Тюрьма. Весенняя боль

Мертвые тени уныло плясали по стене коридора. Никто даже не поинтересовался у них, хотели ли они беззвучно скользить по серой обшивке или они мечтали вырваться из трясущегося вагона. Вагона, деликатно напичканного убийцами. Отъезжающая дверь монотонно стукалась об магнитный замок, затем вновь сбегала от его удушающего плена. А лампа тихонько моргала. Видимо, устала светить. Или ей просто надоело видеть перекошенные злобой морды заключенных. Они так и сияли злорадством. От раздирающих воплей доходяги. Его всё еще насиловали. Жизнь вагона бурлила и на мечущихся губах молящегося Микки. Тюремная магия со временем въедалась в кровь. А особо сопротивляющихся ломала помолам и переезжала их полусгнившие трупы бронированным составом. Люди боялись талантов. Люди объявили талантов особо опасными и бросили их на растерзание друг другу. Лишь кучка из СМИ с остервенением сражались за паршивую гуманность. Миротворцы. И зря. Таланты не знали себе равных. Утреннее происшествие не посчитали чрезвычайным. Наверное, дружеское рукопожатие вызвало бы волну протеста на квадратных лицах конвоиров. А окровавленный парень со спущенными штанами с потрясающим идеализмом вписывался в их планы. Таковы были люди. И чтобы отвлечься от мученических стонов из тамбура, Май без интереса листал зачитанные до дыр страницы. Молитвенник. Жизнь несчастного Микки существовала лишь в рифме выцветших строк. Май перевернулся на спину, протирая пальцами печатные буквы. Мальчикам, мечтавшим надеть маски суперменов, в пору оказалась другая затея. Извращенная. Ароматная. Кровавая. Среди больших денег и окоченевших тел. Таланты научились убивать. Таланты полюбили убивать. То, что считали человеческой эволюцией, породило естественный отбор. По коже запорхала приятная прохлада. Приятная, если у тебя не было дырки в боку. Приятная, если твой талант регенерации не зависел от тепла. Рвотные комки формировались только из воздуха. Май почувствовал себя автомобилем с заглохшим двигателем. Бок отдал ноющей болью. Честность с самим собой — слабое преимущество во время боя. Но лучшая причина для своевременной капитуляции. И Май не мог игнорировать плач собственного тела. Он больше не мог сражаться. Он ослаб именно тогда, когда его дерзким именем набился каждый рот в вагоне. Вот только, помимо видимых врагов, в затекшие плечи вцепились новые проблемы. И эти проблемы клочьями выдирали из него мясо. Процеживали каждую клеточку серого вещества. Май почувствовал себя общипанной курицей, чьи яйца засунули в микроволновку и прихлопнули дверцей. В вагоне что-то происходило. Опущенный доходяга оказался опасно знакомым. Тот, кто протаранил лицо грозного Стоуна, почти не сопротивлялся и стойко перенёс побои. Май словно чувствовал его мысли. Зверские желания. Жизнь. Власть. Возмездие. — Тот парень, шестерка, — задумчиво проговорил Май, подавляя стон озверевшего от голода желудка, — он точно талант? За что его посадили? Крики из тамбура приглушенными стонами пробивались через тонкие стены. Шесть дней всеобщего воздержания вылились в задний проход доходяги. — Нормальные сюда не попадают, — шепотом напомнил Микки, отложив книгу в сторону. Он почти улыбнулся, пусть мучительно и неправдоподобно. — Хочешь спросить, почему он не сопротивляется? — Холод заблокировал его способности, — кивнул Май, испепеляя параноика недружелюбным взглядом. Мелкий, но уже достаточно ублюдочный. — Я свой. Хватит с меня проверок. — Нет-нет, я не проверял тебя, — Микки подскочил на месте, отмахиваясь потными ладонями от жалящих слов. Он с каждым днем все больше превращался в мышь. Писклявую, шумную и бесполезную. В нем вновь зарождалась уже знакомая потребность. Потребность защищать сброд. Очень интересный защитный механизм. Особенно для того, кто собственными руками содрал с людей кожу. — Дело не в холоде, — прошептал Микки, вдруг замерев. Похоже, прошлое никогда не покидало его мыслей. Он мог потерять контроль в любой момент. — Сопротивление бесполезно. Май хмыкнул, но очень быстро упоительное безразличие сошло с лица. Микки зажмурился и сломанным вихрем осел на пол. Свернулся в инвалидную улитку и зажал голову между коленями. Аномальная модификация больного подростка. Острые плечи параноика свело судорогой. Он поднял лицо. Его круглые глаза загорелись ужасом, хотя ничего кошмарного не происходило. Всё, что могло произойти, уже произошло. Весь вагон стоял в очереди к вынужденной гостеприимности задницы доходяги. А Микки опять терялся в собственном рассудке. Что-то стискивало его плечи, и это были не его теплые руки. Это был колючий страх. Он снова был в растерянности. И вот-вот мог сорваться. — Хочешь что-то сказать? — с запоздалым подозрением протянул Май, откладывая книжку в сторону. Он старался говорить ровно, пытался не напугать параноика. Стараясь остановить разбушевавшуюся внутри него стихию. — Микки, я ничего не должен знать? Параноик подпрыгнул и заметался в узком пространстве комнатушки. Два шага в одну сторону — три шага в другую. Он держался за голову, сдавливая виски. Плечами врезался в край полок, бедрами в стол. Думал. Думал. Думал. Тяжело дышал. Остановился и злобно сверкнул глазами. — Тебе действительно плевать на других, — Микки вздохнул полной грудью, словно открытая правда обожгла его легкие. Он не хотел говорить, но обида за ущербных взяла свое. — Меньше чем за неделю из-за тебя погибли девять человек. Ты провоцируешь людей на конфликты. На предательство. Сегодня Туз убил тех, кто ударил тебя ножом. Только ты остался с чистыми руками. — Я не отвечаю за их поступки, — напомнил Май, почувствовав пустоту внутри себя. Наверное, следовало бы огорчиться. Схватиться за голову. И расшибить себе лоб об чужой смехотворный гнев. — Ты и за свои не отвечаешь, — вздохнул Микки, устав биться о стены безразличия. Он покрепче обнял себя за плечи, стараясь утихомирить собственную дрожь. Гадкие слова параноика утонули в этой пустоте бесследно. Май сложил ногу на ногу и опрокинулся спиной на перегородку. Его не волновали даже решетки на окнах. Только одно: добиться возмездия. Убить разбушевавшегося Микки не составило бы труда, но на этом свою карьеру покорителя тюрьмы пришлось бы закончить. В тамбуре. Вместе с доходягой.Микки относился к тем, кто хотел быть нужными везде и всегда. Даже навязчиво. Как будто ты хочешь перерезать вены, а тебя останавливают, утешают и топят в ванне. Микки был убийцей не хуже других. Он обманывал своей добротой. Даже себя. — Мы не люди, Май. Все, чего требуют власти: нашей изоляции. Сотни убийц, садистов, педофилов живут в одних стенах с безобидными воришками. Это хаос. И Туз научился им управлять. Закон неприкосновенен. Микки злился. Неожиданно в нем заговорил здравый смысл. Его скрюченная тень превратилась в человека с живыми глазами. Нервный взгляд больше не прыгал по предметам, а с ожиданием таранил замершего в удивлении новичка. Мир обрел неожиданно густые краски. Проклятый круг замкнулся. Стоило только сломать стену в собственной голове и проникнуть в чужую. Май поймал мысли призрака. Туз считал тюрьму своей личной империей. Поезд тряхнуло на повороте, словно он едва не сошел с рельсов. — Если один новичок одним своим словом смог подорвать закон, — задумчиво проговорил Май, зациклившись именно на этой мысли, — то это хреновый закон. И если Туз надеется решить эту глобальную проблему одним моим убийством, то он хреновый туз. — Не знаю, что он задумал, — Микки присел. Дотронулся до руки Мая. Электрический разряд бешеного страха волной прошелся по коже. — Но теперь будь вдвойне осторожен. Туз объявил о твоей неприкосновенности. Май поперхнулся, вновь потеряв тонкую нить чужих мыслей. Наверное, это был первый всплеск настоящих эмоций на его лице. Даже Микки с недоверием скукожился. Туз, словно паук, плел свою одинокую интригу. Он играл. Упивался игрой. Вот только он не называл правил. — Не расслабляйся, — прогремел за спиной злющий голос Стоуна. Микки подпрыгнул на месте, обернувшись на своего валета. Затем подпрыгнул еще раз, впившись глазами в его рваный ожог на щеке. Виновато улыбнулся и встал, обвив его крепкое предплечье своими прозрачными руками. Стоун одобрительно похлопал другой ладонью по изнеженным рукам. Он ни капли не смущался своего нынешнего уродства. Казалось, теперь его характер окончательно прогнил. Казалось, он гордился своей устрашающей внешностью. — Ты обработал рану? — шепот Микки мгновенно стих под гневным взглядом. — Иди в комнату, — приказал Стоун. Его лицо окаменело. Валет принес недобрые вести. Одно только его появление записалось в дурные приметы. Он смотрел на новичка, как на сломанную игрушку. — Прости его, — с отчаянием зашептал Микки, послушно отползая к двери. — Я вразумлю его. Не трогай. Стоун вытянул из кармана тонкий канат, сложил его пополам, скрутил его вокруг оси и еще раз сложил пополам. Похлопал по руке, ощущая тяжесть скверного оружия, пальцами опробовал жесткость и колючесть грубого волокна. Микки еще несколько секунд стоял на своем месте, а Май с сомнением понадеялся, что ноги параноика корнем врастут в дно вагона. Но этого не случилось. Микки лишь вздохнул и мягко прикрыл за собой отъехавшую дверь. Смирение. Май с сомнением примерил на себя чужое кредо. Оно было готово расписаться по его коже. — Тебе страшно, Май? — Стоун не шутил. Он был в контролируемом бешенстве. — Я слышал что-то о своей неприкосновенности, — Май тоже стал серьезным и решил не острить. По крайней мере, поубавил свой пыл. — Не подскажешь, кого именно мне за нее благодарить? Стоун удручающе покачал головой. Крепче сжал канат. — Ты непременно сломаешься. Сначала попробуем по-хорошему, потом по-плохому. Ты же понимаешь, наш Найс не заканчивал курсы по ведению переговоров. Ты все прекрасно понимаешь. Вкрадчивые угрозы так и лились из его кривого рта. Но Микки был прав, грядущие проблемы могли быть излишними. Ведь у них у всех был пожизненный срок. Общее будущее. — Даже если я подчинюсь Тузу, — Май требовательно взглянул на Стоуна. И если бы тот хоть на миг открыл рот или усмехнулся, новичок бы выцарапал ему глаза. С грацией кошки. — Он ведь не оставит попыток узнать, кто я на самом деле? — А тебе есть что скрывать? — Стоун расслабленно выдохнул, наконец услышав здравые мысли в голове Мая. — Всем есть что скрывать. — Это всего лишь имя, Май. Скажи его лишь одному человеку, чтобы он знал, с кем имеет дело. Только ему. — Боюсь, оно слишком дорого стоит, чтобы бесплатно им делиться. Мое имя в обмен на Туза. Холодный и рассудительный Стоун больше не терял над собой контроль. Он лишь кивнул новичку на дверь и возглавил мрачную процессию. Они дошли до тамбура, как Май затылком почувствовал чей-то внимательный взгляд. Он обернулся. В конце вагона, во втором тамбуре, стоял избитый талант. Со страшной раной на щеке. Но его взгляд был спокойным и чистым, в глазах не плескалась ни боль, ни обида. Он просто стоял, облокотившись об разделяющее их стекло, и бесстрастно наблюдал. Доходяга за ними следил. Май напрягся. — Дальше дорогу знаешь, — пробасил Стоун, напомнив о своем присутствии. Броня тамбура открылась. Май прошел по коридору и остановился на входе в знакомую до боли комнату допросов. Ребра неохотно отозвались на эти воспоминания. На столе вновь светила яркая лампа, направленным лучом выбивая зрение из прищуренных глаз. Стоун тоже вошёл и тут же отошел к стенке. За столом сидела чья-то фигура, лицо человека было закрыто клоунской маской. Туз. Он подал знак рукой, и кто-то плотно закрыл дверь. Вдоль стен стояло несколько человек. В гробовом молчании, словно на похоронах. Покойник наконец-то явился. Им был Май. — Кто ты? — Май взял инициативу на себя. Он не мог защищаться, поэтому решил напасть. Укусить противника больнее, прежде чем ему бы отгрызли голову. — Самая черная полоса в твоей жизни, мальчик, — подонок говорил полушепотом в микрофон. Звук в старых шипящих колонках полностью искажал его голос. — Начинаю верить. Тени, распластавшиеся по стенкам, дернулись вперед. Не сразу. Когда смысл слов дошел до их дрожащих извилин, Туз резко хлопнул ладонью по столу. Ублюдки замерли. Вернулись на свои места. — Пора остановиться, Май, — мягко прошептал Туз. Клоун ободряюще кивнул своей маской, надетой поверх чёрной шапки. Даже цвет волос этого подонка был засекречен. — Мне кажется, мы неправильно поняли друг друга. Возможно, мои люди в чем-то ошиблись и обидели тебя? Давай просто поговорим. И все уладим. Полутьма. Духота. Глаза Найса загорелись открытым недовольством, он даже сделал шаг вперед, но по взмаху руки Клоуна снова вернулся на исходную позицию. Ублюдок рьяно подчинялся приказу Туза. Ублюдок существовал лишь по желанию Туза. Прекрасный. Холодный. Зверски беспощадный Найс. — Как тебя зовут? — шипение колонок становилось невыносимым. — Май, — улыбнулся новичок, глядя в глаза неистовствовавшему садисту. Отчего-то Туз его перестал интересовать. Сегодня он был готов играть по чужим правилам, лишь бы исполосовать ножом красивые черты лица извращенца. Черты лица Найса. Уродство души не должно было компенсироваться внешностью.Несмотря на свой незрелый возраст, мальчик выглядел достаточно стойким. Найс был не просто шавкой. В аду он был своим парнем. И дьявольское пламя играло на его невозмутимом лице. На его расползшейся улыбке. Он обладал выдержкой, способной сковать узников Примаверы в своих мучительных тисках. — Май, — эхом повторил загадочный Туз, он словно не видел молчаливую перепалку между своим садистом и новичком. — Там, где тебя учили врать, Май, я экзаменовал. — Сомнительно, — чужие правила разбились о собственную гордость. Май почувствовал угрозу со стороны призрака. Непонятную угрозу. Притаившуюся. — Я не хочу тебя убивать, ты симпатичен мне. И твой талант. Быстрое заживление ран, — задумчивый шепот стих на несколько секунд. Туз даже проигнорировал хамство, словно понимал, что из помойного ведра можно было достать лишь мусор. — У нас есть душители, поджигатели, гипнотизёры, биохакеры. Что будет, если отрезать тебе правую руку? — Левой я проткну тебе сердце, — немедленно отбился Май, отступая назад. Его лицо стало чутким и проницательным. Угрожающим. Шутки действительно закончились. Стоун вряд ли бы стал пачкать руки. Трое слева, справа один Найс. Он стоил сразу троих. Туз успел поймать этот беглый взгляд. Сейчас Май был для него открытой мишенью. Но отчего-то он не торопился с расправой. В его глазах по-прежнему не было желания убивать. Странные глаза для самого дьявола. — Ты не поладил с нашим Найсом? — вдруг расслабился Туз, переведя стрелки. Найс даже гордо вздернул подбородок. Очаровательный мальчишка. Очаровательный убийца. — Твои шестерки работают точнее швейцарских часов, — выцедил Май, окинув взглядом замершего садиста. — Повесите на меня смерть Картера — отправитесь к нему за правдой. В глазах Туза заиграла открытая угроза. В конце концов, он действительно оставался самым чудовищным жителем вагона. Стоун сморщился, пожалев, что все-таки не зашил новичку рот. — Ты говоришь самую лучшую чушь, что мне довелось слышать в этих стенах, — отчего-то показалось, что там, за пластиковым запахом маски, скрывалась чья-то умиляющаяся улыбка. Май критическим взглядом оценил клоуна, возомнившего себя сердцем мучеников, затем скользнул глазами по тяжёлому матовому окну. Из вагона не было ходу. Его окружили. Зловонное дыхание доносилось со спины. — Найс, что ты не поделил с новичком? — голос Туза стал строже, будто бы и его терпение имело конец. Причем предсказуемый. — У нас всё отлично, — строго отчеканил ублюдок. «Но я помню, как ты плюнул мне в лицо», — угрожали его прищуренные глаза. — Май? — Я должен ответить? — выцедил Май, нервно облизывая губы. Теперь он прекрасно понимал желание доходяги самому себе перерезать горло. Более близкое знакомство с садистом знаменовало более длительную смерть. — Вежливо или честно? В глазах Найса вновь заиграла пленительно-дерзкая насмешка. Его действительно ценили здесь. За кровожадность, леденящую жестокость и полное подчинение системе Примаверы. Ручная гиена. — Храбрость, действительно достойная короля, Май, — слова Туза вызвали тонну холодных мурашек. У него были длинные уши. В потолке открылся люк, запуская в комнату ледяной воздух. Температура в комнате упала еще ниже. Блокируя все таланты. — Так что будет, если отрезать тебе руку? Ноющий бок вновь дал о себе знать. Без тепла регенерация теряла свой смысл. Холод мог разворотить любую незажившую ранку. В эту игру можно было играть лишь пару минут. — Я истеку кровью быстрее, чем Найс войдет во вкус, — кивнул Май. Трупы не вершили возмездия. Трупы не пробивались к власти. Трупы оставались трупами, даже не мечтая о жизни. А он о ней мечтал. — Не беспокойся, — улыбнулся Найс, ласково поглаживая свой подбородок, — я разберусь. Туз слабо кивнул, задержав свой думающий взгляд на расправившем плечи садисте. Покачал головой. Отвернулся. Безмозглая свора вышагала из комнаты. Их тяжелая поступь мелкой вибрацией передалась голым стопам новичка. Туз в маске бегло скосил взгляд на напрягшееся лицо Мая, чуть замедлился, покачал головой, но прошел мимо. Через считанные секунды голос на записи объявил отбой и дверь автоматически закрылась. Решительный Май и снисходительно скалящийся Найс поприветствовали бессонную ночь кровавым рукопожатием. Нравственно контуженный садист занял единственный стул, оседлав его спинкой вперед, и замер с деловым видом. Кровь Мая закипала от опасного бездействия врага. Мрачное неудовлетворение разгулялось по венам. Иссушающая жажда мести зажала горло. Дыра в боку тоже задавала жару. Май едва сохранял свою уверенную стойку, заложив обе руки в карманы и выставив грудь вперед. Холод. Гнусная гиена с кошачьей ленью потянула спину, сложила ладони на спинку стула и легла на них подбородком. Взгляд Найса был открытый и бесхитростный. Интересный. Так дети разглядывают обезьян в зоопарке. Холод был не помехой обычному человеку. Вот почему комнату остудили. Чтобы сравнять силы. — Я люблю в свои игры играть, — наконец с усталостью пояснил Найс, сделав упор тенора на слове «свои». Его глаза наполнились лютой обидой, а бархатный голос звучал страшнее любых грозных криков. — И у меня с тобой свои счеты. На кой ты разозлил Туза? Еще чуть-чуть, и он бы капризно затопал ногами. — Дай подобраться к нему поближе, — дьявольским шепотом прошипел Май, — от его недовольства следа не останется. Светлая бровь на лице садиста изогнулась в удивлении. — Да что с тобой не так? Внешне ты довольно мил, — с непониманием изверг Найс, продолжая изучать Мая. Он вытащил жвачку изо рта и прилепил под сидение. — Попроси ранг дамы у Туза, и ты отсрочишь нашу встречу. Нечасто я такой добрый. — Соскучился по моей заднице, извращенец? — с бешенством отозвался Май. Кровь отхлынула от его лица. Он был готов драться до тех пор, пока Туз бы не насытился воплями своего поганого пса. Кости отозвались нездоровым желанием размяться. — Жаль, что ты не понял, мальчик. Я тебя не боюсь. Найс с пониманием хмыкнул. — В некоторые головы мысли приходят умирать, — констатировал он чуть погодя. Садист склонил голову набок, опрокинув копну каштановых волос на жесткое плечо. Его лицо могло засветиться на обложках, если бы уже не висело на странице особо опасных преступников. — Здесь я твой враг, не Туз и не Стоун. Правила таковы: либо ты успокоишься сам, либо тебя успокою я. — Значит, Туз на тебя сваливал грязную работу. Мы это уже проходили, я не боюсь боли. — Скоро ты изменишь свое мнение, — кивнул Найс, не предпринимая никаких попыток напасть на новичка. Он вновь играл со своей пищей. — И ты действительно думаешь, что я испугаюсь и подставлю тебе зад? — Май нервно рассмеялся, сделал несколько шагов по комнате, размышляя над комичной ситуацией. В конечном счете легендарный садист оказался падальщиком, готовым обглодать любой годный труп. Эта мысль действительно показалось смешной. — Встань и дерись. Найс снова кивнул. В этот вечер он был излишне понимающим. Он даже задумался над чем-то, затем взглянул на Мая с сожалением. Это был страшный взгляд, не прикрытый лукавостью и насмешкой. Об него разбились все слова, а чувства впали в оцепенение. К горлу подступила голодная тошнота. — И в твоих громких словах есть все, кроме смысла, Май. Меня не привлекает человечность, в моих руках никто не живет долго. Дьявол — мученик, садист — невинная жертва. Я люблю пытать людей, а такому ни за что не отдадут интересную девочку, — невольно брошенный комплимент вызвал на усмехающемся лице новичка брезгливость и стыд. Найс говорил размеренно, беззаботно. — Кстати, а с чего ты взял, что мы будем драться? Найс легко вспорхнул с места, подлетел к ослабшему Маю и ударом под ребра сломил сопротивление. Почки отозвались ноющей болью, даже голова закружилась. Май невольно содрогнулся и согнулся на чужих руках, но сдержал болезненный стон. Сил осталось ровно на то, чтобы не потерять сознание. Его рывком усадили на шатающийся стул, впечатали грудью в его спинку, надавив на шею. Вместо изощренных узлов Найс лишь скрестил чужие руки, потянул их вниз и привязал запястья к противоположным ножкам. — Не боишься, что отомщу? Я же всё-таки талант, — распятый на стуле Май сплюнул на пол, ничуть не разозлившись на варварский метод. Победил сильнейший. — Талант наживать неприятности, — рассмеялся Найс, и глаза его вновь загорелись неким ехидством. Ничем не приметный подросток готовился показать себя во всей красе. В красе психопата. — Сколько же тебе лет? — жадное любопытство выдало все тайные мысли. Май еще никогда не попадался в ловушки. Происходящее даже забавляло. — Восемнадцать, — Найс на секунду потерялся из виду, но тут же вернулся с маленькой коробкой. Затем он увидел в напряженном лице новичка что-то такое, что заставило его просто прыснуть смехом. — Я не пытать тебя собираюсь, а наказывать, ясно? Туз приказал. Ничего личного. Он раскрыл ладони Мая, высыпал в них толстые иголки, сложил пальцы в кулаки и затянул ремнями. Ответный вопрос про возраст он не задал, словно видел пленника насквозь. — Кляп нужен? — в медовом голосе прозвучало нелепое почтение. Найс был внимателен и нежен, как со смертником. Не дождавшись ответа, он тяжело вздохнул и наклонился. Слишком близко, угрожающе близко. — Люди за стенкой спят, тебе нужен кляп? В ноздри ударил слабый запах туалетной воды. Жасмин. Май с удивлением взглянул на ухоженного мальчишку. Смесь жутких пороков и педантичности в своем деле. Он ничем не отличался от своих сверстников. Он бы затерялся в толпе. — Обойдусь, — капитуляции права не давали. Найс с удовлетворением и доверием к жертве кивнул и на несколько секунд скрылся из виду. Май отчетливо слышал чужое возбужденное дыхание и легкие шаги за спиной. Свист розги рассек воздух, и новичок буркнул что-то гадкое себе под нос. Хотелось съязвить громче, но он не был уверен, что фантазия извращенца остановилась на стандартной порке. — Что, и считать заставишь? — смолчать так и не удалось. Голос прозвучал убедительно дерзко и насмешливо. — Это урок послушания, а не счета, — ласково промурлыкал Найс, появившись на уровне лица новичка. У него был слишком открытый взгляд для мерзкого извращенца. — Сосредоточься на ощущениях. Он наотмашь ударил пленника по лицу тяжелой рукоятью. Удар рассек кожу, и сквозь искры боли Май осознал, что это была не плеть. Тонкий стальной прут был намертво приделан к куску камня. — Ничего личного, Май, — вновь улыбнулся Найс, обдав ухмыляющегося разбитыми губами новичка понимающим взглядом. — Напоминаю, это решение Туза. Я лишь накажу. Без пыток, обещаю. От этих слов внутри всё недоверчиво похолодело. Май был обездвижен и обессилен. Он хотел нажать на паузу и зарядиться новой порцией хамства, но смог лишь послушно кивнуть. Ловкие руки подняли ткань его пижамы до самой шеи, оголив спину. Запахло спиртом. Найс мягко, словно обращался с дорогой игрушкой, обработал его кожу. Затем с той же нежностью и любовью обеззаразил прут. — Уверен, что без кляпа? Май ответил тяжелым вызывающим взглядом. Он даже не моргнул, не стиснул зубы, не вздрогнул, когда почувствовал, как рука маньяка отвела гибкий прут в сторону и обрушила на ровную кожу первый удар. Он не ужалил, он разрезал кожу, глубоко вонзившись в тело. Левое ухо обожгло раскалившимся воздухом, и новый рубец тут же налился на более нежной коже плеча. Найс вышел из-за спины, разминая кисти и плечи. Теперь его взгляд точно пугал. Он был сосредоточенным и серьезным. Садист готовился к чему-то более устрашающему. Он оценил ясность взгляда Мая, не теряя контакта со своей жертвой, с удовлетворением кивнул и быстрыми шагами вернулся на исходную точку. Он знал свое дело до идеальной точности, совершенства. Найс бил наотмашь, без заминки и надежды на отдых, он хаотично рассекал уже нанесенные раны. Безумная пляска стали, заживо сдирающей кожу. Прут раскалился и наносил ожоги, за доли секунд прижигая кровь. Бока превратились в кровавое месиво. Май уже не держал голову, а прислонился лбом к высокой спинке стула. От этого кожа спины натянулась еще сильнее и охотнее лопалась под каждым вздрагиванием. Найс снова остановился, утер пот со лба. Он широко улыбался, словно танцевал свое любимое танго. Танго с опьяняющей болью. Он стянул собственную футболку, оставшись в одних трениках. Его тело оказалось более спортивным и тренированным, чем могло показаться под балахоном ткани. Кожа блестела от пота. Он вновь проконтролировал сознание Май, проведя пальцами из стороны в сторону. Зрачки помутнели, но реагировали, глаза следили за движением. Из ладоней сочилась кровь. При каждом ударе Май сжимал кулаки, а вонзающиеся в нервные окончания иголки не давали потерять рассудок. Следующие несколько минут показались Маю достойными ада, они лишили его равновесия и выдержки, словно оставшуюся кожу соскабливали со спины ножом. Новичок зажмурился и выгнулся, вжимаясь грудью в прохладное дерево спинки. Он хотел закричать, но не мог позволить всему вагону наслаждаться его болью. Он бы проглотил язык за одну возможность поменяться с поганцем местами. Зря Стоун не зашил ему рот своими руками. — Ты как? — с хрипом проскрипел Найс, присаживаясь возле тяжело дышащего Мая. Дружеский тон. Словно пара приятелей встретились весенним днем в парке. Таких друзей за руку до гроба провожали. Но эта пара приятелей встретилась на входе в сам ад, и Май со стойким отчаянием отвергал насильственное приглашение. — Потерпи еще чуть-чуть, — вновь знакомая снисходительность. Найс сделал большой глоток воды из бутыли, затем облил лицо обездвиженного пленника. Отпить не дал, даже не подумал. Его рука мягко убрала упавшие на побледневшее лицо волосы, протерла выступившую на лбу испарину, отрезвляюще похлопала по щеке. — Ты готов продолжить, Май? — Да, — прохрипел новичок, мотая головой из стороны в сторону. В затылке появилась стискивающая боль. Тот самый момент, когда обморок был бы спасением. — Ты и твое тело разошлись во мнениях, — улыбнулся Найс, наслаждаясь разбитым состоянием пленника. Он бодро хлопнул по коленям, вскочил на ноги и вновь скрылся за спиной, а уже через несколько секунд на пленника обрушился водопад ледяной воды. Под ногами расползлась разбавленная алая лужа. Найс с грохотом отшвырнул ведро. От его вежливости не осталось и следа. Он резко потянул волосы Мая назад, заставив приглушенно промычать. Сплюнул на измученное лицо. — А вот это уже личное, — психопат высунул язык и провел им по чужой щеке, слизывая капли пота и собственной слюны. В глазах плясали дьявольские искры. Он возбуждался, маньяк испытывал нечеловеческое удовольствие. И Найс действительно только входил во вкус. Неожиданно он замахнулся и мазнул прутом по лицу новичка, словно ударил по бесчувственному бревну. Май отдернулся насколько мог, но его волосы по-прежнему стягивала пятерня. Он едва не лишился глаза. На его лице промелькнуло возмущение, но оно быстро сбилось под надменным прищуром садиста. Глаза психа горели молчаливым вопросом. Май вздохнул. Зажмурился. И слабо кивнул, готовый к продолжению. Теперь он действительно был готов и вздрагивал при каждом ударе. Прут таранил оголившуюся плоть, бил по нервным окончаниям с удвоенной силой. Кожи, как понял новичок, на спине уже не осталось. Жизнь. Власть. Возмездие. Май еще был полон сил, и, к его ужасу, приходило понимание: Найс тоже об этом знал. Садист прекрасно чувствовал тело своей жертвы. Он собирался вырвать из него каждую крупицу воли и гордости. Найс механически заводил руку за голову, меняя грубые удары на разрывные. Без устали. Вдруг прут коснулся оголенного мяса, задержался на несколько секунд, передавая всю энергию воплю сквозь сжатые зубы. Май задергался на стуле, вырывая руки из плена. Ему нужна была хоть какая-то возможность защититься. Хотя бы морально. Еще один истошный крик едва не сорвался с губ, но был вовремя заглушен чьей-то крепкой ладонью. Изо рта потекли кровавые слюни, пачкая чужую чистую кожу. Садист прижался своей мокрой щекой к разбитому лицу новичка. Оба тяжело дышали. — Тсс, — удивленный Найс хрипло рассмеялся и приложил прутик поперек своих губ, — они же услышат. Обоим было плевать на спящих соседей. Это была их личная ночь. Личный монолог боли Мая. Личное удовольствие Найса. Новичок рвано вдыхал воздух. Нос почти не дышал, забитый непонятной слизью и кровью. Он уже почти ничего не соображал. Знал только одно: до полного позора он еще не дошел. По бокам на живот стекала горячая кровь, приятно обжигая мурашки на коже живота. Вдруг Найс отстранился, поднялся с колен и улыбнулся совсем по-детски. Это сводило с ума. Прут постукивал по его штанине в ожидании продолжения. Найс взял со стола бутылочку спирта, промочил новую, абсолютно чистую тряпку. Он снова был серьезен, даже холоден. — Это пытка, — прохрипел Май, соскабливая остатки забитого самодовольства с истерзанной спины. Настоящее наказание еще даже не начиналось. С него просто предусмотрительно содрали кожу. — Ты обещал не пытать. — Сколько раз я слышал эти слова, — мягкое выражение Найса не изменилось ни на секунду. Мальчишка присел возле лица своего пленника так, что тот ощутил прохладу чужого дыхания. — Надеюсь, теперь в тебе прибавится ума. Он смотрел так, словно с этой лучезарной улыбкой мог растерзать жизнь. Без эмоций и сожалений. Новичок подавленно кивнул. — Тогда могу я продолжить, Май? — Найс не потерял и толику своих сил. Он заново подготавливал свой плацдарм, освежая спирт на тряпке. — Ведь я действительно не собирался тебя пытать. — Найс, — некоторая паника проскользнула в глазах связанного Мая. Маньяк собрался прижечь его окровавленную спину. Если бы извращенец смотрел в его глаза так же пристально, как секунду назад, он бы непременно заметил в них обнажившийся страх. Страх не сдержать болезненного крика. — Мне нужен кляп. Садист с удовлетворением кивнул.