Да, может быть, и камень терпит боль, Когда его резец жестокий режет... И только нам доверено судьбой, И только мы единственные в силе…
Сочную боль в боку подали на десерт. Это было просто чудовищное пробуждение. Сбивчивая мольба параноика, как обычно, делала свое дело. Кислотой разъедала мозг. Май открыл рот. Вялый язык вместо сарказма вывалился из сухих губ. Сухих, но заживших губ. Значит, уже прошло не меньше трех дней. С десертом опять опоздали. Двадцать одна секунда до того, как мизинец руки смог пошевелиться. Май злобно усмехнулся, поприветствовав свою беспомощную никчемность. Он мог засмеяться, если бы жуткое наслаждение не разлилось по скрипящим от сухости лёгким. Из-за него погиб Картер. Ему отомстили за Картера. И он по-прежнему дышал. Ад с любовью навестил его при жизни. Волоски на руках встали дыбом от возникшего в комнате напряжения. И если бы в его теле могло пошевелиться что-то, кроме мизинца, Май непременно бы обернулся. Любой бы на его месте решил вспороть лишний живот, чем по неосмотрительности подставить свой. И раз он не покинул этот позорный мир, то мир мог с позором отречься от него. Сорок пять секунд опасной тишины. — Безумству храбрых — венки со скидкой. Стоун. Вечно безрадостный надзиратель из преисподней. Он не выдержал хамского молчания со стороны новичка. Тот просто лежал на спине и бессмысленным взглядом гладил потолок. Похоже, его почки здорово соскучились по чужим ботинкам. — Какой циничный маркетинг, — простонал Май не очень убедительно. Он сделал усилие и зевнул как можно шире и протяжнее. Самому даже понравилось. Хоть мышцы лица расправил после чужих кулаков. А его почки были готовы к новым побоям. Уж в эту игру он мог играть вечность. Лишь бы ботинкам не надоело. Восемьдесят секунд до наполнившегося красками мира. Глаза сфокусировались на сосредоточенном лице спасителя. Это можно было назвать тюремной романтикой. Стоун покачал головой, прочитав в насмешливом взгляде плевок в собственное самолюбие. Но промолчал. Скользнул спиной по двери, сел на пол, закурил. Всё те же дешёвые сигареты с коричневым фильтром. Похоже, разговор предстоял долгий. И скучный. Стоун вообще редко говорил интересные вещи. Чаще дельные. Едкий дым из чужих легких тревожно обнял комнату. Стоун задумчиво смотрел в окно, будто его уставшие глаза что-то видели. Он вроде бы даже не решил, что должен сказать. Зато непременно чувствовал, что сказать что-то нужно. И желательно стоящее. И желательно успеть, пока помойный рот новичка не успел открыться. — Ты удивительный. Никак не пойму тебя. Либо глуп и везуч, либо слишком хитёр, — с натянутым спокойствием проговорил Стоун. Он затушил сигарету об пол и бросил окурок на стол. По-хозяйски. По-свински. Со сдерживаемой злостью. — Но ты молодец. Добился своего. Две минуты до беглой судороги в ноге. Заупокойный голос действовал лучше любых лекарств. Уж кому, но не Стоуну предстояло петь его похоронный марш. Молодой старик с глубоким тревожным взглядом. Он едва слышно цокнул. Недовольный. Проседь в его волосах будто бы стала заметнее, а желтизна под глазами ярче. Вместо страха на лице Мая засияла готовность вгрызться в чужую глотку. Все та же едкая ухмылочка. Ехидство в глазах. И либо порядок сломал бы новичка, либо новичок мог подорвать порядок. — Что с твоими ораторскими способностями? — даже в пасмурном Стоуне пробудилось любопытство. Май словно смотрел заряженному танку в дуло. И его болотные глаза на миг остекленели, какая-то едкая мысль отразилась в суженных в полутьме глазах. Короткая мысль. Тайная. — Май? — Стоун прищурился. Май не отозвался. Он понимал, что под его придурковатой маской строптивца выглядывало что-то весомое, дельное. Что-то, что им оберегалось. И Тузу было необходимо знать, что именно. Ради стабильности в тюрьме. Стоун пытался понять, чем был новичок. Порогом человеческой тупости или зловещей концентрацией интеллекта и хитрости? Зловещая концентрация интеллекта широко зевнула, весело подмигнула одураченному валету и уползла с головой под простыню, обнажив удручающую смелость. Капитуляцию хамски прервали. Стоун сдернул ткань и недвусмысленно протаранил Мая жестоким взглядом. Самым свирепым и беспощадным, какой только нашел в своем арсенале. — Сегодня ночью Туз встретится с тобой, — как можно жестче проговорил Стоун, пробиваясь в черепушку взбалмошного новичка словами. А ведь кулаком по роже было бы быстрее. И эффективнее. Сто шестьдесят секунд до победной концентрации. — Очень смело с его стороны, — первая уверенная реплика Мая ударила Стоуна под дых. Три минуты форы для свободного трёпа валета прошли. — Речь пойдёт о пересмотре твоего ранга. — Короля мне не дадут, — иронично догадался Май, сыграв поддельное сожаление почти правдоподобно. Он на секунду зацепился взглядом за раздувшиеся от злости ноздри Стоуна и фыркнул. — Кстати, кроме моих неприятностей, существуют и другие радости в жизни. — Сколько с тобой ни говори, придушить надежнее, — даже Стоуна начала забавлять игра. Никто больше не осмелился бы с изяществом пороть подобную глупость. — В нашей колоде лишь одна цифра ниже семерки, — надменным голосом напомнил Стоун. Он отвернулся, обнажив чужому взгляду обильный ожог на щеке. Пузырчатый. Свежий. До самого уха. Даже смотреть было больно. Затем Стоун театрально повернул голову и смерил новичка жестким взглядом. — Ты действительно понимаешь смысл этой цифры? — Жаль, не я тебя отделал, — вместо ответа восхитился Май, без капли стыда и сочувствия рассматривая чужое лицо. — Чья это работа? Стоун лишь сжал пальцы в кулак и резко ударил по полу. Похоже, больное желание оберегать талантов преследовало не только Микки. Вместо новых побоев, вместо должных побоев, Стоун лишь расслабил кисть и покачал ею в воздухе. Его гнев самоуничтожился. Царство ему небесное. — Твое раздутое эго выписывает слишком крупные чеки. Не расплатишься. — А не я один тут языкастый, — шепотом просмаковал Май, подмигнув замершему в проходе Микки. Робкий параноик замер, увидев в проходе спину своего наездника. То есть заступника, как принято было считать. Джокер и дама. В лучшем смысле, один из них упивался своей безграничной властью. В худшем — оба были сомнительно счастливы. Микки таранил напуганным взглядом спину Стоуна. Май перевел насмешливый взгляд с параноика на грозное лицо валета, затем уставился на собственные пальцы. Все ранки затянулись. А вот ожог на лице и без того устрашающего Стоуна вряд ли мог бесследно исчезнуть. Он был далеко не слабым противником. Высокий, подтянутый и жилистый парень. Большинство тюремных доходяг полагались исключительно на свой талант, не имея физической подготовки. Кто осмелился? Главное, кто смог? — Так кто тебя так? — Май повторил свой вопрос и с трудом в это поверил. Даже ущипнул себя. Он мог плеваться ядом в свое удовольствие, но вот разговорить умного Стоуна безнаказанным способом казалось практически невозможным. Микки пришел в дикий ужас, когда властный Стоун собственнически обнял его застывшее от страха тело. Валет глубоко вдохнул аромат его едва высушенных волос. Эта нежность действительно пугала. Он, мрачный Стоун, улыбался уголками губ и мягко утопал в окаменевшем и дрожащем параноике. Брачные игры загробного пса Мая мало интересовали. Он осматривал чужой ожог и не верил своим глазам. Проще было поверить в совпадение. Кожа была не просто поджарена, но и частично сдвинута в сторону рта, оголяя розовые ткани. Словно удар наносился сбоку. Левой рукой, но не наотмашь. Либо Стоун был чертовски везуч, либо нападавший бил с точным расчетом. И Май однажды видел такой удар. — Если ответишь, я на пару часов зашью себе рот, — предложил Май, почти приняв сидячее положение. Приручить озлобленного пса он решил мясистой костью. — Вчера приняли новенького, — с каким-то снисходительным самодовольством улыбнулся Стоун, наконец добившись хоть какой-то адекватной реакции от новичка. — Он, как и ты, решил пойти против системы. Вот только быстро просчитался. — Тогда он не похож на меня, — хмыкнул Май, поднимаясь на ноги. — Я животных не обижаю. Люблю преданных собак. Глаза бедного Микки заблестели круглыми блюдцами, задышал он часто-часто, едва ли не падая в обморок. Даже рукой впился в плечо валета, готовый в любую секунду… Непонятно что сделать. А Стоун даже не удивился, лишь стиснул зубы и постучал пальцами по верхней полке. Это был поразительный самоконтроль. — Еще чуть-чуть, и общего у вас будет больше, чем ты бы хотел, — с философской выдержкой проговорил Стоун, отстраняясь от Микки. Аккуратная заточка нырнула под рукав, едва успев появиться. Решил играть до конца. — Хочешь вместе чистить толчки, питаться объедками с моего стола, работать ртом? У тебя пожизненное, парень. Тебе не выйти отсюда. Пожизненное. И в этот момент тень досады стерла спокойствие с лица Мая. Стоун нашел точку отправления его ехидства в нокаут. Май в доли секунды вспорхнул с кровати. Пожизненное. Если бы он имел в запасе так много времени, он бы непременно сел рядом и закурил. Но сейчас за выход из серых стен жестокой Примаверы он был готов выпотрошить каждого. Пустые угрозы его не интересовали. Они еще не поняли, с кем связались. Они по-прежнему смотрели на него свысока. — Никого. Из вас. Я. Не боюсь, — выцедил Май, почувствовав кровавый вкус металла, шелест лезвия под чужой рубахой. Почувствовав, как сгустились последние капли терпения в глазах бледного Стоуна. Валет сделал мучительный шаг вперед. Его гневный взгляд испепелял. — Кто ты такой, Май? Стоун смотрел исподлобья, готовый уничтожить новичка своими руками. Пальцы, сжатые в кулак, угрожающе хрустнули. Он больше не шутил. Темные круги обрамляли уставшие раскосые глаза, острый подбородок был угрожающе опущен, плечи напряглись, под кожей рук натянулась каждая жила. Май не ответил, лишь изогнул спину, словно ощетинившаяся кошка. Он выставил здоровый бок вперед и принял стойку. На отставленной назад ноге от слабости задрожали мышцы, другая, полусогнутая в колене, мягко ощупала пол. Его руки несимметрично скрестились: правая рука прикрыла живот, левая почти легла на грудь. Губы сомкнулись в одной линии, глаза не выдавали ни страха, ни злости, ни желания убить. Холодный расчет. Гибкий. Точный. — Построение объявили, — тихо прошептал Микки, и оба человека вздрогнули как от удара грома. — Вы не слышали? Воздух мгновенно разрядился. Стоун медленно развернулся. Его тяжелая рука с благодарностью похлопала параноика по щеке, затем взлохматила влажные волосы на его макушке. Он улыбнулся и обернулся к Маю. — Ты не так силен, чтобы хамить мне, — мягко проворковал Стоун, пряча свой мрачный вид за отвратительной улыбкой. — Май. Он задел плечом неуверенного Микки и выбрался в коридор. Но что-то заставило его остановиться и с подозрением обернуться. Пристальный изучающий взгляд снова скользнул по расслабленному телу Мая. Затем Стоун покачал головой, отогнав какую-то догадку из головы, и пошел своей дорогой. Май больше не улыбался. На лбу выступила испарина. Раскрытый противник — мертвый противник. И его едва не раскрыли. Душевный астролог вновь предвещал беду. Похоже, в этом вагоне что-то происходило. Что-то касающееся его. И лицо ошеломленного параноика всё подтверждало. Микки прозрачной тенью скользнул мимо и вытащил из-под подушки короткий кусок тряпки. Его дрожащие от страха пальцы плеснули на нее несколько драгоценных капель воды из питьевой бутылки и протянули задумчивому новичку. — Откуда он знает, что у меня пожизненное? — быстро проговорил Май, прижав параноика за плечи к двери. Он действовал быстро. Жестко. Эффективно. — Здесь у всех пожизненное, — промямлил Микки, никак не сопротивляясь чужой хватке. — Что между вами происходит? — тихий голос едва не был заглушен грохочущим по рельсам поездом. Параноик выглядел совсем прозрачным и уставшим. Уставшим от жизни в страхе. — Много будешь знать — быстро расстроишься, — процедил Май, впечатав промокшую тряпку в грудь Микки. Он уже и сам терял грань между глупостью и хитростью. По крайней мере, в тюрьме пока действительно не знали, с кем имели дело. А он своими глазами видел бумагу с направлением в неврологическую лечебницу. Если солгали не его глаза, то кто-то другой. И сделал он это очень зря. — Смирись, Май, когда-нибудь придется смириться, — Микки не сдавался и упрямо последовал за вышедшим из себя новичком. Вышел он вдобавок и из комнаты. — Здесь тебя уничтожат. Просто подчинись Тузу, прими его порядок. Май, пожалуйста. Май упрямо встал на линию, ожидая сканера. Ни один мускул на его злющем лице не дрогнул от страха неизбежного. И он не нуждался в слепом сочувствии параноика. Он сам планировал сочувствовать каждому, кто перебежал ему дорогу. Сканер уже полз по длинному коридору.***
Вагон почти не шатало, почти бесцветный чай почти не выплескивался на почти чистый стол. Они почти жили, почти существовали и были почти счастливы. Насколько можно быть счастливым при пожизненном заключении. Насколько можно быть счастливым при пожизненном заключении с такими же отморозками, как ты сам. И эти отморозки с завидной увлеченностью уминали смердящий сыростью ужин. Они действительно ели это. Они действительно верили, что это можно есть. Май поморщился, отодвинув вонючую пластиковую тарелку на край стола. Он осмысленным взглядом ощупал заключенных, что были в его зоне доступа. Они допустили чудовищную ошибку, оставив его в живых. И Май не желал повторить их участь. Один раз он уже недооценил местный порядок. Второй раз ублюдки могли и не промазать. Нужен был козырь. И этим козырем был призрачный Туз. — Сбавь обороты и ешь, — настойчиво порекомендовал Микки, старательно собирая крошки со своей тарелки. Жевал он так же суетливо, как говорил или ходил. — Можно мне взять твое мясо? — Тише, — с недовольством шикнул Май, рассматривая каждую отвратительную морду. Туз не мог прятаться вечно, он был просто обязан допустить хоть одну ошибку в поведении. Он был где-то очень близко. Безликий, но властный. — Так я возьму твое мясо? — Микки не расслышал раздражения и с ожиданием уставился на Мая. Большими глупыми глазами. Май закрыл глаза и гулко выдохнул, затем с уверенностью разъяренного быка закатал рукав и протянул руку перед лицом озадаченного параноика. Чтобы он подавился. Микки робко моргнул и отодвинулся на несколько сантиметров. Поежился. — Нет? — с натянутой за уши мягкостью спросил Май. Он почти улыбнулся. Скорее, оскалился. — Тогда отвали от меня. Микки сдавленно кивнул. А Май в этот момент столкнулся взглядом с сердитым Стоуном. За ним наблюдали. Пристально. Молчаливая война была объявлена. Мрачный Цербер был готов разорвать его в любую секунду. Но не действовал. И на это могла быть лишь одна причина. Приказ Туза. — Кого ты там высматриваешь? — Ханни задал вопрос, даже не подняв лживо-дружелюбных глаз. Толика азарта заиграла в его голосе. Он чувствовал каждую вибрацию мыслей новичка. Он обладал беспроигрышной интуицией. — Ищешь Туза? — Я просто думаю, — вместо своей мысли ответил Май, нажимая «delete» в собственной памяти. — С дебютом тогда, — на лице пафосного Ханни не дрогнул ни один мускул. Можно было съязвить, но Май решил не дергать терпение озлобленного Стоуна за яйца и посидеть смирно. Пару минут. Или чуточку дольше. Пока Стоун сам не положит нежное самоуважение на его колючий язык. Со стороны автоматической раздачи загремел пластиковый поднос. В вагоне было настолько холодно, что он разбился на крупные куски. Подпрыгнули все. Удар гонга для стервятников. С мест поднялись несколько отморозков и последовали на шум. Это были голодные волки с облезлыми хвостами, и их только что натравили на лакомую добычу. Доходяга, что уронил поднос, просто попятился к стене. Он был тщедушным, избитым до неузнаваемости. Его лицо превратилось в единый синяк. В его руке засверкал острый краешек пластика. Он с угрозой направлял его в разные стороны. Его глаза вывалились бы из глазниц, не моргай он так часто. Тот самый новичок, поднявший руку на Стоуна? Май заинтересовался. Судя по усмешке на лице непроницаемого валета — да, это был он. Стоун лишь наблюдал за представлением, но даже не думал марать собственные руки. — Цыпа-цыпа, — наступающий прыщавый сукин сын почти улыбнулся, и через несколько метров Май учуял зловоние из его изгнившего рта. Кривые ноги парня просто приплясывали от нетерпения. — Кто у нас тут такой шу-у-мный? — Так это же наш поджигатель, — закачал увесистой головой Амбал, нависнув над прыщавым. Вместе они составляли комичную пару породистых кретинов. Здесь их стаями разводили. Тюремная селекция. — Нашей мадемуазели тайные привилегии, — пропел Прыщ, медленно надвигаясь на доходягу. Его язык запорхал по воспаленным болячками губам. Рука опустила разболтанную ширинку трикотажных брюк. — Не бойся, ну же… Цыпа… — Я случайно, — прошептал доходяга. Его недоверчивые глаза предательски покраснели. Почти заплакал. Запаниковал. — Поверьте, я случайно! — вскрикнул он, зачем-то тряся и так дрожавшей рукой. — Ве-е-рим. — Охотно верим, — поддакнул подтянувшийся третий. Сущий сброд. Они продолжили наступать и улюлюкать. Прыщ резким броском потянулся к запуганному пареньку, но тот ловко отскочил вбок и полоснул подлезшую мразь по руке, затем вновь втянул в себя шею и сморщился, как протухшее яйцо. Смелость наплывала на него скисшими волнами. — Валет, — с возмущением выстонал Прыщ, зажимая ладонью кровоточащий порез. Ему скорее было стыдно, чем больно. — Девочка уже заждалась! Стоун задумался, услышав свою карту. Судя по настороженному взгляду толпы, направленному на него, в вагоне лишь он имел это звание. Он сунулся в карман, достал пачку сигарет и зажал одну в зубах. Один из его команды тут же дал прикурить. Из своего пальца. Огонек был слабый, подавляемый холодом. Кнопка сирены с угрозой загорелась. Пользоваться талантами было запрещено. Конвой наблюдал за столовой через камеры. Все заключенные вытянулись по струнке, даже донимавшие доходягу. — Пожалуйста, не надо, — одними губами прошептал Микки, почти сползая под стол. Он бы испарился, будь температура выше хоть на пару градусов. Если бы столовую не превратили в морозильник для живого мяса. — Опускайте, — после недолгих размышлений кивнул Стоун. Вот так просто, словно выбрал сорт дешевого вина к мясу. — Но без силы таланта. Глубокий вздох пронесся по вагону. Происходило что-то чудовищное, скверное, смертельное. Микки осторожно дожевал кусок и сглотнул. В его руке замерла пластиковая вилка. Замерла в оборонительной позиции. Даже Ханни насторожился, словно имел глаза на своем затылке. — Доходяга назвал свое имя? — шикнул Май, незаметно отламывая зубчики вилки. Все готовились к чему-то. И он не отставал от коллектива. Какое-то нехорошее предчувствие скрутило его внутренности. Микки покачал головой. За открытой дверью пошаркали ногами. Время спряталось за столик раздачи. Даже кислород напуганной рыбиной залёг на дно. Найс. Молодой парень сплюнул на пол тамбура и в ноющей от боли тишине появился на публике. Он медленным движением вытащил из уха наушник и плотоядно облизнулся. Он тоже был волком. И вышел на ароматный след жертвы. Наверное, Найс приходил в ночных кошмарах ко многим и этим был очень доволен собой. — Чем занимаетесь? — местный психопат был в отменном настроении. По крайней мере, свою роль он играл убедительно. Его звонкий голос эхом пронесся по голым стенам. Не дождавшись ответа, Найс пожал плечами, с укором покачал головой и вальяжно развалился на ближайшем к нему стуле. Он выглядел до безумия опрятно. Вновь принял душ, зачесал мягкие волосы назад, открыв светлую кожу лба. Даже его одежда, казалось, еще не упустила запах стирального порошка. В его маниакальном взгляде притаился перфекционизм. Один из его дружков ринулся к столу раздачи, мазнув полученной из рук садиста картой по щели. На поднос выехало горячее рагу и дыхнуло жаром на всю столовую. Иначе и быть не могло. Изверг был на особом счету у колоды душегубов. Ел пищу местных богов. Но тут Прыщ нагнулся и шепнул что-то садисту на ухо, а потом крючковатым носом указал на раненную руку. На этот раз Найс действительно удивился. Перевел многозначительный взгляд сначала на доходягу, обернулся на бесстрастного Стоуна, затем на раненного Прыща. И расхохотался. Сеанс эвтаназии ему бы точно не помешал. — Что-то ты совсем распоясался, сынок. Последнее слово прозвучало слишком мерзко. И как-то скверно для доходяги. Его пробило на холодный пот, и он с отчаянным рывком приложил острый кусок пластика к своему горлу. Найс невозмутимо воткнул вилку в кусок тушеного картофеля, преподнес ко рту и с удовольствием просмаковал первый кусок. Безупречный кровопийца. Ему достаточно было просто сидеть и с самодовольным видом прожевывать брокколи, чтобы легкие жертв взорвались истошными криками. Его ровный ряд зубов то и дело покусывал пластиковую вилку. Он изучал. Он глумился. Он уничтожал. Холодок неуклюжих мурашек шаг за шагом промассировал позвоночник. Впервые за много времени Май почувствовал осторожный трепет в груди. Весь вагон убийц-талантов дрожал в страхе перед одним безумным мальчишкой. Даже его насмешливый взгляд был заточен острее стали. Миловидная внешность скрывала изгнанника ада. — Подойди, — вдруг произнес Найс. Он смотрел загадочно, почти по-доброму, по-отцовски. Притягательный змей играл на публику. Доходяга, изуродовавший Стоуна, суетливо замотал головой, выставив кусок пластика вперед. Похоже, еще никто не осмеливался направить оружие против Найса. Тот даже поперхнулся от неожиданности. Затем еще раз расхохотался, обнажив красивую линию зубов. Кстати, шутку оценил он один. Остальные лишь нервно глотали слюни. А Микки сильно сжал руку Мая, как бы напомнив, что это не тот случай для самодовольного хамства. Найс требовательно кивнул. Доходяга медленно опустил руку, спотыкаясь на каждом шагу, проковылял к ожидавшему его хищнику. Он выглядел серее тротуарной плитки. Похоже, это была далеко не первая его встреча с Найсом. И не последняя. Прыщ вывернул доходяге руку и подсек его ударом по коленям. Найс тем временем вновь столкнулся взглядом со Стоуном, и тот с насупившимся видом опустил большой палец вниз. Загадочный приказ был предсказуем для бывалых ублюдков. Найс ухмыльнулся, по-новому оценив положение дел. Непостижимый мрак проник в каждую съежившуюся от холода клеточку. Стоун покачал головой, выцепив кого-то из толпы, и Амбал отошел в сторону, послушавшись своего валета. Они действительно были союзниками. На сцене осталась лишь бешеная свора Найса. Они накинулись на обездвиженного доходягу, пиная его ногами и радостно тявкая. Заняли своим спектаклем весь проход. Лампа сирены одобрительно погасла. Доходяга держался за голову, но не сопротивлялся. Лишь постанывал при особо болезненных ударах, попадавших по почкам. И Май с абсолютным спокойствием ему не сочувствовал. Если мозг не баловал умными мыслями, стоило приклеить задницу к стулу. Нет клея — прибить гвоздями. Прыщ одной рукой поднял обездвиженное тело, вцепился ему в горло и ударил затылком по стене. Тело что-то прохрипело и обмякло. Оглушенного доходягу приволокли назад и опустили на колени перед Найсом. Лицом впечатали в его ширинку. Тот едва задергался, но его руки держали скрещенными за спиной, а на ноги наступили чьи-то ботинки. — Открой рот и соси, — будничным тоном произнес Найс. Его губы изогнулись в полуулыбке. Пятерня перебирала спутанные грязные волосы шестерки. С уничтожающей нежностью. — Не всех Туз дамами кормит. Микки вздрогнул. Ханни манерно притупил взгляд. Несколько человек уже вовсю надрачивали, забыв о еде. Жадные глаза заключенных пожирали не только вычурные выходки извращенца, но и испуганных до смерти дам. — Открой рот! — рявкнул Найс неестественным голосом. Его охрипший тенор играл злобой и возбуждением. — Продолжите в тамбуре, — Стоун с ожесточением ударил по столу. В его глазах засверкал гнев. Найс закатил глаза, откинул голову и облизнулся. Когда он успокоился и окинул ленивым взглядом зрителей, в его взгляде заиграло опьяняющее превосходство. Медленно, как в замедленной съемке, Найс оттянул голову доходяги, размахнулся и вонзил пластиковую вилку в его лицо. В щеку. Надавил, раздирая прочной частью чужую кожу и мышцы лица. Послышался отвратительный треск. Потекла кровь, и по полу рассыпались сломанные зубчики. Найс, осмотрев чужие настороженные лица, лишь улыбнулся и облизнул умытую кровью руку. Толпа испуганно вздохнула. Даже Стоун на несколько роковых секунд потерял дар речи. — Найс! — но быстро пришел в ярость. Стоун даже встал из-за стола, уничтожая неуправляемого извращенца страшным взглядом. Доходяга, очнувшись от оцепенения, или застонал от боли, или завыл от унижения. Пробившая лицо вилка вывалилась, оставив кровоточащий порез. Но Найс не остановился. Он впился пальцами в края раны, расширяя зияющую дыру. С нечеловеческой яростью он разрывал живую плоть. Завтрак в желудках заключенных мгновенно прокис. Стоун с Амбалом продрались сквозь беснующихся заключенных и оттащили увлекшегося извращенца. Рука Стоуна кулаком прошлась по его довольной роже. А Найс лишь сплюнул на пол и рассмеялся, оседая на обмякших ногах. Он выглядел так, словно не был человеком. Его светлые штаны окрасились кровью, футболка впитала собственный пот. Руки дрожали как у наркомана, потерявшего заветную дозу. Но он просто смеялся. — Ты закончил? — чей-то голос нарушил тишину. Уверенно и громко. Даже с вызовом. Кто-то очень любил нарываться. Улыбка сползла с лица Найса. Спина Стоуна напряглась. Амбал недвусмысленно сверкнул злыми глазами. — Ему нужен врач, — повторил уверенный голос. — Сядь на место, Май, — прошипел Найс, его верхняя губа неестественно изогнулась. Он, опьяненный собственным безумием, поднялся на ноги. Кто-то хотел поддержать его, но извращенец с раздражением повел плечом. Выдохнул. Очень страшно. — Ему нужен врач, — повторил Май, ощутив биение сердца встревоженного Микки. Казалось, тот уже читал похоронку. Но в глазах Мая горело одно: ревность. Он всё еще помнил вкус пепла и окурка. Он помнил запах собственной мочи. Он помнил точеное лицо с острыми чертами. Он помнил циничную ухмылку Найса. Найс тоже не должен был забывать. Стоун мягко присел на стул, готовый в любой момент скрутить разбушевавшегося извращенца. Но не спешил. Хотя всё равно выдал намерения с потрохами. Туз действительно приказал ему охранять новичка. — Ты веришь в Бога, Май? — поинтересовался Найс. Сущее отродье. Оно потрясающим образом сохраняло самообладание. Оно даже не поворачивалось лицом к дерзкому Маю. Тенор Найса звучал мягко, протяжно, даже мелодично. — Он тебе не поможет, — открытый вызов был брошен в пустоту. Комната была пуста, не считая пары десятков трусливых баранов. Брошенное стадо. Найс медленно обернулся. Но в глазах не было звериного блеска. Это была красивая и искренняя улыбка. Именно она заставила Мая усомниться в собственной храбрости. Найс обмакнул пальцы в колотую рану на лице доходяги, и тот еще раз завопил от боли. Точно от боли. Выдержанные шаги садиста раздавались в такт биению сердец всего вагона. Все отступили, прочистив ему дорогу. Найс прошел сквозь запуганную толпу и остановился прямо напротив Мая. Красивый. Бог сыграл отличную шутку, подарив садисту невинный взгляд и почти детскую улыбку. Даже камушки в его ушах заблестели особенно ярко, когда он поправил свои чистые волосы, окропив их кровью. А потом Найс провел ладонью по своему лицу, окрашивая кожу в алый цвет. И он по-прежнему улыбался. Под конец облизнулся. Затем резко замахнулся и ударил Мая по щеке, хлестнув кровавой ладонью. Всего лишь ладонью. Как женщину. Этот извращенец знал цену каждому своему движению. Знал, как унизить. Май лишь пошатнулся, но тут же почувствовал, как кто-то надавил ему на плечи, заставив сесть на скамью. Микки. — Стоун не доберется до тебя, — радостно сообщил Найс. Его лицо расцветало с каждой секундой, это была нечеловеческая радость. Искрящаяся, разрушительная, цепляющая. — Обещаю, я выпотрошу тебя первым.