Тюрьма. Весенняя боль

Николас слегка прищурился, поглаживая медальон под шеей указательным пальцем. Май вздохнул. Ничто не умиляло так, как необъяснимое столкновение с самым опасным наёмником на Земле. Время уходило, смакуя каждую секунду их общего скептицизма. Ведь таланты не просто видели кошмары. Таланты жили в кошмарах. И очередной из них сидел напротив Мая, не сводя с него клейкого взгляда. Экзальтация медленно порабощала, стирая грани замшелых конфликтов. — Раз уж мы делим один воздух пополам, не подашь мне вон ту отвёртку? — с деланным спокойствием проговорил Май, заметив на полу знакомую игрушку. Подсохшая кровь пористой плёнкой отягощала шероховатую поверхность сточенной стали. Не дождавшись ответа, Май сел на кровати. Парадоксальные объяснения своего убийцы он собирался выслушать с остервенелым энтузиазмом. Живым, он был весь преисполнен колющего внимания. — Я несколько дней гнил в чужих отходах. Это не было похоже на пощаду, но раз уж мы теперь друзья, давай обозначим границы. Здесь каждый за себя. Две недели в аду сделали его невыносимым, но не изменили сущности. Предательство настигало только тех, кто доверяет. Май усвоил урок Старика не со слов и не со страниц редких книг. Отец испугался своего творения. Отец нанял лучшего, чтобы искоренить этот страх. Страх выжил. — Я больше не работаю на людей. В этот раз моя сторона — таланты, и они просто хотят получить бриллианты, — без всякого сожаления пояснил Николас, но, не увидев в расчётливых глазах Мая удовлетворения, фыркнул, поднялся на ноги и отвернулся к книгам. — Признаюсь, в них есть ценность. Десять лет назад камни были подарены первой леди миротворцев. Её убили в тот же день. Перемирие было сорвано, а бриллианты поместили в тайное хранилище. Это забытый символ мира, в этом их ценность. — Но мир не имеет ценности, — не медля ни секунды, отрезал Май. Он видел только затылок Николаса, пока тот одаривал своим безразличием книжные полки. Подонок вытащил рукописную тетрадь Монаха и с царским величием приземлился на табурет. Положил ногу на ногу, обнажив край неприлично белых носков. Вырвал одну страницу и сложил бумажный самолётик. Он мог упасть прямо на колени Мая, но был пойман и с последовательным раздражением скомкан цепкими пальцами. Ноах Шрага ухмыльнулся, не выдержав вопрошающий взгляд Химеры. — Год назад Наби Абу Дахиль по прозвищу «Пророк», сын главы крупнейшего наркосиндиката востока и местный авторитет, за огромные деньги присвоил камни себе. Он указал месторасположение камней. Бриллианты, о которых упомянул Наби. Год назад их выкрал один очень прилежный талантливый вор по заказу, поступившему из Примаверы. — Так это ты тот самый вор, — Май провозгласил приговор, не постеснявшись открытого смешка. — Зачем Наби, преступнику с пожизненным сроком, ворованные камни? — Твоей наивности нет предела. Не удивительно, что убить тебя было так просто, — с ностальгией протянул Николас и медленно замотал ногой из стороны в сторону. Это движение выдало его нетерпение. Его недоверие. Его тихую настороженность. — Наби был посредником. Настоящий заказчик — Туз. Тогда я расскажу о бриллиантах, украденных Тузом. — Что ж, не мне осуждать его дурной вкус, — Май пожал плечами. Дни, пропитанные отягощающим присутствием Найса, намертво затёрлись в его кожу. Химера, рождённый талантами. Химера, созданный человеком. Химера, восставший против всего мира. Май, упоённый каверзной улыбкой садиста. Он потянулся вверх. В стороны. Мило улыбнулся. — Попробуй поделиться всей информацией. Говорят, я чертовски хорош в импровизации. — Бессовестная ложь. — Туз не позволит выманить себя просто так, — ухмыльнулся Май, звякнув натянутой цепью. Он бы записал свою ублюдочность третьей способностью. — Примаверу нужно уничтожить, а не ворошить осиное гнездо. Он не похож на других жертв. — Потому что прячется за клоунской маской? — Николас медленно покачал головой, зачарованный непроницаемыми болотными глазами Химеры. — Ты его не победил. Я его не победил. Мы можем объединить усилия. Но Примавера должна уцелеть. Я не могу провалить задание. Я бы не обращался к тебе, но вдруг понял, что моя загадка — часть твоей. — Найдёшь Туза для меня — убью его для тебя, — победоносно добавил Николас. Май кивнул с большой неохотой, с презрением оценив великолепный маникюр неустрашимого белорукого бойца. Ноах Шрага выбрал сторону, заплатившую больше зелёных бумажек. Трение враждующих интересов порождало чёрную дыру. Она затягивала судьбы. В окружении преступных талантов смерть могла уже не промахнуться. Обитый белым атласом гроб. Уютная мысль некстати кольнула его в грудь. Май помнил день сорванного перемирия. Ему было двенадцать, когда Старик повёз своих детей на торжественную церемонию похорон. Сорокалетнюю леди-миротворца со сломанной шеей опустили в глубокую яму в гробу, обшитом лоснящейся белой тканью. В ту ночь перемирие похоронили навсегда. Прошло меньше суток, как армии людей и талантов снова захлебнулись в крови. Спустя десятилетие общество миротворцев почти утратило свою силу. И виной тому был Картер Моррис. Май ухмыльнулся. История мира оказалась слишком тесным пространством. — Что тебе помешало самому найти Туза? — Май открыл глаза и требовательно протянул руку вперёд. Николас без вопросов передал ему рукописную книгу. Молитвенные строки старого Монаха. Май провёл по песчаным страницам ладонью. Важна причина. Причина убийства. И у тебя её не было. Впервые в жизни он пожалел. Пожалел, что убил. Май прочитал несколько строк, вбирая в себя скорбь Монаха. Таланты Примаверы были чем-то неизведанным. Ради живых они молились за мёртвых. Они верили в Бога. Они соблюдали закон. Они заботились друг о друге, какой бы извращённой формой это не проявлялось. Платили штрафы и налоги своей системе. Учились брать от жизни то, чего она их лишила. Талантам за стенами не была доступна такая свобода. Империя работала. Почему Туз, обязанный чтить кодекс преступников, ворвался в чужую войну? — Я должен с ним поговорить, — непреклонно заметил Май, забыв про недавний вопрос. Он откинулся спиной на стенку и ударился затылком. Без координации Химеры и иммунитета регенерации он стал не опаснее мешка прогорклого риса. — Я должен понять мотивы Туза. — Мотивы? Я дам тебе целый ворох. Никогда не задумывался, почему в тюрьме на территории людей собралась настолько разношёрстная компания? Насильники, педофилы, карманники, террористы, серийные убийцы? Даже тот, кто ещё ничего не сделал, но является потенциально опасным талантом? — по-отечески улыбнулся Николас, не сводя глаз с Мая. За всё время разговора он ни разу не взглянул на потолок. В нём не было чарующей пустоты, которую можно было заполнить. Истинный талант, нашедший своё место под обособленным для убийц кровавым небом. Он продолжил излучать неуместное самомнение. — Это не тюрьма, Химера. Это программа ликвидации и регулирования численности особых талантов. Оружие людей. Ещё во время первых столкновений миротворцы разделили понятие войны за территорию и геноцида, что помешало людям выслеживать и уничтожать талантов на своей территории. Казнь мирного населения запретили. Но люди никогда не сражались за новую территорию, они желали оставаться единственным разумным видом на Земле. Чтобы обойти миротворцев и продолжать зачистку, они придумали эти тюрьмы. Люди сами выбрали Тузов, оказали им поддержку, наделили властью. А те, спасая свою жизнь, расплачиваются жизнями других талантов. Официально это уже не геноцид. Это тюремные разборки, несчастные случаи, казни по понятиям. Разыгранные Тузом сценарии по приказу людей. «Таланты убивают талантов». Люди хитры, Химера. А ты — нет, если думаешь, что Бубновый Туз — нечто другое, чем остальные. — Теории нужны доказательства. — Картера признали психически неуравновешенным террористом. Его могли упрятать в клинику, как он того и хотел. Вот только вмешался Туз и буквально вырвал его из рук правосудия. Зачем? Почему бы не дать другу возможность выжить на воле? Потому что люди этого не захотели. Они обязали Туза избавиться от Картера, потому что сочли его талант выдающимся. — Это ничтожный бред, — с напускной иронией хмыкнул Май, ощущая, как внутри него раскололся айсберг. Информация Николаса имела смысл. Но три детали вылетели из конструкции. Без неё мотор рассыпался на части. И этими деталями были Total Liquidation, тайная лаборатория Туза, о которой, похоже, не знали даже таланты и бесконечные попытки людей внедрить шпионов. — Туз хотел спасти Картера. На него шла охота. Если бы его приговорили к клинике, он бы умер в тот же день от моей руки. Просто поверь мне, Туз не так прост. По крайней мере, сейчас только он знает то, что творится в его голове. Он содержит лабораторию. Он изучает ДНК талантов, и мы хотим знать зачем. Возможно, он попытается привить ген людям, чтобы увеличить численность талантов. — Туз — нечто большее, чем голословное обвинение. — Я просто хотел напомнить, что ты политический преступник, — Николас уверенно покачал головой. — Если Туз всё-таки предан людям, а я уверен, что он предан, тебя выдадут Старику с потрохами, как только выйдешь из тени. Сейчас он не может идентифицировать тебя, но твоя личность — загадка временная. Особенно, если начнёшь действовать открыто. — Это спорный вопрос, — невежливо отрапортовал Май. — Твоя личность? — переспросил Николас, безуспешно пытавшийся догнать мысли Химеры. — Твоё высокомерие, — едко хмыкнул Май. Николас был страшным врагом. Но ещё страшнее он был в качестве союзника. С силой Ноаха, с умом Химеры и долей отчаяния найти Туза за ночь не составило бы труда. Николас сделал вид, что не услышал насмешки, и с планомерной настойчивостью продолжил демагогию. — Если не люди, то таланты, Химера. Если Туз каким-то невероятным образом предан им, а я об этом не знаю, тебя сдадут в военный лагерь. Эти парни ещё хуже людей. Я на них работаю, поверь мне. — А я среди них родился, — мрачно завил Май, нахмурившись. Если ты враг талантам, тебя сдадут в военный лагерь. Острый привкус дежавю повис на языке. Монах однажды сказал те же слова. Значило ли это, что Туз действительно стоял на стороне талантов? Абсолютно новая тишина повисла в воздухе. Она осязалась невозможностью. Она звенела фантастичностью. Она дрожала под взглядами двух убийц. Туз не воевал ни с талантами, ни с людьми. Он был чем-то куда более опасным, чем поддержкой одной из сторон. — Шрага? — Май склонил голову набок. Местная меланхолия оказалось заразной проституткой. Она отдавалась каждому, кто посмел хоть немного отступить от своих жизненных идеалов. Она разлагала всё разумное на своём пути. — Николас, чёрт тебя дери. Почему ты не предпринял попыток найти Туза? — Моей единственной зацепкой был Наби. Когда я попал в Примаверу, кто-то уже прожарил ему мозги. По моим данным он был единственным ментальным в окружении Туза. Информация оказалась ошибочной. Откуда только взялся этот чёртов Ханни, — Николас с раздражением покачал головой. Он потянулся к тумбе и глотнул прозрачной воды. — Туз знает, что я не Николас. Он следит за мной с первых секунд. Туз велел инквизиторам изучить всех, кто мог проникнуть в Примаверу с дурными намерениями. Держи друзей близко к себе, а врагов ещё ближе. В этом весь Туз. Новым Королём назначается Николас. Не знаю, чего они хотели, но передумали, когда увидели мой еврейский медальон. — То есть, они знают, что ты Ноах Шрага, — Май попытался проморгаться, мысленно поблагодарив себя за умение ставить блоки против слабых ментальных воздействий. Но в ночь его первого допроса Ханни не было в комнате. Почему в столь деликатном деле не участвовал «детектор лжи»? Всё более и более абсурдные мысли наполняли его звенящую голову. Сердце бешено застучало. Ханни мог присутствовать в комнате только при одном раскладе: под клоунской маской. Туза могло и не быть на допросе. — Я дал тебе всю информацию, — Николас отвлёк его своим низким грудным голосом. — Но я ею не насытился, — прищурился Май, покачав головой, и с раздражением дёрнул цепь. Огонь правды опалял его судорожные махи крыльев. Мог ли агент Total Liquidation быть Тузом? Трезвость ворвалась в голову опьянённой неприятием идеей и уничтожила животрепещущие догадки. — Нужен неожиданный и безопасный ход. Возьмём Стоуна и всё узнаем. Он бесхитростный сукин сын. С ним не возникнет проблем. Туз играет с нами и не ожидает открытого нападения. — Нет, — Николас упрямо мотнул головой, — Стоун нужен мне живым. — Живым, он заметает след Туза, — с непониманием выдохнул Май. Весь этот немощный план казался слишком скользким для талантов их величины. — Другого информатора мы не найдём. Найс никогда не заговорит. — Говори что хочешь, но я не трону Стоуна, — Николас отбил упрёк из своих ворот. — Освободи меня, — приказным тоном отчеканил Химера. — И ты не тронешь его, — Николас умел быть убедительным. — Правильно, что Старик решил убить тебя. Ты же конченный безмозглый псих. Ты даже для себя опасен. Посиди на цепи, пока не поумнеешь. Грубыми действиями мы только спугнём Туза. Май повертел в руках смятый самолётик, исписанный рукой Монаха, и порвал его пополам. Вместе с ним он разорвал зародившееся чувство вины. Перед параноидальной добротой Микки. Перед улыбкой Найса. Перед Стоуном. В конце концов, все они имели за собой грехи. Ведь таланты рождались убивать, и в этом никто не мог их обвинить. — Полагаю, у тебя есть провальный план? — Май с успехом отодрал прилипшую к заживающей коже повязку. Рана уже рубцевалась, поглотив все потоки регенерации в одночасье. — Отвлеки внимание Найса и Стоуна на себя, чтобы они не ходили за мной по пятам, — Николас не смутился ответной враждебности Химеры. — Они боятся меня, но этот страх тоже лишь вопрос времени. К утру я должен найти бриллианты, убить Туза и уйти из Примаверы. От тебя нужно только небольшое содействие. — Проблема действительно в твоём высокомерии. Провал будет грандиозным. Меньшего я от тебя и не ждал, — с негнущимся упрямством процедил Май. Он хотел поставить жирный крест на задании Шраги. Настолько жирный, чтобы он истекал соками в обжигающем напряжении Примаверы. Во имя Ти-Эль он должен был разобраться во всём сам. — Кто сказал, что Найс и Стоун единственная опора Туза? Стоун вообще подтвердил, что Туз не заключённый Примаверы. — Серебристый кейс, в котором Найс носил сыворотку, ты видел его? — Николас вновь накинул пиджак, словно почувствовал чьё-то приближающееся присутствие. — Именно в нём я передал бриллианты в Примаверу. На нём был кодовый замок, работающий на самоуничтожение. Туз здесь. Он здесь, Химера. Он ждёт нас. — Думаешь, наше великое таинственное зло — человеческий ребёнок? — Май недоверчиво почесал нос тыльной стороной ладони. — Исключено. Человек, занявший место Туза год назад, имеет большой опыт менеджмента, — Николас покачал головой, сделав ещё один глоток прямо из графина. — Ему не нужно быть заключённым, чтобы быть среди нас. Не забывай, люди сами назначают Тузов. Май с выдержкой кивнул. В его груди заныло великолепное волнение. Он мог бы поделиться своими недостижимыми соображениями, но Ноах Шрага был вылеплен из иного теста. С лишним градусом оптимизма. Туз не просто знал, что за ним шла охота. Туз играл своими убийцами. Если он выставил серебристый чемодан напоказ, то хотел что-то этим сказать. Это был вызов. — Действуем по моему плану, — напомнил Николас, с важностью приземлившись на табурет. Май демонстративно кивнул, наигранно подчиняясь решению короля. В конце концов, он тоже ощутил чьё-то слабое присутствие. Едва уловимое для выдохшейся Химеры. Но такое волнующее и пособляющее. Он отключил деление регенерации для единственного победного рывка. Ведь в комнату вернулся суматошный Стоун. Он с бешенством оглянулся и позеленел. Два заклятых врага Туза мило беседовали в одной комнате. Май одарил Стоуна потрясающей демонической ухмылкой. Ублюдок посмел ранить Химеру. Забрать его кровь для лаборатории. Угрожать ему. Один удар ресниц. Один вкрадчивый взгляд. Химера восстал из пепла, собрав всю свою ярость в кулак. Последний рывок из последних сил. Валет в ужасе отшатнулся, почувствовав острую дезориентацию. Бедняга схватился за голову от резкой боли, пронзившей его мозг. — Что это такое?! — Стоун попытался собраться, но его бегающие от ужаса глаза выдали все омерзительные страхи. Он больше не мог держать себя в руках. Он резко замотал головой, борясь с приступом паники. Что-то проникло в него. Что-то атаковало его память. Он не видел перед собой ни Мая, ни Николаса. — Как это возможно, чёрт возьми? — Стоун, ты в порядке? — с подозрением протянул Николас и вздохнул с явной передозировкой кретинизма. Он вернул роль прекрасного короля и одёрнул ворот пиджака. Горделиво поднял голову, затем с запоздалым пониманием и безысходностью в глазах перевёл подозрительный взгляд на Химеру. Едва находясь в сознании, Май удалял информацию из головы Стоуна. — Как же я соскучился по самому себе, — ласково проурчал Май, концентрируясь на чувствах Стоуна. — Какая же ты сволочь, — выдавил Николас, со всей своей сдержанностью. Стоун с недоверием подошёл к кровати и протянул руку, коснувшись пальцами кожи Мая, но тот с присущей ему дерзостью стёр и эти воспоминания до того, как они дошли до мозга. Бедный Стоун тщательно соображал причину каверзного волшебства. — Через пару секунд он поймёт, что я Химера и манипулирую его восприятием, — констатировал Май, на последнем дыхании удерживая память Стоуна. Сил должно было хватить как минимум на пару минут, но уже сейчас возможности таланта устремились к грани. Причиной тому могло быть длительное истощение. Май нервно тряхнул волосами. — Всё равно придётся его убить. Допрашивай. Долго я его не удержу. — Я же объяснил, он был нужен живым, — процедил Николас, расправляя плечи. — Тогда ты плохо объяснил, — уверил его Май. — Как только отпущу заслон — он убьёт меня. Он получит видимую цель. Его жизнь или моя, Шрага? Ты же не просто оставил меня в живых? — Ты испортил мой план, — повторил Николас, пнул табурет и с раздражением впился кулаками в стену. — Зачем? — Не из альтруистических соображений. Заслон пал. Май успел столкнуться взглядом с оторопевшим Стоуном. Валет сделал два шага назад, выдохнул, осознав, с кем имел дело, и атаковал. Николас с бешенством рыкнул и перехватил управление его телом. Каждой его нервной клеткой. Стоун побледнел. Он почти ничего не соображал. В его глазах отражался подлинный ужас, но он упрямо пошёл вперёд, став марионеткой в чужих руках. Николас с лёгкостью управлял толпами, но, судя по его напряжённому лицу, на Стоуна у него тоже уходило множество усилий. Валет рухнул на колени и потянулся к замку. Он пытался сопротивляться невидимой силе, но всё-таки коснулся пальцем идентификатора. Замок открылся. Май освободил ногу и с блаженством почесал отёкший тесный след. — А теперь назови нам имя Туза, — отчеканил Май, взяв допрос в свои руки. Стоун беззвучно зашевелил губами. Он сопротивлялся с бешеным рвением. Он концентрировался, не подчиняясь напору Ноаха Шраги. И с каждой секундой у него получалось всё лучше и лучше. Это был взгляд солдата. Воспитанного солдата. В ответ послышалась лишь тишина. Эта тишина мурашками пробежалась по коже Мая. Он встал с кровати и присел перед лицом Стоуна, взял его за подбородок. Он почти не осознавал, какая ярость бушевала в его болотных глазах. Ведь кое-что можно было понять даже без таланта Химеры. — Повысь напор, — железным тоном приказал Май, наслаждаясь прекрасной болью на лице Стоуна. — Сломай его. — Он умрёт, но ничего не скажет, — Николас вздохнул, поднял с пола табуретку и вновь сел, положив ладони на колени. — Или умру я, что радует ещё меньше. Впервые вижу, чтобы моему таланту могли сопротивляться. Да ещё и с такой силой. Будто армию подчиняю. Убьёшь Стоуна — я скажу, кто из них Туз. — Ублюдок Фрог солгал. Он просто не смог убить Стоуна сам. Потому что яд атаковал не только нашего друга, но и кое-что инородное в его крови, — с подозрением проговорил Май, коснувшись выжженного ядом шрама на лице валета. — Что же это могло быть, Стоун? Может, ты тоже был привит от ментальных воздействий? Май с досадой закатил глаза, покачал головой и сплюнул на пол. Кусочек очередного пазла нашёл своё место в истории Примаверы. — Яд Фрога мог столкнуться и случайно изменить структуру прививки, поэтому на убийство самого Стоуна дозы оказалось мало. Без ментального блока я беспрепятственно воздействовал на него. Но во время бунта мы перелили в Стоуна мою кровь, очистив от примесей раствором капельницы. Регенерация всегда вступала в конфликт с любым лекарством. Она предпочитает быть единственным иммунитетом. Она должна была добить эту прививку. Так, я дал Стоуну чистейшее регенеративное вещество. Но вместо того, чтобы уничтожить, оно починило блок, но не до конца, потому что и сам Стоун был болен. Поэтому и тебе, и мне едва удаётся держать Стоуна под контролем. Регенерация лечила двух калек. — Думаешь, прививка против ментальности имеет органическое происхождение? — Николас, выслушав подозрительную тираду, присел возле Мая. Впервые в его глазах мелькнуло непонимание с долей неподъёмного интереса. — То есть, их ментальный блок — не лекарство. Это чья-то кровь. Они обкалываются кровью. Когда яд Фрога повредил эту кровь, твоя регенерация нашла и вылечила её. Он изучает ДНК талантов, и мы хотим знать зачем. — Николас, выйди, — злобно прошипел Май. Как он мог не заметить, что Найс не был удивлён переливанием крови. Они давно этим занимались. Они учились передавать друг другу таланты. Это могла быть непобедимая армия. С такой мощью Туз мог поработить и человечество, и талантов, построив свою империю на чужих костях. — Выйди! Я сам его допрошу. — Химера, я не удержу его на расстоянии. — Выйди! — рявкнул Май с таким остервенением, что лёгкие заныли сухой болью. Николас медленно поднялся, не став спорить с разъярёнными мозгами Химеры, с выдержкой отступил назад, постепенно вытягивая свой талант на расстояние. Он слабел. Прорываться сквозь блок против ментальности оказалось тяжёлой задачей даже для легенды Ноаха Шраги. В мире существовал неизвестный талант, равным по силе самым великим убийцам. Талант, чья кровь могла уберечь от ментальных воздействий. — Никто никогда не защищал меня так, как делал это ты. Но дважды я тебя не спасу, нет во мне столько благородства, — с ядом в голосе проговорил Май. Он занервничал. Он заторопился, понимая, что каждая секунда служит спасению Туза. — Просто знай. Что бы вы ни задумали, я помешаю. Кто ты такой, Май? Всем есть что скрывать. — Я буду обличием апокалипсиса. Total Liquidation уничтожат мир. Ты был прав в своих подозрениях. Он открыл то, о чём не посмел открыть Монаху. В глазах Стоуна сверкал гнев. Он дёрнул плечом, пытаясь освободиться от оков Ноаха Шраги. Май ещё раз коснулся неровной кожи на его щеке. Шрам от ожога почти зарубцевался, навсегда изуродовав лошадиную морду бледного валета. Май ощутил дуновение пропущенной лжи. Что-то, что он упустил практически с самого начала. Как Фрог мог узнать имя Туза, едва появившись в вагоне? Только от Ханни. Ханни предпринял попытку убрать Туза чужими руками и выдал Фрогу его имя. Я не могу не уважать влияние бубнового туза. Но он перешёл границу. Убьёшь Стоуна — я скажу, кто из них Туз. Вот только даже Фрог, которому было нечего терять, не рискнул выступить против Туза в одиночку. Он умер в мучениях, но Ханни не выдал. Он знал, что у того было больше шансов прижать Туза. Май прикрыл глаза, стараясь своим воображением поймать чуть не ускользнувший кусочек пазла. Таланты наняли Ноаха Шрагу убить Туза. Люди послали Фрога за его жизнью. Total Liquidation доверились Химере. Бубновый Туз входил в войну никому не известной силой. Таланты, люди и апокалипсис могли только содрогнуться при его появлении. Это отдавало таким сумасшествием, что Май с вожделением улыбнулся, но неожиданный плевок в лицо привёл его в чувство. — Если Фрог не назвал вам имени Ханни, как вы поняли, что утечка информации исходит не от Картера? — он стёр ладонью слюну и вытер её об футболку валета. — Не скажешь, да? Ничего, Стоун, зато я расскажу Тузу, как предан ты ему был, — прошептал Май, обнял валета за голову и прижал к своей груди, похлопав по спине. Он стянул с кровати подушку и положил её к себе на колени. Май уже заранее скучал по этому таланту. Но его порванное чувство вины разломанным бумажным самолётиком покоилось на кровати Монаха. Стоун дёрнул головой, когда почувствовал сдавливающую ладонь на шее. Он попытался вырваться, когда его нагнули и вдавили лицом в удушающий синтетический наполнитель. Он начал содрогаться от нехватки воздуха. Его тщетные конвульсии исподтишка сдерживались Шрагой. Это было самое лёгкое убийство. Эксперимент Туза по переливанию крови талантов должен был погибнуть в этих стенах. Вместе с регенерирующей кровью. Ради будущего апокалипсиса. — Прекрати! — ворвавшийся Николас отшвырнул бездыханное тело Стоуна и схватился за голову. Он прошагал нервный круг по комнате, стараясь восстановить здравый рассудок. — И что, теперь подвесим его труп на одном из крюков в столовой и подождём Туза за ужином? Здравствуй, Туз с неизвестным талантом! Сегодняшнее блюдо — твой удушенный друг. Не желаешь ли снести нам голову? — Зрелище было бы не таким фееричным, как твоя нынешняя истерика, — спокойно ответил Май, прощупывая шею лежащего Стоуна. — Он без сознания. Пока что. Если боишься личной встречи с Тузом, сядь на лавочку и подожди, когда дядя Химера сделает свою работу. — Примавера кишит самыми опасными талантами в мире. — Как ты уже сказал, самыми опасными по версии людей. А мы доказанные враги всего мира. Топ. Лучшие. Нам просто следует быть чуточку осторожнее, — без эмоций поправил его Май и стянул простыню с кровати Монаха. Ветхая ткань отлично рвалась и скручивалась, имитируя прочную верёвку. — Я помогу его связать, — сыграв недолгую паузу, Николас отнял верёвку. — Зачем талантам нужны бриллианты миротворцев? Почему Туз в качестве своего символа выбрал именно их? — Май с трудом проглотил свой гнев, чтобы продолжить расследование. Кляп во рту Стоуна выглядел очень убедительным. Проснувшись, он мог бы издать лишь толику звуков. Конечно, если бы Май собирался позволить ему проснуться. Он накрутил кусок пол метровой верёвки на руку. На будущее. — Расскажешь план талантов — мы в одной команде. Нет — останешься с Тузом один на один. А я добавлю масла в ваш огонь. Оба сгорите. Николас на секунду остановился, задумавшись, но тут же присел возле ног Стоуна и обернул его щиколотки самодельной верёвкой. Затянув тугие узлы, он связал его ноги под коленями, руки за спиной и привязал предплечья к туловищу. В пытках людей он не имел практического опыта, и Май, с любопытством наблюдавший за ним, желал поскорее остаться наедине с валетом. Стоун больше не имел права оставаться в живых. Немного поразмыслив, Шрага струсил. — У тузов есть символ и цифровой код-пароль. Военный лагерь талантов перехватил информацию: год назад на трон сел новый бубновый Туз. Как раз в то время я доставил бриллианты в Примаверу. Уверен, это и есть символ Бубнового. Получим бриллианты без шума — сможем попасть в любую тюрьму. Узнать личность любого из трёх тузов. Даже подменить власть. Когда настоящий Туз умрёт, освободившийся Стоун подчинится талантам. Он поддержит новую власть. Он гарант того, что наш фальшивый туз приживётся в Примавере. Тюрьмы на территории людей станут военными базами талантов. Перелом в войне. Конец фильма. Ти-Эль не должны были допустить этого. — Ты только что озвучил причину, по которой я не перешёл от людей на сторону талантов, — хмыкнул Май. — Это дерьмовый план. Проблема Примаверы — её туз. Стоун — не заложник. Стоун — его почитатель. — Так что ты там говорил о таланте импровизации? — Николас посмотрел на циферблат наручные часы и вздохнул. Он не услышал последней мысли. Он до сих пор верил в то, что Туз — представитель людей. Время щекотало нервы. — У тебя какой план? …кто-то прожарил Наби мозги. Наби сошёл с ума три месяца назад. Туз вмешался, снял его с должности и заставил Ханни работать на себя. — Я знаю одного таланта, кому было выгодно убрать Наби из игры и обдурить Туза, — Май, предчувствуя новый раунд, расправил плечи. — И того, кто мог это осуществить. Микки может обработать так, что любой в чём угодно признается. Вопрос был в одном: зачем? — Я проверю обе зацепки. А ты проникнешь в комнату инквизиторов и найдёшь дело о казни три месяца назад, — вдруг с энтузиазмом объявил Май. — Найс убил брата Брэина. Если тюрьмы действительно отчитываются перед людьми за смерти талантов, в их архиве должны быть подробности. — Самое время для чужой драмы, — хмыкнул Николас, чуть подавляя разгоревшийся интересом взгляд. Май усмехнулся и развёл руками в воздухе. Он мало что мог возразить в ответ. — Так ты серьёзно? — после недолгого молчания переспросил Николас. — Будем копать под Брэина? Он новичок, он попал в Примаверу вместе со мной. Незадолго до тебя. Больше он ничего не сказал. Потому что Май так и не собрался с ответом, лишь с усталостью осел на пол. Закашлял кровью. Внутренности жгло. Он опустил глаза: под кожей образовывалась тёмная гематома. Он поднял с пола окровавленную рубашку. С сожалением осмотрел рваные дыры в ткани. Это был подарок. Это был подарок Найса. Май погладил кожу живота. Невидимые швы внутри него расползались, и он не чувствовал в себе ни капли сил, чтобы восстановиться. Прививка против ментальности была не просто прививкой. Она была живым организмом. Вторым талантом внутри Стоуна, как регенерация в Химере. И она имела огромную силу. Она не просто защищала от ментальных воздействий, она высасывала из атакующих жизненную силу. Май едва осознавал, что Николас затолкал тело Стоуна под кровать и аккуратно занавесил всё широким прохудившимся покрывалом. Он не стал задавать вопросов. Ноах Шрага вообще не особо интересовался причинами. Он умел получать задание. Он умел его выполнять. Он умел не облажаться в нужную минуту. И его уже давно не было в комнате. Очень давно. То ли минуты превратились в секунды, то ли секунды сложились в часы. Май почувствовал головокружение и густой туман, расползшийся по коже. Это были отголоски ответной атаки. Лёгкая дезориентация томным наркотиком застилала разум. В неумелых руках талант Химеры превращался в дурман. Значит, вещество в крови Стоуна мыслило достаточно примитивно, открыто реагируя на сильные атаки. Май смотрел в одну точку, пытаясь воспользоваться чутьём Химеры или регенерацией. Оба таланта загадочно молчали. Ханни. Что напугало его, что он так запутал необходимый след? Привитая мнительность мгновенно ощутила чей-то травящий взгляд на спине. Май не поленился обернуться, чтобы осмотреть простирающиеся за открытой дверью коридоры. Пустота. Таланты ещё не вернулись с ужина, что делало его дерзкую мысленную охоту совершенно невзрачной. Он должен был попасть в комнату Амбала. Если Ханни всё-таки действовал по плану, должна была остаться зацепка. Туз не мог уничтожить всё. Не мог. Незамедлительная неприятность сверкнула блудливыми огоньками глаз. Порождение пылкого темперамента облизнуло губы и помахало рукой, привлекая внимание. Взлохмаченное существо в углу оказалось некстати. Одному дьяволу было известно, как долго этот мальчик наслаждался чужим похмельем. Найс с принципиальным видом облокотился плечом в деревянный косяк. Он сложил руки под грудью. Его многозначительный высокомерный вид стёр с милого лица простодушную привлекательность. Май сглотнул, помотал головой, прогоняя наваждение, и приковал глаза к потёртым носочкам кроссовок. Он вложил в этот взгляд ледяное бешенство Химеры. Беспощадность. Пятнадцать лет голодного одиночества. Найс приблизился за два шага, схватил его за горло и притянул к себе. Его пальцы впились в кадык, выворачивая горло, царапая ногтями скользкую кожу. — Я соскучился по тебе, Май. Когда я скучаю, происходят удивительно неприятные вещи, — голос сладкоголосого извращенца зашипел концентрированной смесью яда. Он не ослабил хватки. Этого человека нельзя было так просто сбросить с пьедестала. От него исходила изысканная сила мрака. — Какие игры ты опять ведёшь за моей спиной? Найс сжал горло Мая сильнее и притянул его к своему лицу. Пленительные губы приоткрылись в невозможности подобрать слова для разочарования. Он резко оттолкнул Мая, прочитав в его упрямом взгляде всего лишь одно слово: Туз. Подобно урагану он сделал те же два шага в сторону коридора. Его осанка была исполнена исключительного величия. Его ускользающее присутствие. Броская уверенность в себе. Мальчишеское уязвление. — Найс! — Май сплюнул скопившуюся во рту слюну и рвано вздохнул, заглушив характерный скрип резиновой подошвы. Эхо пустых стен преумножило бессильное сожаление, прозвучавшее в его крике. Май не хотел дышать. Если бы весь мир рухнул в одночасье, он бы не испытал упоения. Найс остановился в двери, но не обернулся. — Найс, — прошептал Май, потерявшись в словах. Наверное, он надеялся, что его не услышат. Бесконечное доверие к этому салажонку разрывало ненависть к чертовому миру. — Найс. Найс вздрогнул. Наверное, в этот момент краска смущения отразилась на его гладкой коже. Май поднялся на ноги и, пошатываясь, двинулся туда, где волнительная спина извращенца дрожала от напряжения в стиснутых кулаках. Он остановился, выдыхая своё волнение в затылок замершего Найса. Он положил руку на спину извращенца. Он хотел сказать этим прикосновением нечто большее, чем люди вкладывали в громкие слова. — Я жалею, что брал тебя сзади. Я вообще о многом сейчас жалею, — вдруг спокойно признался мальчик, так и не повернув головы. Звучало так, словно он зачитывал предсмертную записку. Но, конечно же, не свою. — Мы будем страдать благодаря этой глупости. — Звучит неплохо. Мы знаем толк в страданиях, — улыбнулся Май. Он почувствовал, как эта улыбка с привкусом горечи наполнила его голос нежностью. — Ты так сильно этого хотел. Ты был готов на всё. — И теперь мне жаль. Когда придёт время, я хочу, чтобы ты попытался простить меня. Но не сейчас, повторюсь, когда придёт время, — вдруг промурлыкал Найс, излучив тонну обжигающего света. Он свёл лопатки вместе, наслаждаясь ласковыми пальцами Мая. Он действительно мог свернуться клубком и затарахтеть в такт поглаживающим прикосновениям. Если бы не был инквизитором. Если бы не был садистом. — Та ночь навсегда останется в моей памяти. Она ранила во мне человека. — А как я пойму, что время простить тебя пришло? — Май испытывал волнение. И волнение в ответ испытывало его. Он чувствовал, как от напряжения покалывали подушечки пальцев. Он попытался вложить в голос как можно больше фальшивого счастья. — Да и неужели рана такая серьёзная? Может, ты наконец подохнешь? — Вот уж вряд ли. Я самый живучий сукин сын в этих стенах, — Найс вдруг повернулся и улыбнулся. С грустным пониманием. Но он мог поделиться чем-то тайным. Чем-то страшным. Чем-то невероятным, что таилось на уме Бубнового Туза, но говорил лишь о себе. — Повторюсь, я не прошу прощать, я прошу попытаться. Конечно, ты угадаешь момент. Ты же умница. — Не прикрывай Туза собой. Наби предсказал ему смерть, а не тебе, и ты знаешь, что она исполнится, — с убеждением произнёс Май. Этого убеждения в его запасе оставалось очень мало. — Он покойник. — Но ты тоже покойник, — с улыбкой напомнил Найс о предстоящем суициде. — Ты даже не представляешь, как загораются твои глаза, когда мы говорим о смерти, — Май был порабощён грустной ухмылкой на лице дикой гиены. — А в твоих всегда царит неизбежность. Все чувства замерли. Найс взял в руки его запястья и преподнёс их к своему лицу. Потёрся щекой о тыльную сторону ладони, с полуулыбкой прикрыл глаза, наслаждаясь чем-то чрезвычайным в своей голове. Заранее приготовленная верёвка соскользнула с руки Мая и дважды обвилась вокруг запястий. Найс затянул плотный узел и открыл глаза. В них была прожорливая бездна. Бездна, способная заставить любого содрогнуться и внутренне собраться. — И как же я смотрю на смерть, Май? — переспросил Найс, излучая острый жалящий сарказм. Жёсткость его слов питалась алчным гниением человеческой души. Он криво улыбнулся, задумав что-то очень недоброе. Безмерные ассоциации поглотили Мая с головой. Он молчал несколько долгих секунд, наполненных улыбчивым дыханием садиста. Стараясь хоть на один шаг приблизиться к чему-то настоящему внутри этого мальчика. — С неприязнью, — коротко ответил Май, сбросив с плеч ещё один камень непонимания. Он видел в жестоких глазах чистую мечту и начинал её понимать. — Тебе неприятно само понятие смерти. Что, конечно же, не мешает тебе убивать. — Но я не испытываю от этого удовольствия. Никто не обязан умирать, — заметив надменную насмешку в глазах Химеры, Найс попытался забить эту дерзость в зародыше и подтолкнул его к выходу. — Пойдём готовиться, Май. У нас сегодня будет длинная ночь. Самая честная, которая когда-либо могла быть между нами. Что мы такое без всепоглощающего удовольствия? — Ты пугающе красноречив, — с зыбким опасением признался Май, послушно вынырнув в сырые коридоры Примаверы. Влажный воздух шипел, лаская пылающую кожу Найса. Извращенец что-то задумал. Туз уже лишился только одной ноги в лице Стоуна. Мог ли он с прежней грацией лавировать под цепким взглядом двух убийц? Снисходительный трепет, исходивший от Найса, давал чёткий ответ на свой вопрос. Они с уверенностью прошли по узким коридорам, свернув от посторонних глаз с широких проёмов. Сиротливые буквы на двери их комнаты шелушились бордовой краской. V и I. Победа инквизиторов. Наверное, Найс действительно верил в свою полезность Тузу. Май резко остановился. Это был крах. Сердце замерло. На кровати лёгкой невесомой пылью были рассыпаны перья. Май улыбнулся, превозмогая собственную боль. Найс по инерции врезался ему в спину, но не растерялся ни на секунду. Тут же просунул руки под его локтями, прижался ещё ближе, вонзился носом в его шею и томно выдохнул. Май всё равно не мог заставить себя дышать. Белое перо — пытки и мучения. Чёрное — смерть. Я забыл свои белые перья дома. Надеюсь, он нагадил достаточно сильно? Каждый раз подписывая кого-то на казнь, мальчик страдал. Человек в этом невообразимом существе своими руками создавал ад, в котором кипела его кровь. — Почему мы остановились? — настороженно прошептал Найс, максимально снизив громкость голоса. Май чувствовал, как уставшее дыхание Найса тёплым молоком заскользило по шее, как его тёплые ладони обняли его предплечья, а красивый лоб упёрся в шейные позвонки. Лицемерная нежность казалась такой притягательной после казни предателей. Май неслышно выдохнул, умилившись внезапной искренности и простоте этого парня. — Найс, — Май запнулся, мысленно расчленяя своё любопытство на части. Он коснулся пальца Найса на своей ключице. Он хотел отвечать на эту нежность. Он хотел делать её в ответ. В этом было что-то томительное и жадное. — А что ты такое без всепоглощающего удовольствия? Найс просто рассмеялся. Этот разговор мог зайти слишком далеко. Май ещё раз выдохнул. Он чуть подался вперёд и изо всех сил ударился головой о голову опешившего извращенца. Быстрой подсечкой он поставил Найса на колени и за волосы оттянул его голову назад, открыв шею с острым кадыком. Извращенец рыкнул и навалился на него спиной, пытаясь уронить на пол, но Май коленом надавил ему на ахиллово сухожилие, заставив страшного инквизитора сдавленно выдохнуть. — Не к добру, глазастый. Не к добру, — с угрозой прошипел он, не потеряв при этом ни грамма беспощадного очарования. Зверь внутри обездвиженного Найса сломал замок и выбирался из клетки. Гиена сверкала глазами, продумывая хитрый шаг не к спасению, а к порабощению. Май прижал голову Найса к груди и уплотнил захват, придавив его шею сгибом в области локтя. Закалённый болью извращенец пытался вывернуться из плена. Их равное сопротивление друг другу хриплыми вздохами сокрушало стены Примаверы. — Ты серьёзно ошибся, Май, — усмехнулся Найс, оттягивая мёртвую хватку Мая от своей шеи. — Я не умру так. — Но у тебя больше никого не осталось. — У меня есть мой убийца, и он будет смотреть мне в глаза, — с жарким убеждением захрипел Найс, сдерживая грозящее ему удушение. Он не потерял над собой контроль. Он был слишком театрален, чтобы подпустить кого-то к своим человеческим чувствам. Он раскачивал их объятия в разные стороны, стараясь повалить Мая на пол. — Глазастый, руки моего убийцы не будут дрожать. Они будут любить мою кровь. Они будут резать с достоинством. Они дадут мне насладиться страданиями перед последней смертью в моей жизни. — К чему мне твои слова? — Май почувствовал, как напряжение в руках Найса падало. Он был готов к драке. К жгучим ударам. К молниеносной реакции. Но он не был готов к борьбе. — Я умру не от твоей руки, — это было последнее, что сказал Найс, когда его руки расслабились, соскользнули с шеи и позволили Химере душить. И в именно этот момент ублюдок резко нагнулся вперёд, перекатив по спине расслабившегося противника. Они повалились набок. Май замычал, почувствовав удары острого локтя по рёбрам. Казалось, внутренности затрещали под неумолимостью равномерных сконцентрированных ударов. Воспоминания о не долеченной ране проявились на теле. Во рту вновь появился странный привкус крови. Она слегка горчила. Горчила невозможностью их общего понимания. Найс не щадил. Он потянул связанные кисти Мая вверх, перекинул их через свою голову и в два счета кувыркнулся к противоположной стене. Тут же поднялся на ноги. Сплюнул, взболтанную в лёгких слизь. Повёл вновь ушибленным коленом из стороны в сторону. Преимущество было на его стороне. Всегда. — Вставай, глазастый, — с сияющим видом приказал он. Май оттолкнулся спиной об пол и перекатился в сидячее положение. В животе неумолимо жгло. Незажившая рана кровоточила изнутри. Май почесал под носом, выгадывая себе секунды передышки. Он не мог подняться. Он чувствовал приближающуюся смерть. Она ещё никогда не подступала так близко. Она держала его за руку прохладными ладонями. Ладонями его зарезанной мамы. Мир смешивался в тумане. Май оперся спиной в стену, стараясь подняться, и сдавленно рассмеялся. Он выставил руку вперёд, остановив безудержную атаку робкой просьбой о перемирии. Он не хотел умирать от руки Найса. Он не хотел дарить мальчику страдания для удовольствия. Найс без лишних слов подошёл вплотную, обнял его мёртвой хваткой и потянул вверх. Такое вдумчивый, такой внимательный и юный прелестный человек. В его улыбке было столько божественного благословения, сколько параноидальные молитвы Микки никогда бы не смогли заслужить. Найс повесил груз чужого тела на свои плечи. Май лишь прикрыл глаза, ощущая, как его онемевшие пальцы ног поволочились по рельефному полу. Найс, придерживая его тело за талию, толкнул дверь спиной и положил задыхающегося от внутреннего кровотечения убийцу на пол комнаты. Химера умирал. Регенерация не восстанавливалась. Запах неотвратимой смерти наполнил комнату. — Впервые в жизни я хочу убить. Как Вы с этим живёте? Это чувство, оно разъедает изнутри, — вдруг со скорбью в голосе признался Найс. — Я не успокоюсь, пока не убью ту тварь, что ранила тебя. — Тварь, что ранила меня, не спросив тебя? — Май судорожно подавил в себе болезненный смешок. Было в этом что-то великолепное. Ведь всё, чего касались пальцы извращенца, приобретали иное сияние. Май поморщился, почувствовав импульсное жжение в затылке. Оно переползало к вискам, к лобной доле головного мозга. Оно пронзило позвоночник, заставив Мая прикусить губу от боли. Смерть была страшна только тем, что регенерация умирала в муках. — Жизнь — это не удовольствие, мальчик. Мы живём ради того, что происходит после смерти. Всегда жили. Он не успел подарить миру апокалипсис. В этой случайной смерти не читалось порядочной драмы. Регенерация уничтожала свой запас прочности, отдавая свою суть умирающему телу. Она больше не надеялась на исцеление и даже не пыталась поделиться. Это был жестокий суицид. Суицид, который предсказал удивительный Наби. Май захрипел, последний раз в жизни ощущая, как по венам побежало убаюкивающее тепло. Он смотрел в серый потолок и скучал по подвалу своего старого дома. Это было достаточно грустно. В эти секунды его братишка умирал во второй раз. В его крови малыш был снова убит. Он снова ощутил на себе жестокость войны талантов и людей. У раны не было шанса затянуться, но кончина регенерации давала немного времени. — Май, после смерти ничего не останется, — Найс с беспокойством склонился и прислушался к рваному ритму страдающего сердца. — После моей смерти останешься ты, — Май приподнялся на локтях и подтянул тело ближе к беспощадному улыбчивому ублюдку. Он положил голову ему на колени и тут же почувствовал мягкость подушечек его пальцев. Они стирали испарину, выступившую на лбу. Они массировали виски, убаюкивая расползающуюся боль. Взгляд мальчика оставался чистым и почтительным, что заставило Мая с пониманием кивнуть. — Думаешь, время простить тебя уже пришло? — Что за глупости, — бесстрастно ответил Найс. — Тебе страшно? — Немного, — Май кивнул, просунув руку в карман бежевых брюк. Холодное круглое зеркало Наби треснуло в драке. Острый порез вызвал поток судорог. Май преподнёс палец ближе к лицу, и с него капнула жирная капля чистой крови. — Что ты чувствуешь, когда мучаешь кого-то? — Чувствую себя живым, — коротко ответил Найс. — Когда ещё ты это чувствуешь? — Май усмехнулся. Губы извращенца высасывали ранку в пальце до синевы. Его чарующая честность. Она был неумолима. — Когда говорю с тобой, я точно это чувствую, — Найс последний раз лизнул палец и опустил руку Мая ему на грудь. — Знаешь, мне нравится ковыряться в твоих ранах. Я всё думаю об истории про Старика. Удивительно, с каким сложным лицемерием ему приходилось мириться каждый день. Он убил твою семью и стал ею. Он был двумя разными людьми ради тебя. Мне жаль этого человека, ты предал его не меньше, чем он тебя. — Это сумасшедший бред, — тёплые волны в теле стихали, и Май попытался прочувствовать тот момент, когда его раны остались без единой капли иммунитета в замшелой Примавере. Это было дежавю. Оно пахло точно так же, как человеческие испражнения в сточной канаве. — Найс, как сильно ты любишь причинять боль? — Не только причинять. Я люблю её всю, — с удивлением в голосе прошептал Найс. Шаткость своего заявления он осознал практически в ту же секунду и поспешил исправиться. С большим убеждением. С большей охотой. С большим желанием. — Всю, до последней капли. — А боль от потери сестры ты тоже любил? — вопросы нескончаемым потоком слетали с немеющих губ. Человеческая душа садиста раскрывалась. Она была здесь, совсем рядом. — Разумеется, я любил и её, — авторская ухмылочка осветила лицо Найса, — но знаешь, сестру я любил больше. Любовь прекрасна, Май. — По-твоему, смерть сейчас любит меня? — Май попытался подняться, чувствуя свирепое онемение в животе. Организм испытывал недолгий шок. Вещество, поработившее его, исчезло. Раненный палец даже перестал пульсировать. — Я не позволю кому-то тебя любить, — пообещал Найс самому себе. Теперь он действительно смутился и отвернулся в сторону. Его взгляд не цеплялся за развешенные иконы, словно они были чужие его пониманию. Его взгляд буравил синие занавески. Он хотел свободы. Свободы от морали и оправданий. Свобода от власти, которой наделил его Туз. Он потянулся и вытащил из-под подушки пачку сигарет, сунул её между зубов и зажевал. Сплюнул. Ладонью пригладил волосы к затылку. — Химера — это несбыточная мечта? То, что есть, но никогда не будет принадлежать никому. Было бы больно не заиметь тебя никогда. Мальчик с поразительным спокойствием шёл на диалог. — А ты бы любил эту боль? Найс просто коротко кивнул. — Подросткам свойственна защитная романтизация. Но Химера — это чудовище, сотканное из частей разных животных, — Май никогда никому об этом не говорил. И не хотел говорить. Но сейчас он хотел оставить своё наследие. Чтобы люди знали, Химера убивал по своей воле и необходимости. — Талант, воспитанный человеком против талантов. Знаешь, я не хотел оставлять тебя в живых. Найс ничего не ответил. Май прикрыл глаза, услышав тихий шёпот мамы. Он хотел ощутить его чуть ближе. Были это его воспоминания или дыхание Бога, он никак не мог осознать. За всей этой романтической ересью скрывалась лишь одна правда. Для талантов не существовало жизни после смерти. Их ад и рай жили в памяти других талантов. Май протянул связанные руки и коснулся острого кончика носа на лице Найса. Он был удивительно нежным. Как и чарующий взгляд этого ребёнка. Май хотел остаться в памяти этого существа. — Мой последний разговор должен был быть с Тузом. — Если хочешь, я буду твоим Тузом, — нервно улыбнулся Найс, коснувшись тугих узлов на запястьях Мая. Он подрезал верёвку, освободив его руки, и положил заточку на пол. Его дыхание теперь отдавало сухоцветами. — Ты не умрёшь, Май. Я буду подпитывать в тебе жизнь. Я не дам уйти тебе так просто. — Ненормальный. Найс ещё раз кивнул, не став спорить. Наконец, он перевёл взгляд на иконы. Было в этом обращении что-то трогательное и одновременно возмутительное. Ребёнок, взявший в плен всё божественное. Эти глаза без тени сожаления рыскали по лицам святых, не в силах найти утешения для себя. В нём была драма. Май улыбнулся, вновь протянув руку к лицу мальчика. Положив ладонь на его затылок, он притянул голову Найса к себе. На приоткрытых бледных губах блестели листья дешёвого табака. Май провёл по ним пальцем. По шершавой коже с бесчисленными трещинками. — Кто тебя ранил? — Невыносимая конкуренция? Найс покачал головой, восхищаясь встроенной в Мая ублюдочностью. — Знаешь, Николас, Ноах Шрага, потребовал для себя праздник. Я весь день к нему готовился, а он пошёл и раскрылся тебе. Втянул тебя в свои грязные игры. Теперь-то шоу будет достойным. Мне придётся убить звезду. Мне нужно особое представление в честь моего назначения. — Знаешь, тебе нечего там делать, отдохни, — Найс таинственно похлопал Мая по голове. До этого шоу нужно дорасти. — Май, напомни Николасу, то есть нашему общему другу Шраге, что его место на празднике в его честь. Ребята собрались. Нехорошо получается. Он должен быть там. Всю ночь. Сделай так, чтобы он был там. К утру я должен найти бриллианты, убить Туза и уйти из Примаверы. Сторона Туза связывала противника. Они бы ни за что не позволили Николасу уйти из Примаверы. Он надеялся на что-то, что должно было произойти утром. Туз с успехом препарировал эту надежду. Май с нетерпением дождался, когда Найс покинет комнату. Из всех вещей, лежащих в ящике под столом, он вытянул хлопковую белую футболку. Он любил белый цвет, так разбавляющий тёмные углы его жизни. Май погладил себя по животу, ощутив лёгкое жжение от прикосновения к гематоме. Болезненность уже возвращалась. Май поспешил в подсобку инквизиторов, чтобы бросить Шрагу в лапы гиены. Чтобы избавиться от ненужного балласта. Тёмные коридоры приветствовали его на прощание. Грозным эхом по потолку пронёсся хохот заключённых из столовой. Шоу началось с первого вопля Шаина. — Найс ждёт тебя, что ты копаешься? — с упрёком накинулся Май на Николаса, едва открыв дверь. — У нас проблемы, — Николас вздрогнул, едва не выронив бумаги, затем невесело кивнул вглубь комнаты. …напомни Николасу, когда он придёт к тебе пожаловаться, что место короля в толпе Примаверы. Отпиленная голова гордо восседала на столе. Мокрые волосы тяжёлыми сосульками облепляли её нечёткие контуры. Она была настоящей, свежесрезанной, с синим оттенком кожи. Стеклянные глаза рыдали от боли тонкими разводами воды. Май от неожиданности сделал шаг назад и ударился спиной в захлопнувшуюся дверь. Проблемы действительно были. По большей части у обезглавленного бедолаги, под которым собралась полупрозрачная лужица воды. Его чем-то накачали и заморозили, прежде чем поставить на всеобщее обозрение. И таяла голова здесь не меньше нескольких часов. Разомкнутые губы уже успели обмякнуть и отвиснуть рыхлыми тканями. Его вымученная улыбка была пришита к щекам металлическими нитями. Найс. — Туз ведёт диалог, — Май с трудом нашёл слова, чтобы описать происходящую мерзость. Он не удержался от неприличного желания облизнуться от предвкушения. Рваный пульс отдавался грохотом в ушах. — Это послание. — Я бы назвал это угрозой, — невесело кивнул Николас и накрыл голову своим пиджаком. Трупная улыбка погасла. Не ищи, следуя логике. Читай между строк. — Это не угроза, это одобрение, — с нездоровым удовольствием сообщил Май, рассматривая укрытую голову. Было в ней что-то нужное. Туз бы не покалечил тело ничего не значащего таланта. — Знаешь, чья это голова? — Рэй Дуглас-Брэин, двадцать шесть лет, талант — острая гипермнезия, — Николас протянул вперёд несколько сшитых листов. Тёмная ксерокопия фотографии человека выдавала теперь уже знакомые черты лица. — И Туз вновь на шаг впереди меня. — У него есть причина спешить, ему предсказали смерть, — с сожалением улыбнулся Май. — Он хочет найти каждого, кто помог Ханни предать его. Он тоже восстанавливает цепочку событий. Он хочет выжить. — Кстати, тебе тоже предсказали смерть, — на губах Николаса это прозвучало до омерзения бестактно. — И я умер, — без всяких сожалений кивнул Май. Он сдёрнул пиджак с отрезанной головы и посмотрел убитому в глаза. Безжизненные глаза, запомнившие лицо своего настоящего убийцы. Туз осквернил религию Примаверы. Собственную религию. Этим скотским жестом он делал заявление. — Туз не считает себя императором. Он считает себя гораздо выше любого закона. Он хочет безграничную власть. — Да он сущий Дьявол, — Николас, никогда не приближающийся к смерти, с упрямством накрыл труп. — Или Бог. Май сложил дело о казни Брэина старшего и спрятал под пояс штанов. История двинулась вперёд. Всего через пару мгновений он мог найти настоящего Туза.