Жизнь хочет жить — нет правила верней. Страданья никого не убивали, А там, превыше всей земной печали, Прибежище нам есть от всех скорбей.
Ханни ничего не говорил, лишь с мрачным торжеством слушал дрожащие на чужих губах слова. Какое-то мёртвое спокойствие застыло на его лице. Он лежал на спине, закинув тощие руки за голову, и мотал согнутой в колене ногой вправо-влево. В такт покачивающемуся на рельсах вагону. В такт молитвенному ритму. Май прикрыл глаза, прислушиваясь к спящему воображению. Оно нарисовало лишь бессмысленно-чёрный потолок его старого дома и неугасающую тишину. Тишину, лишённую бессвязного бормотания параноика. — Микки? — Май спрыгнул с полки. Личный астролог, притаившийся в глубине его подсознания, мощными ударами в виски приветствовал подкрадывающуюся неприятность. Инстинкт самосохранения вернулся из незаслуженного отпуска и велел не реагировать. Жизнь в вагоне Примаверы замерла ровно в ту секунду, когда на перроне станции раздались выстрелы автоматических лазеров. Когда погиб Картер. — Оставь его, — многозначительно вздохнул Ханни, каким-то неведомым способом почувствовав интерес Мая к собственной персоне и сбрендившему в один час Микки. Он принял сидячее положение. — И утихни. — Когда будет команда на завтрак? — развязавшийся язык Ханни заставил Мая призвать всю свою чуткую бдительность из закоулков сознания. — Её не будет, — Ханни с брезгливостью сморщил нос. — Туз будет мстить за смерть Картера. Из всех способов упасть в грязь лицом ты выбрал именно этот. — Это был несчастный случай, — совсем беззлобно хмыкнул Май, не почувствовав в тонком голосе угрозы. — Микки, оставь эту безвкусицу? Бедный параноик замолчал и, как показалось Маю, даже позеленел от смущения и собственной ничтожности. — Безвкусица? — Ханни почти удивился или постарался изобразить свою заинтересованность. — Книги — его религия. Стихи — молитвы. — Я тебя пугаю, Май? — суетливый шепот донесся из-за спины. Микки уставился на него своими нечеловеческими глазами, пустыми и прозрачными, как стекло. — Тебя пугают мои стихи? Ты боишься, Май? Май не мог оторваться от этого маленького сероватого лица, не мог перестать видеть ошалелые глаза, быстрые движения губ. Страдания на чужом лице. Невыносимые страдания. Мысли кровоточили на его языке, сбивались в плотный узел лжи, сладкого воркования. — Не сопротивляйся, Май. Мой Бог требует твою душу. Руки Микки легли на его шею. Сопротивляться? Зачем? Он переродился в ангела, лживого и мстительного ангела, он шел на небеса, зализывая каждый след побоев. Он был бездушной снежинкой, кружащейся в потоке чужого дыхания. Маленький ребёнок радостно вытащил свой розовый язык, горящий пламенем. Обжигающий огонь тела, хрупкий узор кристалла плавился, столкнувшись с этим убийственным жаром. Убийца! Убийца! Убийца! Кто-то ударил в сердце, безжалостно, властно, требовательно. Словно пытался вырвать его. Узнать каждую шерстинку связанных в моток чувств. Горячие губы впились в сознание, пожирая его воспоминания и попытки к сопротивлению. Поток воздуха продирал лёгкие, Май был готов взлететь от этого непривычного прилива лёгкости. — Очнись, придурок! Еще один глоток воздуха. Биологический компрессор работал жестко, прерывисто, неумело. — Май, ты слышишь меня? — мрачный голос Стоуна расставлял все мысли по полкам. Чёртово пробуждение. Казалось, кто-то высосал весь кислород из кабины. Май попытался вдохнуть хоть чуточку, самую малость, но лёгкие вновь разразило душной болью. — Он очнулся, — бросил хриплый тенор Найса. Май не спешил открывать глаза. На его губах холодела чужая слюна. Кто-то мягко протёр его кожу от пота, слишком доброе и привычное прикосновение параноидального Микки. В ушах эхом раздавался собственный пульс. Май едва приоткрыл глаза и разобрал расплывчатые силуэты суетящихся вокруг него талантов. Разъяренного Стоуна. Тяжело дышащего Найса. — Ханни, — Стоун обернулся на безразличного парня, выхватил первую попавшуюся книгу с полки и с размахом ударил жёстким переплётом его по лицу. — Ты должен был остановить его талант. Нас могли отравить газом. Ханни зашипел от боли, но промолчал, отполз в дальний угол, за столик. Такое наказание было слишком щадящим, и он понимал это. Случилось чудо, что Стоун и Найс успели открыть кабину. А чудеса в Примавере происходили гораздо реже нелепых убийств. — Ещё одно прикосновение твоих губ, и мы оба захлебнёмся моей блевотиной, — предупредил Май, глядя в лицо наклонившегося над ним Найса. Он был жив. Чёрт подери, его спасли. В нём бурлило чужое дыхание. Дыхание садиста. — Блевать ты у нас мастер, — неспешно согласился Найс, почесав свой мелированный затылок. На его лице красовались свежие следы побоев, даже этого извращенца наказали за прокол. За ошибку с погибшим Картером. — Стоун, не забывай, новичок — моя привилегия. Туз обещал его мне. «Он спас меня, чтобы самому прикончить», — внутренний голос зашёлся в аплодисментах этому извращённому спектаклю. Май был польщён. Он действительно был рад, что не умер от рук Микки. Бедный параноик, влюблённый в собственные идеалы о спасении жизней сокамерников, никогда бы не простил себе этого убийства. — Зря мы его спасли, — вдруг вздохнул Стоун, усаживаясь на место истеричного Ханни. Он сложил руки под грудью и деловито оглядел ослабевшее тело новичка. — Он хуже камня в ботинке. «Он», — мысленно повторил Май, почувствовав боль в прокушенном языке. Это в жизни простых людей можно было возмутиться чужой бестактности, но в тюрьме это означало одно: за человека его больше не считали. Хотя, он им никогда и не был. — Может, есть в нём что-то хорошее? — присвистнул маньяк, оглянувшись на лицо насупившегося Мая. — Мне нужно в туалет, — вместо ответа выговорил тот, вновь почувствовав неосознанные силы к сопротивлению. — Видишь ли, единственная его положительная черта делит задницу пополам, — небрежно выцедил Стоун. Он резко вскочил, схватил провинившегося Микки за волосы, впечатал его в массивную дверь, наклонился и что-то зашипел тому на ухо. — Май, тебе еще повезло. Микки настоящий психопат, — прошептал Ханни, воспользовавшись заминкой, и с прежней брезгливостью вытер треснувшую губу салфеткой. В нем всё ещё чувствовались сила и желание для сотворения великой гадости. — Микки приговорён к пожизненному заключению. Он удушил пять студенток в библиотеке университета, содрал с них кожу и сделал из неё книгу. Чтобы молиться. — Они сказали, что Бога самобичевания не существует, — возмутился Микки, уворачиваясь от злобного шипения Стоуна. — Да просто глупость сморозили, — настороженно хмыкнул Май, старательно пряча свой недоверчивый взгляд. Это был гипноз. Самый редкий дар современности. Нестабильный ментальный талант был сосредоточен в поехавшем парнишке. В Примавере собрались самые яркие таланты. — Я отведу его в туалет, — Найс было поднялся, но мрачный Стоун осадил его леденящим взглядом. Садист поднял обе ладони в воздух и многозначительно потряс ими перед лицом важного валета, даже улыбнулся. — Да я пальцем его не трону, отвечаю. — Май, — вдруг задумался Стоун, теребя в руке кисть скукожившегося Микки. Он даже бровью не повел на клятвенные обещания извращенца. — Вчера из-за тебя погиб наш товарищ, Картер. Запомни этот день. — Да, — вдруг улыбнулся Май наконец услышав ожидаемые слова. Он не знал более сладкого ощущения, чем исполнение подгнивших ожиданий. Его заметили, с ним говорили серьёзно. Настолько серьёзно, что заподозрили в умышленном убийстве. — Я чёртов талант, Стоун. Я здесь не за кражу леденца. Заключенные с удивлением уставились на его покрасневшее лицо, затем с ошалелым видом переглянулись. Стоун с разочарованием покачал головой, накрыв глаза рукой, Микки упёрся лбом в его предплечье, Найс просто прыснул смехом. Таким заливистым и открытым. — Я просто уничтожен твоим высокомерием, — с удовольствием ответил он. Найс вытер прослезившиеся от веселья глаза. Он кожей чувствовал опасение со стороны новичка на свой счёт, но Май черпал свою неоправданную силу к сопротивлению из никчёмного оптимизма. Стоун вновь покачал головой, в очередной раз поразившись собравшемуся контингенту лучших отбросов, и двумя пальцами ударил по своей кисти. Найс коротко кивнул и последовал за Стоуном. На этот раз он не забыл закрыть за собой дверь.***
Под конец дня построение всё-таки свершилось. Озлобленные заточением преступники лениво выползли из всех откупоренных щелей. Красный сканер по привычке опознал каждого и затих в углу. Толпа даже не думала расходиться, все с ненавистью рассматривали фигуру новичка. «Слава — неизменный путь к власти», — оптимистично отметил Май, стараясь не смотреть по сторонам. Он кожей чувствовал прожигающие взгляды других заключённых. Их желание окунуть его голову в унитаз смердящей ненавистью пропитывало стены коридора. — Почему он не наказан? — неожиданно прямолинейный вопрос Амбала застал валета врасплох. Неосторожно брошенные слова вызвали заинтересованность со стороны выспавшихся за день заключённых.— Туз крышует мальца? Прошли сутки, а Мая так и не наказали за убийство Картера. Стоун вздохнул, опёрся рукой о горизонтальную решётку низкого окна и покачал головой. Амбал наклонился к самому уху валета и что-то быстро сообщил. Тот удивленно вскинул голову, задумался, улыбнулся, кивнул. Кажется, со своими корешами он не был слишком мрачным. Какое-то язвительное доверие сложилось между старожилами. Нет, не дружба. Союз за выживание. Стоун протёр глаза и с усталостью зевнул, прикрыв кулаком рот. Его прищуренные глаза смотрели в непрозрачное окно, словно он действительно мог что-то видеть. Какое-то тоскливое выражение застыло в его задумчивой позе. Вечно мрачный валет излучал скорбь. Он был достаточно высоким, правда, на голову ниже долговязого Амбала. Его коротко стриженные волосы, несмотря на его молодой возраст, пробивались проседью. Казалось, Примавера давила на его плечи с особым усилием. Заключённые столпились возле конца прохода, выясняя очередь в единственный туалет. Тихий Микки невзрачной тенью скользнул к Стоуну и осторожно сжал его безвольно висящую кисть в своих ладонях. Тот никак не отреагировал на это странное внимание, лишь покачал головой и упёрся лбом в холодное стекло вагона. Микки что-то тихо проговорил, на что Стоун лишь тяжело вздохнул. Но местный параноик не сдавался. — Оставь этот вопрос до утра, — проскрипел Стоун, зыркнув в сторону шумных товарищей. Он вдруг обернулся, словно почувствовал чужое присутствие вблизи, и напоролся растерянным взглядом на подошедшего ближе Мая. Он быстро собрался с мыслями и кивнул осмелевшему идиоту. — Хватит подслушивать, червь, ползи за мной. Этот голос, как всегда, не предвещал ничего хорошего, но Май лишь с добродушной улыбкой кивнул парализованному страхом параноику—Микки и послушно зашагал за Стоуном. Они прошли регистрацию на электронном табло и остановились в тамбуре. — Куда мы идём? — Они хотят закрыть дело о смерти Картера, — мрачно пробурчал Стоун, повернувшись спиной к своему нежеланному собеседнику. — Поклянись, что это была случайность. Что твой кретинизм просто перешёл все границы, но ты не подстраивал его смерть. — Это не вернёт его. Никакие клятвы не помогут, — Май ликовал, чувствуя пробирающую боль в голосе этого человека. Валет не мог просто так смириться с потерей. — Он был не просто хорошим товарищем, Май, — вдруг с некоторой угрозой проговорил Стоун. Чёртов Цербер почувствовал в чужих словах надменную насмешку. Колкость. — Он был Королём, ближайшим другом Тузу. — Скажи, Стоун, — Май вмиг стал серьёзным, засунул руки в дырявые карманы мятой пижамы и с холодным вызовом в глазах уставился на парня. Шутки в стороны. Он покачивался с пяток на носки и обратно. Его убийственная натура рвалась наружу, как бы он ни сдерживал себя. — Что из моих слов тебе было непонятным? Я не боюсь ни тебя, ни Найса, ни Туза. Я знаю дурманящий вкус боли. Мне плевать на жизни других талантов, я чёртов эгоист, и никакие побои этого не изменят. И главное, вы меня не убьёте, для Туза это слишком простое решение. Мы по разные стороны, Стоун, мы разные по натуре. Мне нет разницы, кого убивать, людей или талантов. Я найду Туза и вытрясу из него смердящую душу, чтобы доказать это. — Примавера сломает тебя, — вздохнул Стоун, вновь подавив берущий над ним свою власть сонливый зевок. — Единственный твой шанс узнать имя Туза — служить ему. Но для этого придется проявить смирение. — Не ошибайся, Стоун, — прошипел Май, смяв ворот чужой рубашки в своих руках. — Я одиночка, и я никогда не опущусь до вашего уровня. — Поспеши, Май, — вдруг улыбнулся Стоун, выдохнув скопившееся в груди напряжение. — За дверью тебя ждёт полиция, постарайся обойтись без синяков под рёбрами. Стоило Маю скрыться за массивной дверью, валет вытер пот со лба и с умиротворением закурил. Свет погас. Кто-то вошёл в тамбур, мягко прикрыв за собой дверь. Нажал на кнопку, с молчанием ввёл какой-то код на электронном табло. — Внимание, режим звукоизоляции запущен. Ваш ранг — Туз. — Что скажешь? — тихий шепот человека заставил Стоуна вздрогнуть, вновь затянуться и передать свою сигарету вошедшему товарищу. В темноте практически не было видно его лица, лишь огонёк тлеющей сигареты осветил чужую торжественную улыбку. — Ты же видишь, он конченый придурок, — улыбнулся Стоун, вдыхая дым собственных сигарет. Дешёвых, с желтоватым рыхлым фильтром. — Но он хочет тебя убить по собственному желанию. Он не шпион, Туз. Вчерашний инцидент — случайность. — Ты в это веришь или хочешь верить? — пронизывающий холодом голос звучал бесстрастно, монотонно, словно говорившего человека никак не касалась эта ситуация с предательством. — Верю, но его надо убрать, — вдруг выцедил Стоун, ударив кулаком по бронированной обшивке вагона. — Он не понимает, что творит. Худший недостаток человека — его глупость. — Ты будешь говорить мне, что делать? — на этот раз голос призрака прозвучал донельзя угрожающим. — Глупость не причина, запомни, Стоун, он талант, у него свои инстинкты. И я должен понять их. А за смерть Картера он отплатит сполна. — Все ждут твоего решения, — вздохнул Стоун, почувствовав резкую головную боль. В тамбуре было сильно накурено. — Они взбунтуются, если… — Пусть попробуют, — остановил его Туз, огонёк на кончике дотлевшей сигареты осветил его изогнутые в предвкушении губы. — Внимание, режим звукоизоляции выключен. — Оставляешь его на самосуд Примаверы? — с разочарованием протянул валет, глядя в спину никому не известного Туза. Человек замер на секунду, затем выскользнул из вагона. Самый важный вопрос последних дней остался без ответа.***
Май перешел из соседнего вагона и изобразил на своём желтеющем синяками лице самую гадкую улыбку, какую только смог. Великий и беспощадный на решения Стоун послушно ожидал его в тамбуре головного вагона. Он лишь покачал головой и взъерошил седые волоски на висках. — Пропущенный мною хавчик на твоей истлевшей совести, — выговорил Май, сложив руки под грудью. Стоун резко схватил его за локоть, толкнул в грудь и прижал своим телом к стене. Его кулак трижды ударил по упругому металлу возле головы Мая, заставив его вздрогнуть и зажмуриться. — Мразь, — выцедил Стоун, в мгновение ока вышедший из себя, — не тем людям ты войну объявил. Май зашипел, отталкивая чужое тело от себя, но соперник лишь больнее нажал на его грудь вторым кулаком. Хватка не ослабла. Прищуренные глаза Стоуна горели яростью и всё той же неугасающей скорбью. — Я превращу вашу жизнь в ад, — прямо в искаженное ненавистью лицо прошипел Май, смакуя каждое хлёсткое слово на своём языке. Стоун лишь хмыкнул и ещё раз улыбнулся. Последнее время мрачная физиономия скряги слишком часто светилась ехидным изгибом тонких губ. Он вдруг сделал шаг назад и кивнул Маю в сторону двери на выход. — Запомни, Май, — Стоун набрал какой-то код на табло тамбура, тяжёлый замок щёлкнул, дверь приоткрылась. Он вновь улыбнулся самодовольному Маю, похлопал его по плечу и кивнул на дверь. — Жизнь не плёнка, не перемотаешь, жопа не карман, не заштопаешь. Стоун повернулся спиной и вошёл в вагон допросов. Май лишь вздохнул, наконец перестав ощущать давление с его стороны. Он провел пальцами по матовому стеклу окна тамбура и прикрыл глаза. Где-то там, на воле, на деревьях и газонах желтела осень. Где-то там рождались новые таланты и люди, которым предначертано погибнуть от жестоких суждений безжалостных интеллектов. Май протёр шею, на которой кровавыми подтёками синели следы мёртвой хватки Микки. Кожу жгло. Тело, лишённое сна, заживляло свои раны медленно, но и это не казалось такой уж проблемой. Волчье чутьё наконец определило источник смердящей неприятности. Май почувствовал нетерпеливое дыхание монстров за разблокированной дверью. Он еще раз закрыл глаза, сжал кулаки, резко вдохнул и выдохнул. Пнул ногой дверь. Отбил первый удар, прилетевший куда-то в бок, схватил человека плечо, надавил на шею, заставив неприятеля нагнуться, с хрустом вывернул плечевой сустав. Второй впился в его лицо пальцами, раздирая кожу, но Май, на секунду освободившись от первого, ударил его кулаком в солнечное сплетение, затем, врезав пяткой по лицу корчащегося под ним третьего человека, освободил свою ногу. Второй соперник взвыл от боли в паху и, не успев выпрямиться от первого удара, согнулся в новом порыве боли. Сопляки. Жалкие таланты, привыкшие убивать своими особенными способностями. Он хрустнул шейными позвонками, размяв затёкшую шею, сделал круговое движение плечами, изо всех сил сжал в кулаки пальцы. — Следующий? — улыбнулся Май, окинув взглядом еще несколько человек, стоящих в самом вагоне. Все сделали мягкий шаг назад, пропустив строптивого новичка. Май был гибким парнем, достаточно худым, чтобы слиться с тенью одиноких деревьев. В каждом ударе он концентрировал силу всей своей воли, черпал скрытые возможности собственного тела, изводя его мощь и здоровье. Ему можно было дать двадцать два года, великолепный возраст, когда молодые успешные люди делали выбор своего жизненного пути. Но он стоял посреди раскачивающегося вагона и смотрел в бессмысленные морды будущих сокамерников. Темные волосы упали на его лицо, закрыв насмешливые глаза грязно-болотного цвета. Налившиеся краской губы открыли белый ряд зубов, и, запрокинув голову назад, Май расхохотался. Его покрытое кровоподтёками горло вздрагивало при каждом судорожном всхлипе и глотке воздуха. Он был сумасшедшим психом не меньше, чем эти ублюдки. Его горящие вызовом глаза поймали непоколебимый холод в глазах Найса. Тот стоял поодаль и наблюдал, даже не собираясь никого останавливать. Май еще раз вздохнул, подтёр прослезившиеся глаза и посерьёзнел. — Мой добрый совет, — он сплюнул скопившуюся слюну на пол, под ноги ближайшему заключённому, и распрямил ноющие от напряжения в суставах пальцы. — Не оставляйте меня в живых. Его повалили на спину. Нет, он, конечно, сопротивлялся, пока его не распяли в воздухе и знакомой подсечкой не лишили опоры ног. Май зарычал, вырывая собственные руки, но причинял лишь себе новую боль в неестественно натянутых мышцах. С ногами было еще сложнее: если бы на его голых ступнях были хоть какие-то ботинки, результат их ударов был бы очевидней. Но он вместе со своим незнакомым противником взвыл от боли, когда его голая стопа ударила по чьей-то острой костлявой коленке. Кто-то сел на живот Мая, бедрами сжав его тело и окончательно пригвоздив к полу. На руки, уже согнутые в локтях, заботливо наступили. Кстати, у других заключённых обувь была. — Не переживай, — хмыкнул Найс, глаза его горели нереальным удовольствием, — мы убьём только твою гордость. Чья-то рука бесцеремонно нажала на щёки, силой раскрыв ноющую челюсть Мая, в рот проник комок какой-то зловонной тряпки. Он взвыл, округлив глаза. Его непонимание отразилось в глазах неоспоримого садиста. Глаза, о холод которых всякое желание к сопротивлению разбилось на осколки. Найс наклонился, схватился за старую резинку на его штанах и потянул вниз, оголяя ноги. Кто-то закончил за него работу, стащив штаны с щиколоток. Май взвыл и дёрнулся в чужих тисках, когда в руках ненормального блеснуло лезвие ножа. Найс наклонился и прижал его к члену. Май почувствовал, как задыхается от гнева. Кто-то согнул его ноги в коленях, парень, сидящий у него на животе, развернулся к его лицу спиной и уселся на грудь. Его спина загородила страдающему новичку весь обзор. — Дернешься — отрежу стручок, — улыбнулся Найс, сидящий сбоку от него. Чьи-то пальцы с усилием протолкнули что-то в анус Мая, тот дернулся и вновь забился в чужих руках, но не сумел вырваться из мощной хватки. Чей-то грязный рот сплюнул на пол, подобрал собственную слюну и размазал по его заднице. Резкий удар по бедру заставил его внимание переключиться на новую боль, и он на секунду потерял бдительность. Одним ударом насильник вбил свой член в его дырку и замер, видимо, причинив вред и себе. Найса рядом уже не было. Мышцы сжались, изо рта Мая вырвался стон, из его зажмуренных глаз выкатились неконтролируемые слёзы. Чьи-то пальцы впились в его бедра нестерпимым огнём. Другие руки схватили его за волосы, оторвали голову от пола и вновь ударили затылком о пол. Ещё раз. И ещё. Тяжесть с груди пропала, и мутнеющим глазам предстали капельки пота на лице старательного Найса. Ублюдок пристроился к его разведенным ногам. Тело Мая дёрнулось от очередного толчка, но боль оказалась тупой и неестественной, голова уже не работала, нервы не передавали никаких сигналов. Бёдра Найса бились об него, тяжёлое и прерывистое дыхание, сопение сокамерников, боль в затылке слились в одно. Единственное, о чём Май мог думать, единственное, что он любил в этот момент – кусок зловонной тряпки в его зубах. Этот кляп не позволял ему сдаться, он мешал срываться предательским крикам с его губ. Он защищал его последнюю каплю гордости от орального изнасилования. Он не сдастся. Не сдастся. Онемевшие руки уже никто не держал, парни отошли за спину Найса и встали по бокам от его тела. Они дрочили, глядя на пульсирующий кровью анус и исчезающий в его развороченных внутренностях член. Найс был неутолим в своём желании, но сбавил темп, смакуя каждый стон, каждое движение освободившегося тела. Май больше не сопротивлялся, его помутневшие от боли глаза смотрели прямо в лицо насильнику. Его сила воли не позволяла отвести взгляд. Найс лишь улыбнулся, подхватил его ноги под коленями, приподнял его таз и снова вошёл. Кровь оказалась шикарной смазкой. Толчок — всхлип. Толчок — болотные глаза жмурились. Толчок — пальцы ногтями бороздили истоптанный линолеум. — Чудесный мальчик, — прошипел Найс, ускорив темп. Его бёдра шлепками бились о раскрытую всему миру задницу новичка. Он выгнулся, сжал зубы, до боли напряг мышцы своих рук, упершись кулаками в пол. Он бы зарычал от удовольствия, не будь рядом сокамерников. Бесчувственные бёдра Мая бессмысленно повисли на его плечах, затем худые ноги разъехались по сторонам и безвольно упали на пол. Пока Найс вытаскивал свой член из онемевшего ануса, Май собрал последние капли сил и осторожно ощупал колющийся бок. Его ослабшие пальцы нащупали какую-то слишком нереальную занозу и вытащили её из тела. На его притупленном лице промелькнула слабая мысль, и он с удивлением уставился на Найса. Он вытащил из себя нож. Какая-то красная дрянь капала на его грудь с его лезвия. Его решили пытать видом крови. Отупевший мозг напрочь отказывался соображать. По его коже прошлись холодные мурашки, и, если бы не кусок тряпки во рту, он бы улыбнулся и помахал нависшему над его холодным телом Стоуну. — Кто это сделал? — прошипел валет, оглядев дырку в боку изнасилованного новичка. — Если он сдохнет, Туз отправит нас следом!