Тюрьма. Весенняя боль

Это был сон. Наверное, его можно было назвать лицемерным кошмаром. Над головой нависал почерневший от копоти потолок. Она смотрела с угнетающей заботой и улыбалась. От неё исходило такое трепетное и тревожное тепло. Её ладонь с печалью легла на его покрасневшее лицо, и он с бережным упоением прикрыл глаза, чтобы она не заметила его нескончаемых сомнений. В груди застыла невыносимая тоска. Эта тоска многие годы была мертва. — Я сошёл с ума, — прошептал Май, услышав свой голос неосязаемым эхом. Мама лишь покачала головой, притянула его к себе и обняла. Её пальцы так привычно взъерошили его волосы. Она поцеловала его в макушку, удерживая в обжигающих сладким упоением объятиях. Она покачивалась, убаюкивая своё неразумное дитя. Любой бы не выдержал. Он сжал её хлопковую сорочку пальцами, притянул ещё ближе к себе, вдохнул запах её шеи. Он не помнил её лица. — Я потерял тебя, — прошептал он, всё ещё сжимая её тёплые плечи. Он хотел выплеснуть на неё накопленное одиночество. Раздражение. Все бессонные ночи. Покалеченное детство. Бесконечную тьму. Но сказал лишь несколько кротких слов. — Без тебя было страшно. Слишком страшно. Я не справился. Она с трепетом гладила его волосы, и он не хотел отрываться от её тепла. Одно её присутствие безжалостно расчленяло взращённого внутри монстра. Она не винила его. Она вспорхнула с сундука так, словно её яркий призрак не весил ни единого грамма. Потянула его вверх по лестнице, у которой не доставало двух ступеней. И он был рад идти за ней. Туда, где мир не требовал уничтожения и не уничтожал в ответ. Старый дом. До оцепенения знакомый страх, он бил больнее затуманенных воспоминаний, но мама лишь крепче сжала его руку. С тревогой. С беспокойством. Потому что прошлое ещё дышало в своей постели: двое мальчишек в одной кровати, взрослые на другой. У порога замерли солдаты в камуфляжной форме. Военные. Люди. Они сжали в руках длинные ножи и по сигналу рванули вперёд, вытряхнули из постели ещё не проснувшуюся женщину, схватили мужчину, скрутили им руки, хоть жертвы и не оказывали сопротивления. Всё происходило в неподвижной тишине. Ребёнок заворочался, разлепил глаза и от испуга вскрикнул, разбудив второго. Солдаты поставили вырывающуюся и кричащую женщину на колени и разрезали её горло одним движением. В тот момент её глаза светились непереносимой болью и удивлением. Умирая, она смотрела на перекошенное страхом лицо ребёнка и чему-то тихо улыбалась. С шумом ворвалось подкрепление: оторопевшему мужчине свернули шею. Огромные сапоги двинулись вглубь комнаты, люди стащили верещавшего мальчика и покончили с ним. Второго не тронули. Кровь в венах пересохла. Умирая, мама улыбалась. Май пронёс эту улыбку через годы и только сейчас понял смысл горестной радости на её лице. Она улыбалась, потому что видела перед собой только одного мальчика. Младшего. Второй уже воспользовался своим талантом и манипулировал восприятием всех, кто был в комнате. Он спрятал себя. Умирая, мама знала, что один из её детей выжил. И выжил он зря. Май открыл глаза. Ясность пришла в голову уже через мгновение, и он вскочил на кровати. Сердце громко стучало, заворачивая своим бойким ритмом подгнившие раны. Мамы не было в живых уже пятнадцать лет, и именно сейчас ей вздумалось воззвать к его совести самым убогим и тщетным способом. Через щели двери бил коридорный свет тюрьмы. Май оглянулся: под крышкой небрежно прикрытого вещевого ящика застрял кусок зелёного пуловера, в котором Найс уходил с вечера. Извращенец был в комнате. Либо он имел доступ к системе блокировки замков, либо блокировки на его двери не было. Май одним мизинцем приподнял крышку и тут же отскочил. Пуловер полыхал свежей кровью. Май умыл лицо сухими ладонями: пришло время настоящей войны. Он опрокинул матрас, обнажив взгляду все режущие инструменты Найса. Если дверь не была заблокирована властями, он мог попытаться взломать замок. Снаружи — свободный вход, изнутри — капкан. Фалевая защёлка старого образца на пружине. Май коснулся замочной скважины: ручка снаружи была гораздо выше, что нарушало конструкцию. Под одной планкой существовали два механизма. Верхняя защёлка была скошена в обе стороны, нижняя — только в одну. При попытке открыть дверь изнутри вторая упиралась в запорную планку. Найс использовал ключ, чтобы вручную сдвинуть пружину. Хитрость была проста: подошёл бы любой острый предмет. Май ещё раз осмотрел арсенал Найса и выбрал тонкую удлинённую пластину, похожую на самодельную плоскую отвёртку. Победный щелчок. Дверь открылась. Сигнализация не сработала. Май похлопал отвёрткой по руке, с раздражением всунул её в отверстие ответной планки, перевернул матрас на место и стёр капли пота со лба. Он не хотел знать, каким взглядом на Примаверу смотрело его чудовище. Пришло время Химеры. Он сосредоточился, вычисляя местоположение каждого заключённого в Примавере, связываясь с каждым живым существом. Наби даже не пытался его подавить. Среди живых заключённых не было и каннибала. Шкряб. Шкряб. Шкряб. Звук исходил из тёмных глубин коридоров Примаверы. Химера тенью заскользил по коридору, наслаждаясь возможностью размять затёкшие кулаки перед последней битвой с Тузом. Теперь, когда он накопил достаточно сил, он принял для себя самое неотвратимое решение: уничтожить Примаверу. В конце коридора невзрачным червём извивалась убогая фигура Брэина. Парень булькал тряпкой в ведре и оттирал стены Примаверы от свежей крови. Что-то было не так. Май снял с себя блок, позволив себя заметить. Ведь Брэина не должно было быть в коридоре. — И Найс не нашёл твоим мозгам другого применения? — Химера мазнул сосредоточенным взглядом по стенам, с которых лениво сползала разбавленная водой кровь. — Он сказал, что я должен привыкнуть к крови. Если бы был хоть другой выход, я бы его использовал, — пугающе спокойно проговорил Брэин. Он сжал тряпку в кулаке, вновь нырнул рукой в ведро, выжал лишнюю влагу и коснулся стены. Он прогнулся под убийцей своего брата. В этом убогом мире не оставалось никаких ценностей. — С вероятностью восемь к девяти ты пришёл за помощью. Май, я не стану содействовать убийству. На место Найса придёт другой. Мне нет выгоды. — Это гуманность или жадность? Впрочем, не важно. Тебе повезло, что я ненавижу пытки, — выцедил Химера и отчётливо скрипнул зубами. Он видел в глазах доходяги ломающее отчаяние. Парень был всего в шаге от соблазнительной возможности пересечь запретную черту. А Химера ещё имел несколько минут до массовой бойни. — Найс не ночевал в комнате. Его одежда в крови. Что с ним? Это было похоже на беспокойство, которого не должно было бы существовать. Это было похоже на ревностное любопытство, если бы имело смысл. Просто Химера не мог чувствовать Найса. Мелкий извращенец имел иммунитет к любым ментальным вмешательствам. Он был единственной угрозой плану. Потому что знал, что такое война на выживание. Драка с ним была бы самым непредсказуемым финалом. Её стоило избежать. — Ночью провели обряд похорон, Найс ночевал в комнате Монаха. Людям нужно больше времени, чтобы смириться, — вздохнул Брэин, отвлёкшись от стены с резкими кровавыми разводами. — Знаешь, Шаин уже отгружает трупы из морга. Говорят, всех вывезут и закопают в одной могиле. — Твоего брата тоже где-то закопали, не забыл? — безжалостно напомнил Химера, навалившись плечом на чистый кусок бетона. Он скрестил руки под грудью. Со вчерашнего вечера в Примавере что-то переменилось. Что-то, что отдаляло Туза ещё сильнее. — У тебя взгляд изменился. Что здесь произошло? — Убили невидимку. Он воровал трупы из морга и ел их, — прошептал Брэин так тихо, что его неразборчивый голос едва был слышен. Он задумчиво провёл пальцем по стене, оставив тонкий чистый след среди кровяного налёта. Он был поглощён страхом. Он хотел выговорить этот страх из себя. — Его загнали в угол и закололи. Амбал разнёс его череп в крошки. Они его убили. Как свидетеля? Май сжал зубы ещё сильнее. Прихваченная отвёртка холодом отдавала в бедро. Он опоздал. Туз смог связать смерть Ханни с каннибалом. Этот ублюдок смог связать Ханни с утечкой информации. Он понял, что не Картер был источником, но как? Зачистка продолжалась. Она продолжалась в полной тишине, уже без лишних свидетелей. — Май, как ты вышел из комнаты? — вездесущий голос Стоуна омрачил существование Примаверы. Валет кивнул Брэину, отпустив его с работы, и парень забренчал железным ржавым ведром в сторону туалетов. Взгляд Стоуна тоже изменился. Он стал осторожным. Он смотрел так, словно в лице Мая видел прямую угрозу жизни несокрушимого Туза. — Я спросил, как ты вышел из комнаты, паразит. Не было смысла гоняться за хвостом змеи. Следовало отрубить ей голову. — Вот так, — Май вытащил из кармана отвёртку Найса. Он повертел её в руке. Он не мог проткнуть чужое тело. И вряд ли бы когда-нибудь попытался ещё раз. Поэтому вручил отвёртку Стоуну в знак очередного примирения. Сосредоточился. Плотнее накрыл их облаком своего таланта, чтобы никто не посмел помешать этому убийству. Май улыбнулся. Он был поглощён интересом, хотя отчётливо сопротивлялся соблазну. Настало время придушить самого благородного таланта во вселенной. — Каким образом Туз отключил систему безопасности федеральной тюрьмы? Туз не заключённый Примаверы? — Конечно, нет, — Стоун растянул губы в подобии зловещей улыбки. Май сделал шаг назад. Стоун бы не стал выдавать эту тайну просто так. Седые волосы на его голове блестели, пропитанные потом и пылью. Кое-где на них висели засохшие капли крови. Май почувствовал острую нехватку кислорода раньше, чем разгадал действия ублюдка. Верный тузов пёс. Фанатичный последователь бредовых идей. В его глазах метались искры. От этого взгляда воздух в лёгких зажалил, разрывая внутренности на куски. Боль расползалась от груди к животу, словно органы перемешивало в кашу. Стоун первым нанёс удар. Он жонглировал его телом изнутри. Во рту появился привкус крови. Талант управления кислородом не имел границ. — Ты уничтожил Картера. Но Туза я смогу защитить, — зловеще прошипел валет. Он замахнулся и ударил отвёрткой в живот. Законы потеряли своё значение. В правилах нашлись исключения. Стоун смотрел победоносно. С долгожданным вызовом, словно его больше ничего не сдерживало. Никакой ранг дамы не спасал от режущей стали. Пальцы, сжимающие отвёртку в кулаке, хрустнули от напряжения. Шелковистая ткань рубашки окрасилась кровью. Май почувствовал регенерацию, с отчаянием рванувшую к опасной ране. Химера отключился, уступив место инстинкту выживания. Пользоваться он мог только одним талантом. Голова закружилась, но усилием воли Май подавил исцеление. Он не мог позволить потратить накопленные силы на спасение собственной шкуры. Это был последний шанс убить Туза. Шанс, который у него отнимали. Он потянулся к горлу валета. В глазах Стоуна зияла нерушимая пропасть гнева. Он копил эту злость слишком долго. Он скрутил внутренности Мая ещё сильнее, вытащил из кармана пузырёк и вдавил краешком в рану на животе. Стоун забирал его кровь. Наверняка для опытов в лаборатории. Он что-то понял о переливании вещества регенерации. — Сейчас я оставлю тебя в живых. В тебе течёт настоящее лекарство. Это прорыв для всего мира. Если заикнёшься обо мне, я уничтожу Найса. Тогда тебя уже ничто не спасёт, — с угрозой прошипел Стоун. Отцовский инстинкт в этом таланте возрос до зверского уровня. Чтобы защитить своих, он раздавил человечность. Он был умён. Умён достаточно, чтобы быть правой рукой Туза. — Николас! Кто-нибудь, срочно сюда! Кто-то напал на даму! Май чуть-чуть выпустил регенерацию. Он должен был залатать рану постепенно, изредка прерываясь на восстановление. Иначе тело могло либо погибнуть, либо лишиться сил на талант Химеры. В коридоре появился взволнованный король. Он едва взглянул на Мая, лежащего на полу в крови, замер на секунду, не веря своим глазам, и кинулся вперёд. Сорвал с себя пиджак и рубашку и заткнул ими его кровоточащую рану. Помутневшими глазами Май поймал бронзовый медальон с еврейской символикой. Где-то он уже его видел. — Рана серьёзная. Ты не выживешь, если не выпустишь регенерацию. Май попытался улыбнуться. Попытался выдавить из себя терпкую ухмылку, ведь никто из живых не знал, что регенерацию можно было контролировать. Николас был кем-то знакомым. Кем-то очень опасным. Кем-то, от кого стоило держаться как можно дальше. — Давай же! — с нетерпением прошептал Николас, склонившись прямо над его ухом. — У нас ещё много дел. Май мотнул головой. — Ты не оставляешь мне выбора, — Николас похлопал его по щеке, стараясь вернуть в сознание. — Регенерируй. Май вскрикнул от боли. Что-то кольнуло в голове, подчиняя рассудок влиянию извне. Чёртова регенерация мощным потоком хлынула по венам, успокаивая жгучую боль в животе. Он проваливался в глубокий сон, забывая происходящее. Забывая таинственный шёпот Николаса, его давящие прикосновения к волосам, к коже, к ноющим от напряжения вискам. Тяжёлая дремота навалилась непосильной ношей, и Май прикрыл глаза. Его отправили в нокаут без боя. ***

Душа чужда, и быть собой Ещё тоскливей, И страх растёт мой, как прибой, В одном порыве — Нет, не летать, о том ли речь, Но от полёта В бескрылой участи сберечь Хотя бы что-то.

Отягощающий шёпот параноика бил хуже шокера. Под этой мыслью Май был готов расписаться кровью, ведь, чтобы попасть в Примаверу, ему пришлось позволить людям ударить себя в спину. Люди с самозабвением проглатывали крючки, даже если на них отсутствовала наживка. Май сосчитал до трёх и распахнул глаза. Лёгкий скрип кроссовок за дверью. Он был таким притягательным, что Май расплылся в блаженной улыбке и попытался встать, но тут же закашлялся от скопившейся в лёгких кровавой мокроты. Тёплые ладони Микки надавили на грудь, повалив его на спину. Тревожное лицо параноика изобразило печальную улыбку, но Мая волновало нечто другое. За тонкой стеной по-прежнему доносились нервные шаги. Такие знакомые. Такие болезненные. Такие необходимые прямо сейчас. — Позови его сейчас же, — просипел Май, почувствовав себя выпотрошенной боксёром грушей. — Я должен его увидеть. Я должен убедиться, что он в порядке. Но эти слова остались связанными глубоко внутри Химеры. — Надеюсь, ты действительно этого хочешь, — с искренним непониманием улыбнулся Микки. Было в этой улыбке что-то разоблачающее. Такое скользкое и счастливое, такое параноидальное, что Май даже не стал протестовать. Найс вошёл в комнату непривычно растрёпанным, но невредимым. Он нёс привычный аромат чистоты и жасмина, такой постоянный и успокаивающий. Он насмешливо приподнял простыню, взглянул на пропитавшуюся кровью перевязку и многозначительно хмыкнул. Плюхнулся на прикроватную тумбу и хлопнул в ладони. — Кто ты такой, чтобы вызывать меня? — его мелодичный тенор с мурчливыми нотами бил острее любой боли. Эта гиена могла зализать самую глубокую рану. Такой очаровательный, такой сильный, такой неповторимый. Не дождавшись ответа, Найс усмехнулся и покачал головой. — Глазастый, рассказывай. Кто тебя обидел? Найс был взволнован. За этой клоунадой, за этим нечеловеческим взглядом сидели вполне человеческие эмоции. Досада. Замешательство. Увлечённость. Беспокойство. Он пяткой отбивал нервный ритм своего настроения. Невозмутимо прикурил, словно даже не подозревал, что его неперевариваемое присутствие ощущалось через толстую стену. Прекрасный ребёнок. Прекрасный мужчина. Бесчеловечный человек. — Брось сигарету, детёныш, выглядишь нелепо, — отозвался Май, решив ответить хоть что-то. Он прислушался к стонам тела. Боли почти не было, лишь сводящее на нет бессилие. — Который час? — Детское время закончилось. Ужин и баиньки, — Найс затушил сигарету, оставив на серой простыне тёмный пепельный цвет. Он улыбнулся, обнажив ровный ряд зубов. Его проницательный взгляд от этого не стал мягче. — Так кто это сделал, Май? Бессилие? — Николас, — прошептал Май и вздрогнул, когда обрывки злосчастного сна догнали его пробуждение. Внушающий шёпот. Опасность. Май попробовал достучаться до регенерации, но она ответила лишь слабым писком. Она едва существовала в его крови, она задыхалась и стонала. Николас заставил регенерировать колотые раны. Он беспощадно уничтожил практически всю регенерацию и все энергетические запасы тела. Май ударил кулаком по стене, вздохнул и позволил веществу начать деление. О таланте Химеры не могло идти и речи. Запас регенерации был необходим. Она была его иммунитетом. — Так это сделал Николас? — с наигранным безразличием переспросил Найс, откинувшись спиной на стену. Он деловито сцепил пальцы в замок и прихлопнул ладонями воздух. В его глазах метались странные эмоции. Смесь пряного страха и желания пролить кровь. — Сделал что? — Май с непониманием прищурился. — Ударил тебя ножом, — с нетерпением повторил Найс. Он заиграл дешёвенькой зажигалкой. Огонёк пламени задрожал в его ровных пальцах и отразился на остром кончике носа. — Ты меня слушаешь вообще? — Я не видел того, кто напал. Прости, — Май попытался изобразить слабое недоумение. Нельзя было втягивать Найса в разборки со Стоуном. Он оторвал кулак от стены и помассировал ушибленные костяшки пальцев. Хитро облизнулся. Приподнялся на локтях. — Думаешь, в обязанностях каждого короля пунктик прикончить меня? Лицо Найса с его авторской насмешкой приблизилось вплотную. — Что ты несёшь, глазастый? — с колющим раздражением процедил Найс и резко отодвинулся. — Тебя проткнули моей же игрушкой. Почему от тебя за милю несёт дерьмом? Он был несуразным. В нём было слишком много противоречий. Сумасшедших противоречий. Несмотря на въедливую напускную злость, Найс казался непривычно меланхоличным. Стеллажи уютных книг приятно пахли выцветшими страницами: комната убитого Монаха. И сейчас Май осознал ещё кое-что. Что-то до омерзения необратимое и совсем безнадёжное. Он потерял чёртовы сутки из-за выходки Стоуна. Он дал Тузу огромную фору, чтобы спрятаться тщательнее. — Я не знал, кем приходился тебе Монах, — Май понадеялся, что это прозвучало как соболезнование. У людей было так принято. Жалеть друг друга. — Каждый, кого ты убил, приходился кому-то кем-то. Я не порицаю жестокость, — с горделивой ноткой протянул Найс. Это была правда. Он смотрел в потолок. Наверное, у всех одичавших душ была потребность наблюдать пустоту. — Дело не в том, что он был мне приёмным отцом. Даже не в том, что я любил этого таланта. Важна причина. Причина убийства. И у тебя её не было, Май. Никакого мотива. — Восхитительная нотация, — Май плюхнулся на спину и похлопал ладонями. — Просто мысли вслух, — поправил его Найс и обворожительно улыбнулся. — Если помнишь, мои нотации калечат. Тяжёлая дверь Монаха распахнулась. Стоун ввалился в комнату. Он принёс с собой грозовые тучи. Он был олицетворением урагана. Он пугал своим страхом. В состоянии аффекта Стоун метался от одной ошибки к другой. Его непоколебимый контроль рассыпался пеплом. Он смотрел так, словно за Туза мог собственноручно поставить целый мир на колени. Прямо сейчас. Желтизна на его коже вновь проступила, синева под глазами ярче подчеркнула нависшие мешки. Болезнь снова прогрессировала. Стоун страдал самоотверженным кретинизмом, иначе бы вколол в себя похищенную лечащую кровь. Но этого он не сделал. — Какого дьявола ты здесь? — Стоун грозно зарычал на расслабленного Найса, схватил его за край безрукавки и дёрнул на себя. — Я велел Микки никого не пускать к тебе. — Микки? — Найс с насмешкой нахмурил брови и закивал. — Я оскорблён. — Я должен допросить Мая, — Стоун выдохнул и размеренно кивнул, попытавшись восстановить свой блистательный контроль над собой. — Выйди. — Это дело инквизиторов. Это моё личное дело, — Найс пожал плечами, но в этом движении почувствовалось его внутреннее напряжение. Найс всегда находил правду. Любыми способами. Тот, кто провёл сотни допросов, не мог стерпеть второй плевок в лицо. Он прикусил губу, от безвыходности состроил жалостливую мину и выдавил наигранно плаксивую просьбу: — Дай мне немного времени. Я хочу посидеть с глазастым. — От твоей заботы он загнётся. Оставь Мая на Микки и иди работать, — зловеще процедил Стоун, подавив лихорадочные переживания напускной свирепостью. Три ступени понижения давления в комнате. Валет ещё раз вздохнул. — Найс, у тебя нет права на допрос, ты же его джокер. Я сам найду виновного. — Но и ты свидетель, — Найс даже опешил от подобной прыти и с подозрением прищурился. — На Мая напал кто-то из своих. Остальные были заперты в камерах. Что ты видел? Стоун властно кивнул в сторону двери, но упрямый извращенец только покачал головой. На его губах дрогнула смелая насмешка, и Май попытался подняться на локтях. Он бы не позволил никому убить Найса. Он не мог поставить этого ребёнка под удар разъярённого таланта. Иначе мог лишиться ранга дамы. По крайней мере, Май хотел верить, что это была единственная причина его милости к садисту. — С этого момента притворимся, что меня там не было, иначе расследовать будет Николас. А мы оба знаем, какое он дерьмо, — Стоун ещё раз кивнул Найсу в сторону двери. Он перестал быть пешкой в игре. — Ты нужен Тузу. Восстанови мощь инквизиторов, чтобы тебя вновь боялись. Или уходи в карцер. Карцер? Лаборатория? Найс с бешенством развернулся. Горделиво поднял лицо и нахмурился. Май встрепенулся. Всё, что могло сойтись, небрежно сходилось. Власть в руках ребёнка. Его невосприимчивость к талантам. Выживание человека среди преступников. Его ненависть и одновременная преданность Тузу. Ему угрожали лабораторными опытами. Найс был экспериментом. Под решительным взглядом Стоуна мальчик сдался. Он с разочарованием помрачнел и слабо кивнул. Больше он не сказал ни слова, но его нарочито шоркающие шаги бесили Стоуна ещё полминуты. — Найс докопается до правды, — процедил Май, попытавшись встать. Ногу что-то держало. Он резко вскочил на кровати, не обратив внимания на воскреснувшую боль в груди, и сдёрнул простыню. Он был прикован к кровати. Цепью. — Стоун, ты заплатишь за это. Молись, чтобы ваш Бог не выпустил меня. — Мой Бог не выпустит тебя. Особенно живым, — победоносно проговорил Стоун, налив из графина полстакана воды. Он поставил его на тумбу, где ранее восседал Найс. — Туз — моя жизнь. Ради него я принесу в жертву любого из талантов. Достаточно лишь выбрать того, на кого можно свалить вину. А Микки может обработать так, что любой в чём угодно признается. — Ничего не выйдет, — с угрозой процедил Май. — Брэин сдаст тебя. Он был там. — Неужели ты думал, что Туз доверил мне свою безопасность просто так? Я справился с сотней таких, как ты, — вдруг возгордился Стоун. — Брэин больше не работает на Найса. Благодаря моим доводам, Туз посчитал это целесообразным. — Я говорил не о страхе перед Найсом. Брэин просто не станет лгать. Он не станет причиной чужой смерти. Он не опустится до нашего уровня, — прошипел Май, ещё раз дёрнув ногой в оковах. Цепь мелодично брякнула и стихла. Стоун ничего не ответил, с издёвкой кивнул и вышел из комнаты. Май громко выругался и потянулся к замку. Военная разработка. Открывался только при идентификации отпечатков пальцев. Взлом грозил нехилым взрывом, и Май всерьёз задумался над вопросом Туза. Что бы случилось, если бы ему оторвало конечность? Май бессильно опрокинулся на спину. Без регенерации его бы точно размазало по стенам. Слишком много интересов сталкивалось на единице площади. Пока Туз прятался за спиной вездесущего Стоуна и цепкого Найса, он оставался непобедимым. Ханни запутал след слишком сильно. Возможно, на это была причина, но сейчас под срывом оказалась вся операция. Май вытащил из кармана круглое зеркало. Он посмотрел в своё отражение и трактовал предсказание Наби в свою пользу. Он покончил бы с собой только в одном случае: оставшись единственным, кто пережил апокалипсис Total Liquidation. Его победа была определена судьбой. — Май, — в комнату вошёл Николас. — Ты живой. Это был не вопрос. — На твоём месте я бы так не радовался, — отмахнулся Май. Если поступок Стоуна он ещё понимал, то навязчивое появления Николаса в его жизни начинало досаждать. Тем более что радости на лице ублюдка он так и не заметил. — Ты заставил меня включить регенерацию. Как? Фактически, он уже знал ответ. И Май был вновь готов молиться Богу, чтобы ошибиться насчёт невольного собеседника. Сейчас, на грани провала самой ответственной миссии в его жизни, он не мог позволить себе играть. Не с этим талантом. — Май, о чём ты говоришь? — невозмутимо произнёс Николас, снял с крючка свой пиджак, заляпанный высохшей кровью, и пробурчал что-то очень недовольное. Он сел на кровать, подвинув ноги Мая в сторону. Видимо, посчитал нужным объясниться. — Ты лежал без сознания, когда Стоун позвал меня. Ты вылечился сам, регенерацией, понимаешь? — Как ты включил мою регенерацию? — с непробиваемым упрямством повторил Май. Может, он и остался без талантов, но взращённая внутри него Химера всё ещё сражалась. В конце концов, он ещё был жив. И это было начало. Начало власти. Начало возмездия. Май смотрел прямо в глаза настоящей пропасти. — Почему в этот раз я нужен тебе живым? — В этот раз? — Николас просто всплеснул руками. Он любезно встал и отошёл от кровати. — Я король. Я и вчера защищал тебя, забыл? Это нормальное желание. — Не для Примаверы. Ты потратил всю регенерацию, потому что знал, что мне поднадобится время, чтобы восстановить иммунитет. Ты не спасал меня, ты просто обезвредил во мне Химеру. — Да услышь меня, в конце же концов! Ты был ранен! Ты бы не справился! — вспылил Николас и тут же схватился за голову. Замер на доли секунд и раздражённо замычал. Выдохнул так резко, как только мог. Улыбчиво зацокал языком. Он забыл удивиться. Он аккуратно снял с себя пиджак и бросил на спинку кровати. Встряхнул воротник рубашки, проветрив вспотевшую шею. Ещё раз покачал головой и перевёл уже тяжёлый взгляд на Мая. — Ты хочешь, чтобы я представился? Май пожал плечами. За всю свою жизнь он встречал лишь одного таланта еврейского происхождения. И он мог управлять нервной системой любого живого существа. Тот, кто бил своей жестокостью все мировые рекорды. Массовые самоубийства. Бойни в местах скопления людей и талантов. Кровопролитные шоу, транслировавшиеся на экранах всех TV. Самый непобедимый среди преступников. Самый высокооплачиваемый наёмник. Первый враг народа. Первый в рейтинге за свои преступления. Первый из тех, кого без суда приговорили к смертной казни. — Ноах Шрага. Чего бы ты ни хотел от меня, мы никогда не будем работать вместе, — в оцепенении произнёс Май, сглотнув ком эмоций. Эта встреча действительна была легендарной. Те, кто не должны были пересечься в реальной жизни, столкнулись лбами в тюрьме. Май дёрнул ногой в цепях. Однажды он уже чуть не проиграл этому таланту. — Что дальше, Химера? — уклончиво проговорил Николас, вытащив медальон из-за ворота рубашки. В дружбу он больше не играл. Он встал с кровати, заложил руки за спину и аккуратно присел на табуретку. — Два года прошло, как Старик нанял меня убить тебя. Помню, ты валялся в канаве. Весь в крови. — Не люблю сентиментальные воспоминания. — Конечно, я же пощадил тебя в тот раз, — Николас сжимал и разжимал губы, но казался слишком спокойным. Это было насильственное хладнокровие. Ноах Шрага обладал чудовищной силой воли. Как и полагалось тому, мог подчинить любую ЦНС мира. Ни одна морщинка не рассекла его кожу. — Что ты забыл в Примавере, Химера? Я первый занял эту территорию. — Вопрос в другом. Чего ты хочешь от меня? — Май коснулся цепи на ноге и многозначительно взглянул на Николаса. Было в этой ситуации что-то более странное. Ноах Шрага никогда не медлил. Он бил сразу в цель. — Тебе хватило бы трёх секунд, чтобы убить всех разом. — Ты хотел уничтожить Примаверу. А мне она нужна в целости и сохранности. Как и бриллианты, они нужны мне без шума, — проговорил Николас с особым выражением и с недовольством поморщился. Задумчиво кивнул. Гемофилия. Отсиделся в дальних коридорах. Всё вставало на свои места. Ноах Шрага никогда не пачкал руки. Никогда не лез в грязь. Никогда не позволял опасности подобраться ближе безопасной зоны. Он контролировал людей на расстоянии. Он боялся своей болезни. Он был одним из тех, кто жил и убивал ради денег людей. Тот, кто любил роскошь людей. Тот, кто убивал за неё и людей, и талантов. В большинстве случаев — зависть. Она с пелёнок живёт в талантах. В чём-то покойный каннибал оказался прав.