~~~
Свободного времени у меня теперь завались. Даже больше. И это дает мне возможность завести еще одно знакомство. Например, с библиотекой. Потому что мне нужно где-то ждать Гарри так, чтобы при этом не мешать ему. Хотя исчезновению хвостов по учебе мое новое «знакомство» особо не способствует. Разве что частично. Возможно, мне стоит найти работу, чтобы искоренить этот дисбаланс. Действительно, время повзрослеть. И подумать о будущем. По уговору, в шесть я забираю Гарри из кафетерия. Только в этот раз застаю Гарри не в самой приятной компании. Рядом с Брайаном я замечаю Джеффа и Криса. И у меня от напряжения покалывает стопы, когда я делаю следующий шаг. А в внутри что-то бухает. Грузно. Пальцы неприятно каменеют. Меня снова охватывает неприятное огненное, уже знакомое мне жжение. Настолько яркое, что мне с трудом удается скрыть его за маской злого равнодушия, когда все трое замечают меня. — Что здесь происходит? — выговариваю, а мой голос на несколько градусов холоднее, чем обычно. Такой весь из себя неприятно мерзлый, колючий. Гарри оборачивается, его глаза — воплощение чистой паники и смущения. Руки сложены перед грудью в весьма защитном жесте. И я отлично понимаю, что он сам на пределе своей сдержанности. — Луи… — вдох облегчения, и не то чтобы улыбка, но какая-то теплая искорка в глазах, когда я оказываюсь рядом. — Привет, — сухо бормочет кто-то из парней. И только Брайан задорно улыбается. — Что тут такое? — хмурюсь, а моя рука плавно очерчивает пояс Гарри, завершая свой путь на бедре. И я чувствую, как парень чуть откидывается назад, прижимаясь ко мне спиной. В поисках моего тепла, что впитает в себя его волнение. — Ничего такого… — неразборчиво мямлит. Впрочем, развернутый ответ на мой вопрос предоставляет Брайан. — Воспитательный момент. Восстанавливаю справедливость и искореняю любые виды ущемления прав и предвзятого отношения, — говорит немного гордо и насмешливо. Уверенно. — Все в порядке, они просто извинились, и все, — чуть кивает Гарри. А я стараюсь смотреть исключительно прямо. На моего друга. Никому ведь из нас не нужны два окровавленных трупа посреди коридора? Благодарю Бога за исчезновение потенциальных жертв моих хладнокровных, нечеловеческих, жестоких мечтаний. И только тогда ощущаю, как напряжение постепенно, позвонок за позвонком, скатывается вниз. Правда, руку с бедра Гарри так и не убираю. Наверное, мне все еще нужна эта точка опоры. Соприкосновения со здравой реальностью. Брайан переводит взгляд на Гарри на долю секунды и снова возвращает ко мне. — Луи, мы можем поговорить? Одну минуту. Наедине. Без Гарри. Иначе к чему подобная формулировка вопроса? И я уже хочу ответить: «можно ли потом», — потому что прямо сейчас не хочу отпускать от себя кудрявого, но Гарри опережает меня. Отстраняется, отдирая мою руку от своего бедра, и поправляет челку. — Я пока заберу свои вещи, — он кивает и игриво уточняет моему другу, хотя я знаю, чего ему стоит эта непринужденная игривость. — Но только на минуту. — Хорошо, — кивает Брайан, и Гарри предоставляет нам возможность поговорить, минуя стеклянные двери кафетерия. Спустя секунду выражение лица моего друга сменяется на более мрачное. Взгляд становится немного строгим. Именно тем самым, когда Брайан хочет поднять серьезный вопрос на повестку дня. Он медлит. Немного медлит. Видимо, повторяет в голове еще раз заготовленную реплику. Я вижу это по его глазам. — Луи, я хочу, чтобы ты вернулся в команду, — наконец четко, зазубренно выговаривает он и поджимает губы. А я удивленно вскидываю брови. — Боже, я ведь говорил, что не вернусь, почему ты снова меня спрашиваешь? — вздыхаю. Последнее время между мной и Брайаном это больная тема. И я всячески старался избегать сначала ее, затем Брайана. И у меня идеально получалось, потому что теперь все мои интересы, все, о чем я мог думать, все, что имело для меня важность, равномерно и непрерывно сходилось к Гарри. Снова полумгновенное замешательство. — Меня назначили капитаном. — Вау, — проговариваю сквозь тромб в горле. — Круто, поздравляю. Только вот Брайана мое поздравление совсем не радует. Нисколько. Он все еще хмурая напряженная субстанция. — Не дури, пожалуйста. Ты мне нужен. — Я не хочу, — весьма сдержанный ответ средней размытости. Данный в надежде, что Брайан хоть немного пойдет на попятную и поймет, что я не настроен разговаривать об этом. Уж точно не сейчас. Но нет, это Брайан. В упрямстве ему равных нет. В сотню раз хуже Найла, Гарри и меня вместе взятых. Всегда говорит в лоб и идет напролом. — А когда ты захочешь? Позволяю себе двухсекундный психоз. — Не знаю! Может, завтра, а может, никогда! — развожу руками. А моя одежда вот-вот вспыхнет под обиженным взглядом. — Твои, сука, ебаные принципы, — зло ворчит Брайан. Обвиняюще. Уличая меня в моем капризе. Весьма справедливо. Исход разговора был заранее ожидаемым. Так что меня не удивляет то, что нас обоих внутри немного корежит. И хочется подвмазать собеседнику. Но мы ведь хорошие друзья. Не позволяем себе таких эмоциональных просчетов. Так что просто ограничиваемся поддевающим матом в адрес друг друга. И Брайан торопливо уходит, бросая меня в коридоре с моими мыслями и гордостью наедине. А вернувшийся с небольшой сумкой и пальто в руках Гарри удивленно вглядывается в мое лицо. Но до машины не трогает меня. Разрешая не делиться своими мыслями. Уже сидя в машине, опускает руку на мое колено и чуть сжимает его, сладко мурлыкая. Выводя легкие круги кончиками пальцев. Я начинаю наш разговор первым, когда мы стоим на светофоре. Барабаню пальцами по рулю, отсчитывая красные циферки, что ведут обратный отсчет. — Ты в порядке? — Да… да, — его голос звучит достаточно уверенно и непосредственно. И я расслабляюсь. Хочу, чтобы он чувствовал себя комфортно, не волновался впустую из-за каких-то уебков. — Спасибо. Он все еще разглядывает меня. Мой профиль. Взгляд Гарри всегда очень ощутимый. Вызывающий ток у меня под кожей. — А ты в порядке? — Ты не поцеловал меня утром, как я могу быть в порядке? Он быстро наклоняется через коробку передач и оставляет легкое прикосновение на моей скуле. — Теперь ты в порядке.~~~
Я бы не отказался заниматься с ним сексом каждый день. Три раза в сутки. Но я знаю, Гарри не в том положении для подобных забав. Так что участь дрочки под сильным напором воды в душе продолжает меня преследовать. Даже сильнее, чем прежде. Мы живем вместе меньше двух недель, а моя жизнь превратилась в непрерывную одну и большую катастрофу. Черт, это ведь просто невыносимо. Просыпаться рядом с Гарри каждое утро, смотреть на его заспанное лицо, спутанные волосы. Умиляться сонному бреду, который он иногда несёт. Есть горячие оладья. Наслаждаться каждым его движением. Гладить одной рукой подрагивающие коленки, пока другая ловко выворачивает руль автомобиля. Целовать его в перерывах, когда на нас, по мнению Гарри, точно (!!!) никто не смотрит. Выбирать вместе продукты, которыми запичкать холодильник. Перебирать его длинные пальцы, лежа на диване. Засыпать рядом, обнимая его одной рукой, прижимая ближе к груди. С самоконтролем стало вообще худо. С необъяснимым колоссальным трудом проживаю интервал между утренним и вечерним душем. А ночью, вдыхая запах его волос и кожи, полностью разлагаюсь. Найл назвал нас дотошно милыми. Засранец. Теперь повторяет это при каждом удобном случае. И жалуется на беспорядок в комнате. Не думал, что он окажется такой самодовольной занозой. Но, вне всяких сомнений, он безумно рад, что мы с Гарри вместе. И ощущать рядом его поддержку и внимание к нам бесценно. А вот с Брайаном все стало сложнее. Пожалуй, то, что мы с ним в ссоре и он обиделся на меня как маленький ребенок, очевиднее некуда. И я ничего не могу с этим поделать. Разве что переждать. Дождаться, когда его обиды пойдут на спад. Хотя прямо сейчас каждая моя минута занята Гарри. Я пребываю в состоянии самой наибанальной влюбленности, которая весьма успешно воплотилась в реальность. И моя голова мыслит весьма субъективно. Нерационально. И до неприличия пьяно. Хотя я упоминал выше. Я один большой комок возбужденных нервов. И что важнее всего остального, каждый день я чувствую, как Гарри подпускает меня к себе еще ближе. Поощряя мою одержимость им. Он очень чувствительный. Нежный. И мягкий. Совсем не такой, как при нашей первой встрече. Не запуганный щенок, готовый в любой момент сначала вцепиться, клацкнув зубами, а затем броситься бежать, поджав хвост. И его ребенок больше не ощущается чужим. Иногда я напрочь забываю о том, что кто-то еще может претендовать на мою роль. Правда, каждый раз возвращаться в неприятную реальность после весьма болезненно. Со стороны беременность Гарри проходит весьма замечательно. Так говорит по своим ощущениям Гарри и утверждал его врач. Со слов Гарри, естественно. Однажды, когда наш разговор сам собой свелся к вопросам о состоянии малыша, Гарри уверил меня, что все в порядке. Его обследование было месяц назад, и со слов врача, все замечательно. В следующий раз я хочу быть там с ним. И Гарри обещал, что мы сможем пойти вместе. Его животик стал еще чуть больше. Но все еще скрываем его безразмерной одеждой. Однажды я все же поднимаю волнующую меня тему, когда он выходит в домашнем комплекте одежды из душа с полотенцем в руках и устраивается рядом со мной на диване. — Я думаю, самое время тебе взять отпуск на работе? Его руки замирают, до этого он тщательно вытирал свои мокрые кудряшки махровой тканью. А во взгляде что-то щелкает. Меняется меньше чем за долю секунды. Мой мальчик хмурится. — Я не могу… — шепчут его губы. — Почему? — хотя ответ сам собой напрашивается. Гарри опускает взгляд, а его пальцы крепче сжимают полотенце. Выражение лица болезненно отстраненное. Холодящее мысли. И хоть нас разделяет всего ничего, мы сидим рядом, мне кажется, что пересечение наших миров вновь обнулилось. — Я не могу зависеть от тебя… — Я не смогу позаботиться о тебе, если ты не будешь мне позволять… — пальцы мягко скользят по его ладошке, очерчивая каждую складочку. Я знаю. Ему нужно время. Чтобы снова сделать выбор. Принять верное решение. Я не требую от него, чтобы он завтра же бросил свою работу. Я не требую от него послушно сидеть дома и вышивать крестиком, хотя и нахожу это предпочтительным. Я просто хочу… — Я просто хочу, чтобы тебе и ребенку ничего не угрожало… Он не отвечает. И эта чужеродная тишина между нами всегда за пару секунд подводит меня к состоянию безумия. Мои губы прижимаются к краешку его губ, доступному мне, ведь он сидит ко мне боком. В профиль. Парень вздрагивает, но не поворачивает лица. — Гарри… — мягко зову его. — М-м-м? — откликается, а в его голосе сквозят нотки чистого и непокорного, столь свойственного ему упрямства. — У тебя есть столько времени, сколько тебе будет нужно, ладно? — напоминаю, осторожно притягивая его к себе за плечи. Удобнее устраивая его еще ближе, окутывая теплом, сжимая в объятьях. Укладывая его голову в изгиб моей шеи, растворяясь в чистом запахе его кожи. Мы молчим. И никто из нас больше не поднимает этот вопрос. Через два дня Гарри подает заявление на увольнение по собственному желанию. Он выбирает ребенка.~~~
Гарри почти никогда и ни о чем меня не просит. Как бы близко он ни подпускал меня, его самостоятельность все равно вычерчивает между нами зону безопасности. Это странно. Словно беременность никак не сказывается на его настроении и желаниях. А может быть, и сказывается, но я об этом не знаю. Правда, один раз, проснувшись ночью в пустой постели, я застаю его в почти половину третьего ночи на кухне. Он сидит за столом и намазывает нутеллу на половинки помидорок. А затем принимается за свой сомнительный бутерброд. Делает несколько укусов, прежде чем заметить меня в дверном проеме. Краснеет. И смущенно опускает руку с недоеденным лакомством обратно на поверхность стола. — Привет, — шепчет, по-детски смотря на меня исподлобья. — Я проснулся… и захотел есть. Ему нужно перестать постоянно оправдываться. — Да, я тоже, — бодро отвечаю и прохожу в сторону холодильника. Совместный ночной дожор это то, чего между нами еще не было. Его рука нерешительно пододвигает в мою сторону вторую половинку помидора. — Хочешь? — Спасибо, я… возьму хлеб, — достаю хлеб, бутылку с молоком и наливаю в свою чашку. Перед Гарри уже стоит стакан яблочного сока. Парень вновь откусывает, но жует со значительно меньшим энтузиазмом. — Это, наверное, странно… — дожевывает первую половинку. — Прости. — За что ты извиняешься? — удивленно приподнимаю брови, намазывая ложкой сладкую пасту на кусок хлеба. — За то, что ешь помидоры с нутеллой? Гарри неразборчиво пожимает плечами. А я откладываю хлеб в сторону и смело беру предложенное мне угощение. Показательно запихиваю все в рот и давлюсь. Сначала соком. Затем привкусом. Но успешно прожевываю и проглатываю. Не то чтобы мерзко. Но странно. — Ты губишь во мне гурмана, Гарри, — театрально закатываю глаза. За что получаю легкий пинок под столом. — Это правда так ужасно? — он растерянно моргает. Его пальцы теребят края скатерти, что укрывает стол. — Безумно мило. Ты выглядишь смешно, когда их ешь, — даже не скрываю своей усмешки. — Мне просто… Захотелось попробовать что-то… другое? — Я знаю, — поднимаюсь, чтобы достать еще несколько чистых помидорок и возместить ему отданную мне порцию. Он смущается. Неловко ерзает на стуле. Бормочет что-то про то, что мне не нужно этого делать. Но я уже режу красный помидор на дольки, а затем ставлю блюдце поближе к Гарри. — Смотри, — беру одну. — Их можно еще макать. Он повторяет за мной. В половину третьего ночи мы вдвоем на кухне мажем дольки помидоров шоколадно-ореховой пастой. Пачкаем пальцы, затем губы, затем друг друга. Пожалуй, помидорки с шоколадом весьма сомнительно странное лакомство, но в таком контексте оно безмерно желанно.~~~
— Луи? Я опаздываю на занятия безумно катастрофически. Потому что после неутолимых интимных ласк со сладким послевкусием шоколада и помидоров будильник как-то забывает поставиться. Да и вовсе не слышится. Черт возьми, у меня уже нет никаких шансов. Даже если я стану Флэшем или открою телепорт. Нужно бежать. На дорогах еще эти дрянные пробки. Но руки Гарри, что обвили мою шею, удерживают меня для прощания. И я не могу чисто физически лишить себя его мягкого поцелуя, когда он так доверчиво прижимается ближе. — Луи? — промявкивает он, оторвавшись. — Что такое? Кусает губу. Нерешительно. И в тоже время до безумного неприличия соблазняюще. — Гарри, быстрее, ты знаешь, я опаздываю. Он не любит, когда его торопят. До чертиков. Поэтому его брови немного непроизвольно хмурятся. Линия губ дергается. — Как думаешь, я… смогу найти посильную мне работу? Серьезно? — Да, почему бы и нет? Слышал, в магазине на углу требуется грузчик. Вероятно, в моем голосе слишком много сарказма. Потому что меня недовольно щипают за локоть, очень даже ощутимо и больно. Морщит нос. — Я просто мог бы заняться чем-то полезным — его ладони опускаются на мои плечи. Немного скованно. Никогда не привыкну к этой скованности, после того, как имел возможность лицезреть его обнаженную лишь для меня натуру. — Или может быть рядом кому-нибудь нужно будет присмотреть за ребенком, или собакой, или кошкой… — За хомячком, — не могу не добавить. — Я не могу просто сидеть дома. Я мог бы заниматься с детьми. Ну да, собственно, почему бы нет, без высшего образования. Понятно. Доступно. Очевидно. — Я понял, мы можем обсудить это, когда я вернусь? — Но… — возражает, затем надувает щеки, — да, хорошо. Я все прекрасно понимаю. Гарри не может позволить себе просто плыть по течению и спокойно жить со мной. И да, он ведь переехал ко мне под предлогом того, что так у него получится отложить что-то для малыша. И эта его удивительная самостоятельность. В общем, причин, толкающих его на подработку сто одна и даже больше. Я лишь хочу, чтобы он был в безопасности и не навредил себе и ребенку. Нельзя. Его ребенок, единственный ребенок должен быть выношен здоровым и целым. — Если ты думаешь, что ты ничего не делаешь, то ты ошибаешься… Без тебя я бы умер от голода, холода, — выговариваю, наклоняясь вперед, в миллиметрах от его губ, — и отсутствия головокружительного секса. Стоно-фыркает. — Ужасно. Я тебе не наложница, вообще-то! Убирает руки с моих плеч и подталкивает к двери. Немного нагло и капризно-сдержанно. А кончики ушей выдают его, сдают с потрохами. Подчистую. Такие красненькие. Горящие. Скорее всего, согретые комплиментом о том, каким незабываемым и головокружительным он может быть в постели. — Ты торопился, иди, — дразнится, вредничает, поторапливает. И капризно кусается, когда я пытаюсь поцеловать его еще раз. — Твоей наложнице нужно готовить. — Моя наложница готовит самую вкусную пасту, — задабривающе урчу.~~~
Пальцы — сплошной клубок возбужденных нервов. Особенно когда летают по его коже. Легко и плавно. Вынуждая прогибаться в спине. Вжиматься ближе. Удивительно хрипло менять тональности. Извиваться. Подаваться вперед, раскрываясь, обхватывая ногами мой пояс сильнее. Требовательнее. Царапая мои руки. Громко, с трудом глотая воздух. — Пожалуйста, Луи, пожалуйста… — так горячо и откровенно шепчет. В неадекватном забытье. И я рычу. Потому что это все, что мне остается. Рычу от наслаждения чувствовать себя в нем. Горячем, отзывчивом, жадном. Тела липкие. Приятно скользкие. Температура каждого под убийственные сорок. Еще один градус, и скорая нам вряд ли поможет. — Луи… пожалуйста, пожалуйста… — мешает слова со сбито сдавленными стонами. Блаженства. Уже близкий к черте. Пальцы крепче сжимают его бедра. Жажда большего контакта берет верх. Мне так нужно. Так необъяснимо нужно. Больше Гарри. — Пожалуйста… Столько порочности, страсти и невинности в одном слове. А затем… — Хватит… Его губы кривые. Искусанные. Разодранные. Глаза испуганные. Неживые. Вытравленные. Выжженные кислотой. Кожа бледная. Почти мертвецкая. Тело такое немощное. Беспомощное. Безвольное в моей хватке. — Хватит… Хватит!.. — на смену сласти в его голосе приходят рыдания. Истеричные. Отчаянные. — Гарри… — губы онемевшие. Ничего не понимаю. Я напрочь сбит с толку. Ему больно. Почему ему больно? — Хватит! Хватит!.. Пожалуйста! Хватит… — ладони упираются мне в грудь и толкают. Изо всех сил, что есть. Слезы топят зеленое. Градом срываются из обожжённых глаз. Ногти впиваются, желая оставить не собственнические отметки на моем теле, а причинить мне хоть немного ответной боли. Я пытаюсь перехватить его руки. Тщетно. Пытаюсь вдохнуть, но меня душит неоткуда взявшийся дым. Едкий. Тягучий. Вязкий, как мерзкая рвота, которая крадется вверх по моему желудку. Диван. Мы больше не в нашей уютной спальне. Гарри распят на диване с красной бархатной обивкой. — За что?! Ненавижу! Почему я?! Хватит! Мне больно… Хватит! — его голос вовсе не его. Тональности такие неправильные. Его голос не должен так звучать. Никогда. Ни-ког-да. Какая-то неведомая сила оттаскивает меня от него. Тащит прочь. Оставляя его лежать одного. Обнаженного. Изуродованного. До смерти измученного. Смертельно несчастного. Беззащитного. Брошенного на этом грязном вшивом диване. На всеобщее обозрение. Глаза умоляющие. Забрать его. Я тяну руку вперед. Я не могу оставить там Гарри. Я знаю, ничего не закончится. Я знаю, ему снова будет больно. Еще больнее. Они сделают это. Но я не в силах сопротивляться. Гарри все дальше. И меня охватывает страх. Паника. Бессилие. Я кричу. Я срываюсь. Я рву глотку. Связки. До беспамятства. Убиваюсь в вопле, в котором звучит лишь его имя. — Гарри!
Вскакиваю. Тело двигается. Наконец-то! Дрожит. Бьется. Ломается везде. В каждой кости. Темно. Я ничего не вижу. Ощупываю руками место рядом. Лихорадочно. — Л-луи? — раздается рядом сонное невнятное мурчание.- Что случилось? Что-то… приснилось? — неразборчиво спрашивает Гарри сквозь зевок, усаживаясь рядом. Холодный пот. Крупные капли стекают по вискам. По спине. Мучая меня. Дрожь. Холод. И желание вывернуть кишки. Все, что у меня сейчас есть. И эта яркая картинка перед глазами. Детальная. Даже более чем. Тактильная. Я помню на ощупь поверхность дивана, чужую нежную кожу. Все слишком реально. Дергаюсь, когда парень решается приобнять меня. Мне плохо. Я сейчас умру, не иначе. Гарри. В моем сне Гарри было больно. Я оставил его одного. Я позволил его изнасиловать. Я сам его изнасиловал. — Лу? — Гарри волнуется. А через секунду загорается ночник, освещая комнату блеклым светом. — Боже мой… ты бледнее смерти. Луи, что случилось? — Всё… — не могу найти свой голос. Мои голосовые связки безжизненные. Порваны. — …хорошо. Его запуганный взгляд бегает по моему лицу. И от этого еще больше воротит. Его запуганные глаза добивают. — Я только приму душ. Больше не смотрю на него. Не могу. Мне нужно пройти курс по лечению от удушья. Мне нужно угомонить сердце. Вода. Мне нужна вода. Этот сон мне снится не в первый раз. Эти образы. Эта смена. То, как ласковая нежная любовь превращается в насилие. Всегда было страшно-гадко. Словно я правда сделал это. Как бы мой мозг ни твердил мне, что я лишь накручиваю себя. Как бы мой мозг не цеплялся за слова других о снятой в элитном борделе шлюхе, я знал. Я помнил этот загнанный взгляд. Зеленые глазища. Умоляющие. Мертвые. Только в этот раз все обернулось еще хуже. В этом сне был Гарри. Гарри смотрел на меня своими мертвыми глазами. Мой Гарри.