.
Утро следующего дня встречает меня еще большим сюрпризом. Сконцентрированное в паху напряжение неприятно, болезненно трется о грубоватые хлопчатые простыни. Мой молодой организм оказывается полностью во власти гормонального всплеска. А по-утреннему сонный мозг спокойно потакает этим инстинктам, дурманящим тело. И я довожу себя до разрядки при помощи послушных рук, не переставая думать о каменных глазах из гранёного хризолита. Таких сочных, живых, манящих. И с каждым движением я повторяю себе, что этот парень мне неинтересен, лишь его глаза, отражающие его сущность. Если бы они были карими, я бы никогда не позволил себе такую одержимость. У меня под матрасом лежит парочка глянцевых журналов с более экзотическим содержанием и их всегда достаточно, чтобы уладить все утренние эксцессы. Все дело в его глазах — они будят во мне желание.
За окном зарядил дождь. Мой черный мерседес уныло мокнет на парковке за домом. На улице ветрено. Косой дождь так и норовит проскользнуть под край зонта и брызнуть в лицо. На дорогах пробки, где-то вновь не разъехались две машины. Улицы заполнены черными зонтами, люди спешат, их ждут дела.
Успешно нахожу свободное место на университетской парковке. И на первое занятие успеваю минута в минуту. Брайан записывает конспект, я же рисую смешные картинки на полях, Найл безнадежно проспал или не может найти зонт и не решается высунуться на улицу. Я думаю о том, чтобы на день рождения снова подарить ему зонт. На этот раз пестрый, чтобы он не смог потерять его так легко. А день рождения у него катастрофически скоро.
Брайан зовет меня в кафетерий глотнуть горячего чая. А мои внутренности сжимаются в томительном предвкушении. Я бы хотел избавить себя от подобных ощущений, но не могу. Они мне неподвластны. Напряжение мучительно скручивает желудок.
Кишки продолжают завязываться узлом, пока мы поднимаемся на этаж выше и проходим в холл кафетерия. Посетителей немного. Это не обеденный перерыв, так что на чай у нас не больше десяти минут.
— Доброе утро, — у кудрявого мальчика необычайно хриплый голос.
Брайан просит два горячих чая, а я бесстыдно рассматриваю лицо парня напротив, чувствуя долгожданное расслабление. Он смотрит на меня в ответ лишь мгновение. Лишь мгновение на то, чтобы насладиться переливающимися хризолитами. Больше мальчик не поднимает глаз, пока рассчитывается с моим другом и приносит две чашки с желанным напитком. Все это время я слежу за ним, отмечая про себя, что у него очень выразительное лицо, обрамленное густыми, пушистыми локонами, линия скул мягкая, а на правом виске две маленькие изящные родинки. Кожа кремовая, мягкая даже на взгляд и, наверное, сладкая.
— Как прошел первый день? — я рассчитываю, что он поднимет глаза, отвечая на мой вопрос. Но лишь вижу, как взволнованно трепещут его ресницы. Он прочищает горло, чтобы ответить.
— Хорошо, спасибо, — его голос такой тихий. А ответ полон краткости и сдержанности.
— У тебя нет бейджика с именем, — пользуясь тем, что в очереди больше никого нет, кроме нас, говорю я, указывая на его футболку, которая свисает с его острых плеч.
— Я… забыл его, — парень обводит взглядом почти пустой кафетерий, — нужно найти его.
У него краснеют мочки ушей (так выразительно), и он быстро исчезает за дверью для персонала, так и не подняв свои глаза.
А меня прожирает неприятно колющееся разочарование. Мне остается лишь снова думать о его глазах.
— Ты смутил его, — хихикает Брайан.
— Нет, я… даже не думал об этом, — произношу спокойно и забираю поднос с двумя горячими чашками. А в желудке какие-то маленькие солдатики отчеканивают марш. И с каждым их шагом, я давлю в себе желание обернуться, пока мы отходим к ближайшему столику, пока я сижу спиной и делаю первый глоток кипятка, который вновь ошпаривает мое нёбо. Я размеренно стучу пальцем по краю чашки, а по спине у меня бегают мурашки. Потому что я не могу перестать думать о том, смотрит ли он сейчас на меня. Я хочу, чтобы это было так. Но не могу позволить себе обернуться. Потому что Брайан что-то весело рассказывает, а мне остается лишь делать вид, будто я слушаю его.
Мой друг смотрит на часы. Нам пора торопиться на поточную лекцию. Насколько я помню, старики советовали не опаздывать на занятие «скелета» — такое погоняло ходит у нашего серого дедули. Он может и не пустить. В этот раз я берусь отнести грязную посуду сам, потому что, пока я иду, мои глаза искоса подсматривают за тем, как худые пальцы парня берут со столика новую чашку, наполняя ее кипятком; за тем, как он чуть горбится, разговаривая с покупателями у кассы; за тем, как шевелятся его губы, и как плавно поднимается и опускается скрытая под безразмерной футболкой грудь при каждом вдохе.
В дверях я оборачиваюсь как и в прошлый раз. Но ничего не меняется. В моем животе все так же отстукивается тяжелый марш. Военный. Прямо сейчас ближе к похоронному. И я покидаю кафетерий вместе с Брайаном, чувствуя раскалённую смесь разочарования и решимости. Я всегда получаю то, что хочу. И это не капризность, это целеустремленность.