— Хватит! Пожалуйста… Пожалуйста… Нескончаемое рыдание, прорвавшиеся сквозь пелену безысходной покорности. И я замираю. В полу-ужасе. Даже несмотря на звездочки наслаждения, что пляшут перед глазами. Даже несмотря на дым в моей башне. Даже несмотря на алкоголь, что у меня был вместо крови. Я на секунду становлюсь трезвым. Как наполированное стекло. Все неправильно. Все не так. Иллюзия.
— Ну, Луи?.. — тихо хнычет парень, и я разлепляю глаза, заставляю себя через силу поднять веки, чтобы взглянуть на Гарри. Он смотрит на меня в зеркало. А хризолиты переливаются. Такие живые и яркие. Игривые. Нужно улыбнуться, Луи. Давай. Это просто. Тяну улыбку от одного уголка губ до другого. — Твои ямочки, — ложь режет язык невидимой бритвой. Пополам. Но Гарри легко ее проглатывает, прижимаясь лбом к моему виску, улыбаясь столь трепетно, по-детски, нежно. А мой внутренний голос повторяет мне. Глаза.~~~
Я оставляю Гарри в компании Найла за просмотром какой-то милой, доброй комедии и прошу позвонить мне, если вдруг что-то случится. На улице мерзкий серый дождь, так и льет с неба грязное месиво. На дороге пробка. С трудом представляю, успею ли добраться до Донни вовремя. Салон автомобиля заполнен ненавязчивой музыкой. Которая предназначена для того, чтобы хоть чуть-чуть скрасить досуг. Убить время. Расслабить и немного снять напряжение, которое затяжные пробки всегда на меня нагоняют. Сегодня же я слышу её через какой-то транс. Ранее мне не свойственный. Мою голову словно засунули под воду, ничего толком не слышу. Барабаню пальцами по рулю. Возможно, выстукиваю даже не в такт.Я помню шумный вагон. Мой школьный друг играл в какое-то новое приложение на телефоне, пока у него полностью не села батарейка, а мы даже не успели добраться до места. Ехать еще чуть больше получаса. После выпускного всю нашу большую школьную тусовку нехило пораскидало. Меня закинуло в Линкольн, кто-то уехал в Манчерстер за большой мечтой, в Лондон, часть ребят осталась в Донни. В тот день мы ехали в Честер. На большую вечеринку нашего почти самого крутого школьного друга.
Мне сигналит какой-то тупой еблан, что пытается влезть прямо передо мной в ряд. И я показываю этому нетерпеливому водителю средний палец, но ему пофиг, так что приходится уступить ему место. Дождь льет нещадно. И если уже какой-то звук выбивает в моей голове четкий ритм, то это не треки из моего плейлиста, а свист дворников, что без остановки смывают потоки воды со стекла.Аарон провел нас всех в ночной клуб. Здесь было много ребят из нашей параллели, а также классами старше, парни из нашей школьной футбольной команды, его новые друзья из университета, имена которых плохо отложились у меня в голове. Хотя не думаю, что они мне вообще пригодятся. А когда пригодятся, я скорее буду либо в горизонтальном положении, либо где-нибудь в сортире над бачком, в попытке прочистить свой желудок. Вряд ли во втором случае у меня есть хоть наималейший шанс связать несколько букв в одно имя. — Хочу просто набраться и снять какую-нибудь очаровательную девчонку, — нетерпеливо бубнит мой приятель рядом. Его трехмесячный недотрах заметно сказывается. А я лишь хмыкаю. — Ну-ну, удачи тебе. — Не хочу ничего слышать от человека, который сегодня вечером трахнется с кем-нибудь в дальнем углу на диване, спорю на все свои десять пальцев. — Прости, Робби… Я не спорю на секс. — Ах да, точно… — привычная усмешка на мои слова. — Твои томлинсовские принципы, как это я не запомнил их за столько лет. — У человека должны быть какие-то границы, знаешь ли. Главные принципы любой вечеринки: 1.Знать, что ты пьешь. Человек, придерживающийся этой истины, сразу же избавляется от ряда весьма болезненных проблем. И обычно всё, что ему грозит, это тихое и мирное вычищение желудка. Ну, или не совсем мирное. Но все же. 2. Знать, что ты принимаешь. К этому пункту не помешает уточнение: «понимать, что ты принимаешь» и «принимать только то, что реально того стоит». Опять же ограничивая масштабы катастрофы, которая раскрывается на утро. 3. Никогда не спорить с друзьями на секс. Ну, хотя бы потому, что от этого иногда берутся дети. 4. Не нарушать первые три правила. Особенно надоедливое правило, олицетворяющее в себе дозволенную черту. Но самое важное. Благодаря ему я все еще не вляпался с окружающей меня толпой идиотов в какие-нибудь колющие задницу неприятности. Я обещал себе, что никогда их не нарушу.
Ну что ж? Один раз я крупно облажался. Зажимаю пальцами переносицу. Потому что от дороги начинает побаливать голова. Липкое скопление машин наконец рассасывается. И я могу прибавить скорость. Мой телефон уже начинает вибрировать от напоминаний сестры, дабы проверить, что я не забыл об обещании и что я уже еду, и вообще, чтобы просто подергать за извилины мой мозг, а также поиздеваться над моим терпением. Я успеваю точнее некуда. Когда сестра высовывается в окно, я как раз паркую машину у родительского дома. Лотти особо не разговорчива. Только жалуется, что совсем не хочет никуда ехать, но очень рада моему приезду. — Ты думаешь, мне придется еще несколько раз ходить к нему одной? — спрашивает она, когда мы уже поднимаемся в лифте на два этажа выше. — Я в принципе думаю, что мы здесь зря. — Звучит, знаешь, не очень обнадеживающе. — Зато я уверен, что ты абсолютно нормальный полноценный ребенок. — В школе меня наименовали «антисоциальным типом», — морщусь на её словах. — Тебе есть по чьим стопам идти. Девочка хмыкает и первой проходит в коридор, где нас уже ожидает молодая девушка, чтобы проводить до кабинета. Мне предлагают пройти вместе с Лоттс, но сестра недовольно шикает, указывая мне на мягкое вместительное кресло в коридоре. Без слов говоря мне, что свою основную функцию я выполнил: довез ее до поля боя. А теперь мое место на коврике у порога. Дверь затворяется. А кресло ненавязчиво предлагает мне провалиться обратно на другую сторону моего сознания. Я снова ныряю в бездну.Мы все пьем ром вперемешку со сладкой колой. А я периодически вливаю в себя порции ананасового сока. Всегда так делаю. Помогает уменьшить концентрацию алкоголя в организме. Все же мы с кем-то из парней не виделись почти год, не хотелось бы просрать воспоминания о долгожданном воссоединении. Компания слишком большая. Именинника мы уже давно утеряли где-то в толпе. В помещении душно. И кислорода маловато. Люди курят прямо на танцполе. Танцы на окурках. В какой-то момент у меня немного плывет в голове. Именно в той самой степени, чтобы отказаться от дальнейшего распития высокоградусного алкоголя до ближайшего момента просветления разума. Такое решение я и принимаю. Вливая в себя безалкогольный сок. Правда, туманит в голове все равно со страшной силой. Мы все по очереди затягиваем в легкие расслабляющий дым. Эта порция воспоминаний в памяти свежее некуда. А вот дальше. Я отчаянно пытаюсь вспомнить, с какого момента все крошится. Стирается в несобираемую обратно целостную картину пыль.
— Лу? — выныриваю из лавины песка и делаю вдох, прежде чем поднять глаза. — Все? — встряхиваю кистью и смотрю на наручные часы. — Я не заметил, как прошло время. Встречаю мягкий взгляд стоящего за спиной у моей сестры мужчины средних лет и пожимаю ему руку. Судя по общей атмосфере, все прошло нормально. Может, даже чуточку лучше, чем просто нормально. В машине Лоттс выкручивает радио на среднюю громкость. Мотив незамысловатой песни, какой-то новинки этого лета, что постоянно крутили на каждом углу, неприятно постукивает у меня в голове. Заставляя меня ощущать еще большую эмоциональную тяжесть. Выматывающую до последней капли крови. — Всё было нормально? — мой мозг удачно формирует из разбросанных по сознанию слов единую мысль. — Ага, мне все понравилось, — кивает девушка, прокручивая радиостанции, останавливается на своей любимой. Время попсовой музыки в моей машине. — Останешься на ужин? Гарри и Найл должны были уже давно закончить просмотр фильма, если не пошли на второй заход. И судя по тому, что никаких звонков не поступило, с Гарри все должно быть в порядке. Найл ведь обещал провести с Гарри весь день. Даже отменил что-то из своих планов. И Найл всегда держит свои обещания. — Нет, мне нужно успеть вернуться до вечера. — Тебя кто-то ждет? — моментально спрашивает Лоттс, заинтересовано приподнимая брови. А я иду на встречу. Поощряя ее любопытство. — Что, если «да»? — Ты ничего не рассказывал мне! — возмущается. Весьма театрально и комично надувая губы. — Кто она? Давай, расскажи! Ты должен мне рассказать! — О нет, я ничего не скажу тебе, — довольно усмехаюсь, выкручивая руль. — Ты должен! Давай. Я все тебе про своих мальчиков рассказываю. Словно я прошу об этом. — Кто это? Девушка? Ну? Или парень? Ну, хватит, давай расскажи мне. Расскажи, иначе я тоже тебе больше ничего не расскажу. Звучит уж очень заманчиво. — Ну, хоть немного. Как давно я ничего не знаю? Ты ведь не мог так долго скрывать что-то от меня. — Не ной, я не расскажу тебе. Не сегодня, — как удивительно легко получается смеяться. Хотя внутри какое-то бесформенное киселеобразное месиво мыслей. Недовольное мычание, сопровожденное хлопком по колену. — Зараза. — Я… — так и быть. — Познакомлю вас как-нибудь, может быть на Рождество? — если мы оба будем к этому готовы. — Обещаешь? — Обещаю, — киваю. — Уверен, вы понравитесь друг другу. Засранка, показывает мне язык, но затем улыбается. Всю оставшуюся дорогу рассказывает мне немного о школе и друзьях. Ни слова о мистере Диксоне. Конфиденциальная информация. Ну что, мужику определенно повезло, что он ей понравился. Это избавляет от проблем всех нас. — Хей, Лу? — бормочет, когда машина тормозит рядом с домом. Оборачиваюсь к ней. А девочка отстегивает ремень безопасности и подается ближе, в попытке обнять меня. — Спасибо за сегодня. — Не за что, малышка. — Ты самый лучший брат, — неприятно скребет на душе. Сначала по правому легкому, затем по левому. Я хочу им быть, милая. Очень хочу. — Правда-правда, — сладко шепчет. — Разумеется, я лучший, — задорно хихикаю. Отвечаю на её улыбку улыбкой, заправляя ей прядку волос за ушко. А в животе тяжелый угловатый камень. Я хотел бы быть лучшим. — Я люблю тебя, — слова растворяются, дверь щелкает, закрываясь. Пальцы машинально проворачивают ключ. И я вот-вот нажму на газ. Мне ведь нужно ехать? Только легкая улыбка скользит прочь с моих губ, кривится. Пробирается холодком мне под печень и что-то сжимает. Предпочел бы, чтобы она забралась налево повыше. Мне определенно стало бы легче. По крайней мере, я бы знал, что это сердце не дает мне покоя. Барахлит немного. Я хотел бы быть лучшим. Я никогда им не был. Как бы в глубине души ни желал. Потому что усидчивость — это не про меня. Потому что мое «правильно» всегда сталкивалось с «хэй, Томмо, заебались ждать, пока ты нассышься». И нет, я не раб общественного мнения. Возможно, стадный баран. Но я правда старался быть лучшим человеком. И хоть я никогда им и не был, вспоминая все свои огрехи, это никогда не разочаровывало меня так сильно, как сейчас.Утро бесчувственное. Смертельное. Самое ужасное утро из всех возможных. Вспухшее горло, вспухшее лицо, вспухшая голова. Вспухший я. Сухость во рту. Выкрученные глаза. Пустые глазницы. Зашитые веки. Я бы, наверное, без проблем прошел кастинг на какую-нибудь эпизодическую роль в Сайлент Хилл. Не хочу думать о том, чье тело прижимает меня к жесткому матрасу (или где мы там вообще лежим?), раскинувшись поперек моей груди. Но предполагаю, что это либо Робби, либо Стенли, либо… Похуй. — Котор… — начинаю почти шепотом. — Ш-ш-ш! — недовольно возмущается тело. Видимо, мы наслаждаемся тишиной. Я же просто хотел спросить который час. Не двигаюсь. Потому что не могу не только физически, но и, что главное, морально. Даже представить себе не могу, как это. Двигаться. Надо как-то совладать с нервными окончаниями в своем теле? В голове не просто пусто. Там полное забвение. Даже вакуума нет. Только зайчики поплясывают под закрытыми веками. Делаю вдох, так чтобы поглубже, и закашливаюсь. На меня снова шикают. Слишком я, видите ли, шевелячая подушка. — Хоть с груди скатись, я ж дышать не могу… — охуенно длинная конструкция для первого раза. Говорит о том, что мой мозг все же выжил. И неплохо функционирует. В рамках возможного. В контексте текущей ситуации. Мучительные кряхтения и перебирание куда-то в сторону. Очень мучительные. Причем мучительные именно для меня. Не думал, что вообще когда-то издам такие звуковые спецэффекты. Более отвратительно только курицы крякают. Или что они там делают? — М-м-м… — паскуда, перекатываясь, шарашет локтем прямо в пах. Слезть нормально нельзя в сторону? Я подушкой не нанимался, не надо было на мне спать. — Боже, нет… — Боже, молчи. — Я не думаю об этом… — Не думай, ради нас обоих… Слишком громко, — умоляю. Потому что слушать какие-либо комментарии о моем утреннем стояке сейчас, когда я даже не могу принудить себя пошевелить мизинцем, совсем не то, чего я хочу. — Блять, как теперь до конца жизни не думать о том, как у тебя стоит? — Как теперь до конца жизни не думать о том, что ты думаешь об этом? — Рты закройте! — третье недовольное шуканье откуда-то слева. Видимо, мы слишком громко… шепчемся. Где-то тикают часы. Мы лежим. Молча. Хотя мне кажется, что все вокруг слишком громко думают. Иначе никак не объяснить то, что моя голова сейчас разойдется по швам. Думайте тише! Черт возьми, ебаные узкие джинсы. Во рту не просто сухо. Теперь, когда ко мне возвращается чувство вкуса, я понимаю, что там помойка. Думать не хочу, почему. Определенно, не хочу вспоминать, рвало меня вчера на краю беспамятства или нет. Перебираю остатки, все крупицы воспоминаний. И мычу. — Перечисли мне пополнение в моем списке грехов? — Типа того, что ты вчера переспал со снятой шлюхой? — Блять… — Ты сам спросил. Один плюс дня «которого нет в вашей жизни», всех его событий в вашей жизни тоже нет. Даже думать не хочу о том, как это вчера было. Наверное, все, что осталось в моей памяти, это полученный оргазм. Это точно, само ощущение я запомнил. — Я точно?.. — Да, блять, ты точно. — Просто вдруг мне это приснилось. — Нам обоим тогда. Нахуй, не помнишь, что ли, Томмо? Помню. Помню, что кого-то трахнул. — Думал, что ты, может быть, помнишь чуть больше. Боль. В меня захерачевают чем-то тяжелым. Удар приходится слева, сопровождаемый гневным матом. — Уебитесь тишиной, оба, блять.
Знаю, что делаю глупость. Поступаю бестактно. Нарушаю чьи-то профессиональные принципы. Но разве меня остановить. Мистер Диксон и впрямь замечательный человек, который в своем графике находит на меня около пятнадцати минут, только просит немного подождать. Пока я жду, я думаю о том, что позволил себе упустить что-то очень важное. Позволил дыре в своей памяти манипулировать мной и моими слабостями. Позволил себе сомневаться. С самого начала. Оставил живыми эти сомнения. Теперь я плачу за это. Возможно, если я осмелюсь просто узнать каждую часть разбитой мозаики, я просто забуду всю творящуюся прямо сейчас в моей голове дурость, как налепестный сон. — Мистер Томлинсон? Медленно поднимаюсь и по приглашению прохожу в кабинет. — Можно Луи? Если так… будет комфортно? — Не имеет значения, — пожимаю плечами. Чем быстрее эта проблема решится, тем лучше. Просто само осознание того, что я впервые в кабинете психолога, немного пугает. Нет. Не пугает. Будоражит. — Итак, я попытался войти в курс Вашей проблемы… — той её части, что я сказал Вам. — Восстановление воспоминаний весьма болезненный и ненадежный процесс. Для того, чтобы открыть заблокированные части памяти, я погружу Ваше сознание в состояние гипнотического сна. — Это сработает? — Одной встречи нам будет недостаточно, и я должен буду подготовить Вас к сеансу регрессивного гипноза. Пожалуй, мои мольбы о том, чтобы провести сие увеселительное мероприятие, стоит опустить. Наверное, потому что мне стоило бы еще несколько раз подумать, чем принимать такое весьма поспешное решение, как восстановление памяти. Но, как это обычно и бывает, почти все в этом мире решают настойчивость и деньги. — Хорошо, — мои плечи выпрямляются, когда я слышу согласие. — Только если Вы будете готовы подождать окончания моего последнего приема на сегодня.~~~
Где Вы находитесь?
Там, где людно. Коридор. Нет. Декорации меняются. Лестница проскальзывает под ногами. Нет. Люди. Комната. Везде есть люди.Кто рядом с Вами?
Много людей. Опять же много людей.Лицо, Вы должны отчетливо вспомнить лицо.
Я плохо понимаю, чье лицо сейчас должен вспомнить. Потому что мозг кашеобразен. Но я стараюсь следовать указаниям голоса, что вибрирует в моей голове. Лицо справа. Чье оно? Не важно. — А мне парни сняли очаровательную проститутку. Аарон. Тело на красном бархате. Молочная кожа. Мир приходит в движение, и я просто повинуюсь машинальным движениям своего тела.Нужно найти лицо. Ищите лицо.
По щелчку все меняется. Картинка становится ближе. Ощущения контрастнее. Я больше не стою в стороне. Я чувствую опьяняющий жар послушного, раздолбленного тела. Пальцы входят в контакт с гусиной кожей, покрытой капельками пота и роем дрожи. Хотят приступить к изучению всех тонких изгибов горящего подо мной тела. Мне. Нужно. Лицо. Перевернуть. — Пожалуйста… Тягучая сладость мешает думать. Гнать ее прочь очень сложно. Возможно, но требует неимоверной концентрации на заданной цели. — Хватит… Слово пульсирует в обоих висках. Я овладеваю контролем над своей правой рукой, заставляю ее двинуться вперед. Лицо. Нужно лицо. Подцепляю край алой ткани и тащу её вверх к… кудрям? — Гарри?.. У меня есть секунда на то, чтобы встретиться взглядом с запуганными, убитыми, затравленными, промокшими зелеными глазами. Умоляющими меня. Затем все снова быстро меняется. Я хочу удержаться еще на пару секунд. Но тело бросает куда-то в сторону. — Гарри. Я хочу. Я пытаюсь. Я стараюсь остановить движение своего тела. Но ничего не могу сделать. Сердце вытанцовывает в груди. Отстукивает ритм быстрого поспешного марша.Дышите ровнее.
Я нахожу зеленые глаза. Мне кажется, они просят. Чтобы я не уходил вот так. Но как мне заставить себя остаться? Как перестать ногам двигаться. — Хватит! Не нужно, пожалуйста!.. — чужие руки берут власть над его телом, заламывая. А слова обращаются рыданиями, так долго сдерживаемыми. Голос срывается на беззащитные визги. Он барахтается в запоздалых попытках самозащиты. Мне нужно к Гарри. Я нужен Гарри. Пожалуйста, я хочу… вернуться… Щелчок. Белая вспышка света. — Гарри!..