Мой облик, жесты, взгляд — не я: Так нереален небосвод. Та суть во мне, что не моя, Моею жизнью не живет.
— Микки! — раздраженный возглас Ханни сыграл по натянутым нервам. — Захлопнись!И лишь в чужой мне яви дня, Забывшей обо мне давно, Есть все места, где нет меня, Есть все, чего мне не дано.
Блаженная улыбка расползлась по лицу Мая. Он потянулся, лёжа на своей полке, прочувствовал каждую ноющую косточку и сдавленно засмеялся. В первоё грёбаное тюремное утро его разбудили сопливые стихи местного параноика. — Май, пойдём, — быстро прошептал Микки, заметив шевеление на верхней полке. Он вновь с блестящим рвением продемонстрировал залипшие в своей голове материнские инстинкты. Он пытался помочь. Примавера не давала второго шанса, особенно гордым и независимым новичкам. — Куда ты меня тащишь? — Май старался не отставать от вороватой трусцы крысёныша, но тот и не думал сбавлять темп. Отчаянный голос разума долбил в кирпичную стену этого низкосортного доверия. — Быстрее, Май, — лишь тревожно шепнул Микки, приложив ладони к электронному табло. Он чувствовал прожигающее недоверие Мая. Опознан. Новичок тут же последовал за ним. Опознан. Они прошли в соседний вагон. И будь Май котом, он бы непременно заурчал от продирающего мышцы удовольствия. Но он был посредственным талантом и просто оглядел душевые кабины торжествующим взглядом. Они в спешке разделись, Микки завалил своими вещами куцую одежду Мая. Залезли в самую закрытую кабинку и вздрогнули под обжигающими холодом струями воды. Посмотрели друг на друга. Нахмурились. Рассмеялись. Этот смех, пусть и горький, несмелый, тёплым бальзамом разлился по окаменевшему от побоев телу, нежно обволок каждый ушибленный палец руки, помассировал забитые мышцы плеч, скользнул по ноющим губам. — Очень больно? — шепнул Микки. В его грустных глазах не было и тени насмешки, всё та же кроткая обреченность. — Достаточно, — тем же шепотом ответил Май, задержавшись взглядом на усыпанном веснушками маленьком лице. Микки был просто пропитан этой весенней нежностью, и, поймав себя на диких мыслях, Май отвернулся. В Примавере он попусту терял время. Он развернул долгожданный кусочек мыла из полиэтиленового пакетика и начал мыться.Ты проснулся ранним утром и подъема слышишь звук. А теперь ведут на завтрак, доедать вчерашний суп.
Чей-то хриплый голос вдруг весело запел, едва попадая в ноты. Размеренные шаги гулко шлепали по мокрому полу. От неожиданности Микки выронил пластиковый стакан, в котором размешивал воду с шампунем, и тот, подпрыгивая и расплескивая содержимое, покатился по кафелю.На столе едой не пахнет, про свинину ты забудь, Но не вздумай возмущаться, шум не любит караул.
— Кто это? — не удержался Май, но тут же почувствовал, как дрожащие ладони Микки смяли его щеки, заставив замолчать. Голос приближался. Они привлекли внимание. И только сейчас, с запоздалым сожалением Май понял, что его не должно было быть в этой душевой. И уж тем более с этим парнем в одной кабине.Пусть меня полночный скорый своим светом озарит, Пусть меня полночный скорый своим светом озарит…
Человек медленно проплыл мимо застывших парней. Мальчишка. Года на три-четыре моложе Мая. Вот только что-то в его беззаботном виде напрягало, какая-то жгучая досада мурашками пробежала по спине, когда он остановился, заметив странную парочку, и открыто улыбнулся. Его влажные вьющиеся волосы были аккуратно зачёсаны назад, брови двумя четкими линиями нависали над хитрыми глазами. Безжалостными глазами. Смеющимися глазами. Глазами психопата. Человек стоял перед ними и напевал свою житейскую песню, а когда слова в ней закончились, лишь продолжил насвистывать полюбившуюся мелодию. Его рука протянула поднятый с пола стаканчик стушевавшемуся Микки, и тот что-то с благодарностью пропищал в ответ. — Ну что, голубки, доворковались? — едкий вопрос адресовался узким стенам душевой кабинки. — Это не то, что ты подумал, Найс, — грустный Микки стал еще печальнее, он закрутил проржавевший кран и принял вид напуганной черепахи. — Захочу узнать твоё мнение — выбью. Оставь нас. Сумасшедший блеск глаз и многообещающая улыбка не давали шанса на помилование. Безумец сгорал от безделья, и в самый раздирательный момент ему дали повод для развлечения. — Но мы не нарушали порядок, — вдруг робко прошептал Микки, загородив своим телом новичка. Примавера не давала им второго шанса. — Конечно, не нарушали, — лицо психопата скисло, он больше не веселился. Зато какое-то новое, едва уловимое настроение мелькнуло в его голосе. — Вы просто вытерли об него ноги. Он действительно казался необычным. Он был натуральным психом с нервными чертами лица. Его голос уже давно прекратил свое пение, но мелодия громом раздавалась в головах Мая и Микки. Псих поймал на себе дерзкий взгляд Мая и ухмыльнулся. Ухмыльнулся, словно тот пробудил самого дьявола в его душе. И, чёрт его дери, Май уже был знаком с ним. Ведь до сих пор он чувствовал вкус того обжигающего окурка. — Глазастый, — Найс шагнул в кабину, вытеснив своим телом полуобморочного Микки, ленивым жестом поднял руку и нагло очертил веки Мая пальцами. Май послушно закрыл глаза и задержал дыхание. Не враждовать с высокими рангами. Не враждовать. Стерпеть. Промолчать. Остальное оставить на потом. Что-то металлическое коснулось нежной кожи глаз. Он понял, чем ему грозила эта встреча, но не отступил. Даже на миллиметр. — Ещё раз увижу вызов на твоей морде, и я вырежу твои глазные яблоки, да засуну прямо в твой дырявый зад. Дырявый зад. Дырявый зад. Дырявый. Зад. Безумный Найс отвернулся и сделал несколько мокрых шагов по скользкому кафелю. Шагал он уверенно, даже самонадеянно. Не оборачиваясь. Словно знал, что ошарашенный парень во второй раз смирится с унижением. — Кстати, Май? — Найс озадаченно остановился, еще раз обернулся и блёклыми глазами прошелся по обнаженному телу новичка. — Только попробуй, — Май мгновенно оценил этот взгляд и вспыхнул желанием разорвать противнику горло. Он не был знаком с порядками Примаверы, но был наслышан об историях опущенных из обычных тюрем. — Попробую, если захочу, — с интересом улыбнулся Найс, его голос даже стал на одну лживую нотку добрее. — Тебя же снова вчера били? Какое-то ненормальное, обманчивое сочувствие послышалось в его испытывающем голосе. Он еще раз осмотрел тело Мая своим маниакальным взглядом и присвистнул. Новичок не ответил, лишь гордо вздёрнул подбородок. Найс развернулся всем телом, вернулся в душевую кабину, вжал его в стену. Маниакальный взгляд стал вдумчивым. Псих даже потрудился наклонить голову, чтобы лучше присмотреться к стоящему перед ним заключённому. Какие-то странные мысли читались в этих прищуренных глазах. — Скажи мне, Май, — вдруг проговорил Найс, — если тебя били вчера, то почему твои синяки уже пожелтели? Новичок замер. Кретин. Только кретин мог так облажаться. Как он мог открыть свою особенность незнакомому психу? Найс с сочувствующим видом похлопал его по мокрому плечу и исчез в узком коридоре. Он оставил Мая наедине со своим поражением. Они разгадали. Как бы он ни старался освежать свои первые синяки, как бы он ни сдерживал свой талант, они его разгадали. Его тело регенерировало быстрее, чем у обычного человека.***
— Внимание. Построение начнется через десять минут. После этих слов Микки подскочил на месте и ринулся в коридор, но тут же осёкся и сгорбился. Май, погруженный в собственную проблему, прослушал общий призыв. Во что бы то ни стало Найс не должен был дойти до Туза. По крайней мере, живым. Май заметил лихорадочное волнение на лице Микки только тогда, когда тот попятился назад. Грешное любопытство взяло вверх, и он тоже выглянул из кабины. В конце коридора появился Стоун. Вот почему по всему коридору гуляли раскаты грома. Этот ублюдок обладал особым талантом одним своим видом портить всем настроение. Стоун медленным и важным шагом прошел мимо Найса, болтающего с другими заключенными. Найс просиял и радостно остановил его за рукав. Потянулся, шепнул что-то, не скрывая своей мерзкой улыбочки, и кивнул головой в сторону Мая и Микки. Садистская улыбка ярким фонарём осветила коридор. — Урод, — выдавил Май, почувствовав новую подставу. Найс с торжественным видом потянул за края штанин на бедрах и присел в неловком реверансе. Издевался. Насмехался. Грозный Стоун даже с утра напоминал озлобленного пса. Он медленно подошел к обоим. Смерил их своим взглядом и покачал головой. Особенное недовольство в его глазах прожигало испуганного Микки. — Разве я разрешал водить его в душ? — прогремел Стоун, глядя в глаза даме, и пальцами вдавил тонкую рубашку парня прямо в его раны. Микки заскулил, попытавшись вырваться из цепких когтей. Этот выродок знал о каждой ранке. Хозяином этих увечий был именно он, не Туз. — Я не сильно верю словам Найса, он любит приукрашивать. Но ещё одна такая выходка, обоим организую встречу с Тузом. — А что, — ироничные слова соскользнули с губ Мая, — он уже по мне соскучился? Брови Стоуна изогнулись в удивлении, но его мрачный взгляд не дрогнул. Впервые за прошедшие сутки он улыбнулся. Совсем не по-хорошему. Ничего не говори. Просто проигнорируй. Чёртов Цербер из ада. Стоун действительно промолчал и вернулся в начало построения, где его уже поджидала собственная свита. Он уныло насупился, по-хозяйски оглядел выстроенных в ряд товарищей и зачем-то еще больше нахмурился. Погода на его лице всегда оставалась пасмурной. Он держался степенно и был сконцентрирован на каком-то деле, которое с активной жестикуляцией впаривал ему Амбал. Оставшиеся заключенные выползали из своих нор и с ожиданием уставились в окна, мимо которых проплывал сканер. Опознан. Опознан. Опознан. — Похоже, что-то случилось, — несмело пробормотал Микки. Он всхлипнул. Рубашка плотно прилипла к его язвочкам и окрасилась пятнами крови. — Пойдем на завтрак. Не успел Май отвернуться, как тут же почувствовал режущее внимание свирепых глаз на своей собственной шкуре. Внимание вечно недовольного Стоуна в этот раз ему не польстило. За ним пристально наблюдали.***
Двести двадцать шесть. Май увидел свой номерок на четко обозначенном обеденном месте. Наступил не его день. По определению не его. За нужным столом завтракал Ханни. Внутренний голос чести был почти задушен бурчанием желудка, но вовремя сумел подставить подножку в виде гордости. Мышиный писк о небытии, маниакальный Найс, мрачный пёс Стоун. Не хватало еще этого истеричного извращенца. — Май, сядь, — послышался умоляющий голос Микки. — Что ты там лепетал? — развязно проголосил Ханни, закинув ноги на свободное место возле себя. — К дьяволу меня отправишь? Заключённые с интересом оборачивались на чужую стычку. — Май, — шепнул Микки, проталкивая остолбеневшего новичка к скамье, но тот не сдвинулся с места. Даже не думал пошевелиться. Всё его внимание было приковано к истеричному лицу врага. Он не прощал дерзости в свой адрес. — Действительно, Май, — с нотками издёвки повторил Ханни, с радостью ловя каждую искру гневного взгляда Мая. — Свалите с дороги, — изрыгнул какой-то горбатый парень, лицо которого было полностью покрыто плотными гнойничками. Он постоянно ковырялся в зубах, наверное, вытаскивал застрявшие куски вчерашнего ужина. — Май! — зашипел Микки, увидев боевой блеск в его глазах. Май почти дошел до той самой точки, когда голова отключалась и в ход шли кулаки. Но случилось чудо. Кстати, в Примавере редко встречались чудеса. По крайней мере, нормальные. — Не кипишуйте, девочки, — прогрохотал чей-то бодрый голос, и увесистая рука опустилась на плечи Мая. Май вздрогнул, почувствовав знакомый прилив гнева. Найс. Он был чуть выше него, но явно моложе. И от этой молодости леденела кровь. Взгляд этого таланта был безумным, но осмысленным. Гремучая смесь жестокости и толики верности своим идеалам. И эта смесь за доли секунды прощупала каждого заключённого в вагоне. Казалось, Найс был в потрясающем настроении, но это настроение сошло на нет, стоило невыразительным глазам скользнуть по желтым пятнам на чужой шее. Май резко вздернул подбородок и попытался вырваться из этого объятия, но замер, почувствовав на своем лице излучающий надменность взгляд. — Значит, Май, — с разочарованием протянул Найс. Спустя секунду сам убрал свою руку. Больше он ничего не сказал, лишь требовательно подтолкнул новичка к скамейке и прошел вперед. — Кто он такой? — шепнул Май, с удивлением разглядывая спину уходящего садиста. Он почувствовал желание сбить всю спесь и юношеский максимализм с его наглой рожи. — Не вздумай, — едва слышно промолвил Микки, словно прочитал его тайные мысли, и воровато оглянулся по сторонам. — Это Найс. Он не талант, он человек. Он просто сумасшедший, переведенный из клиники. — За что сюда посадили человека? — заинтересовался Май, почувствовав новый укол ревности. Он тоже хотел, чтобы его боялись. Это могло избавить от лишних проблем. — За жестокость. Его ранг — десятка, и это его максимум. Туз не отдаст и толику власти ненормальному. Найс выполняет всю грязную работу, плюс за деньги может достать вещи с воли. — А кто из них Туз? — шепнул Май, оглядываясь по сторонам. Кто-то отвесил ему увесистую оплеуху. Он поднял свой взгляд и увидел вездесущего Стоуна. — Да ты даже хуже Цербера. — Май, — шикнул Микки, с мольбой тараня недовольного Стоуна, но тот был занят собственными мыслями и прошел дальше, — хватит ему грубить. Он убийца не меньше, чем ты и остальные. Но вынужден контролировать наши силы. Если камеры зафиксируют, что кто-то использует свой талант, нас всех отравят газом. Неконтролируемый талант — мёртвый талант. Ошибка одного стоит жизни всех. Май подавился кружкой воды. Вновь поднял глаза на мрачного Стоуна и мысленно посочувствовал его доле. Целый вагон безжалостных талантов. Вот только сам Стоун не сильно беспокоился по поводу недавно задушенных талантов. Газовой атаки так и не последовало. Почему ночное убийство было с легкостью проигнорировано конвоем? Стоун злобно сверкнул глазами сидящему неподалёку Найсу. Садист-извращенец просёк сигнал, мгновенно вспорхнул со скамьи и с готовностью подлетел к валету. Угрюмый Стоун казался ещё угрюмее. Его настроение не отличалось разнообразием. Он что-то прошептал Найсу, и тот расплылся в счастливой улыбке. — Похоже, кто-то провинился, — с ужасом прошептал Микки. Вилка выпала из его рук, и он очень тихо, но протяжно застонал. Май лишь улыбнулся в ответ. Улыбнулся и украдкой скользнул по торжествующей физиономии Ханни. Он догадывался. Боже, как же он был уверен в своей правоте. Мелкий ублюдок был как-то замешан в этом деле. Он был источником чужих проблем.