Тюрьма. Весенняя боль

Одиозная ухмылка сползла с лица извращенца, превратившись в каверзный изгиб рта. Его глаза прищурились, и свет зарешечённых ламп подчеркнул их надменное великолепие. Найс с достоинством выдерживал свинцовый взгляд охолодевшего Стоуна. Мягкие тени окутали их напряжённые лица. Они спорили в полном молчании, и от этого нервные мурашки щипали покрасневшие щёки заключённых. Наконец, валет отвёл взгляд и нетерпеливо мотнул головой в сторону двери. Найс оживлённо пожал плечами и схватил Мая за локоть. Обжигающие тиски. — Не думай, что и ты избежишь наказания, Найс, — вдогонку бросил Стоун, не побоявшись разборки на глазах у талантов. Его голос жаждал расправы. И в этот раз даже дальновидный Стоун не смог сдержать в себе желчь. — Я буду расследовать каждую секунду сегодняшнего дня. — В чём ты меня подозреваешь? Мои руки чисты, — безо всякого сомнения промурлыкал Найс, открыв измазанную кровью ладонь. Приняв молчание за ответ, он потащил Мая к выходу. Возле двери помедлил, развернулся и с плохо скрываемым ублюдочным ликованием поклонился висящим под потолком мертвецам. — Берегись страха, Стоун. Он убивает не только людей. Этот разговор оставил жгучий осадок. Валет молчал. Тот, кто не смог уберечь Примаверу, с должностью проглотил едкую насмешку. Истина напугала каждое разумное сердце в этих стенах. И Стоун, и Найс, и вся оставшаяся в живых элита выучила жестокий урок Картера. Убивая друг друга, таланты получали не меньшее удовольствие, чем убивая людей. — Найс? — Май попытался отвлечь ублюдка от кровавых разводов на стене, стоило им выйти в дышащий сыростью коридор. Холодный воздух затягивало откуда-то сверху. Оттуда, где было видно небо. Жизнь меркла в туманной ярости одного подростка. Его щёки заливались краской, а стиснутые пальцы промочили надетую Маем рубашку. Найс скрипел кроссовком по полу, растирая густеющую массу крови. Он со зверским насилием над собой о чём-то думал. Какая-то тяжёлая мысль пленила его, разрушая манеры малолетнего подонка. Холодные потные пальцы нехотя разжались. — Скройся. — Ты думал, тебе скажут спасибо за моё спасение? — с мягким убеждением проговорил Май, почувствовав, как колючие искры боли наполняли подушечки пальцев. Он пошевелил освободившейся рукой. Болезненное тепло продиралось по венам. Вещество делилось и с гулким рёвом вонзалось в каждую отмершую клетку. Регенерация. — Теперь я убью столько людей и талантов, сколько твоим глазам никогда не увидеть. Найс не ответил. Его тяжёлые ресницы сомкнулись, прикрыв чудовищный взгляд убийцы. Через секунду он двинулся вперёд, не глядя под ноги. Капли крови разлетались в стороны, уволакиваемые липкой резиной подошвы. Серые стены. Серый потолок. Серый пол. Смутное эхо таинственных шагов. Мальчишеский изгиб шеи. Гордо вздёрнутый подбородок. Грациозная осанка. Упругое покачивание головы. Найс остановился и обернулся. Его глаза загорелись, и он не стал сдерживать в себе бурю. Выбил ногой дверь, швырнул преследовавшего Мая в комнату и глухим ударом прижал к стене. Его молчание было требовательным и невыносимым. Оно сжигало кислород подобно неистовому пламени зажигалки. — Хоть дверь бы закрыл, — Май старался смотреть мимо горящих глаз. Мимо плавных линий лица. Мимо блестящего камушка в левом ухе. Мимо угнетающих мыслей, плескавшихся в море сомнений. — Ещё никто не входил сюда по своей воле, — прошептал Найс, облизнув растрескавшиеся губы. Сглотнул. Его самоконтроль был похож на глыбу льда. На непостижимую, величественную и жалящую холодом глыбу льда. Она таяла под силой бушующей ярости. — Это мой дом, глазастый. Хорошо запомни эту дверь. Май едва заметно кивнул, с трудом различив тихий шёпот. Секунды растягивались в минуты. Подобие заинтересованной улыбки вновь появилось на напыщенном лице. Было в ней что-то осторожное. Май судорожно вдохнул отсыревший воздух и из последних сил оттолкнул извращенца. Нежность с лица Найса выпарилась. — Сними это, — его голос звучал ровными нотами, но в глазах вертелось нетерпение. Найс властным кивком указал на рубашку Стоуна. В него вновь вселилось самоуверенное чудовище. — И больше никогда не позорь меня, — добавил он полушёпотом. Только его уютные угрозы заставляли сердце содрогаться. Только его глубокий взгляд скручивал каждую жилку в спазмы. Дешёвый одеколон и запах Стоуна разбился сладковатым ароматом человека. Он стоял так близко, что потребовалось немало усилий, чтобы не сделать шаг назад. Найс медленно потянул край рубашки, заставив Мая оторваться от стены. Ткань с нежностью сдирала корочку с каждой ранки. Обжигающий жар. Этой чуткости не хватило всего лишь несколько капель смазки. Например, естественности. Каждая вещь в его комнате источала жаркую вседозволенность. До тошноты человеческое распутство. Покрытый трещинами потолок таранил их существование с единственных доступных небес. Распечатанные на глянцевой бумаге иконы заражали дурным вкусом и дешевизной. В педантично вычищенные от плесени стены было вставлено окно. Найс сжал подбородок Мая двумя пальцами и притянул к себе. Срывающееся дыхание выстрелами огнемёта било по коже. Напряжённые губы жёстко накрыли рот, не успевший открыться для словесного протеста. Май почти задохнулся в этом прикосновении. Оно было настоящим. Найс целовал решительно, не позволяя уклониться или отступиться. Воздух закипел, обжигая слезившиеся глаза. Нужно было быть полным кретином, чтобы не почувствовать давящую ярость, полыхавшую на коже инквизитора. С ним было что-то не так. Губы замедлились, лаская нежную кожу девственной чувственностью. Май чуть улыбнулся, уловив момент, когда образ порядочного поганца на секунду закоротило. За человеческой душой пряталось нечто неимоверное. Нечто безобразное и эфемерное. Этот человек впервые дарил нежность жестокому миру. — Ты видишь в этом что-то смешное? — беззлобно промурлыкал Найс, приглаживая озябшие мурашки на плечах Мая. Извращенец не выглядел смущённым. Скорее заинтригованным. Его беспечность щекотала раздражённую кожу. Любопытство упрямо вторгалось в личное пространство. — Ты дрожишь. Холодно? Страшно? Ресницы Мая сомкнулись. От боли он лишился слов. Даже у исцеления был побочный эффект. — Признайся, — с язвительной усмешкой прошептал Найс, поцеловав жертву в лоб. Влажный язык провёл пошлую дорожку между бровями, по спинке носа. Острые пальцы впились в бока и задрожали, больно сминая кожу. — Ты всё-таки боишься меня. В его голосе было столько пьяного восторга, что Май лишь вздохнул в ответ. Одна распутная улыбка перетянула чашу весов, и с некоторым разочарованием он осознал свою ошибку. Он никогда не был игроком в этом безумстве. Найс бросил вызов самому себе. В тот самый момент, когда получил пылкий плевок в лицо от новичка. — Что ты задумал? — с замирающим сердцем проговорил Май, вырвавшись из ослабевшей хватки. Взбудораженное сознание наполнилось отвращением. — У тебя и в мыслях не было спасать меня. Май замер, вслушиваясь в колебания дыхания Найса. Оно дрожало от наслаждения. Его лицо излучало свет. Атмосфера в комнате накалилась до предела. Слюна в горле превращалась в сгустки кипящей магмы. Май ждал отрицания. Хоть одну усмешку, которая рассеяла бы его догадку. Но улыбка была чистой и искренней. Непорочной. Сладкой. Победоносной. — Ты всё ещё мстишь мне за то, что плюнул тебе в лицо? — Май с разочарованием приложил палец к коже, измерив длину едва заметного шрама. В ту ночь никто, кроме Найса, не мог его ранить в бок. — Я думал, что ты успокоился. — Ты плохо обо мне думал, — разгорячённый Найс с ехидством пожал плечами. Он на секунду замолчал, позволив Маю переварить смысл слов в тишине, но быстро сдался разнузданной ублюдочности. — Нет-нет, не смотри на меня так, — Найс замахал руками, словно отгонял мух. — Не делай из меня злодея. Я отговаривал тебя. Предупреждал, что мне нельзя доверять. В его голосе было слишком много едкости для простой насмешки. Закончив образ беспринципного выродка, он рукоплескал самому себе. Май коротко кивнул, сжав зубы до скрежета. Лишь два года назад он узнал, что за паршивые сволочи прятались в душах людей. Эти твари растили детей талантов для расходного материала в войне. И было бы странным, окажись Найс хоть чуточку лучше своего вида. — И да, Май, — мелодичный тенор размазывал останки совести по загустевшему воздуху. Животное смело говорить. Говорить с гонором. — Ты ошибся. Не Стоун защищал тебя. Даже не Туз. От меня может защитить только один. Я сам, глазастый. Май дёрнул дверь на себя, почувствовав острую нехватку кислорода. Единственным возможным решением осталось уйти. Немедленно. Он отпустил холодную ручку и вздохнул. Упёрся лбом в ледяной металл. Дверь всё-таки была заперта. Ненавистное тело прижалось сзади, и гадкие губы поцеловали вспотевшую кожу шеи. Май судорожно втянул в себя воздух, подавив трепетные мурашки, пробежавшие вдоль позвоночника. Нежное дыхание Найса возбуждало. Сладкая истома щекотала нервы. Май чувствовал напряжённые бёдра, прижавшиеся сзади с беспощадной вульгарностью. Всё это оказалось настолько желанным, что могло свести с ума. — Расслабься, — пальцы Найса обняли его нервно сжатую ладонь. Непристойная близость убивала весь здравый смысл. Запястье горело под жаром потной кожи. — Я сказал, расслабься, — Найс поднял его руку вверх и прижал к двери над головой. Он чего-то ждал. Ждал упрямо. Май расслабил ладонь, позволив пальцам вновь переплестись. — Единственный способ сбежать от меня — окно. — Мы под землёй, — напомнил Май. — Тогда тебе не повезло, — хмыкнул Найс, мягким движением развернув его лицом к себе. Он действительно медлил. В его насмешливых глазах засверкали капли ответственности. Внимательный взгляд передёргивал каждую нервишку в груди Мая. Мальчик сплюнул. И сделал он это с видом героя первой марки. — Вытри, — он дал столь же феноменальный совет и с нетерпением почесал щёку о плечо. Нервозность убивала изящный садизм в его глазах. — Уверен, что унижать меня — хорошая идея? — Май почувствовал себя голодным щенком возле горла уснувшего хозяина. И это ощущение показалось до боли изысканным. Май едва не прыснул смехом. Найс был настроен слишком оптимистично для человека в одной комнате с Химерой. — Я никогда тебя не унижал, — с терпимостью пояснил Найс, не смущаясь знамени самодовольного маньяка в своих руках. Он считывал поток эмоций на лице Мая. Словно талант в глазах человека медленно превращался в вещь. Такую же безвкусную, как и любая безделушка в жизни homo sapiens. — Май, я говорю тебе о законе. — И какой закон велел плеваться? — Закон выживания, — загадочно прошептал Найс, коснувшись губами виска Мая. Его голос дрожал от сдерживаемой усмешки. — Вытри. Его пропотевшая лживостью нежность была особенно невыносимой в эту минуту. Май демонстративно повёл головой, увернувшись от назойливого шёпота, и оттолкнул от себя вздымающуюся грудь. Бесстыжие черти в прищуренных жестоких глазах только раззадорились при виде неуклюжей смелости. Май впился взглядом в обшарпанный обеденный столик и сосчитал до десяти, чтобы подавить в себе улыбку. В его ладони отзывалось распалённое сердцебиение Найса. Ублюдок тоже был возбуждён. Май проглотил ощущение собственной неотразимости, чтобы отнестись к отменному унижению со всей серьёзностью. Белоснежная салфетка, с непробиваемым пафосом содранная со стола, за секунды долетела до пола и пропиталась слюной. Май стиснул зубы, понимая, как бестолково выплеснул злость. Глубоко внутри себя он позволил зависть: такая роскошь не была доступна талантам. На их территории едва выжила фармацевтика, энергетика и машиностроение. Взволнованно кипящая кровь забурлила. — Теперь для тебя существует один закон, — Найс с чувственной грацией приподнял брови, приказав новичку опуститься перед ним на колени и доделать работу. Его бескомпромиссное упрямство и въедчивая педантичность были несокрушимы. Стоило Маю заскрежетать зубами и коснуться подушечками пальцев чистого края салфетки, Найс наступил на его запястье окровавленной подошвой. Он был спокоен, словно вычерпал суточный лимит эмоций из души. Словно это посвящение коснулось многих и не имело ничего личного. — Твой закон — я, глазастый. Твой джокер. И так будет, пока твоя смерть не разлучит нас. Жгучее давление убавило желание сопротивляться. Скверная клятва не была шуткой. Возле Найса было слишком легко оступиться. Парень с зашитым ртом не мог заслужить такой гнилой смерти. Май сглотнул, представив, сколько ещё талантов не выжило в лапах лицемерной гиены, и снова кивнул. Едва заметно. Сдержанно. Скрывая свою силу и свою слабость, он стоял на коленях перед человеком в третий раз. И клялся в одном: он выживет. — А теперь встань, — приказал Найс, отступив на короткий шаг. Ублюдок склонил голову, упиваясь каждым оскорблением в глазах жертвы. — И задержи дыхание. Май с невесёлым смешком поднялся на ноги и уставился в глаза маньяка. Металлический отблеск в них был ему незнаком. Человек оказался более многоликим существом, чем он мог себе вообразить. Столько прекрасных эмоций уродовалось лицом извращенца. Май сглотнул, поймав себя на жутких желаниях. Он задержал дыхание и коснулся рассечённой брови Найса подушечками пальцев. Тот содрогнулся. Едва уловимо, но чувственно. И в эту секунду Май понял, что ошибся во второй раз. У этих глаз не могло не быть прошлого. Даже в этом человеке существовали причины. — Не будь сентиментальным, за это здесь убивают, — промурлыкал Найс с чарующей улыбкой. Ещё бы чуть-чуть, и с этих сладостных губ могли протечь изголодавшиеся слюни. И Май был готов растереть их по лицу извращенца. Кулаком. Если бы его мозги не закипали от нехватки кислорода. — А теперь дыши. Май вдохнул полными лёгкими и почувствовал сладостную боль в груди. Она разрывала каждую клеточку в клочья. Он с полной уверенностью мог озвучить будущее: противостояние будет стоить жизни одному из них. И Май жаждал сохранить свою. Он почувствовал тыльную сторону ладони у себя на лице и с подлинным непониманием поднял взгляд. Глаза извращенца были наполнены внутренним пожаром. — Подорвёшь мой авторитет — оба сгниём у параши, — озвучил он последнюю истину. Грязный манипулятор пресёк любое необдуманное действие. Любой шанс. Найс оказался хорошим и неприметным стратегом. В дурманящих условиях Примаверы было не тяжело признать истину: он был лучшим. И сейчас в его помутневших глазах плескалось человеческое сомнение. — Шагу без разрешения делать не смей. — Я не буду подставлять тебя, — с пониманием заверил Май, попытавшись сосредоточить взгляд на умилительном кончике курносого носа. В его багаже ещё не было невыполненных обещаний. Старик выдрессировал в своих детях удобные ему качества. В дверь постучали. Растравленное любопытство перевело взгляд на нерешительно дёрнувшуюся ручку. — Это просто прекрасно, глазастый, — прошептал Найс, вновь готовый низлагать чужую гордость. Втаптывать в бетон любую непокорность. Ломать самое отчаянное сопротивление. Май демонстративно провёл пальцем по губам, словно наконец закрыл дрянной рот на замок. Зубоскальство со стороны новичка на этот раз даже повеселило извращенца. — Приведи себя в порядок. Вызываешь жалость даже у моего члена. В дверь постучали ещё раз. Более настойчиво. — Долбитесь в жопы, а не в дверь, — громко произнёс Найс, пнув ножку кровати. Он по-прежнему прихрамывал из-за раненного в драке с новичком колена. Май улыбнулся и ретировался в дальний угол. Дверь не открывалась изнутри без ключа. Но снаружи была доступна всем. Это был сумасшедший капкан для любопытных носов, и в очередной раз Май восхитился игрой извращенца. Найс был чем-то большим для Примаверы, чем живодёром и убийцей. Его характер отъявленного психопата костылём поддерживал зыбкие стены. В комнату вошли трое. Как испуганные коты, они переминались и топтали несколько квадратных дециметров пола. Найс следил за их спектаклем ровно двадцать секунд, потом с нетерпением плюхнулся на кровать, отчего пружины заскрипели, и вновь уставился требовательным взглядом. Во время затянувшейся паузы кто-то с неконтролируемой яростью чесался. Май зажмурился, но жуткая картина не уходила из воображения. Обломленные ногти впивались в жидкую кожу, сдирая уцелевшие куски плоти, попадающая в раны соль с грязных пальцев волновала каждую клеточку, наполняя её наслаждением, подобным зубной боли. Май знал это ощущение. Безумная агония. Желание содрать с себя зудевшую кожу. Мучения. Так работала поглощенная регенерация. Он впился ногтями в руку, стараясь сдержать себя. Даже боль могла войти в привычку. Он постарался отвлечься. Морды вошедших заключённых показались знакомыми. Это были те, кто пытался взломать замок в комнате Стоуна. Война быстро расставила талантов по рангам. На лицах ублюдков сияло благороднейшее раболепие. — Стоун послал вас за приговором? Награда за смелость или смерть за наглость, — Найс отогнул угол истончившегося покрывала и достал из-под него три пера. Два чёрных и одно белое. Ублюдки сглотнули и переглянулись. В них не было железного стержня, и без всякого стыда они сделали три мизерных шага назад. Всё было бы не так убого, хвати у них смелости попытаться сбежать. — Эй, это было невежливо, — вердикт Найс объявил с насмешкой. Ведь дверь была заперта. — Ты должен мне за убийство дамы, — просипел один из ублюдков, но тут же опустил взгляд в пол. Этот выпад был настолько ничтожным, что даже на лице Найса нарисовалось непонимание ситуации. Но тот не смог обуздать свой смердящий рот. — Я сделал так, как ты просил. Отдай мне белое перо. Найс несколько секунд с удивлением таращился на заключённого. Он будто бы не верил, что происходящее в его комнате не было дешёвым розыгрышем. — Со мной даже Туз в таком тоне никогда не говорил, — он лёгким пёрышком вспорхнул с кровати, отчего её пружины издали скорбный вой. Мальчик наклонился, подобрав с пола ту самую салфетку, и игриво взмахнул ею в воздухе. Май не отвернулся. Следующие три минуты плевок вжимался в лицо содрогающегося таланта. Тот попытался перехватить запястья душившего его человека, но лишь обрушился на спину и судорожно вцепился в его плечи. Он сдирал одежду и судорожно дёргал ногами, прижатыми к полу. Найс душил с особым достоинством. Кожа на его носу слегка морщилась, когда приговорённый пытался прокусить его пальцы через салфетку. Другая рука жёстко пережала трахею, заставив беднягу подавиться моментами бескровной смерти. Маньяк старался чуть ослаблять хватку, позволяя таланту вдохнуть, чтобы продлить мучительную смерть. Одному дьяволу было известно, какое язвительное удовольствие обливало сердце садиста. Май вздохнул. Даже сейчас Найс издевался над ним, окутывая ледяным холодом памяти. Он знал о Химере всё. Безликая легенда. Один из самых страшных талантов в мире. Жертва оставалась в неведении о своей смерти. Жертва не имела права даже на последний вздох. Не имела права в последние секунды вспомнить лицо дорогого человека. Жизнь обрывалась в небытие. Без свидетелей. Один человек вложил в руки ребёнка удавку. Второй выражал своё подлинное восхищение этим. Люди были слишком омерзительны. Они рождались свободными от жажды смерти, но намеренно воспитывали в себе убийц. Май мечтал о мести. И эту месть он узнавал в каждом рассвете. Мир должен был погибнуть за его испорченную юность. И его месть запахла жжёной кожей. Этот запах показался слишком правдоподобным. Ублюдок, стонущий в железной хватке Найса, прижал горящую руку к его плечу. Под прожжёнными краями рубашки варилась кожа извращенца. И от этого великолепного ощущения Найс улыбался. Улыбался так, словно утолял вековую жажду. Он играл против трёх талантов. Пальцы бедолаги сжались, испустив последний огонёк, и оторвались от плеча душителя. Рука откинулась на пол. — Приятных снов, — промурлыкал Найс, открыв злобную ухмылку мертвеца. Он бросил несколько зелёных купюр на его тело, встал и развернулся на пятках. Скрип резиновой подошвы был невыносим. Чёрное перо медленно полетело к ногам убитого. — Что? Я обещал ему двадцать долларов, а не жизнь. Осталось два приговора. Два пера. И лишь одно из них под блеском светильника отливало спасительной белизной. Двое заключённых переглянулись между собой. Один из них постоянно чесал локоть, словно его тело пожирали обезумевшие насекомые. Он был сутулым, но это не мешало выглядеть ему здоровее и плечистее. Это странное боевое крещение вызвало у Мая неподдельный интерес. Будь он низкосортным, жаждущим крови маньяком, он бы оставил в живых более здорового, более пригодного для инквизиции. Но для Найса такое решение было слишком очевидным. — Имя? Талант? — мелодично пропел извращенец. Он подошёл к вопросу с подозрительным интересом. Инквизиторы были единственным делом, где он не доводил идиотизм до совершенства. И не практиковался в напыщенности. — За что вы здесь? — Шаин. Высоковольтный ток, — с гордостью проговорил первый. Он ощупывал страждущим взглядом белое перо. Его пальцы расчёсывали вены на руке. Он был живым электрическим стулом. Мощнейшим орудием пыток. Он жаждал получить второй шанс. Здесь. В стенах того, кому ни при каких обстоятельствах не стоило доверять. — Я пытался пробраться на территорию людей, когда меня поймали. Найс с пониманием кивнул, передав эстафету другому преступнику. — У меня... расширенные возможности памяти, — севшим голосом прошептал второй. Это была бесполезная попытка. Да и сам парень выглядел до боли невзрачным и помятым. Во время бунта его сильно избили, и было не похоже, что он смог ответить хоть кому-то. Его заплывшие глаза уставились в пол. Бедняга осознавал свои мизерные шансы перед властным инквизитором. Найс стоял, словно ждал продолжения. Словно не верил, что на свете бывают такие никчёмные таланты. Молчание заставило сказать беднягу что-то ещё. — Ещё я пианист. Найс с удивлением поднял бровь. Он смотрел так, словно они разговаривали на разных языках. И до сих пор он не мог понять, пытались ли его неудачно разыграть или парень перед его носом просто родился неудачником. Май едва сдерживал смех, зажав рот обеими ладонями. Найс выглядел даже немного растерянным. — Слишком громко барабанил по клавишам? — с нетерпением произнёс он, словно мародёр на этот раз воровал его драгоценное время. — За что ты здесь? — ему пришлось повторить вопрос. — Он сдался намеренно, чтобы попасть в Примаверу, — подал голос первый. Он всячески пытался доказать главному инквизитору свою преданность. И Май улыбнулся. Это выглядело до тошноты отвратительным. Найс хоть и был гиеной, но вряд ли переваривал падаль. Заключённый не сумел прочитать раздражение на утончённом лице. — Три месяца назад ты, Найс, убил его брата. Второй с ужасом содрогнулся и опустил голову. — Это правда? — с удивлением переспросил Найс. Он не ожидал увидеть лицо врага, о существовании которого даже не догадывался. В его голосе мелькнуло нечто похожее на восхищение этим облезлым существом. Он вновь с любопытством рассматривал скукожившегося заключённого. — Очень смело. Слишком смело. Второй вздохнул и пожал плечами. — Я редко выношу смертный приговор. Значит, это сделал Туз, — добавил Найс, зачем-то пытаясь внести ясность. — Даже для Примаверы твой брат был дерьмовым талантом. Пианист несмело кивнул, и в этот момент Найс всунул в его руки белое перо. Раздалось гулкое молчание. Болезненная смерть в руках извращенца протянулась к Шаину. Тот захрипел, пятясь спиной к двери. Он нажал на ручку, но она не поддалась. Капкан сработал. Найс ублюдочно улыбнулся и без страха подступил к заключённому ещё ближе. Пощекотал нос будущего трупа кончиком чёрного пера. — Ты ошибся с выбором, — грозно проговорил Шаин, взяв себя в руки. Он собирался выбраться из комнаты живым. Его пальцы заискрились. Он мог убить восемнадцатилетнего подростка одним ударом. Найс остался стоять на месте. Его немигающий взгляд приказывал приговорённому заключённому сдаться. Но Шаин чувствовал своё превосходство над человеком. Таковы были таланты. — В твоих интересах передумать, Найс. Открой дверь. Иначе я убью всех в этой комнате. В его руках метались молнии. — Ты прав. Две казни в одном ключе испортили бы мою репутацию, — со вселенским снисхождением промурлыкал Найс и вставил тонкий ключ в замок. Май приподнялся, готовый защищать человечишку от разгневанной силы таланта. — Пошёл вон, — последнее слово Найс наполнил брезгливостью. Плечистый Шаин торжественно фыркнул, глядя на человека сверху вниз. Как и подобало любому таланту. Найс задумчиво почесал затылок. Он дождался, пока дверь за заключённым защёлкнется. Решение отпустить преступника далось ему слишком легко, словно бедняга мог тысячу раз пожалеть, что не умер сейчас. — Теперь я буду твоим братом, — обратился Найс к оцепеневшему пианисту и протянул руку. — Как тебя зовут? — Брэин, — тот несмело вложил белое перо в ладонь извращенца. Имя прозвучало вполне дерьмово. Но в отличие от большинства представителей разумной жизни, парень действительно умел пользоваться мозгами. И понимал, что за возможность дышать придётся заплатить большую цену. — Я никогда не убивал. Я не смогу. — «Не смогу» и «не убивал» разные вещи, — Найс непреклонным, искренним движением сжал несчастное пёрышко в пальцах заключённого. Терпение таяло. И эти незначительные изменения на дружелюбном лице замечал только Май, не понимающий, какую выгоду с доходяги извращенец хотел получить. Найс прикрыл глаза, и уголки его губ едва дёрнулись в усмешке. — Убийцы теряют невинность во взгляде. Посмотри в глаза Маю. — Прости, я не разбираюсь в людях, — парень не повернул головы. — Тебе и не надо в них разбираться, — Найс с удовольствием похлопал по плечу полуобморочного таланта. — Единственный человек здесь я. Брэин кивнул, но смог выдохнуть только тогда, когда Найс отошёл от него на три шага и присел возле белого ящика. Это был холодильник. Май приподнялся, чтобы рассмотреть его получше, вспомнив, как проталкивал рисовые лепёшки между выдолбленных кирпичей. Человек в тюрьме имел несметное богатство. Таланты отучились использовать технику в быту. Это было доступно только людям. Найс вытащил полиэтиленовый свёрток и разложил овощи на тарелке. Мальчик казался домашним. Он казался таким комфортным, что хотелось выдавить его глаза, отобрать еду и забиться под кровать. — Брэин, теперь оставь нас, — Найс вновь засунул ключ в замок, затем демонстративно спрятал в карман. Май сглотнул. Его не собирались выпускать. Его жизнь стала прямо пропорциональна извращённому интересу маленького психа. И его снисходительности. — А ты — поешь. — Я не могу понять твоего выбора, — Май с вороватым видом поднялся с пола. — Поэтому ты всегда будешь мне проигрывать, — Найс плюхнулся на кровать и с наслаждением закрыл глаза. — Брэину даже нечем убивать, — Май старался, чтобы его голос прозвучал с большей уверенностью, но понимал, что упустил что-то важное в поведении извращенца. Овощи лоснились здоровой спелостью. Они казались такими невинными, что он решил отложить апокалипсис. На пару часов. — Разве что остроумием. — Для остроумия у меня есть ты, — Найс зачем-то подавил закипающую злость. Он был на сотню шагов впереди. Так, словно бежал ото всех. Словно тратил все силы, чтобы сравняться с жестокими талантами. — А у Брэина, кстати, есть руки, — зачем-то добавил он и сделал короткую паузу, убедив себя в чём-то. — Я всю жизнь руками убивал. Не забывай, я человек. — Что не делает тебя бессмертным, — Май с сомнением осмотрел ржавый край выглянувшей из матраца пружины, и после твёрдой полки вагона кровать показалась невероятно воздушной. Он хотел присесть в ногах Найса, но гордость вовремя скрутила все его потребности в жадный узел. — Ты нажил сильного врага, Найс. У Шаина талант. Психика убийцы. Физические данные. Нормальное желание выжить. — С каких пор ты лезешь в мои дела, Май? — Найс на секунду перестал болтать ногой в воздухе и замер, прислушиваясь к предательской тишине. В его глазах поселилась ревность. И ревновал он своё одиночество. Словно только-только начал понимать, насколько шумную проблему впустил в комнату. — Найс, будь осторожен, — сдался Май, позволив себе побыть честным в эту неподходящую минуту. Их смыслом была неугомонная борьба. И сейчас она особенно трепетно требовала равных сил. — Если тебя убьют — убьют и меня. — В этом есть что-то романтичное, — Найс дотянулся до стола, выхватив разрезанный пополам огурец. И всё-таки он был фантастическим гадом. Ему было хорошо под землёй. Ему не нужно было солнце. Он светил гораздо ярче. Он был подобен огню. — Так почему ты спас Брэина? — И Май с полумёртвой паникой в голосе попытался ухватить ускользающее внимание. Он вдруг понял причину злобы вселенского изверга. Скука. В больной голове мальчика тщетными попытками искались новые возможности истязать живой мир. Найс вздохнул и ещё раз отогнул край застиранного покрывала. В шуршащем пакете томились сотни перьев. Белые и чёрные. Они со смирением ждали своих будущих хозяев. — Я никого не спасал, — вдруг заговорил Найс, бросив косой взгляд на неловкий труп под ногами. — Профессия не та, — он вытащил два пёрышка и преподнёс их поближе к свету. Они слишком много значили в преступном мире. — Чёрное — смерть. Белое — пытки и мучения. Май содрогнулся. Он очередной раз ошибся. Это была не вербовка. Это было наказание. Самое жестокое, какое извращенец только смог придумать. Брэин не боялся умирать. Он боялся убивать. Именно поэтому он не предпринял ни единой попытки отомстить, встретившись с убийцей брата лицом к лицу. Найс был безжалостным зверем. Возможно, даже Старик мерк в сиянии его стервозной натуры. — Знаешь, — Найс поднялся на ноги и похлопал по карманам. Он опять о чём-то задумался, но тут же покачал головой и выдохнул. — Раны Шаина не выглядели свежими, хотя мы едва подавили бунт. Как это возможно? — Найс, — Май почувствовал, как заныло прокушенное ублюдком плечо. Значит, он не ошибся и регенерация действительно сработала в чужом теле. Он был готов помолиться одной из икон, чтобы маньяк не догадался. Не догадался, в чём была разница между варварским исцелением Шаина и чудом во время переливания крови Стоуну. Не догадался, откуда в одном теле Мая существовали сразу два таланта. — Больше никому не позволяй жрать себя заживо, — Найс сказал это с полным безразличием, позволив Маю унять дрожь в сердце. Он не понял. Или не хотел понимать. Ожог на его предплечье выглядел неважно, но Найс не попросил ни капли крови, чтобы облегчить боль. — Я должен помочь убрать трупы. С этими словами он устало вздохнул и вышел из клетки. Май зажмурился и застонал. Сполз по стене вниз и сглотнул, столкнувшись глазами с плесневеющим на бумаге изображением кого-то из святых. Он чувствовал крупную дрожь во всём теле. Бросало то в жар, то в холод. Влажный воздух неприятно охлаждал ноющую кожу, и Май сдёрнул с кровати покрывало. Укутался. С наслаждением откинул голову на кровать и смотрел, как плавно оседали взметнувшие в воздухе перья. Водопад смерти и мучений. Май закрыл глаза, наслаждаясь новой жизнью.